— Есть. Как вы относитесь к теориям прошлой жизни и множественности миров, Илья Юрьевич?
Генерал-лейтенант помолчал, цепко взглянул:
— Нормально отношусь. Значит, вы получили отмеченные навыки и умения из прошлой жизни?
— Да. К тому же, жизни в чужом мире. Там я воевал и убивал. В общем, переселение души — это не сказки.
— Когда открылись знания?
— В начале этого сентября в отпуске на море. Попал под грозу в дальнем заплыве, рядом ударила молния. Вот все и пришло.
— Многое?
— Почти год. Последний год той жизни.
Начальник молчит, думает. В глазах Лары смятение чувств.
— Илья Юрьевич, если необходимо, готов пройти проверку на детекторе лжи.
— Нет, Александр Владимирович, это ни к чему. Я вам верю и предполагал нечто подобное. Открою серьезную тайну — прецеденты уже были. С нашими сотрудниками в том числе. Кстати, непонятные слова в вашем английском прекрасно укладываются в систему. Скажите, а мир похож на наш?
Смысл вопроса понятен — проверка продолжается:
— Очень. Только там англичанам удалось захватить все государства, превратив их в колонии. Я был бойцом Сопротивления, Реджистанса, как там называли. Сражался за нашу страну и наш народ — за Россию.
Снова в кабинете тишина, но переживаний нет. Уверен, что миссия от меня никуда не уйдет.
— Да, ученые бы рыдали от счастья, заполучив вас, Александр Владимирович. Вот только сейчас перед нами стоит другая задача, по сравнению с которой их изыскания не значат ничего. Полагаю, после вашего возвращения мы обратимся к теме более предметно? Послужите российской науке?
Генерал-лейтенант принял объяснение и поверил — это точно. И получил ответы на главные вопросы. Очень устраивающие ответы.
— Хорошо, Илья Юрьевич.
— Договорились. Возвращаемся к делу. В пять утра Лариса Юрьевна отвезет вас на военный аэродром, далее вы поступаете под руководство Ахмета — командира группы. Все дальнейшие действия согласно плану. Ноутбук и технические средства получили?
— Так точно.
— Остальная экипировка и вооружение будут ждать вас на аэродроме.
Встаем, генерал-лейтенант строго, твердо и с надеждой смотрит в глаза:
— Александр Владимирович, мы верим в успех вашей миссии.
— Я постараюсь, Илья Юрьевич.
Прощальное рукопожатие, выхожу с Ларисой.
За ужином Лара пытается вести себя как обычно, но печаль постоянно проскакивает во взгляде. Чувства прорываются уже перед сном. Положив голову на мое плечо, прижавшись, прекрасная дама тяжко вздыхает:
— Господи, Саша, как, оказывается, я к тебе привыкла! Прошу тебя — будь внимателен и осторожен, береги себя. Знай — я жду.
— Хорошо, милая.
— Саша, можно я спрошу по той твоей жизни?..
— Тогда и ты будешь обязана честно ответить на вопрос.
— Конечно. Ты там действительно убил много людей?
— Очень много. Миллионы.
Лара неподдельно потрясена:
— Но как?..
— Ядерное оружие. Как планируется и здесь. Символично, тебе не кажется?
— О, Господи…
Помолчали. Моя очередь:
— Лара, после беседы с Дарьей ты не боялась ложиться ко мне в постель?
— Нет. Я ее слушала, но не верила. Я знаю, чувствую, что ты хороший, добрый. Рядом с тобой так спокойно и надежно… Но Дарья всерьез считает тебя демоном.
Это не все вопросы — повернувшись и положив ладошку на мою грудь (напротив сердца, кстати), женщина спрашивает:
— Скажи, тебе не страшно использовать это чудовищное оружие? Ты ведь знаешь, что погибнет много невиновных?
— Я знаю. Но у меня нет выбора между добром и злом. Я уже видел, к чему приводит оккупация нашей страны — там. Но хочу рассказать о том, что было здесь, у нас и совсем недавно. У меня есть знакомый, отличный парень. Он поисковик, поднимает погибших на Великой Отечественной солдат. Но в поисках попадаются не только солдаты. Представь себе обычный деревенский колодец. Полный детских скелетов деревенский колодец. Им перерезали горло штык-ножами и сбрасывали вниз. Мальчиков, девочек, совсем малышей — без разницы.
Лара вздрагивает, глаза расширены, рука дрожит.
— Потом, устав резать, солдаты зондеркоманды стали просто колоть и продолжали сбрасывать тела в колодец. Уже не всех мертвых, кто-то был ранен — даже у палачей кончаются силы. На детских косточках зарубки от немецких штык-ножей хорошо заметны. По положению маленьких скелетиков поисковики точно определили тех, кто умер уже там, в глубине, задохнувшись под телами…
— Саша, перестань!!!
Замолкаю, осторожно вытираю слезы с лица плачущей женщины. Обнимаю, прижимаю к себе покрепче:
— Да, я преступлю все человеческие законы. Выжгу это гнездо, убив и тысячи невиновных. Но, если понадобится, я уничтожу всю их страну только для того, чтобы подобное никогда не повторилось на нашей земле.
Нежно поглаживая, успокаиваю любимую женщину. Плохо, что расстроил напоследок. Понемногу Лариса затихла, о чем-то думает, с любовью и жалостью поглядывая на меня.
Нет, не могу больше разговаривать. Отгораживаюсь от мира, закрывая глаза. Нервы ни к черту. Впрочем, это действительно страшно — быть массовым убийцей.
Поневоле задумаешься о правильности миссий, своей роли в них. Внутренняя убежденность говорит, что все сделано верно, другой путь недостоин советского офицера. Приходят мысли о той силе, что ведет по жизням, определяет судьбу. Вспоминаю танец золотых искр, теплое дыхание Всевышнего, его бесконечную доброту и любовь. Нет, это не сила Зла. Добро должно быть с кулаками, а раковую опухоль положено удалять беспощадно, пока она не погубила весь организм. Что думал бы скальпель в руках хирурга, если бы являлся живым существом? Что чувствовал бы он, омываемый горячей кровью и режущий по живому?
Укрепившись в решении, открываю глаза. Ларочка так и заснула на моем плече. Поправляю сползшее одеяло, осторожно выключаю ночник.
Ранний подъем, сонное умывание, надеваю подготовленный с вечера полувоенный технический комбинезон. Спускаемся к машине, стремительная поездка в Кубинку. Лицо милой женщины озабочено и печально, она сильно переживает.
Проезжаем несколько КПП, открывается бескрайнее летное поле, освещенная тускнеющими в наступающем рассвете фонарями туша трудяги АН-32. Прощание. Жадное, с надрывом объятие, частые поцелуи, горячий шепот:
— Сашенька, ты только вернись, только вернись, милый мой…
Развернувшись, автомашина уезжает. В руке остался пакет с завтраком (позаботилась, любит), на губах — вкус прощальных поцелуев. Поправляю сумку с компьютерными девайсами и изготовленным по спецзаказу мультитулом, направляюсь к самолету.
— Как настроение, Искандер?
— Рабочее, Ахмет.
Пожав парням руки, вдохнув на прощание сырой московский воздух, поднимаюсь по дюралевой рифленой аппарели в салон. Внутри закреплены два наших джипа, ящики с вооружением и снаряжением надежно принайтованы к настилу прочной транспортной сетью. Ахмет указывает на место у небольшого откидного столика. Имеется мудрая доработка — подключенная к блоку преобразователя напряжения розетка. Что характерно — английская трехштырьковая на двести сорок вольт. Разворачиваю защищенный «Панасоник», закрепляю, подключаю питание, загоняю в слот PCMCIA первое устройство, стыкую с кабелем хитрой антенны. Загрузка винды, запуск не совсем обычной программы, тестирование. Норма, перехожу в режим сканирования. Теперь весь полет будет контролироваться состояние радиоэфира и мгновенно засекаться и фиксироваться любая радиопередача с борта. В общем, радиомаякам и закладкам ничего не светит. Бортинженер в потрепанном комбинезоне поднимает аппарель, лязг стыковки обрывает визг привода. Тщательно проверяет крепление техники, уверенно кивает в ответ на вопросительный взгляд Кемаля, проходит в кабину пилотов. Самолет трогается с места и выходит на взлетную полосу. Нарастает гул двигателей, разгон, отрыв. Все, операция началась.
Полет проходит над облаками. Ориентируясь по солнцу — идем на юг. Освоившись в салоне, помыв руки из обычного дачного рукомойника над закрепленным оцинкованным ведром, распаковываю пакет Лары. Два больших пирога — с яблоками и персиками. Нарезаю одинаковыми ломтями, Кемаль приносит из пилотской кабины большой китайский термос и стопку пластиковых стаканчиков. Запивая неплохим чаем, всей группой с удовольствием завтракаем. Очень приятно, когда о тебе заботятся, особенно если это делает красивая и желанная женщина. Вот только как дальше сложатся отношения, и есть ли у них будущее? Впрочем, нечего забивать голову, надо выполнить задание и суметь вернуться. Возвращаюсь к ноуту, проверяю первые полученные данные. Показываю четко засеченные пики передач на диаграмме Ахмету, прослушиваем записи через наушники. Радиопереговоры экипажа с землей, все штатно. Командир кивает, показывает понятным жестом на расставленные на настиле медицинские носилки. Ага, четверо уже дремлют. Что же, мудрое решение — прикорну и я, благо что настоящему военному звуки полета спать не мешают.
Просыпаюсь от изменения давления и ощущения снижения. Заходим на посадку. Посмотрев в иллюминатор, безошибочно определяю любимый юг. «Миллерово», — объявляет Мансур. Знакомое название — военный аэродром в Ростовской области. Подумать только — часа три на машине — и я дома. Жена, сын… Не видел их больше двух месяцев. Плохо, но в жизни приходится делать не то, что хочется, а то, что надо. Посадка. Пробежав по полосе, транспортник замирает, подъезжает заправщик. Вижу в иллюминатор контролирующего процесс бортинженера, через открытую дверь пилотской кабины долетает теплый аромат разогретых солнцем осенних степей. Готово. Проверив лючки и шасси, бортинженер возвращается. Запуск двигателей, выход на ВПП. И снова в полет.
— Следующая посадка на заправку в Азербайджане, Искандер.
— Как они нас воспримут?
— Нормально. А, ты не видел — на самолете маркировка частной транспортной компании, да еще и украинской. Все оплачено, поэтому заправят без лишних слов.
Хм-м, неплохое прикрытие. Таких транзитных транспортников со срочными грузами — валом.
Занимаем эшелон, проверяю ноут, прослушиваю записанные переговоры экипажа. Все нормально, никаких чужих сигналов. Артур и Аслан раздают пластиковые пакеты американских сухих пайков. Мудрое решение — поесть не помешает.
Хорошо все-таки враги для себя делают. Провиант разнообразный, вкусный, пакеты вскрывать удобно, предусмотрено все для комфортного приема пищи. Бифштекс с грибами под соусом очень даже ничего, особенно в разогретом виде. С аппетитом откушав, пользуюсь входящей в комплект салфеткой, прикидываю расход. Ничего, тушеные бобы и вяленая говядина на ужин в самый раз. По очереди налив воды в порошковые напитки (у меня лимонад) из стандартной бутыли с ручным насосом, завершаем обед.
Ревя моторами, транспортник продолжает движение на юг. Интересно, через какую страну полетим после Азербайджана? Вспоминаю политическую карту мира. По логике — через Иран. По транспортному авиационному коридору пересечем границу с Ираком, а дальше перейдем в сухопутные, хотя и на колесах, силы.
От раздумий отвлекает Мансур:
— Искандер, пойдем, гримировать буду.
Пересаживаюсь на низенький складной брезентовый стульчик, Мансур на столике раскрывает пластиковую коробку. Оценивающе смотрит, что-то прикидывая, проводит пальцами по лицу, приступает к работе. Я здорово ошибался, когда полагал, что грим — это только парик, накладные усы, брови и разные кремы. По команде закрывая глаза, чувствую быстро высыхающую жидкость, маленькие ножницы подравнивают усы, на кожу ложатся и, кажется, намертво прилипают тонкие синтетические накладки. Ахмет контролирует процесс, давая редкие замечания. Точно знает, что в итоге должно получиться.
— Все, Искандер.
Мансур, улыбаясь, подает зеркало:
— Я догадывался, что ты не русский, брат.
Шутку принимаю, но, когда вглядываюсь в отражение, воспринимаю полностью. М-да. Конечно, не таджик, но явный клиент для московской полиции. Абсолютно естественный смуглый цвет лица, измененный к миндалевидному разрез глаз, выраженная горбинка носа, тонкие восточные усики, переходящие в ухоженную короткую бородку. Себя не узнаю абсолютно. Принимаю от усмехающегося Ахмета шапочку типа тюбетейки, надеваю.
— Ну, как?
Смиренно-скорбное «Иншалла» вызывает дружный смех напарников.
— Нет, Искандер, твой язык английский. Да и похож ты больше…
— Таки я понимаю, что и без пейсов натуру не скроешь.
Парни опять смеются.
— Точно. У курдов плохо с техническими специалистами. Особенно в области ядерного оружия. Зато в Израиле с ними очень хорошо.
— Где все наши и много бывших советских. А вот шекелей таки совсем мало, на всех не хватает.
— Правильно. В этой роли смотришься органично, Искандер.
— Командир, а в группе, что мы подменяем, есть похожий на меня специалист?
— По логике специалист у них должен быть. Но это неважно, потому что определение группы будет проводиться по другим параметрам.
— Понятно. Как мне теперь с умыванием?
— Спокойно. Ни в чем себе не отказывай. Грим трое суток выдержит без проблем, да и потом смоется только специальным растворителем.
— Отлично.
Уши начинает закладывать — снижаемся. Вот так незаметно пересекли границу своей страны, уже дозаправка в Азербайджане.
Не знаю, что это был за город — к иллюминаторам не подходили. Пилоты двери тоже не открывали, вдохнуть воздуха субтропиков не удалось. Томительно тянулись минуты, сопровождаемые техническими звуками, проходящими по металлическому корпусу самолета. Гораздо дольше ожидали и разрешения на взлет. Но, наконец, транспортник взлетел, вернулась ставшая уже привычной атмосфера.
— Парни, через час ужинать, не забудьте про туалет, и будем готовиться к высадке.
Команда ощутимо взбодрила. Первым делом туалет, потом прослушал аудиозаписи. Продублировавший Ахмет удовлетворенно кивнул — посторонних сигналов с борта широкодиапазонный сканер не засек. Перекусив, скидываем в один пакет нераспечатанные блюда пайков, снимаем с первого ящика крепящую сеть. Сначала одежда, каждому свой комплект. Гражданские разноцветные футболки, разнокалиберный пустынный камуфляж, головные уборы-арафатки, очки-консервы, иностранные берцы и «дышащие» кроссовки. Все не новое, но крепкое и чистое. Легкие кевларовые бронежилеты, разгрузки. Страну-производитель определить невозможно. Теперь ящик с оружием. Все знакомое, пристрелянное на полигоне. Потертые АКС с арабской вязью, мне и Мансуру АКМ с оптикой, пошарпанные магазины, соединенные специальной приспособой парами. Снаряжаем магазины болгарскими патронами, рассовываем по карманам разгрузки. Пистолеты. Мой излюбленный «браунинг Хай Пауэр» занимает место в кобуре, запасные обоймы ложатся в разгрузку. Крепим на дугах джипов ДШК, пулеметчики (Кемаль и Мансур) готовят боекомплект. Вооружены мы мощно — лежат еще два РПГ-7 с зарядами, «Клейморы», ящик немецких наступательных гранат. Три длинных упаковки в первой машине прозрачно намекают о ПЗРК.
Вышедший бортинженер объявил о десятиминутной готовности к посадке. Точно, в ушах начинает закладывать — снижаемся. Выключаю и упаковываю ноут, сажусь на свое место, пристегиваюсь.
Саддам Хуссейн был человеком, прекрасно понимающим толк в подготовке армии к войне. Поэтому с наличием военных взлетно-посадочных полос в самых неожиданных местах дела обстояли замечательно. Судя по всему, с агентурой в Ираке у ГРУ тоже все нормально, другим и не объяснишь неплохо очищенную от песка полосу железобетонных плит и грамотно установленную лазерную систему обеспечения посадки. Стальная птица только заканчивала движение по ВПП, а мы уже раскрепляли автомобили. Бортинженер дело знал туго — момент полной остановки практически совпал со стуком о покрытие опустившейся аппарели. Первый джип срывается с места — в нем близнецы и Мансур. Я во втором, рядом с водителем. Выезжаем из нутра транспортника, жаркий воздух пустыни бьет в лицо и перехватывает дыхание. Заложив вираж, проезжаем остатки вышки диспетчерской (явно последствия авианалета) и движемся по изрядно занесенной песком колее. Судя по показаниям джипиэс-навигатора (без сомнения, с далекой от гражданского назначения картой), на северо-восток, к границе с Ираном. Через пять минут, описав круг, над нами проходит АН-32 и ложится на противоположный курс. Последний кусочек Родины покинут.
Чувство новизны и общий азарт притупляются где-то через час — уж больно однообразный и мало радующий глаза вокруг расстилается пейзаж. Выжженная солнцем каменистая пустыня, иногда сменяемая невысокими барханами серого песка. Никаких золотых или оранжевых тонов, ожидаемых после красочных фильмов «Национальной географии», сплошные оттенки серого. С дороги ушли минут тридцать назад, сейчас размеренно пылим по проложенному в электронных мозгах навигатора курсу. Каждые полчаса по сигналу Ахмета откидываем в сторону закрывающий низ лица край арафатки и прикладываемся к флягам с подсоленной водой. Смочившие рот и горло мелкие глоточки падают словно в бездну, не принося особого удовлетворения. Просто не верится в дождливую московскую осень в этой прокаленной за день, высушенной духовке. Хорошо, что заходящее солнце светит почти в спину, уже не добавляя жара. Придерживая за цевье нагревшийся АКМ, обвожу взглядом свой сектор горизонта, уже привыкнув к очкам-консервам. Кемаль на заднем сидении регулярно встает и, держась за дугу, осматривает путь через бинокль. Механика грозного ДШК закрыта брезентовым чехлом на резинке, мелкие песчинки с завидным постоянством бьют в стекла очков.
Солнце уже почти зашло, когда мы остановились, взобравшись на приличный холм. Ахмет достает и включает рацию, звучит певучая речь. Чувствуется сразу — арабский для командира как родной. Немедленно отзывается невидимый собеседник, улавливаю в тоне радость, облегчение и озабоченность. Посерьезнел и командир. Радиообмен закончен.