Эти неизменные слова Блаженств являются обещанием неминуемого освобождения от рабства и иноземной власти в большей степени, нежели чем-либо еще. Они предсказывают совершенно новый миропорядок, в котором кроткие наследуют землю, больные исцелятся, слабые станут сильными, голодные насытятся, а бедные сделаются богатыми. В Царстве Божьем все богатства будут перераспределены, а долги — отменены. «Так будут последние первыми, и первые последними» (Мф. 5. 3–12 | Лк. 6. 20–24) (про первых и последних — Мф. 20. 16).
Но это также означает, что, когда наступит Царство Небесное на земле, богатые сделаются бедными, сильные станут слабыми, а власть имущие будут свергнуты теми, кто не имел никакой власти. «Как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!» (Мк. 10. 23) Царство Божье — это не фантастическая утопия, в которой Бог защищает бедных и неимущих. Это страшная новая реальность, в которой Божий гнев падает на богатых, сильных и обладающих властью. «Горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете» (Лк. 6. 24–25).
Смысл слов Иисуса совершенно ясен: Царство Божье скоро будет установлено на земле, Господь вот-вот восстановит славу Израиля. Но это восстановление не может произойти без разрушения существующего порядка. Власть Бога не может быть установлена без уничтожения имеющихся властителей. Поэтому сказать: «Царство Божье близко» равносильно тому, чтобы сказать, что вот-вот наступит конец Римской империи. Это означает, что Бог заменить цезаря в качестве правителя страны. Священник Храма, богатые и знатные иудеи, элита Ирода, узурпатор-язычник из далекого Рима — все они почувствуют на себе гнев Божий.
Царство Божье — это призыв к революции, простой и понятный. А какая революция, особенно направленная против империи, армии которой опустошили землю, предназначенную Богом для своего избранного народа, может осуществиться без насилия и кровопролития? Если Царство Божье — не бесплотная фантазия, как еще его можно установить на земле, оккупированной мощной империей, если не посредством силы? Все пророки, разбойники, зелоты и мессии времен Иисуса знали это, поэтому они без колебаний прибегали к насилию ради установления Божьей власти на земле. Вопрос состоит в том, думал ли Иисус так же. Соглашался ли он с разбойником Езекией, Иудой Галилеянином, Менахемом, Симоном бар Гиорой, Симоном бар Кохбой и остальными в том, что насилие было необходимо? Придерживался ли он учения зелотов, что страну следует насильственно очистить от всех иноземных элементов, как того требовал Господь в Писании?
Для того, кто пытается найти черты исторического Иисуса в образе Иисуса Христа, нет вопроса важнее, чем этот. Привычное представление об Иисусе как миротворце, который «любил своих врагов» и «подставлял вторую щеку», строится в основном на образе проповедника, который не интересовался политикой и по этой самой причине не имел представления о том неспокойном мире, в котором он жил. Мы уже видели, что такой образ Иисуса является полным вымыслом. Отношение реального Иисуса к насилию было гораздо более сложным. Нет свидетельств, что он открыто поддерживал насильственные действия. Но он, безусловно, не был пацифистом. «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10. 34 | Лк. 12. 51).
После Иудейской войны и разрушения Иерусалима ранние христиане отчаянно пытались как можно дальше увести образ Иисуса от национализма ревнителей, который и привел к этой ужасной войне. В результате слова типа «возлюби врагов своих» и «подставь другую щеку» были намеренно очищены от иудейских смыслов и превращены в абстрактные этические принципы, которых следует придерживаться всем народам, независимо от их этнических, культурных и религиозных взглядов.
Но если мы хотим понять, во что на самом деле верил сам Иисус, нам никогда не следует терять из виду один важнейший факт: Иисус из Назарета был в первую очередь израильтянином. Будучи таковым, он заботился исключительно о судьбе своих соотечественников-израильтян. Израиль — вот единственное, что волновало Иисуса. Он настаивал на том, что он был «послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15. 24), и призывал своих апостолов разделить благую весть только с иудеями и ни с кем больше: «На путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите» (Мф. 10. 5–6). Всякий раз, когда он сам сталкивался с язычниками, он держал их на расстоянии и исцелял неохотно. Сирофиникиянке, которая пришла к нему просить помощи в излечении ее дочери, он объяснил: «Дай прежде насытиться детям [под этим словом Иисус подразумевал израильтян], ибо нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам [то есть подобным ей язычникам]» (Мк. 7. 27).
Когда речь заходит об опоре и сердцевине иудейской веры — о Законе Моисея, — Иисус твердо стоял на том, что он послан не нарушить Закон, а исполнить его (Мф. 5. 17). Этот Закон четко различал отношения среди самих иудеев и отношения между иудеями и иноземцами. Часто повторяемая заповедь «возлюби ближнего как самого себя» впервые была дана строго в контексте взаимоотношений внутри израильского народа. Соответствующая библейская строка гласит: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев. 19. 18). Для израильтян, как и для палестинского общества, в котором жил Иисус в начале I века н. э., слово «сосед» означало соотечественника-иудея. По поводу иноземцев, посторонних, угнетателей и завоевателей Тора выражается предельно ясно: «И прогонишь их от лица твоего; [не смешивайся и] не заключай союза ни с ними, ни с богами их; не должны они жить в земле твоей» (Исх. 23. 31–33).
Для тех, кто видит в Иисусе подлинного Божьего сына, вопрос о его принадлежности к израильскому народу не имеет важности. Если Христос божественен, он стоит выше любого закона или обычая. Но для тех, кому интересен простой иудейский крестьянин и харизматичный проповедник, живший в Палестине две тысячи лет тому назад, нет ничего более важного, чем одна неоспоримая истина: тот самый Бог, который в Библии назван «мужем брани» (Исх. 15. 3), который периодически приказывает полностью истребить всех иноземцев, захвативших землю Израиля, будь то мужчины, женщины или дети, «обрызганный кровью» бог Авраама, Моисея, Иакова и Иисуса Навина (Ис. 63. 3), который «сокрушит голову врагов Своих», омоет их кровью ноги своих воинов и бросит тела на съедение псам (Пс. 67. 21–23), — это единственный Бог, которого знал Иисус и которого он почитал.
Нет причин считать представления Иисуса о своих соседях и врагах отличными от представлений любого другого иудея того времени. Его заповеди «возлюби врага своего» и «подставь другую щеку» следует понимать как относящиеся исключительно к соотечественникам: это модель, на основе которой следует строить отношения только внутри израильского общества. Эти заповеди не имеют никакого отношения к тому, как следует обращаться с иноземцами и чужаками, особенно с теми дикими «разорителями мира», которые захватили землю Господа, открыто нарушив Закон Моисея. Тот самый Закон, который, как считал Иисус, он сам пришел исполнить. Не должны они жить в земле твоей.
В любом случае, ни заповедь о любви к ближнему, ни призыв подставить вторую щеку не равносильны призыву к ненасилию или непротивлению. Иисус не был глупцом. Он понимал то, что понимал каждый претендент на роль мессии: власть Бога нельзя установить никак иначе, кроме как силой. «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11. 12 | Лк. 16. 16).
Выбор Иисусом своих двенадцати апостолов был нечем иным, как подготовкой к неизбежным последствиям установления Царства Божьего. Иудеи времен Иисуса верили, что придет день, когда двенадцать колен Израиля будут возрождены и снова составят единый народ. Это предсказывали пророки: «Я возвращу из плена народ Мой, Израиля и Иуду, говорит Господь; и приведу их опять в ту землю, которую дал отцам их, и они будут владеть ею» (Иер. 30. 3). Выбрав двенадцать учеников и пообещав им, что они сядут «на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых» (Мф. 19. 28 | Лк. 22. 28–30), Иисус дал знать, что наступил тот день, который он ждал, день, когда господь Саваоф «сокрушит ярмо» израильтян и «разорвет узы», которыми они связаны (Иер. 30. 8). Возрождение и обновление истинного народа Израиля, о котором проповедовал Иоанн Креститель, не за горами. Царство Божье уже здесь.
Это была дерзкая и провокационная идея. Поскольку, по словам пророка Исайи, Господь «соберет изгнанников Израиля, и рассеянных Иудеев созовет от четырех концов земли» с одной только целью — для войны. Новый народ, говоря словами пророка, «поднимет знамя язычникам» и иудеи «полетят на плеча Филистимлян к западу, ограбят всех детей Востока». Этот народ вновь обретет землю, которую дал ему Бог, и навсегда уничтожит омерзительный смрад иноземного господства (Ис. 11. 11–16).
Избрание Двенадцати было если не призывом к войне, то признанием ее неизбежности, и поэтому Иисус подчеркнуто предупреждает их о том, что предстоит: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк. 8. 34). Эти слова часто интерпретируются как призыв к самоотречению, но это не так. Крест — это наказание за мятеж, а не символ самопожертвования. Иисус предупреждал апостолов, что их роль — воплощать собой двенадцать колен, которые восстановят народ Израиля и сбросят иноземное иго, — будет правильно истолкована Римом как государственная измена, и это неизбежно приведет к распятию. То же самое Иисус часто предсказывал себе самому. Снова и снова он напоминает ученикам, что его ждет: неприятие, арест, пытки и казнь (Мф. 16. 21, 17. 22–23, 20. 18–19; Мк. 8. 31, 9. 31, 10. 33; Лк. 9. 22, 44, 18. 32–33). Можно, конечно, было бы сказать, что евангелисты, писавшие десятилетия спустя после событий на Голгофе, знали, чем закончилась история Иисуса, и поэтому вложили в его уста все эти слова, чтобы подтвердить наличие у него пророческого дара. Но само количество слов о неизбежном аресте и распятии показывает, что эти пророчества о своей судьбе могли иметь место в реальности. И снова подчеркнем: не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что случится с человеком, который выступит против авторитета Храма или римских властей в Палестине. Дальнейший путь Иисуса и двенадцати апостолов был ясен благодаря тем претендентам на роль мессии, которые приходили до него. Конечная точка была известна.
Это объясняет, почему Иисус изо всех сил старался скрыть правду о Царстве Божьем от всех, кроме своих учеников. Он понимал, что тот образ нового мира, который представлялся ему, был настолько радикальным, настолько опасным, настолько революционным, что единственным ответом Рима могла быть только казнь их всех за подстрекательство к мятежу. Поэтому он сознательно предпочитал излагать свою идею Царства Божьего в виде глубокомысленных и загадочных притч, которые почти невозможно понять. «Вам дано знать тайны Царствия Божия, — говорил Иисус ученикам, — а тем внешним все бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют» (Мк. 4. 11–12).
Так что же представляет собой Царство Божье в учении Иисуса? Это одновременно и радостный свадебный пир в царском дворце, и залитые кровью улицы за его пределами. Это сокровище, скрытое в поле: продай все, что у тебя есть, и купи это поле (Мф. 13. 44). Это жемчужина внутри раковины: пожертвуй всем, чтобы найти эту раковину (Мф. 13. 45). Это горчичное семя — самое маленькое из всех семян, зарытое в землю. Однажды из него вырастет величественное дерево, и птицы будут вить гнезда в его ветвях (Мф. 13. 31–32). Это невод, вытащенный из моря со множеством рыбы, и худой, и хорошей; хорошую следует оставить, а худую — выбросить (Мф. 13. 47). Это поле, на котором выросли и злаки, и сорняки. Когда приходит жнец, он собирает пшеницу, а сорняки связывает в снопы и бросает в огонь (Мф. 13. 24–30). И жнец уже недалеко. Скоро свершится Божья воля на земле и на небесах. Поэтому оставь плуг свой и не оглядывайся, пусть мертвые хоронят своих мертвецов, оставь мужа своего и жену свою, своих братьев и сестер и приготовься получить Царство Божье. «Уже и секира при корне дерев лежит».
Конечно, никакие запутанные и туманные слова о Царстве Божьем на уберегут Иисуса от ареста и казни. Заявления о том, что существующий порядок вскоре будет изменен, что богатые и власть имущие станут бедными и слабыми, что двенадцать колен Израиля возродятся в единый народ, а Господь вновь станет единственным правителем в Иерусалиме — все эти провокационные слова не могли вызвать восторг ни у служителей Храма, где делами заведовал первосвященник, ни в крепости Антония, где правили римляне. В конце концов, если Царство Божье, как его представлял Иисус, было настоящим земным царством, разве ему не требовался реальный царь? Не претендует ли Иисус на этот титул? Он пообещал трон каждому из двенадцати апостолов. Разве он не подразумевал при этом трон и для самого себя?
Иисус не сообщал никаких подробностей о том, как он представлял себе новый порядок (хотя этого не делал никто из претендентов на трон в то время). В его учении нет практической программы, дельных планов действий, специальных политических или экономических рекомендаций. Дело выглядит так, словно его совсем не интересовало, как будет в реальности функционировать Царство Божье на земле. Это будет определять сам Бог. Но нет сомнений в том, что Иисус имел четкое представление о своей собственной роли в этом царстве: «Если же Я перстом Божиим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие».
Наступление Царства Божьего дало Иисусу возможность излечивать больных и изгонять бесов из одержимых. Но в то же время именно исцеления и экзорцизмы Иисуса способствовали установлению Царства Божьего. Иными словами, между этими явлениями существовала симбиотическая связь. Как посланник Бога на земле — как тот, кто действовал перстом Божьим как орудием, — Иисус ускорял наступление Царства Божьего и укреплял власть Господа посредством своих чудес. По сути, он был персонификацией Царства Божьего. Кому же еще сидеть на престоле Господнем?
Неудивительно, что в конце своей жизни, представ перед Пилатом, чтобы ответить на предъявленные ему обвинения, Иисус услышал только один вопрос. Это был единственный вопрос, который вообще относился к делу, единственный вопрос, на который он должен был ответить римскому наместнику, прежде чем отправиться на крест и понести стандартное для всех мятежников и бунтовщиков наказание.
«Ты Царь Иудейский?»
Глава одиннадцатая А вы за кого почитаете Меня?
Прошло примерно два года с тех пор, как Иисус из Назарета впервые встретил Иоанна Крестителя на берегу реки Иордан и отправился с ним в Иудейскую пустыню. За это время Иисус не только распространил идею своего учителя о Царстве Божьем. Он развил ее в движение народного освобождения для обиженных и угнетенных — движение, основанное на обещании того, что Господь скоро выступит на стороне бедных и смиренных, что он уничтожит власть императорского Рима, как он некогда уничтожил войско фараона, и очистит свой Храм от лицемеров, которые сейчас правят в нем. Учение Иисуса привлекло к нему множество ревностных последователей, двенадцать из которых получили право проповедовать его идеи самостоятельно. В каждом городе и деревне, куда приходили Иисус и его ученики, народ собирался толпами, чтобы увидеть, как они проповедуют, и получить бесплатное исцеление, которое они предлагали для ищущих помощи.
Однако, несмотря на известный успех, Иисус и его ученики ограничивались в основном северными областями Галилеи, Финикии и Гавланитиды, мудро держась подальше от Иудеи и Иерусалима, центра римских властей. Они пользовались обходными путями через Галилею, минуя царские города Сепфорис и Тивериаду, чтобы не столкнуться с силами тетрарха. Хотя они подходили к процветающим портам Тири Сидон, они предпочли не входить внутрь этих городов. Они странствовали вдоль границ Десятиградия, но тщательно избегали самих греческих селений и живших там язычников. Вместо зажиточных городов Иисус сконцентрировал свое внимание на более бедных селениях типа Назарета, Капернаума, Вифсаиды и Наина, где его проповедь нового миропорядка охотно воспринималась жителями, а также на прибрежных городах Галилейского моря, за исключением, конечно, Тивериады, где сидел на троне Ирод Антипа.
Через два года слух об Иисусе и его последователях, наконец, достиг двора Антипы. Естественно, Иисус не стеснялся называть тетрарха Галилеи и Иереи «этой лисицей» и не переставал выражать свое презрение по отношению к лицемерным священникам и книжникам, «порождениям ехидниным», которых, по его мнению, в грядущем Царстве Божьем свергнут мытари и грешники. Он не только исцелял тех, кого Храм отверг как грешников без надежды на спасение, он очищал их грехи, тем самым демонстрируя ненужность всей храмовой иерархии и дорогостоящих ритуалов. Своими чудесами он собирал такие толпы, что тетрарх в Тивериаде уже не мог игнорировать дело, хотя до сей поры народ, похоже, интересовался не столько учением Иисуса, сколько его «трюками». Люди хотели некоего знака, который побудил бы их поверить в идеи Иисуса, и однажды ему это надоело. «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему» (Мф. 12. 38).
Вся эта деятельность привела к тому, что при дворе Антипы начали активно обсуждать вопрос о том, кем мог быть этот галилейский проповедник. Некоторые считали, что это был возродившийся Илия или кто-то еще из пророков прошлого. Нельзя сказать, что этот вывод был лишен разумности. Илия, живший в северном царстве Израиля в IX веке до н. э., был образцом пророка-чудотворца. Страшный и бескомпромиссный воин Господа, Илия стремился искоренить культ ханаанского бога Ваала среди израильтян. «Долго ли вам хромать на оба колена? — спрашивал он людей. — Если Господь есть Бог, то последуйте Ему; а если Ваал, то ему последуйте» (3 Цар. 18. 21).