— Это вам от друга, — скороговоркой сыпанул рыбак.
Опал жестом показал, что допускает улов к продаже. Помогая перегружать рыбу на плиты причала, горбыля с помеченным хвостом он сунул в дерюжный мешок. Безнаказанно изъять себе к ужину рыбу допускалось даже в Кисмайо. Особенно если ты работник пристани.
Добравшись до своей прибрежной лачуги, Опал осмотрительно вынул алюминиевый цилиндрик и открутил крышечку. Там лежало два свернутых рулончика, один из долларов, другой с инструкциями. Последние надлежало запомнить и сжечь. Доллары (тысяча стодолларовыми бумажками) нашли место в тайнике под земляным полом, а несложные инструкции уместились в голове.
«Опал.
На доллары приобретешь надежный скутер или мопед, а также доп. канистры с бензином; их держать у сиденья. Предстоят разъезды.
У прибрежного шоссе в сторону Марки предстоит встреча с глазу на глаз; карта с точным указанием места прилагается.
Приобрети хороший радиоприемник со шкалой, которая ловит „Коль Исраэль“. Там на Восьмом канале по воскресеньям, понедельникам и четвергам с 23:30 идет ток-шоу „Яншуфим“ („Ночные совы“). Перед началом передачи всегда звучит прогноз погоды.
Слова для тебя в погодной сводке: „Завтра над Ашкелоном пройдет небольшой дождь“. Это сигнал к действию. Когда его услышишь, жди до следующего дня и выезжай с сумерками. К месту встречи прибудешь к рассвету. Контактное лицо будет там со свежей денежной суммой, аппаратурой и инструкциями.
Удачи».
Глава 08
Шаланда была стара и обшарпана, но так и было задумано. Заржавленные места нуждались в подкраске, но и это было преднамеренно. В море, где у берегов полно рыбацких лодок, она не должна была привлекать к себе внимания.
Отшвартовавшись на исходе ночи, шаланда вышла из бухточки под Эйлатом, где Рафи Нельстон держал в свое время пляжный бар. К рассвету она уже находилась южнее залива Акаба и, пыхтя движком, направлялась в Красное море, оставляя за кормой курорты Синайского побережья Египта, славящиеся своим нырянием с аквалангом. Солнце было уже высоко, когда мимо проплыли возвышенности Табы и Дахаб; здесь над рифами уже маячили первые утренние боты для дайверов. На неказистое суденышко израильского рыбака внимания никто не обращал.
За штурвалом стоял капитан, помощник которого сейчас на камбузе заваривал кофе. Настоящих моряков на борту было всего двое. Еще двое рыбаков, готовых выпустить сеть, когда шаланда ляжет в дрейф. Остальные восемь были коммандос из отряда «Сайерет Маткаль».
Для их местонахождения был подготовлен трюм, предварительно прошпаренный и очищенный от застарелой вони — восемь топчанов вдоль стен, а посередке настил общей зоны. Люки закрыты, чтобы, когда поднимется палящее солнце, в тесном помещении мог нормально функционировать кондиционер.
За время прохода по Красному морю израильская шаланда сменила свою принадлежность. Теперь это было торговое судно «Омар аль-Дофари» из оманской Салалы. Экипаж смотрелся под стать: все могли сойти за заливных арабов, к тому же говорили на их языке.
В узкой части между Джибути и Йеменом суденышко обогнуло йеменский остров Перим и повернуло в Аденский залив. Здесь оно уже шло по пиратской акватории, хотя в сущности ему ничего не грозило. Сомалийские пираты охотятся на добычу, представляющую собой какую-то коммерческую ценность, владелец которой готов выложить за свою собственность выкуп. Оманская же плоскодонка в этот разряд никак не входила: только руки об нее марать.
Был момент, когда на горизонте показался фрегат международной охранной флотилии, отягчающей жизнь пиратов, но интереса к шаланде не выказал и он; лишь остро сверкнул на солнце дальний отблеск морского бинокля. Приблудный оманец был одинаково неинтересен и пиратам, и их загонщикам.
На третий день шаланда обогнула Кейп-Гард — самую восточную оконечность Африки — и направилась к югу. Теперь, на пути к пункту недолгой прибрежной стоянки между Могадишо и Кисмайо, по правому борту тянулась исключительно сомалийская территория. Подойдя к назначенному месту, судно легло в дрейф. В море для отвода глаз были заброшены сети, а в Офис некоей Мириам, якобы подружке, прибыла игривая эсэмэска: «Пришел, жду тебя».
Отбыл на юг и начальник подразделения Бенни, только не в пример быстрее. Рейсом «Эль-Аль» он вылетел в Рим, а оттуда стыковочным рейсом прибыл в Найроби. В Кении у «Моссад» довольно мощное представительство, глава которого, в штатском и в неприметной машине, встретил Бенни в аэропорту. Все это произошло спустя неделю после того, как сомалийский рыбак передал в руки Опала того тухловатого горбыля. Оставалось лишь надеяться, что какой-нибудь мопед и радиоприемник к этой поре уже приобретены.
Был четверг, и, как обычно, в половине двенадцатого началось ток-шоу «Ночные совы». А перед ней передали прогноз погоды. Что примечательно, несмотря на общую жару, над Ашкелоном должен был пройти небольшой дождь.
Полное взаимодействие с британскими спецслужбами было делом предрешенным. Власти Великобритании, где от рук вдохновленных Проповедником молодых фанатиков погибли четверо человек, желали с ним покончить ничуть не меньше, чем американцы.
Ловца поселили в одном из надежных домов американского посольства — небольшом, но ухоженном коттедже в мощеном проулке на Мэйфейр. В посольстве состоялась непродолжительная встреча с начальником ОКСО по обороне, а также с местным представителем ЦРУ. После этого Ловца повезли в штаб-квартиру Секретной разведывательной службы на Воксхолл-Кросс. До этого в особняке из зеленоватого песчаника Ловец бывал уже дважды, но человека, который его там встретил, видел впервые.
Адриан Герберт был примерно одних с ним лет — середина пятого десятка, — и ходил еще в колледж, когда в 1991 году Борис Ельцин положил конец советской системе, после чего развалился и сам Советский Союз. С дипломом истфака оксфордского Линкольн-колледжа, а также годичного обучения в ШИВА (лондонской Школе изучения Востока и Африки), на службу его взяли без всяких препон. Герберт был специалистом по Центральной Азии и говорил на урду и пушту, а также немного на арабском.
Глава Секретной разведслужбы, часто по ошибке именуемой МИ-6, известен в этих коридорах исключительно как Шеф; он мимоходом заглянул в дверь, не входя, поздоровался и пошел дальше, оставляя Адриана Герберта наедине с гостями, среди которых был штатный сотрудник Службы безопасности МИ-5 из Темз-Хаус, расположенного в полукилометре отсюда на северном берегу Темзы.
После того как на столик был водружен поднос с традиционным английским чаем и бисквитами, Герберт оглядел троих американских визитеров и задал вопрос:
— Так чем мы, по-вашему, можем пригодиться?
Судя по молчанию посольских чинов, карт-бланш на разговор был дан Ловцу. При этом каждый из присутствующих был в курсе насчет того, в чем, собственно, состоит миссия человека из СОТПа. Отчитываться о проделанном или объяснять то, что предстоит делать дальше, необходимости не было. Даже у друзей и союзников заведено «доверять, но поверять».
— Проповедник сейчас не в Йемене, — с ходу начал Ловец, — а в Сомали. Где именно, я пока не выяснил. Но досконально известно, что его компьютер, а значит, и источник интернет-трансляций находится на складе консервной фабрики в Кисмайо, недалеко от порта. Хотя сам Проповедник наверняка прячется не там, а где-то в другом месте.
— Конрад Армитедж, видимо, информировал вас, что в Кисмайо у нас никого нет? — не спросил, а скорее констатировал Герберт.
— Похоже, агентов там нет вообще ни у кого, — слукавил Ловец. — Но я здесь не за этим. Мы установили некое лицо, которое поддерживает с тем складом связь и получает оттуда благодарности за какие-то там проплаты и услуги. Между тем владельцем склада является фирма «Масала пиклз», головное предприятие которой находится в Карачи. Вы, должно быть, о ней так или иначе слышали.
Герберт кивнул. Он сам был большим любителем индийских и пакистанских блюд, так что иной раз захаживал их отведать в ресторанчики национальной кухни, которых по Лондону раскидано великое множество. А манговый чатни этого производителя так и вообще хорошо известен.
— По странному совпадению, в которое как-то даже и не верится, единоличный владелец «Масалы», господин Мустафа Дардари, в свое время в Исламабаде дружил с Проповедником. Они были друзьями детства. Мне кажется, этого человека следует досконально проверить.
Герберт поглядел на представителя МИ-5, который в ответ кивнул.
— Такая возможность существует, — сказал он. — Этот господин проживает здесь?
МИ-5 располагал представительствами во многих странах мира, но основной круг обязанностей выполнял внутри страны. СРС, в свою очередь, хотя и занималась в основном разведкой и контрразведкой против предполагаемых врагов Ее величества за границей, но отдельные операции могла осуществлять и дома.
Было также известно, что, как и в Штатах у ЦРУ и ФБР, у «внутренней» и «внешней» разведслужбы Британии бывали периоды соперничества, а то и откровенной неприязни. Однако последний десяток лет общая угроза джихадизма и радикального ислама с его отпочкованиями значительно углубила сотрудничество этих двух ведомств.
— Он живет между двумя странами, — ответил Ловец. — У него есть особняк в Карачи и таунхаус в Лондоне, на Пелэм-Кресент. По моим данным, Мустафе Дардари сейчас тридцать три, он не женат, импозантен и вхож в светские круги.
— По всей видимости, я его встречал, — подумав, припомнил Герберт. — Пару лет назад на приватном ужине, который устраивал один пакистанский дипломат. Весьма вальяжный господин. Я бы сказал, гладкий. Так вы хотите, чтобы за ним было установлено наблюдение?
— Прежде всего, чтобы у него основательно порылись и установили «жучки», — выразил пожелание Ловец. — Но более всего мне бы хотелось заглянуть в его компьютер.
— Совместная операция? — поглядел Герберт на сотрудника МИ-5 Лоренса Фирта.
— Необходимые ресурсы у нас, разумеется, есть, — кивнул тот. — Единственно, мне понадобится «добро» от моего начальства. А так не вижу никаких препятствий. Этот человек сейчас в городе?
— Не знаю, — ответил Ловец.
— Что ж, выяснить это не составит проблем. Я так понимаю, все это следует делать из-под полы?
«Да, — подумал Ловец. — Можно сказать, из-под плинтуса».
По согласованию, обе службы осуществляли операции, не обращаясь за благословением в магистрат; иными словами, абсолютно нелегально. Хотя оба британских разведчика были уверены: учитывая кровавый смертельный след, который оставлял по стране Проповедник, возражений, если понадобится, не возникло бы и на уровне министерства. Единственным упреждением из высоких кабинетов прозвучало бы обычное: делайте, что считаете нужным, но только чтобы мы об этом ничего не знали. Весь риск, как всегда, лежит на исполнителе.
Возвращаясь на посольской машине к себе в коттедж, Ловец просчитывал: теперь для раскрытия точного местонахождения Проповедника существует два возможных варианта. Первый — прочесать персональный компьютер Дардари, если к нему есть доступ. Второй он пока держал при себе.
Еще едва рассвело, когда назавтра из порта Гётеборг в открытое море направился контейнеровоз «Мальмё». Это было многопрофильное судно для перевозки грузов водоизмещением двадцать две тысячи тонн, что на языке торгового флота означает «вполне себе ничего». Над кормой контейнеровоза трепетал желто-синий флаг Швеции.
Контейнеровоз являлся частью солидной торговой флотилии Харри Андерссона, одного из «штучных» магнатов, остающихся на сегодня в Швеции. Свой первый торговый маршрут Андерссон проложил много лет назад единственным стареньким пароходом, и вот с той поры создал целый флот из сорока судов, став таким образом самым крупным торговым судовладельцем в стране.
Несмотря на налоговое бремя, он никогда не уводил счета за границу; никогда не прикрывал свои суда «удобными флагами» других государств из соображений сэкономить на издержках. «Плавал» он исключительно по морям, а не по биржевым котировкам. Единовластный правитель своей корабельной компании, к своему статусу миллиардера он относился без стеснения, что в общем-то редко для Швеции. За плечами у Харри Андерссона были два брака и семеро детей, но лишь один из них, самый младший, который по возрасту годился ему во внуки, хотел пойти по стопам отца и связать свою жизнь с мореходством.
Перед «Мальмё» лежало долгое странствие. На борту находилась партия автомобилей «Вольво», доставить которые надлежало в австралийский Перт. Капитанский мостик занимал Стиг Эклунд; старпом и его помощник были из Украины, главный инженер — поляк. Команда состояла из десяти филиппинцев — кока, стюарда и восьмерых матросов.
Внештатником на корабле значился всего один курсант, Уве Карлссон; для него это было первое дальнее плавание, по итогам которого он должен был получить удостоверение офицера торгового флота. Из всех на борту лишь двое знали, кто он есть на самом деле — непосредственно сам курсант, а также капитан Эклунд. Старый магнат решил, что для отправки младшего сына в плавание будет лучше, если его настоящее имя останется неизвестным: с одной стороны, это способ защиты от возможных козней и выпадов завистников; ну а с другой — лизоблюды не будут донимать его своим низкопоклонством с примесью корысти.
Поэтому молодой девятнадцатилетний курсант путешествовал под девичьей фамилией своей матери. Знакомый чиновник в правительстве выхлопотал на подложное имя подлинный паспорт, а с паспортом появилась возможность сделать все необходимые бумаги морского ведомства на это же имя.
В этот утренний час северного лета четверо офицеров и курсант стояли на мостике. Стюард принес им кофе, а тупой нос «Мальмё» в фонтане брызг ухнул в грузные валы пролива Скагеррак.
Агент Опал действительно сумел обзавестись тряским мотоциклетом. Его он купил у одного сомалийца, которому не терпелось убраться из этой проклятой страны, прихватив с собой жену и ребенка. По этой же причине он отчаянно нуждался в долларах, на которые рассчитывал начать новую жизнь в Кении. Надо сказать, что за такое стремление, абсолютно немыслимое при «Аш-Шабабе», по голове не погладят: если поймают, то отступника ждет как минимум прилюдная порка, а может, и кое-что похлеще. Для побега у сорвиголовы имелся обшарпанный пикап, на котором ночью можно совершать переезды, а днем прятаться в густой растительности между Кисмайо и кенийской границей.
К сиденью Опал приторочил большую плетеную корзину, в каких местные носят свою скудную поклажу; в данном случае это была большая канистра с бензином.
На извлеченной из рыбьего брюха карте местности указывалось место встречи, расположенное на побережье в ста семидесяти километрах к северу. По ухабистому, изрытому выбоинами тракту, в который превратилось некогда нормальное шоссе, добраться до места можно было в темное время суток от заката до рассвета.
Еще он купил старенький, но вполне рабочий транзистор, который ловит различные зарубежные станции, в том числе и те, что запрещены «Аш-Шабабом». Выручало то, что жизнь в лачуге за пределами города избавляла от лишних глаз и ушей, так что если прижать транзистор на малой громкости к уху, то можно было спокойно слушать все тот же «Коль Исраэль». По нему Опал и расслышал насчет дождя над Ашкелоном. Назавтра народ в этой местности наверняка покачает головой и будет укоризненно судачить о вранье синоптиков, сидя под выцветшим от беспрестанного зноя тускло-голубым небом. Но это уже их проблема.
Бенни уже находился на рыбацкой шаланде. Туда он прибыл вертолетом, которым владел и рулил еще один израильтянин. Винтокрылая машина была якобы частным чартером для доставки богатых туристов из Найроби в отель «Оушн спортс», что в Ваитаму, на побережье севернее Малинди.
На самом же деле вертолет пролетел мимо побережья, повернул на север мимо острова Ламу, что к востоку от сомалийского острова Рас Камбони, и здесь по «джи-пи-эс» засек внизу рыбацкое суденышко. С высоты в восемь метров Бенни по тросу соскользнул на палубу в руки тех, кто его там нетерпеливо ждал.
Вечером, как только стемнело, Опал выехал. Была пятница, и движение машин на безлюдных улицах сошло почти на нет: народ предавался молитве. Дважды, завидев позади себя на дороге колеблющиеся пятна света, Опал съезжал с дороги и пережидал, пока грузовик проедет мимо. То же самое, когда свет фар всплывал на горизонте впереди. Безопаснее было ехать при свете луны.
Ехал Опал с опережением. Уяснив, что до места встречи осталось всего несколько километров, он снова съехал с дороги и стал ждать, когда развиднеется. С первым светом поехал дальше, но теперь уже не на скорости. И вот оно — идущее слева, со стороны пустыни сухое русло реки, причем такое, что сверху над ним тянулся мост. В это время года он здесь смотрелся нелепо, однако в сезон дождей неукротимый водный поток будет бесноваться чуть ли не под самым его днищем, грозя снести. А между шоссе и берегом здесь торчала густая поросль казуарин.
Опал свернул с дороги и, лавируя рулем и помогая себе ногами, подвел мотоциклет на расстояние сотни метров от воды. Здесь он заглушил мотор и вслушался. С четверть часа слух не улавливал ничего, кроме ленивого шума прибоя. Наконец над шелестом волн прорезался рык лодочного мотора. Опал дважды мигнул на звук фарой. Рык как будто двинулся в его сторону, а на темном фоне моря через какое-то время показались очертания надувной лодки. Опал оглянулся в сторону дороги: никого.
На берег ступил Бенни и после обмена паролями стиснул своего агента в объятиях. Последовали долгожданные новости из дома. Затем — инструктаж и не менее долгожданное оборудование. Последнее, понятное дело, будет храниться в земляном полу лачуги под листом фанеры. Компактный, по последнему слову техники трансивер будет принимать сообщения из Израиля и удерживать их на полчаса, пока информация считывается, дешифруется и запоминается. После этого следует ее самопроизвольное стирание.