Тут у них в глазах появился еще один интерес. Но мы еще не знали, какой.
Вскоре выяснилось. Когда мы опять появились в «Зверинце», там между вагончиками уже стояла остроконечная хижина из рубероида, а возле нее у костра, на котором грелся чайник, сидел довольный дядя Ваня, курил трубку. А рядом, свернувшись в клубок, сладко дремал Умка.
И они оба совершенно не обращали внимания на толпившихся возле них зрителей, восторженно наблюдавших эту картину.
– Здорово придумали, - проворчал Алешка. - Живого человека как экспонат выставили!
Неожиданно объявился Ростик. Ни в каких Америках он не был, бабушка на всякий случай преувеличила. Ростик все это время страдал на даче. И, несмотря на голодовку, здорово поправился.
Мы его обрадовали, свозили в Ясенево, показали Прошкина.
– Он! - воскликнул Ростик. - Мой др-руг! Забир-раем!
Обрадовав Ростика, мы тут же его огорчили, пояснив, какие трудности мы уже преодолели и какие нам преодолеть еще предстоит.
– Ростик, - втолковывал ему Алешка, - папа сказал, что нужны особые приметы. Клюв, хохолок, хвост - это все не годится. Это у каждого попугая есть. И не только у попугая.
– И у коровы, - кивнул Ростик, соглашаясь.
– Что, клюв?
– Хвост. Хохолок тоже бывает. Между рогов.
– Ты в своей Америке, - рассердился Алешка, - совсем дураком стал.
Я еле успел вмешаться. И развел боевых друзей по углам. Они еще посопели, поворчали, но успокоились.
– Какие приметы? - задумался Ростик. - Чай любит. Конфеты таскает и прячет на шкафу, в маминой вазе. А когда пришел к нам сосед Крошкин, на шум жаловаться, мама его тоже чаем угостила.
– Ну и что? Какая же это особая примета?
– Очень даже особая, - обиделся Ростик. - Прошкин ему в чашку…
– Сахар положил? - восхитился Алешка.
– Ага. Положил. Только не сахар.
– Умница! - догадался Алешка. И покачал головой: - Только это тоже не примета.
– Бытовое хулиганство, - добавил я. - Думай дальше.
Ростик добросовестно стал вспоминать.
– Песню поет. Про Катюшу. Только очень коротко.
– Это как? Изобрази.
– «У Катюши р-расцветали гр-руши!»
У Ростика здорово получилось. По-попугайски.
– Это примета, - деловито кивнул Алешка и записал эту фразу. - Только для экспертизы маловато будет.
– Думай еще, - подстегнул я Ростика.
– Он разучился в своей Америке, - начал было опять заводиться Алешка, но я его вовремя придержал.
– Он «Спокойной ночи, малыши» очень любит! - вспомнил Ростик. - А когда его спросишь: «Прошкин, который час?», он начинает тикать, как будильник.
– Что-что? - насторожился Алешка. - Ну-ка покажи.
– Я ж не Прошкин! - попробовал было отмотаться Ростик. Но с Алешкой такое не проходит.
– Тикай! - сказал он. И глаза его почему-то загорелись. Особым огоньком.
Ростик насупился, но «потикал».
– Блеск! - воскликнул Алешка. - Вот это особая примета! Самая особая! Никаких нам больше примет не надо. Никаких экспертиз. Мы твоего Прошкина сами заберем!
– А как? - недоверчиво обрадовался Ростик.
– А так! - очень толково и подробно объяснил Алешка.
– Ну… - протянул я. - Наверное, ты прав…
– Значит, - уточнил Алешка, - чтобы Прошкин «затикал», его надо спросить, который час? Так?
Ростик кивнул. И Алешка изложил свой план. По-моему, великолепный. Как хвост у Прошкина. И главное, мы не только вернем попугая, но и страшно отомстим его похитителям.
– Нужно им письмо написать, - начал развивать свой план Алешка. - С предупреждением. - И схватился за авторучку.
– Нет уж! - возразил я. - Ты напишешь! «Тыща бакссофф»!
Алешка ни капельки не обиделся, сразу согласился:
– Да! Это должно быть взрослое письмо. Пиши, Дим.
– Сейчас! - Я включил телевизор и погонял его по каналам. Зачем? Нетрудно догадаться. Боевики повыхватывал, чтобы убедительно написать. Под настроение.
Потом сел за стол и без всяких черновиков накатал:
«Ты, лох моченый! Развернул, в натуре, свой вонючий зверинец на чужой территории. Бабки хватаешь. Делиться, козел, надо. Завтра для начала твой птичник рванем. Подумай».
И подпись - «Группа братков».
А для большей убедительности я допустил несколько ошибок.
– Молодец! - похвалил меня Алешка. - Сразу видно, чей ты брат!
Так кого же он похвалил? Себя или все-таки меня?
И час настал. Вернее - пробил.
Мы дали дяде Федору папину кожаную куртку и мамину золотую цепочку. Она ее все равно не носила. Это была не цепочка, а «златая цепь на дубе том». На такую цепь не то что кота - тигра можно было посадить. Да и не золотая она была, в натуре. Ее маме тетя Наташа подарила. Выбросить-то жалко.
Но дяде Федору она очень понравилась. Он напялил папину куртку прямо на футболку и повесил на шею цепь.
Подошел к зеркалу. Помолчал. А потом сказал с восторгом:
– А я и не знал, что я такой крутой пацан! Типа того.
Да, в этом прикиде добряка дядю Федора стороной надо обходить.
– Поехал! - решительно сказал он. - Письмо давайте.
Через час с небольшим в вагончик-контору «Зверинца» вошел развязный и грубый, не очень молодой парень. В кожаной куртке, с огромной золотой цепью на голой груди.
– Здорово, мать! - сказал он толстой даме и развалился на стуле. - Где твой шеф, в натуре? Бабки считает? Гони его сюда, типа того.
– Я сейчас охрану вызову, - пролепетала дама.
– Зови, блин! - зевнул дядя Федор. - Погромче! А то моим браткам на входе скучно, по жизни.
– Что вам надо? Это ограбление?
Дядя Федор обиделся.
– Мать, к тебе деловой пацан пришел, а ты пургу гонишь! Шефа давай сюда, базар к нему есть.
– А… А его сейчас нет на месте. - Дама дрожала, как осинка под осенним ветром. Как здоровая сосна, точнее. Под ураганом.
– Блин! - дядя Федор встал, пошарил по карманам, вытащил замызганную бумажку. - Отдай ему эту маляву. Секешь?
– С… секу. Это документ?
– Деловое предложение. Здрава будь, боярыня. - И дядя Федор, открыв ногой дверь, вышел из кабинета.
Дядя Федор благополучно вернулся, скинул папину куртку, с явным сожалением снял с шеи «златую» цепь - уж очень она ему понравилась.
Мы с Алешкой переглянулись.
– Дядя Федор, - проникновенно сказал Алешка. - Вы нам очень помогли.
– Как нам вас благодарить? - проникновенно добавил я. - Денег у нас нет.
– А я их не люблю, - признался дядя Федор. - И они меня тоже. Я вот… такие вот цепочки обожаю. Ради красоты.
– Дарю! - сказал Алешка.
Выбросить-то ее жалко.
– Да что ты! - обрадовался дядя Федор. - Да за такой подарок!… Дим, пиши еще письма! Куда надо снесу! Хоть цельный год носить буду!
И дядя Федор ушел счастливый.
А вечером мама стала рыться в своих шкатулках, приговаривая:
– И куда она делась? Как не надо, так все время под рукой. И главное, здоровенная такая, а затерялась, как маленькая. Отец, ты не брал?
– Что? - отозвался папа из-за газеты.
– Да цепь эту. Что Наташка подарила.
– Попробуй только надеть ее, - пригрозил папа, - я с тобой сразу разведусь. Только ты меня и видела.
– Да я не себе. У нашей вредной Марьи день рождения. - Вредная Марья - это мамина начальница. - Я хочу ей эту цепь подарить.
Папа вздохнул:
– А я и не догадывался, какая ты жестокая.
– Я и сама не догадывалась, - проворчала мама. - И куда она делась? Алексей! Ты цепочку не брал?
– Какую, мам? - невинно захлопал глазами Алешка.
– Большую. Вот такую.
Алешка вздохнул, потупился.
– Алексей! - напомнила мама. - Раскалывайся!
– Я, мама, ее дяде Федору отдал. У него буксирный трос порвался.
Папа рассмеялся, а мама неожиданно сказала:
– Ну и правильно сделал! Зачем нашей Марье буксирная цепь?
Все, что происходило в Ясеневе на следующий день, мы с Алешкой наблюдали со стороны. Расположившись на «расстоянии зрительной связи» от вагончика с попугаями. Стараясь не попадать в поле зрения Вертинара и охранников. Которых стало заметно больше. И которые стали заметно озабоченнее.
Когда Вертинар, боязливо оглядываясь, пошел с тазиком кормить птиц, Ростик покинул нас и смешался с посетителями зоопарка. Так смешался, что мы сразу же потеряли его из вида.
Но зато мы видели, как Вертинар поставил на пол тазик с кормом и вдруг заорал, вылетел из-за сетки и бросился бежать. И все тоже разбежались. И охрана, и зрители. И даже птицы стали разлетаться. Хлопая крыльями. Усиливая панику.
Только один человек не разбежался. Маленький такой, немного пухлый. Он спокойно шел от клеток с большой сумкой. В которой что-то тикало.
Мы пошли за ним следом. Вышли из парка, направились к метро. А навстречу нам летели милицейская и пожарная машины.
Я не выдержал. И позвонил по таксофону в «Зверинец». Алешка при этом шипел мне в спину, как дикая змея.
– Это была злая шутка, - сказал я, когда кто-то в «Зверинце» снял трубку. - Маленькая месть за большие подлости.
И мы поехали домой.
Но сначала зашли к Ростику. Он вытащил Прошкина из сумки и посадил на спинку кресла. Это была очень трогательная сцена.
Но сначала зашли к Ростику. Он вытащил Прошкина из сумки и посадил на спинку кресла. Это была очень трогательная сцена.
Прошкин начал прихорашиваться, поправлять перышки, а потом поднял свой красивый хохолок и ласково сказал:
– Р-ростик! Ур-ра! Р-ростик др-рянь! Где Р-ростик шлялся!
А потом вдруг взял и «затикал».
Глава V. “ОДНАКО, ПЛОХОЙ ЛЮДИ”
Когда в «Зверинце» все успокоилось и он начал нормально работать, мы поехали на встречу с нашим агентом дядей Ваней.
Возле его чума, как всегда, толпился народ. Умка лежал на спине и, держа бутылку со смесью передними лапами, азартно чавкал и пускал пузыри, совсем как человеческий ребенок. Дядя Ваня, шибко умный, курил трубку и пил чай из «люменевой», как он ее называл, кружки.
Он нам обрадовался, как своим сородичам, встал навстречу, отставив кружку.
– Шибко хороший люди пришли! - Лицо его стало совсем круглым, а глазки совсем исчезли в морщинах. - Чай, однако, пить будем. С баранком. - И к зависти посетителей, дядя Ваня пригласил нас в свой чум.
Умка, тут же отбросив бутылку, поскакал за нами вперевалку и ткнулся черным носом Алешке в коленку.
– Однако очень хороший люди, - кивнул дядя Ваня в Алешкину сторону. - Его всякий зверь любит.
Не знаю, какой такой Алешка «люди», но то, что его «всякий зверь», даже змеи, любит, - это факт.
В чуме у дяди Вани было очень скудно. Как на том самом Крайнем Севере. Я представлял его себе как навеки замерзшие моря, из которых торчат кое-где всякие льдины и торосы, а по безлюдным берегам - безбрежные снега, из которых кое-где торчат чахлые веточки и клочки мха, помятые снежными бурями и объеденные оленями.
В чуме, правда, торосы не торчали. Здесь торчала только старая кривоногая раскладушка, застланная меховым спальным мешком, который дядя Ваня захватил, наверное, из своего родного чума. Ну и висела на проводе голая лампочка. Вот и вся мебель.
Да, и еще стояла посреди чума вверх дном большая кастрюля. На нее дядя Ваня положил связку баранок - он очень их любил («Однако, на Севере такой баранок не водится») и поставил для нас кружки с чаем. Чай был очень вкусный - крепкий, заваристый, как сказал Алешка. Он со вкусом прихлебывал, грыз «баранок» и делился кусочками с Умкой. А потом как-то по-взрослому спросил:
– Как жизнь, дядя Ваня? Лучше, чем в родной тундре?
– Однако, в тундре шибко луче, - тоже вздохнул дядя Ваня. - Олешки ходят, шибко добрый зверь. Много олешков. А людей очень мало. Но шибко добрый люди. - Он еще раз вздохнул и виновато добавил: - А здесь сапсем плохой люди.
– Всякий здесь люди, - мудро заметил Алешка и отставил пустую кружку.
А дядя Ваня, не удержавшись, стал нам жаловаться на «сапсем плохой люди». Посетители «Зверинца» дразнят Умку, пытаются накормить его конфетами, отчего медвежонок «шибко больной станет». А самый плохой люди - шибко глупый ученый.
Вот что мы поняли. Персонал «Зверинца» делал все возможное, чтобы побольше привлекать сюда посетителей. Для этого и медвежонка согласились взять, и чум построили. А теперь еще стали читать лекции о животных.
– Ну и что плохого? - удивился я. - Очень полезно. А то наберут в дом всякую живность, а сами даже не знают, чем ее кормить.
– Носами своими, - расхохотался Алешка, вспомнив крокодила Джонни.
Но дядя Ваня даже не улыбнулся, ему было что сказать.
Оказывается, приезжал вчера с лекцией «шибко глупый ученый», рассказывал посетителям, как на Севере охотятся на белого медведя.
– Шибко здорово врал!
Действительно, ученый так описывал медвежью охоту. Мол, бродит медведь по льдинам, ищет полынью. А как найдет, так садится возле нее и ждет - либо рыбка в воде мелькнет, либо тюлень вынырнет. И так сидит он день, два, три - ни рыбка не мелькает, ни тюлень на льдину не вылезает.
– Что так? Почему так? - удивляется ученый. И объясняет: - Медведь весь белый, его среди льдов и снегов не видно. А вот черный кончик носа его выдает. Подплывет рыбка, увидит черную точку носа среди белого безмолвия - и шнырь обратно в глубину.
– И вот тогда умный медведь, - делает вывод «шибко умный ученый», - одной лапой прикрывает нос, а другую держит наготове. Подплыла неосторожная рыба - он ее хвать! И выбрасывает на льдину.
Мы с Алешкой рассмеялись на эту байку. Пусть медведь и очень умный, но разве он может знать, что у него черный нос? Зеркала на льдинах не водятся.
– Плохой ученый, - качал головой дядя Ваня. - Такая хорошая у него фамилия, а такой плохой ученый.
– А какая у него фамилия? - вдруг спросил Алешка.
– Однако, Медведев.
Мы аж подскочили на месте.
– Это интересно, - сквозь зубы проговорил Алешка. И со значением, как-то даже с намеком, взглянул на меня.
– А он, этот Медведев, - спросил я дядю Ваню, - он откуда?
Дядя Ваня задумался, покрутил головой и показал куда-то в сторону:
– Оттуда приезжал однако.
Объяснил!
– Где он работает? - уточнил мой вопрос Алешка. - Над своей наукой с черным носом?
– Там, там, - закивал головой дядя Ваня и снова махнул рукой в сторону центра города. - Институт такой есть. Биологический.
– Халтурщики они там, в этом институте, - не выдержал я.
– Жулики! - уверенно высказался Алешка.
– Шибко большой жулик, - вдруг подхватил и дядя Ваня. - Один мальчик здесь очень плакал: «Отдай назад мой котенок!» Не отдавал! - Тут дядя Ваня почесал свою буйную бородку из трех волосков и раздумчиво добавил: - А этот профессор, шибко ученый, один раз я его видел. Может, правда, может, нет. У меня тогда один хороший вещь пропал.
Так… Картина с этим «Зверинцем» не только начинает проясняться, но и становится угрожающей…
Тут наши мысли прервал какой-то шум снаружи. Мы выглянули из чума - толпа перед ним как-то по-волшебному рассосалась. И это понятно: возле чума стояла маленькая девочка, положив руку на холку громадной собаки.
– Привет! - сказала нам Лена, а Норд оскалил в улыбке свои белоснежные зубки и заметелил по земле своим пушистым хвостиком.
– Однако, какая хорошая собачка! - цокнул языком дядя Ваня. - Она одна любые нарты повезет. Быстро-быстро. Никакая пурга не догонит.
Норд молча протянул ему лапу. Дядя Ваня взял ее в обе ладони и еще больше восхитился:
– Какая лапа! Как у медведя однако. Такой лапой можно самого большого волка пополам сломать.
– Насчет нарт, - сказала Лена, - я обо всем договорилась. Норда будут кормить за счет «Зверинца», а он будет за это работать - малышей катать. Здорово? - и она хитро прищурилась.
Молодец Ленка! Теперь у нас есть свой человек в секции домашних животных. И в секции диких. И мы скоро будем знать обо всех творящихся там делах.
Тут из чума выкатился Умка, бесстрашно подкатился под лапы Норда, задрал свою черноносую мордочку и стал его с интересом обнюхивать. Норд тоже проявил интерес - что это за беленький щенок, какой породы?
Похоже, они понравились друг другу. Вполне возможно, что Умка принял Норда за своего сородича, за старшего брата, например.
Вскоре возле чума завязалась суматошная игра. Собака и медведь бегали друг за другом; Норд весело взлаивал, Умка довольно урчал.
А мы обсуждали свои дела.
Ленка сказала:
– Парни, я буду работать здесь, а вы в темпе мотайте в этот институт и разберитесь с этим профессором. Что-то тут нечисто.
Мы и сами так думали. Даже уверены в этом были.
В институте появилась охрана. И Лешка тут же многозначительно прошептал мне в ухо:
– Дим, раз у них появилась охрана, значит, у них появились денежки. Понял?
– А как же! - бодро соврал я.
Мы подошли к проходной. Охранник в черной форме с эмблемой в виде какого-то хищника на нагрудном кармане сразу же, ни о чем нас не спрашивая, протянул поперек двери руку с дубинкой.
– Здрасьте! - возмутился Алешка. - Что за новости? Мы к профессору Медведеву. Я его ассистент, а он, - кивок в мою сторону, - руководитель школьного ансамбля… То есть звериного кружка.
– А мне на это дело наплевать, - грубо ответил охранник, активно перемалывая во рту жвачку. - С высокой крыши. Пропуск есть? Нету! Кругом - и мотайте отсюда. В свой звериный ансамбль.
– Ах так! - взвился Алешка. - Ну сейчас ты получишь!
Охранник от такого нахальства чуть жвачкой не подавился. Он упер руки в бока и так расхохотался, будто по лестнице скатилась пустая дубовая бочка.
Но я бы никому не советовал насмехаться над Алешкой. Это очень опасно.
Он тут же решительно подошел к служебному телефону, насел на коммутатор и добился, чтобы его соединили с дядей Гришей. Дядя Гриша - папин сотрудник, тоже полковник милиции. В последнее время он командовал всеми охранными организациями. Наблюдал за ними и следил, чтобы они не нарушали закон и порядок. Это был очень крутой Гриша.
Алешка быстренько ему наябедничал и поманил жвачного охранника пальчиком к телефону. Тот заблокировал входной турникет и вразвалочку, ухмыляясь, подошел к нам, взял трубку.