При этом он делано хохотал и толкал Сашка в бок.
Сашок хотел было объяснить клоуну про «Правило шести дюймов», но не стал в итоге этого делать. Что метать бисер перед известными животными? Толку все равно не будет, да и настроения нет совершенно.
Разве поймет он, что это такое, когда с самого детства прививают отвращение к близкому физическому контакту с другими людьми. Или каково это — считать высшей ценностью достоинство личности, индивидуальность и индивидуализм, а отсюда — и полная неприспособленность к жизни в толпе.
Он не поймет, думал Сашок, я ведь и сам не до конца все это понимаю… Так, угадываю. Например, что для такого человека, для такого англичанина — жуткая, тошнотворная необходимость протискиваться, проталкиваться в середину вагона. Толкаться и — о ужас! — прижиматься к другому существу. Для комфортабельного состояния тела и души необходимо соблюдение дистанции — как минимум тех самых шести дюймов, то есть пятнадцати с небольшим сантиметров.
Вот если спросить Беника, как надо пробираться к своему месту в партере, то он ответить не сможет, поскольку по театрам не ходит. А то бы он знал, что в России хорошим тоном считается продвигаться непременно повернувшись лицом к уже сидящим в вашем ряду. Не то в Англии — здесь, если вы хорошо воспитаны, то должны поступать ровно наоборот. Только спиной! Сначала мне это казалось какой-то дикостью. Но теперь я начал понимать англичан: для них неприлично, дико оказываться в столь интимном положении — лицом к лицу — с совершенно незнакомыми людьми.
Причем правило шести дюймов существует и в буквальном, и переносном смысле. Англичанину отвратительны любые формы фамильярности. И вот в этом, может быть, самое главное, самое глубинное различие между нашими ментальностями и образами жизни.
И отношение к очереди — кардинально разное. Для англичанина она — чудовищное насилие над личностью, но насилие, без которого в наши дни обойтись невозможно, сколь это ни прискорбно. А раз так, надо переносить его стоически. Надо продемонстрировать жесткость своей верхней губы. Значит, поведение в очереди — это очень важный тест на цивилизованность. Тест, который и русские, и другие варвары, типа французов и прочих итальянцев, с английской точки зрения, регулярно проваливают.
Вот что мог бы Сашок рассказать подозрительному господину Бенику, но решил, что толку все равно не будет. Нисколько это не будет этому жлобу интересно. У него другое на уме. Хотя, надо признать, обвел английское семейство вокруг пальца он довольно ловко. Продемонстрировав определенное понимание психологии.
Восемь дней назад, вернувшись со встречи на станции «Нью-Кросс» с Дынкиным и его подручным Лешей, он стал было корить родичей за то, что те за здорово живешь отдали портфель неизвестному Бенику. Родичи огорчились, но упрека не приняли. Тесть говорил: разве не сам Сашок виноват, что согласился играть в какую-то идиотскую игру с этим, как его, Веником? А потом не он ли сам повредил чужую собственность? А кто спутал место встречи?
«Ничего я не спутал», — начал было Сашок, но осекся: рассказывать о бандитах, их смутных, но страшных угрозах, ему не хотелось. («Все равно ведь не поверят, а если поверят, то так перепугаются, что придется «Скорую» вызывать», — с тоской думал он.)
А ведь каких-нибудь две недели назад жизнь казалась Сашку несколько пресной и однообразной. Через три года, семь месяцев и приблизительно восемнадцать дней они с Анной-Марией должны были бы, наконец, накопить денег на депозит для покупки собственного жилья. Правда, заветный день постоянно отодвигался. В теории они должны были откладывать по 250 фунтов в месяц, но на практике иногда не дотягивали и до 200. Да что там говорить, и по сотне иной раз не наскребали, а три месяца и вовсе пришлось пропустить, пока Сашок сидел без работы. Но уж теперь они твердо договорились с женой: по 175 каждый месяц вынь да положь, хоть кровь из носа. Аня-Маша даже детально расписала всю их жизнь на листе бумаги. Сашку на работе, помимо сандвича с напитком на обед, полагался еще один-единственный стаканчик чая из автомата. Но только один. Ну, и все в таком же духе.
Это была, конечно, довольно занудная жизнь. Даже в кино или театр Сашок с женой попадали только по милости родителей, которые изредка приглашали молодых с собой. Ну, и репертуар это был соответствующий — всякие старомодные мюзиклы, вроде «Мизераблей» (то есть «Отверженных» по роману Виктора Гюго), и благообразные семейные комедии. Тоска! Но ничего, ничего, подбадривал себя Сашок, вот вырвемся на просторы моргейджа, он же ипотека, купим себе собственную квартиру, а то и домик с садиком, заведем свои порядки. Правда, все его знакомые, уже совершившие волшебное превращение в домовладельцев, предупреждали, что ипотечный кредит на двадцать пять лет — это та еще петля на шее, та еще тюрьма для русского духа. Но нет, нет, они не понимают или забыли, что такое жить примаком в английской семье. Скорее бы на свободу!
Но теперь, благодаря вот этому фрукту, вот этому живому привету с родины, что сидит с ним рядом в поезде и несет всякую околесицу, все пошло насмарку. Сашку особенно больно было представить себе, как расстроится Анна-Мария. Он вспоминал, как трогательно она высовывала язычок от старания, расписывая режим накопления, как она тайком экономила на своем обеде, чтобы купить ему русскоязычную газету, или французский афтершейв, или еще что-нибудь. Хотя в то же время и обижалась на Сашка, если он выпивал незапланированную чашку кофе или угощал кого-нибудь из коллег. Обижалась, конечно, не по-русски, а по-английски, поджимая губки и становясь формально-вежливой.
— Слушай, Андреич, — прервал размышления Сашка мистер Беник, — не нравишься ты мне сегодня. Чего это ты раскис? Согласен, несправедливо получается: у меня два портфеля, а у тебя ни одного, только пакет этот позорный. Но если я верну тебе твой портфель, то сам останусь вот с этим, сломанным. Вишь, я его пока подклеил кое-как. Но если чинить по-хорошему, то меньше чем в сто фунтей не уложишься.
— Да как же так, новый он стоил шестьдесят, а за ремонт — сотня? — не сдержался Сашок.
— Согласен, дикость, но у них всегда здесь так, в этой Англии, ты разве не заметил?
— Да мне теперь все равно. Я, может быть, теперь 400 должен.
— Кому это?
— Да одному… Афрорусскому.
Лицо Беника вытянулось.
— Это не Дынкину, случаем?
— А, так вы с ним знакомы! — торжествующе воскликнул Сашок. — Я так и знал!
— Да то, что я с ним знаком, чего уж тут удивительного… А вот что ты с ним познакомился, это, брат, плоховато…
Беник вдруг преобразился. Всякое шутовство куда-то испарилось, и Сашок увидел перед собой очень озабоченного, серьезного, встревоженного человека.
Этот человек был погружен в глубокое размышление. А потом вскочил и, не прощаясь, двинулся в другой вагон, унося с собой оба портфеля. «Вот так да», — растерянно подумал Сашок. Но через несколько минут Беник вернулся и снова уселся рядом с ним на сиденье. Передумал, что ли?
— Александр, — сказал он очень серьезно, — слушай меня внимательно. Этот Дынкин — страшный человек. Не связывайся ты с ним, а то пропадешь. Отдай ему деньги, чтобы он только отстал.
— Да где же мне их взять?
— Возьми ссуду.
— Да не дают мне ссуд никаких. У меня кредитный рейтинг — того-с.
Беник снова глубоко задумался. Сидел, смотрел в окно некоторое время, шевелил губами. Наконец повернулся к Сашку, фамильярно хлопнул его по плечу. Сказал:
— Слушай, если уж пошла такая пьянка… давай я тебе, что ли, одолжу… сколько, говоришь, четыреста стерлиговых? Это меньше шестисот зеленых… да это вообще не деньги — ты скоро это сам поймешь…
— Спасибо, но, наверное, Дынкин еще и портфель потребует… Не знаю, какой из двух… Лучше бы отдать ему оба…
Это сообщение настолько поразило Беника, что он снова надолго замолчал, потом даже закрыл лицо руками.
— Зачем же оба? — наконец шепотом спросил он.
— Ну, он же не знает точно, в котором из них…
Беник удивился.
— В котором из них что?
— Ну, то, что вы там прячете…
— Кто прячет? Я?! — Беник вдруг расхохотался. — Ах, вот что ты удумал… Что там дурь какая-нибудь зашита, да?
— Ну, или деньги. Или еще что…
— Понял. Как в анекдоте про Вовочку, неправильно, но мне нравится направление ваших мыслей… Нет, Андреич, но дело для тебя, может быть, еще более стремное… Знаешь что? Давай я тебя из этой параши попробую вытащить… Я тебе сегодня сгожусь, а завтра ты — мне… По рукам?
— Ну, наверно, но я не знаю…
— Только давай договоримся железно: ты от этого Дынкина попробуй оторваться. Не соглашайся ни на что, чем бы он тебя ни манил. Обещаешь?
— Ну, наверно, да, обещаю, в общем…
— Побожись!
Сашок уже больше не удивлялся. Видно, было так принято в этой среде — чуть что, сразу призывать Всевышнего в свидетели.
— Только давай договоримся железно: ты от этого Дынкина попробуй оторваться. Не соглашайся ни на что, чем бы он тебя ни манил. Обещаешь?
— Ну, наверно, да, обещаю, в общем…
— Побожись!
Сашок уже больше не удивлялся. Видно, было так принято в этой среде — чуть что, сразу призывать Всевышнего в свидетели.
— Ну, пожалуйста… Богом клянусь…
Беник отвернулся, засунул правую руку во внутренний карман, долго там шуровал и, наконец, извлек оттуда пачку пятидесятифунтовок.
— На, держи, здесь четыреста пятьдесят. На всякий случай, вдруг этот гад ползучий еще полста тебе насчитает.… И портфель забирай, вот этот, порванный. Отдай ему, гаду, пусть подавится.… За портфель с тебя еще пятьдесят. Будешь должен мне пять сотен. Под восемнадцать процентов годовых. Да ты не очкуй… Если что, найду тебе подработку. Вот тут перевод требуется.… У тебя с военной терминологией как?
«Военная терминология почему-то! Как странно. Зря я на военке халтурил», — подумал Сашок, но вслух пробормотал:
— Да я не специалист, но если подготовиться…
— Ну и ладушки… Да… И что-то меня еще просили такое… из области туризма… Ты же экскурсии водить можешь? По историческим пабам Кента, например, а? Не бэ, отработаешь…
— А что, если Дынкин второй портфель будет требовать? — спросил ошеломленный Сашок, нерешительно протягивая руку к деньгам.
— Пусть только попробует! — Беник решительно вложил банкноты в Сашкову ладонь и больно сжал его пальцы. — Пусть попробует, козел!
И в глазах Беника загорелся какой-то особый, прямо скажем, жутковатый огонь. «Наверное, это называется — инфернальный», — пронеслось в голове у Сашка в тот момент, когда он покорно прятал деньги в карман.
Глава 8. Снятый со счетчика
Черный «Лендровер» с затемненными стеклами, у выхода со станции «Хизер Грин», в среду, 13.15. Такое место и время встречи назначил Сашку Лещ. Надо думать, по поручению своего босса — чернокожего Дынкина. Сашок пришел поначалу в уныние: как же выбраться туда в рабочий день? Но потом — как головой в омут — пошел к своему суровому начальнику, мистеру Сингху, по кличке Синюха, нагло врать, что поражен острой зубной болью и нуждается в срочном визите к дантисту. Сашок, как известно, врать не умел (считая это свое свойство огромным недостатком), вот и на этот раз покраснел как рак, но так как он долго до этого прижимал к лицу платок и изо всех сил тер щеку, то вышло вроде бы незаметно. В смысле же преодоления моральных мук Сашок успокоил себя тем рассуждением, что встреча с Дынкиным и Ко может вполне приравниваться к походу к дантисту или даже к двум таким походам. Причем с удалением нерва, а также пары зубов мудрости каждый. И, может быть, во второй раз еще и с разрезанием десны в придачу. Кроме того, Сашок припомнил, что как-то прошлой весной он действительно мучился зубами, но отпроситься постеснялся. «Пойдет в зачет за тот раз», — подумал он.
К изумлению Сашка, Синюха мгновенно ему поверил, пробормотав лишь: «Постарайтесь, пожалуйста, вернуться как можно быстрее». «Вот это да, — изумлялся про себя Сашок, — этак я скоро научусь этому славному делу в совершенстве и буду прекрасно врать направо и налево».
Сашок, много раз проносившийся мимо станции «Хизер Грин» на своем рамсгейтском скором, впервые угодил на ее перрон, домчавшись в полупустой электричке за какие-то 15 минут от «Ландон Бриджа». По сравнению со «скотским классом» поездов дальнего следования электричка с ее автоматическими дверями показалась Сашку очень современным и даже элегантным транспортным средством. Перрон «Хизера» тоже был ничего себе, с довольно симпатичным навесом. Но вот на пути к выходу Сашку пришлось идти через длиннющий и мрачный тоннель, освещенный каким-то мертвенным светом. «Прямо дорога в морг какая-то», — подумал Сашок, но тут же осекся: это все, конечно, от перспективы встречи с Дынкиным, это она окрашивает все в соответствующие тона. От этой мысли у Сашка противно заныло под ложечкой. Неприятное ощущение еще более усилилось, когда он увидал здоровенную черную машину, нагло взгромоздившуюся прямо на тротуар у выхода из здания станции. Главное, вспомнил Сашок заветы Гаврилова, в таких ситуациях — не задумываться, не давать разыгрываться подлому воображению, а действовать по наитию, рефлекторно, полагаясь на древние инстинкты.
«Инстинкты, включайтесь!» — отдал Сашок внутренний приказ и решительно шагнул к «Лендроверу». Но двери чертовой кареты оказались заперты, сквозь дымчатое стекло ничего решительно не было видно, и Сашок, подергав обе ручки с одной стороны, зашел с другой, но и там ничего не добился и остался стоять с растерянным выражением на лице, совершенно не понимая, что делать дальше.
«Может, они поесть пошли или в магазин», — думал он. Но нет, оказалось, что ожидавшие его в машине джентльмены были на месте и, видимо, просто воспользовались ситуацией для того, чтобы рассмотреть Сашка с близкого расстояния и, может быть, заодно подразнить его и заставить нервничать. Так или иначе, а дверь вдруг распахнулась, наружу высунулась черная рука, вся в золотых браслетах и перстнях, и вальяжно поманила Сашка: залезай, дескать.
«Лучшая защита — это нападение, и когда нападаешь, не так страшно», — вспомнил Сашок еще один гавриловский завет и, усаживаясь на заднее сиденье «Лендровера» рядом с Дынкиным, сразу пошел в атаку.
— Вы что думаете, у меня времени немерено, что ли? Вы что в игры со мной играете, а? Изучают меня, понимашь, из-за стекол своих черных!
— Чего это он? — спросил Дынкин у сидевшего за рулем Леща. — Под дурманом, что ли?
— Нервничает человек, — философски заметил тот.
— А как же мне не нервничать, если меня Синюха ждет… Он меня, между прочим, вообще еле-еле сюда отпустил.
— Это что еще за Синюха такая? — спросил Дынкин у Леща.
— Без понятия, — отвечал Лещ.
— Это мой босс, фамилия — Сингх, — сказал Сашок.
— А Синюха, это что же, кликуха его?..
— Ну, как бы… да.
— Синюха — кликуха. В рифму получается, — обрадовался Лещ.
— Ты скажи клиенту, пусть не волнуется, с Синюхой мы разберемся, — вновь обратился Дынкин к своему подручному.
И тот занудно загундосил:
— Ты не волнуйся, Саша, мы с Синюхой…
— Да что вы понимаете! — воскликнул Сашок. — Как же, поговорите вы с ним! Это же страшный человек… Страшнее даже у чеченов нет…
— Я говорю, разберемся мы с Синюхой. Или договоримся. Или как, — подвел итог Дынкин.
— Да на что он вам сдался? Я вот портфель принес. Забирайте, и дело с концом, — уверенно заявил Сашок.
Лещ протянул руку с переднего сиденья, забрал портфель и тут же передал его Дынкину. Тот заглянул внутрь портфеля, пощупал, но сразу вернул его Лещу, который поспешно вылез с ним из машины и куда-то с ним отправился. Он отсутствовал минут, наверно, десять, за это время Сашок успел поговорить о погоде, о странных привычках и свирепом нраве мистера Сингха и даже об опасностях вегановской диеты. Впрочем, это был сплошной монолог, так как Дынкин упорно молчал, только курил, плевал в окно и изредка кряхтел. Будто не замечая присутствия Сашка.
Наконец Лещ вернулся, но ничего не сказал, а лишь взглянул на своего босса со значением. Так они долго переглядывались. («Наверно, у них есть какие-то свои тайные знаки», — подумал Сашок.) Наконец Дынкин закрыл глаза и откинулся на сиденье — будто спать приготовился. А Лещ сказал:
— Нехорошо получается, товарыщ. Портфель-то сломанный! Починить — не меньше пятидесяти фунтов выйдет. И по счетчику с тебя четыре сотни. Итого четыреста пятьдесят.
— Пожалуйста, — невозмутимо сказал Сашок и протянул Леше заранее приготовленный конверт. Тот быстро распечатал его, пересчитал банкноты и несколько растерянно пробормотал:
— Откуда же ты деньги взял?
Негр Дынкин открыл один глаз.
— Да разве это деньги, подумаешь, семьсот зеленых, — сказал Сашок.
Тогда Дынкин открыл второй глаз и зашипел, обращаясь вновь к своему помощнику:
— Я тебе, Лещ, щас все пуговицы отрежу… и все остальное тоже.
— Погоди, босс, не нервничай, — заерзал на переднем сиденье Лещ. Но Сашок решил, что с него достаточно.
— Засим позвольте откланяться, господа, — сказал он и уже отворил было дверцу, собираясь покинуть машину и направиться в обратный путь, на работу, к мистеру Сингху.
Но тут случилось нечто такое, что до конца жизни будет сниться Сашку в кошмарах. С невероятной проворностью, со скоростью молнии, Лещ подпрыгнул, перелетел через сиденье и с яростной силой захлопнул дверцу, которая больно ударила Сашка по руке и по колену. В то же самое мгновение, нет, даже в полусекунды какие-то, Лещ вернулся снова на водительское место и, видимо, нажал на что-то, потому что тут же, с каким-то зловещим хрустом, защелкнулись дверные замки.