Сашок вжался в уголок, массируя ушибленную коленку. «Зря я так нахальничал, — мелькнула мысль, — теперь они мне покажут».
Тут Дынкин открыл рот и разразился тирадой, все слова в которой начинались исключительно с букв Е, Х, М и П. Также наличествовали отдельные вкрапления Б. Но все это было произнесено так выразительно, если не сказать артистично, а комбинации подзабытых родных слов были столь разнообразными, что Сашок, даже в своем озабоченном состоянии, не мог не восхититься. Кроме того, инвектива была опять-таки адресована Лещу, а потому могла рассматриваться как критика его действий со стороны начальства, не имеющая к Сашку ни малейшего отношения. Но Дынкин развеял иллюзии, сказав:
— Объясни ты, дубина, клиенту, что ему не надо торопиться, мы еще не договорили.
— Послушай, товарищ, — послушно откликнулся Лещ, — зачем торопиться? Насчет денег — так можно договориться. Можно было бы, например, их отработать.
— В каком качестве я бы мог для вас работать? — спросил Сашок.
— Ну, я не знаю, у тебя с военным переводом как?.
— C военным? С военным не очень… Опыта маловато…
— А если подготовиться?..
— Если подготовиться, то можно.
— Ну, вот видишь, а ты торопишься.
— Скажи ему, со счетчика снимем, — вставил Дынкин.
— Со счетчика снимем, долг дадим отработать, расплатишься, зарабатывать начнешь… — напевно загундосил Лещ.
— Скажи ему: богатый человек будет, — почему-то с грузинским акцентом завершил ритмическую фразу Дынкин. Но Сашок твердо помнил завет Беника — не поддаваться ни на какие уговоры и не идти ни на какие сделки и договоренности. Поэтому он решил твердо держаться избранной линии и все валить на страшного мистера Сингха.
— Нет, господа, без разрешения Синюхи я на такие дела идти не могу, сами должны понимать.
— Да он тебя, как я погляжу, в «шестерках» держит, — решил, видимо, подначить Сашка Лещ.
— Что делать, — страдальчески вздохнул Сашок, — жить-то надо…
— Да наплюй ты на нее, на Синюху эту. Ты же видишь, мы покруче будем.
— Ну, не знаю, не знаю… — промычал Сашок.
— Увидишь: мы с ним в два счета разберемся.
— Вот тогда и поговорим, — сказал Сашок, — давайте, выпускайте меня из своего внедорожника.
Но тут в разговор опять вступил Дынкин:
— Я тебя, — сказал он, как всегда, обращаясь к Лещу, — ж… волосатая, живьем зажарю!..
Но эти косвенные угрозы почему-то перестали пугать Сашка.
— Давайте, давайте, открывайте! — повелительным тоном объявил он.
— Ладно, — вдруг согласился Дынкин, — выпусти. Но только пусть сначала скажет, где денег взял.
— Где, где, родители жены одолжили! — не моргнув глазом, объявил Сашок.
— Скажи ему, — повелел Дынкин, — что не выпустим, пока правду не скажет.
Сашок погрузился в тягостное размышление. Что делать: сдавать Беника или нет? Может, все же попытаться придумать что-нибудь более изощренное, чему бандиты могли бы поверить? «Эх, жаль, практики вранья у меня пока мало», — сокрушенно думал Сашок. Последовали несколько минут напряженного молчания.
— Признание облегчает вину, — строго сказал Лещ. — Давай, товарищ, признавайся чистосердечно, самому же на душе полегчает.
Потом, после небольшой паузы, осторожно, словно пробуя ногой воду, спросил:
— Может, это твой, как его, Синенький?.
— Синюха? — изумился Сашок. — Да уж этот родной матери пенса не одолжит!
Еще немного помолчали. И вдруг Лещ резко повернулся к Дынкину и, точно шапкой о землю ударив, заорал:
— Да чего там голову ломать, тля буду, Дынкин, это Беник разводит!
В ответ чернокожий россиянин разразился такими чудовищными ругательствами и страшными угрозами, что Сашку захотелось заткнуть уши. Потом внезапно, словно кто-то вдруг нажал на кнопку дистанционного управления, Дынкин прервал себя на середине длинного матерного слова и совсем другим голосом сказал: «Выпусти клиента, нам ехать пора».
Запорные рычаги в мощных дверях «Лендровера» громко щелкнули, открывая Сашку путь на волю.
— До свидания, товарыщ, — крикнул ему вслед Лещ, — до скорого свидания!
Всю дорогу до работы Сашок размышлял о том, какую напраслину, возможно, навел на Синюху. Ну да, действительно, не производит он впечатления широкого человека, ну, прижимист чуть-чуть, но ведь, небось, моргейдж тянет, детей поднимает и так далее. Как раз, может быть, родной матери или брату последнюю рубашку отдаст. А то ведь и на Сашка, если на работе поглядеть, с его жалким сандвичем и одним-единственным стаканчиком чая в день, так и его тоже можно за последнего скупердяя принять! Потом Сашок вспомнил и другие мучительные подробности только что произошедшего с ним и, завершив круг, вернулся мыслью к Синюхе и тут же внутренне похолодел. Что, если они и вправду с ним «разберутся»? И что конкретно имеется в виду под этим термином?
Занятый своими мыслями, Сашок и не заметил, как добрался до самого «Сенчури билдинга». Не приметил он поначалу и человека в светло-сером двубортном костюме, прохаживавшегося у самого входа. И только уже пройдя мимо, обернулся, чтобы еще раз посмотреть на показавшегося мучительно знакомым джентльмена. «Нет, не он!» — подумал Сашок. Но в ту же секунду разглядел в руках человека свой собственный любимый портфель. Сомнений больше быть не могло — это действительно был Беник, который удивительно преображался с каждым переодеванием.
— Откуда вы узнали, где я работаю? — возмущенно воскликнул Сашок.
— Откуда, откуда, — самодовольно отвечал шут гороховый, — твоя политическая мать рассказала, когда мы с ней чаевничали.
— Какая еще политическая, что вы мне голову морочите!
— Языки учить надо, вот что! По-испански теща называется «политическая мать». А я нонче частенько в Испанию мотаюсь. Нравится мне там, понимашь…
«Врет, как дышит, чушь несет», — разозлился Сашок и решил назло не говорить Бенику, что Дынкин с Лещом его расшифровали.
— Некогда мне с тут с вами, меня начальство ждет, — сурово сказал Сашок и решительно направился к лифту.
— Эй, погоди, ты мне денег много должен, ты, случаем, не забыл? — бросил вслед ему Беник.
Напоминание о деньгах остудило Сашка.
— Я отдам… — пробормотал он неуверенно.
— А когда? Имей в виду, я долго ждать не могу… И расскажи-ка, как твоя стрелка с Дынкиным, оторвался ты от него?
— Да вроде…
— У, это ты молодец… Смотри-ка, кто бы мог подумать… Повезло тебе, парень. Ну, и я помог, соответственно.
— Спасибо, — глядя в пол, протянул Сашок.
— А портфель-то где? Дынкин отобрал?
Сашок грустно кивнул головой.
— Да, тот еще гад, мог бы и пожалеть человека… А с деньгами не волнуйся, подработка тут имеется. У тебя с военным переводом как?
— Да никак… Дался вам всем этот военный перевод…
— Ну, неважно. Будешь этим, как его… гидом. Гидом можешь?
— Гидом могу.
— Ну и отлично. Завтра, значит, утром рано, в семь утра. Встреча на твоей станции — на Фолкстонском Централе. Будешь сопровождать одну нашу даму. Богатая, скажу тебе! «Новая русская», в общем. Понял?
— Я не могу, мне же завтра на работу!
— Ничего, скажись больным. А то такого шанса, может, больше не представится.
— Да со мной начальник знаете что сделает?
— Да ничего он не сделает… Разберусь я с ним, обещаю.
— Вот сначала разберитесь, а потом… Горазды все разбираться заочно…
И тут Сашок замолчал. Потому что двери лифта открылись и из него вышел мистер Сингх. Сашка он проигнорировал и сразу направился к Бенику. Они отошли в сторону и, точно добрые знакомые, стали о чем-то оживленно беседовать вполголоса. Сашок стоял, не веря своим глазам. И, как ни старался, не мог разобрать ни одного предложения. До него доносились лишь отдельные слова. Он явственно расслышал, как Беник сказал: «military terminology». «Опять про военный перевод!» — изумился Сашок.
Тем временем двери лифта снова открылись, и Сашок решил, что неудобно торчать столбом рядом с начальством, пора ехать к себе на седьмой. Но в последний момент Синюха крикнул ему вслед:
— Мистер Тутов, на работу завтра можете не приходить. Я в курсе.
Глава 9. Киднеппинг с переодеваниями
Напрасно Сашок надеялся, что его приключения в тот день закончились. Словно кто-то в небесной канцелярии, или где там еще подводят ежедневные балансы человеческой жизни, сказал: «Э-э, нет, батенька, так не годится, слишком легко вы по какому-то недоразумению выпутались. Как-то так без ран душевных и телесных вырвались из бандитского «Лендровера» — получите-ка еще в том же духе!»
Короче говоря, по окончании малопродуктивного рабочего дня в «Сенчури билдинг» (Сашок на этот раз редактировал скучнейшую статью про энергетику Латвии) и как только он выбежал на Лондонский мост, с ним опять начали происходить чудеса. Что-то вдруг отделило его от семенящей в сторону вокзала толпы. На секунду ему даже почудилось, что он каким-то образом парит в воздухе. Ощущение это казалось ему вполне приятным, до тех пор пока он не сообразил, что его сжали с двух сторон два дюжих молодца в длинных черных куртках. Квадратные челюсти, маленькие, но очень внимательные глазки — прямо близнецы какие-то, ей-богу. И не славяне, нет, англосаксы или немцы, похоже, бывшие регбисты или что-то в этом роде. Они фактически несли его в заданном направлении, легко рассекая толпу. Но стоило ему чуть дернуться, попытаться изменить траекторию движения, как с обеих сторон он ощутил давление стальных пальцев — осторожно, парень, а то сделаем больно!
«Надо закричать, только громко и решительно, чтобы все обернулись, чтобы все поняли, что это не шутки, что это — киднеппинг, похищение!» — проносилось в голове у Сашка, но он не успел додумать свою мысль до конца, потому что регбисты вырулили его на автобусную остановку, на которой живописная толпа вяло препиралась с чернокожим кондуктором даблдеккера — двухэтажного красного автобуса.
«Full up inside!» — кричал он, дескать, места больше нет, ждите следующего, а толпа — белые, черные, желтые лица — смотрела скептически, не верила, но не буянила. Сашок со своими сопровождающими оказался прямо напротив кондуктора, который нервно дергал за свою веревку, подавая сигнал водителю к отправлению, но автобус все не мог сдвинуться — потому что мост был забит обычной для этого времени колоссальной пробкой.
«I have been kidnapped», — не слишком все-таки громко провозгласил Сашок — так, что, наверно, один кондуктор и услышал. Пальцы регбистов вонзились Сашку под ребра, стало трудно дышать. А кондуктор повертел головой и раздраженно ответил: «I’m telling you, governor, there is nowhere even to stand», — то есть даже и стоять у меня негде, не приставай, начальник, не до юмора твоего, не до шуток. «No, you don’t understand. I have been kidnapped», — уже более энергично настаивал Сашок, и боль под ребрами стала невыносимой. «Sorry, not even upstairs», — сочувственно отвечал кондуктор — то есть сожалею, конечно, но и наверху, на втором этаже, у меня ни одного местечка не найдется. Превозмогая боль, Сашок набрал наконец в легкие достаточно воздуха, чтобы заорать как следует, но тут автобус резко отвалил от остановки, и на его место с мягким шуршанием въехал огроменный лимузин неестественной длины и с затемненными стеклами, в каких возят обычно всяких знаменитостей и помешавшихся на своем величии нуворишей. То ли от изумления, то ли от боли Сашок упустил момент для крика. Задняя дверца распахнулась, один из регбистов нырнул на заднее сиденье, утягивая за собой Сашка, а второй, точно как в полицейской хронике, нажал Сашку на голову, и тот — никуда не денешься! — погрузился в засасывающее чрево лимузина, который немедленно тронул с места.
То есть тронул-то он тронул, но далеко не уехал, а тут же уперся в заблокировавшую мост Лондон Бридж массивную пробку.
— Час пик, боюсь, придется торчать здесь целую вечность, — извинился перед Сашком человек, сидевший к нему спиной — там, где в нормальном автомобиле располагался бы водитель. Но здесь, в этом VIP-лимузине (это называется «стретчд», вспомнил Сашок), было так просторно, что можно было максимально вытянуть ноги и все равно не достать до сидящего впереди джентльмена, а тем более до перегородки, отделяющей салон от водителя. Здесь еще, вспомнил Сашок голливудские фильмы, должны быть телевизор, кажется, холодильник с баром и что-то еще в этом духе… Но место телевизора занимал монитор компьютера, в который нет-нет да поглядывал ожидавший Сашка в машине джентльмен. В полумраке его трудно было разглядеть, но по осанке и роскошному оксфордскому произношению легко было сделать вывод о его высоком социальном статусе. Просто сэр какой-то!
— Приношу вам свои извинения, — «сэр» сделал широкий и вроде бы несколько брезгливый жест рукой, охватывающий, видимо, и вульгарный автомобиль, и жестоких регбистов, и саму неловкость ситуации, — но возникла некоторая непредвиденная и срочная необходимость пообщаться с вами, мистер Тутов.
— Вы из полиции? — с надеждой спросил Сашок. Спросил так, на всякий случай, на самом деле он прекрасно понимал, что надежда слабая: где это слыхано, чтобы полиция пользовалась виповскими лимузинами? Да у них там экономия на всем: бумаги и скрепок не хватает!
— Не совсем, мистер Тутов, не совсем (О, это несравненное английское выражение: «Not exactly!»). Но что-то в этом роде, — отвечал «сэр». Потом он выдержал небольшую паузу и сказал: — Мистер Тутов, прежде всего я хотел бы, чтобы вы позвонили домой и предупредили, что немного задержитесь. Потому что меньше всего мне хотелось бы причинить вам домашние неприятности.
— Но у меня нет мобильного!
— Не страшно, мистер Тутов, не страшно! Воспользуетесь моим. При условии, конечно, что вы дадите мне честное слово, что не станете вдаваться в э-э… подробности.
Сашок понял, что ему так страстно хочется услышать голос Анны-Марии (а в крайнем случае даже Джона и Мэгги!), что он на что угодно готов согласиться ради этого звонка. Кроме того, можно надеяться, что жена что-то угадает в его голосе, поймет, что с ним происходит нечто из ряда вон. И вообще — что значит «не вдаваться в подробности»? Заорать, например, в трубку: «Меня похитили!» — это как, подпадает под это определение или нет? Формально говоря, нет. Но с другой стороны, придушить или покалечить в этом случае могут без всяких формальностей. И Сашок покосился на двух шкафов, застывших по обеим сторонам от него, словно роботы. «Они, кажется, и не дышат даже», — пришло в голову Сашку.
Вслух же он сказал:
— Клянусь, божусь или как там… I swear by almighty God, в общем.
Сэр торжественно кивнул и извлек откуда-то из-под компьютера необычный мобильник с множеством непонятных кнопок и рычажков.
— Напомните, пожалуйста, ваш домашний номер. Один три ноль три семь…
Сашку показалось, что сэр на самом деле знает его номер наизусть — так быстро летали по кнопкам мобильника его пальцы. Набрав, он протянул телефон Сашку, и — вот сюрприз! — аппарат оказался таким тяжелым, что Сашок чуть не уронил его. Но, без сомнения, в трубке звучал знакомый гудок. Надо так удивить Анну-Марию, лихорадочно соображал Сашок, чтобы она заподозрила неладное. А вот и родной голосок.
— Хэллоу, — в маниакально-веселом тоне заорал Сашок, — Анна-Мария, это ты?
— Ну, разумеется, это я.
— Я хотел бы поговорить с Анной-Марией.
— Саш, Саш, да я это, я! Что с тобой? Ты же никогда не звонишь с работы! Что-нибудь случилось?
— Я задерживаюсь на работе, слышишь меня, — заорал Сашок что есть мочи («Плохо слышно», — бросил он сэру), — диктую по буквам: за-дер-жи-ва-юсь на ра-бо-те!
— Саш, Саш, не надо так кричать, я все слышу!
— На работе, говорю, задерживаюсь, а что? Ты думаешь, не может быть такого? Может!
— Ничего не понимаю, почему ты кричишь? — От волнения Анна-Мария тоже вдруг перешла на крик: — Саш, что происходит?
— У меня срочная работа! Да, да, у меня опять срочная работа! Диктую по буквам…
— Что значит «опять»? Такого еще не бывало. Ты же мне сам говорил, что мистер Сингх вас всех после шести выгоняет.
— У меня опять — повторяю — опять — очень много работы, — стоял на своем Сашок, — у меня тут семьдесят статей, три тысячи файлов, десять тысяч курьеров…
«Эй, поосторожнее, лучше без Гоголя», — сердито зашипел «сэр».
— Кроме того… Мы празднуем рождение дочери…
— Какой дочери? Чьей дочери?
— Мистера Сингха, конечно, чьей же еще!
— Ты же говорил, что у него взрослые дети, жене — 50 лет…
— Даже двух дочерей — родилась сразу двойня. Это теперь бывает.
— Саш… Извини, но… может, ты… выпил?
— Чисто символически… Мы тут немного празднуем… Еще у пары коллег тут… события. У Вугара день рождения… Ты же знаешь Вугара? А у Цветы — помнишь Цвету? У нее полное исцеление!
— Какое исцеление, от чего исцеление?
— Полное, полное исцеление, говорю тебе… Просто невероятно… И все это в один день, мистика какая-то! Мистер Сингх фактически пляшет и поет!
— Мистер Сингх? Пляшет?
— Ну, условно говоря… Вот он, кстати, рядом со мной, шлет тебе привет… Хочешь с ним поговорить?
Игнорируя Анну-Марию, пытавшуюся сказать, что она вовсе не желает разговаривать с мистером Сингхом, Сашок попытался было всучить трубку «сэру», но тот игру не принял и трубку сердито отпихнул.
Анна-Мария тем временем явно рассердилась.
— Я не понимаю, что с тобой случилось, — сухо сказала она. — Мне некогда разговаривать. Я ухожу на экологический семинар… Если вернешься раньше меня, ключи будут у соседей.
— Послушай, — выкрикнул Сашок, но поздно — Анна-Мария уже повесила трубку.
Некоторое время Сашок огорченно молчал. «Сэр» забрал у него телефон и сочувственно сказал:
— Такая тактика могла привести к результатам, обратным желаемым.
Сашок же только пожал плечами. Что ж тут поделаешь…
Тем временем суперлимузин уже пробился сквозь пробки в районе Ватерлоо и приближался к «Элефант энд Касл».
«Слон и Ладья» — все-таки надо быть шахматистом, чтобы жить в районе с таким названием», — промелькнуло в голове у Сашка.
— Мистер Тутов, — нарушил наконец молчание «сэр», — расскажите, пожалуйста, все с самого начала.
Да нечего особенно рассказывать! Все произошедшее было похоже даже не на триллер, а на какую-то пародию! Никаких больших денег, никаких наркотиков или там секретных документов.
— Чего они от меня хотят, — говорил Сашок, — понять совершенно невозможно. Сначала подменили мне портфель, всучили всякую дрянь: ржавый будильник, словарь, веревку какую-то промасленную… Ну скажите, может быть в этом хоть какой-то смысл? А имена-то какие: Беник, Дынкин, Лещ… Дынкин, кстати, почему-то негр, хотя по речи — чистый рецидивист из какой-нибудь… Коломны…