– Послушайте… – голос Лены срывался, она уже не владела собой. – Да, я сделаю все так, как мы сейчас договорились, это понятно… Но мне важно услышать ваше мнение… Сайганов… разве можно было терпеть все его выходки? Сначала какие-то шлюхи чуть ли не с улицы, потом Астрова, а теперь еще, оказывается, и ты, Таня! Суд бы меня оправдал… Но если бы вы только знали, что чувствовала я, когда увидела его глаза, полные страха! Он смотрел на меня так, как если бы видел в первый раз. Он и представить себе, наверное, не мог, что я способна на такой поступок. Убийство – это поступок. Не каждый может решиться на такое. Он думал, что я – ничтожество, что со мной можно поступать… вот так… Он ошибался, и он смог в этом убедиться. Да, это я убила его, и нисколько об этом не жалею…
– А Ольга?
– Ольга?
Она вдруг подумала, что могла бы убить и Ольгу. Картины убийства набегали одна на другую, смешивались и расплывались радужными пятном. С ней что-то происходило…
– Да, пожалуй, я бы смогла убить и ее…
Дверь кухни отворилась – Лена встретилась взглядом с человеком, которого меньше всего хотела бы видеть в своем доме. Она нервно рассмеялась, потом резко повернулась и закивала головой, глядя на стоящих около стола Таню и Леру.
– Суки. – Она устало опустилась на стул и взяла в руки рюмку.
Корнилов одним ударом вышиб ее из рук.
– Вы арестованы и обвиняетесь в убийстве вашего мужа, Дмитрия Сайганова, а также в преднамеренном убийстве свидетеля Юлия Прудникова…
Он защелкнул наручники на ее руках и понюхал горлышко графина.
– Графин отправим на экспертизу, и, если выяснится, что в нем яд, сами понимаете, что вам светит…
– Большие перемены… – Она нехорошо улыбнулась и, не глядя уже в сторону притихших Тани и Леры, последовала за Корниловым к выходу.
– Это было гениально, – первой пришла в себя Лера и, достав платок, принялась промокать им вспотевший лоб. – Просто гениально!
– Это ты о чем?
– Про историю с пистолетом. Она ведь действительно поверила, что мы его достали…
– А мне ее жалко…
– Даже после всего, что она сделала тебе?
– Да… Если получится, я постараюсь ей помочь на суде, расскажу, каким был Дима. Его-то, сама понимаешь, уже не вернешь, а она всю оставшуюся жизнь проведет в вонючей тюрьме.
– Не в тюрьме, а в больнице. Разве ты не видишь, что у нее крыша поехала? Она же нас собиралась отравить.
– Мне кажется, у нее это не так давно началось…
– Что?
– Крыша… Знаешь, однажды, полгода тому назад, она вдруг подходит ко мне и говорит: когда ты увезешь меня домой? Я ее спрашиваю: куда-куда? А она мне: домой. Я спрашиваю ее, а где твой дом? Она отвечает: в Поливановке…
– В Поливановке?
– Ну да! Она родом оттуда…
Открылась дверь, и вошел Шубин.
– Ну как вы? Живы? – Он бросил взгляд на графин. – Я же говорил вам: ничего не пейте, не ешьте… Думаю, ее не посадят, скорее всего, лечить будут…
– А Ольга? Кто же убил Ольгу? – спросила Таня.
– Она же и убила, – пожала плечами Лера. – Я уже ничему не удивлюсь…
Глава 26
– Родина тебя не забудет, – говорил Виктор Львович, потягивая пиво. – Быстро вы раскрутили эту Сайганову… Теперь, глядишь, и дело закроем.
Шубин сидел в его кабинете, разговор то и дело перескакивал с темы погребального шоу, которое устроил в честь своей погибшей возлюбленной Каротин, на тему об аресте Сайгановой.
– Мраморный памятник был буквально завален живыми цветами. Венки бешеной стоимости… – разводил руками старший следователь прокуратуры, устремив взгляд в потолок. – Ни хрена себе… Ты что-нибудь понял из того, что он тебе рассказал об их отношениях?
– Конечно, – пожимал плечами не очень-то склонный обсуждать с кем бы то ни было чужое несчастье Игорь. – Из его слов я понял, что он сильно виноват перед ней и что она, если верить его словам, погибла из-за него. А когда я сказал ему, что знаю о том, что он прилетал сюда накануне убийства и что он – один из подозреваемых, он лишь расхохотался мне в лицо. Не похож он, честно говоря, на человека, который убил бы Рожкову. Зачем бы ему тогда было привозить сюда целую машину цветов и устраивать эти пышные похороны? Он мог бы вообще не появляться здесь и обеспечить себе в Москве алиби. Согласись, что если бы он планировал убийство своей бывшей любовницы, то вряд ли бы прилетел сюда самолетом, ему куда проще было бы приехать в Саратов на своей машине и так же тихо уехать, сделав свое черное дело. Нет, думаю, что он здесь ни при чем… Хотя я понимаю то чувство вины, которое не дает ему покоя. Видимо, он думает, что та ссора в ресторане, во время которой он ударил ее, приревновав к Урусову, и послужила основной причиной, заставившей Марину пойти по рукам… Он, конечно, идеалист. Предположим, он действительно ее любил, по-настоящему. И она его тоже. Пусть он приревновал ее к Урусову, даже и беспочвенно, такое тоже бывает, особенно когда мужчина выпьет. Ну и что с того? Разве после этого надо отдаваться первому встречному? Я так думаю, что Марина и до встречи с ним вела легкомысленный образ жизни, в которой было много мужчин. Она привыкла так жить, чего он в душе ей так и не смог простить. А что касается Урусова, то и с ним я тоже разговаривал, пытался понять, что скрывалось за той самой сценой ревности в ресторане, и он мне ответил, что до того дня он ни разу не видел Марину, хотя и был от сотрудников наслышан о ее красоте и мечтал с ней познакомиться. И это все. Вот и получается, что Каротин сам спровоцировал эту ссору, чтобы выплеснуть всю мужскую дурь, которая накопилась у него с тех пор, как он жил с ней, и доказать самому себе, что его подружка – шлюха. И если другая на месте Марины простила бы ему эту пьяную выходку, то здесь этот номер не прошел… Марина была не из тех женщин, которые прощают мужчине упреки, касающиеся ее бурного прошлого. Если бы он был умным и дорожил Рожковой, то не позволил бы себе подобного обращения с ней. Другими словами, он продолжал бы делать вид, что забыл о ее прошлом. И здесь мне думается, что и Марина словно была готова к этой провокации и только ждала удобного случая, чтобы порвать с ним.
– Зачем? Ведь он к тому времени был настоящим апельсиновым королем.
– Ну и что? Жизнь показала, что деньги меньше всего интересовали ее. Вспомни, ведь это она дала ему денег, чтобы он организовал свой бизнес. Продала квартиру! Ты, Виктор Львович, вообще когда-нибудь слышал, чтобы девушка пошла на такую жертву ради парня?
– Если честно, то не слышал. Видимо, она его любила, раз так сделала, или же была круглой дурой.
– Каротин был очень откровенен со мной и, не стесняясь, рассказал, что Марина была любительница выпить. Нет, она не была пьяницей, это не то… просто девушка постоянно расслаблялась пивом в компании мужчин. Это было ее образом жизни. И он не мог, ну не мог он ей этого простить и все ждал, что она рано или поздно сорвется и снова станет той Мариной Рожковой, которую он знал… Он как бы сократил то время, которое могло бы понадобиться ей для этого.
– Он боялся этого, ты хочешь, наверное, сказать?
– Да. Боялся. А потому ударил ее… Пьяная выходка, не более. Но ей этого хватило. Он словно снял с нее поводок, и она вырвалась на свободу…
– …и пошла по рукам. А теперь он убивается, что не уберег ее. Раньше надо было думать, когда она пошла к Урусову. Думаю, еще тогда было не поздно все исправить…
Шубин вдруг подумал о том, что они, мужики, сидят и обсуждают тему любви, говорят о Каротине и Рожковой как о близких людях, чья судьба им не безразлична. А ведь речь идет о совершенно чужих людях.
– Целая толпа привалила на кладбище, – продолжал вспоминать Корнилов, попыхивая сигаретой. – Куча одноклассников…
– Это Астрова их собрала, я с ней разговаривал… Вот тоже… Астрова. Кто бы мог подумать, что у них начнутся шашни с Нечаевым. Не доктор, а какой-то плейбой. В Москве, что ли, баб нет, все его тянет на саратовских…
Шубин хотел рассказать Корнилову о том, как прошли похороны Сайганова, менее пышные, но довольно торжественные, но передумал. Вдову выпустили из камеры предварительного заключения рано утром и приставили к ней охранника – позволили ей похоронить мужа и даже присутствовать на организованном ею же в офисе поминальном обеде. Она держалась неестественно спокойно, высоко держа голову, и, видимо, в ее мозгу в это время происходили какие-то необратимые процессы, которые сделали ее в собственных глазах чуть ли не героиней трагедии: она еще на кладбище прилюдно покаялась в убийстве мужа, порыдала приличия ради у гроба, после чего заявила, что «отправила на тот свет и еще одну, и без того погубленную душу». Все, кто знал о событиях, происшедших в доме Лены Сайгановой, поняли, что речь идет об убийстве Ольги Астровой– Марины Рожковой. Людей на похороны Сайганова пришло тоже много – всем было интересно посмотреть на находящуюся под стражей красивую молодую вдову-убийцу, да еще и в наручниках. Женя Жукова, также присутствовавшая на похоронах, шепнула Шубину, что это не похороны, а «трагифарс с элементами пошлости».
– Хотя я и сама пришла сюда лишь из любопытства. Мне действительно интересно было увидеть и услышать все то, что произойдет здесь, на моих глазах. К тому же я не каждый день вижу убийц, да еще таких… прибабахнутых… И зачем убивала? Жила бы себе спокойненько в своей Бобровке, а если бы сильно заскучала, то завела бы себе любовничка, к которому моталась бы в город или в соседнюю деревню. Подумаешь, муж гуляет. Да они все гуляют…
– А ты откуда знаешь? – спросил ее Шубин.
– Ниоткуда, – она улыбнулась ему с таким видом, как будто знает о нем все. – Это всем известно.
Шубин вышел из прокуратуры со странным чувством – ему впервые показалось, что он не отработал сполна гонорар Камышиной. И хотя Сайганова призналась в убийстве Рожковой, Шубин ей не поверил. Как не поверила и Женя Жукова. Что же касается мнения Корнилова на этот счет, то оно сложилось сразу же после того, как было письменно оформлено признание Сайгановой: конечно, она виновата, она убила соперницу, какие еще могут быть вопросы? Раскрыто сразу три преступления – убийства Рожковой, Сайганова и Прудникова – поставлены три точки, захлопнуты три папки с уголовными делами. Корнилов, как он считал, свою работу проделал. Таня Камышина теперь может спокойно жить в доме своего погибшего брата, как наследница. Скорее всего, она выйдет замуж за Сашу Гольцева, если тот согласится усыновить ребенка Сайганова. Калитку в Бобровке, выходящую в лес, наверно, заварят, а вместо газонов с зеленой травой и кустов роз появятся грядки с овощами. Возможно даже, что садовый домик, в котором убили Астрову-Рожкову, превратят в курятник…
Шубин вернулся в агентство, где его поджидала Женя Жукова. Но оказалось, что она не одна. В приемной пахло кофе – на диване сидели уже знакомые Игорю люди: Каротин, Урусов и Пирский. И он сразу понял, зачем они к нему пришли, что от него хотят. Никто из этих мужчин, бывших любовников Рожковой, не поверил в признание Сайгановой, стало быть, они пришли узнать правду.
Мужчины поздоровались, Шубин пригласил их всех в свой кабинет. Осторожно вошла туда и Женя, присела на стул возле сейфа и вся обратилась в слух.
– Игорь, – начал Александр Каротин, закуривая, – думаю, что вы знаете, зачем мы к вам пришли.
– Догадываюсь.
– Марина жила в этом городе под чужим именем… Думаю, что уже это должно было нас всех насторожить. Видимо, она все же кого-то боялась, но вот кого? Вы опытный сыщик, вас знают и уважают в городе, вы уж извините, но мне, прежде чем я обратился к вам, пришлось навести кое-какие справки… Так вот, вы – местный, вы много знаете и умеете. Найдите нам того, кто убил Марину. Я не успокоюсь, пока не узнаю, кто и за что мог ее убить.
– Вы хотите сказать, что не удовлетворены официальной версией? Вы не верите, что ее убила Сайганова?
– Думаю, что вы и сами не верите. Баба сбрендила, несет всякую чушь, а следователь только успевает за ней записывать… Им лишь бы закрыть уголовное дело.
– Но ведь она могла убить Марину, – тихо сказал Шубин, желая посмотреть реакцию мужчин на его слова. – Возможно даже, она знала, каким образом Марина хочет удивить всех… Что ей, хозяйке дома, стоило незаметно выйти и зарезать ее?
– Она не убивала. А если бы убила, то не у себя в саду. Она же не сумасшедшая… – обронил Пирский и тут же прикусил язык, поняв, что сказал что-то не то. – Я хотел сказать, что ей проще было бы убить ее на чужой территории… И что мешало ей застрелить ее? Зачем было рисковать и браться за нож? Ведь она женщина, и если бы рука дрогнула и нож уперся в ребро… Да нет, Марина бы сладила с ней, она сама скорее всадила бы ей в горло нож, обороняясь…
– Но на ноже нет отпечатков ее пальцев, вот в чем дело… Хотя и других отпечатков на рукоятке ножа тоже нет, кроме отпечатков пальцев самой Марины…
– Она могла надеть перчатки, – подал голос молчавший все это время Урусов. – Но я лично тоже не верю в то, что Марину убила Лена. И вообще все это ужасно…
– Убили молодую красивую женщину. Зарезали. Кто? За что? С этим мы к вам и пришли. Вот для начала тридцать тысяч баксов, – Каротин открыл портфель и достал оттуда пачку долларов, – а когда найдете убийцу, получите еще столько же.
– Но тогда мне понадобится и ваша помощь, – сказал Шубин. – Я просто уверен, что тот страх, который заставил ее жить под чужим именем, связан с жизнью в Москве. Вы вот говорите, что она кого-то боялась, да? Но что мешало ей купить фальшивый паспорт и уехать в какой-нибудь другой город, спрятаться поглубже, затаиться? Нет, она приезжает в свой родной город, где ее все знают, живет, заметьте, по своим документам, и лишь новые знакомые, такие, как Лера Тарвид, Лена Сайганова, сам Сайганов, знают ее как Ольгу Астрову. Вот скажите мне, Борис, – он обратился к Пирскому, – ведь это именно в вашем доме они встретились и познакомились…
– Да, познакомились, ну и что с того? Сайганов мог просто не запомнить ее имени, и, когда она приехала в Саратов и они встретились уже здесь, ей ничего не стоило назваться хоть Эсмеральдой, он бы все равно не вспомнил ее настоящего имени. Да и какое это имело для него значение? Он же не знал еще там, в Москве, когда они с женой были у меня, что судьба когда-нибудь сведет их вместе… Оля, Лена – обычные русские имена. Думаю, это не принципиально. Я вам знаете что скажу? Она назвалась Ольгой не потому, что боялась кого-то, а просто потому, что захотела начать новую жизнь. И зачем ей было покупать фальшивый паспорт? Она внутри себя решила, как ее теперь будут звать и какой образ жизни она будет здесь вести. Я в этом уверен. Я тоже жил с ней и многое понял. Она была обычной, здоровой, нормальной женщиной, мечтавшей выйти замуж и нарожать детей, да только кто-то из нас так сильно тряхнул ее, так поломал, что все женское, нормальное из нее вытряс… – Он перевел взгляд на Каротина.
– Это я, – Каротин с силой раздавил сигарету в пепельнице. – Но я и сам страдал, живя рядом с ней. Она спала рядом со мной, а я, глядя на ее лицо, представлял ее с другими мужчинами… Я просто с ума сходил…
– Нечего было звать ее в Москву… Я уж молчу о тех деньгах, которые она тебе привезла. Ты с легкостью их взял…
– Но я расплатился с ней! – вскричал Каротин. – Слушай, Шубин, у тебя не найдется выпить?
Женя кинулась в приемную и принесла оттуда водки и закуски. Мужчины выпили и еще раз помянули Марину Рожкову.
– Ни хрена ты с ней не расплатился, она же не взяла твои деньги, ты сам мне говорил, – сказал Пирский, закусывая водку лимоном. – К тому же надо бы найти ту актрису-сучку, которая, быть может, и не передавала ей деньги и твои письма… Как можно было вообще кому-то доверять деньги? Ты должен был отдать ей лично в руки.
– Она бы все равно не взяла, – угрюмо ответил Каротин. – Ты же, Пирский, сам знаешь.
– Володя, – Пирский обратился к Урусову, – а ты чего все молчишь, как будто никакого отношения ко всему этому не имеешь? Ты зачем принял ее? Зачем повез из ресторана к себе домой? Разве ты не понимал, что она – женщина твоего шефа? Ты ничего не боялся? Не боялся, что тебя уволят?
– Знаете, мужики, – покачал головой Урусов, словно собираясь с силами для нападения, – я вам вот что скажу: да мне тогда было все до лампочки, увольнения… Смех! Она сама ко мне подошла, да как же я мог ее не взять с собой? У меня никогда не было таких женщин, я от счастья чуть не умер, а ты про увольнение… Я и раньше о ней слышал, но, когда увидел, не мог глаз от нее отвести. И вдруг такое… К тому же поначалу я и пальцем до нее не дотрагивался, все ждал, что она успокоится и вернется к нему. Но все получилось как раз наоборот. Ей нужна была моя любовь, она была слишком одинока. И, надо отдать ей должное, она мне ничего не рассказывала о том, что между ними произошло. Ссора, драка ли… Во всяком случае, у нее была разбита губа, она распухла… Хотелось защитить ее, успокоить… Я не мог не повезти ее к себе, как вы не поймете?! И ты, Пирский, поступил бы так же, приди она к тебе…
– Она и пришла. После вас… Но не думаю, что она делала какое-то различие между тобой, Володя, – произнес он с горечью, – и мной… Думаю, ей было все равно, у кого жить. Она пришла ко мне такая неприкаянная, неприбранная, несчастная… Она не знала, чего хочет, ей было очень плохо… И знаешь, почему? – Он снова вперился взглядом в притихшего Каротина: – Не догадываешься?
– Пирский, пошел ты…
– Она любила только тебя, вот и все. Ты унизил ее, напомнив, какую жизнь она вела до встречи с тобой, и она не смогла тебе этого простить. После того как вы с ней расстались, какое-то время она была у нас на глазах, так? Значит, за то время, что мы ее не видели, с ней и произошло что-то такое, что заставило ее вернуться домой… С кем она жила? Чем жила? На что жила? Кто эта актриса, с которой она общалась и которая должна была передать ей деньги?
– У вас есть ее телефон? – спросил Шубин.
– Да, конечно, есть… – Каротин достал электронную записную книжку: – Вот… Записывайте: Арина Чепрасова, телефон…