Кто косит травы по ночам - Галина Артемьева 13 стр.

Она ясно поняла, что следовало предпринять, уже после получения того гнусного «подарочка». Существует масса сыскных агентств. Надо было обратиться к профессионалам. Вполне вероятно, что и до вторжения дело бы не дошло тогда. Это первое.

И второе – надо завести собаку. Мальчишки давно умоляют. Ей просто не хотелось хлопот.

Пусть будет у них еще один член семьи и надежный защитник к тому же. Вот уж никто бы не сунулся! И сейчас, будь с ней собака, было бы у нее надежное чувство личной безопасности вместо этой внутренней дрожи и неуверенности. Так она и сделает, когда вернется. Ребята прилетят, а дома нежданная радость. Вот им будет счастье!

Домой захотелось нестерпимо. Она так и решила: «Завтра – домой!» Сегодня бегло просмотрит дневники, не вчитываясь, выделит основную сюжетную линию судьбы Александры Александровны. Таким образом, дачное ее уединение не будет считаться зряшным: она в результате надеется иметь цельное представление о содержании дневников. Правда, она уже и сейчас не сомневается, что записки ей попались ценнейшие, из тех, что называют «документами эпохи».

Вернувшись, она немедленно взялась исполнять намеченное.

Открытие

Ей удалось сделать все, что было запланировано.

Она совершила невероятное открытие, от которого перехватывало дыхание. Ей, как никогда, был необходим сейчас любой собеседник: то невероятное, что она узнала, требовалось осмыслить вместе с кем-то.

Эх, телефон, телефон, как ты сейчас нужен! Хоть кому бы сейчас позвонила! Хоть Иришке болтливой.

Надю трясло. Она попыталась в блокноте выделить основные моменты дневниковых записей.

Прибытие в Петроград. Их дом реквизирован правительством. (Как – еще до октябрьского переворота реквизировали?) Оказывается, пользуясь режимом военного времени и потребностями новой власти, отнимать для государственных нужд роскошные особняки стали уже при Временном правительстве, сформированном после Февральской революции! В Надином представлении все зло шло от большевиков. А вот оно когда началось!

Все Сашенькино семейство в смятении. Наконец принимается решение отправиться всем вместе в Англию.

Родители определяются, заехать ли в московский дом, забрать оттуда ценное или бросить все до лучших времен.

Предполагают бросать все: семья слишком на виду, риск огромен и реален.

Они не успели. Всего одни последние сутки на родине оказались роковыми, смертельными.

Отец вышел из дома на полчаса, чтобы передать поручения своему помощнику. Они ждали, ждали и ждали. Сначала еще была надежда. Потом она исчезла. В их сердцах поселился леденящий ужас. Все понимали, что надо бежать. Но как бежать, не зная, что с папой? Как его искать? Кого просить о помощи? Никто не мог ничего предпринимать, все были словно скованы страшными предчувствиями.

Через два дня чудовищных страданий дворник соседнего дома сообщил, что у него во дворе найдено тело их отца.

Он был зверски убит.

Кем? Почему? При каких обстоятельствах? Эти мучительные вопросы останутся навсегда без ответа. Как навсегда останется боль утраты и непонимание: ради какого светлого будущего понадобилось лишать жизни крепкого, деятельного, образованного, энергичного русского человека?

Потрясенная горем, тяжело заболела мама.

Отъезд, все еще возможный в то время, пришлось отложить.

Старый татарин-дворник, отец Нелечки, помогал, чем мог. Он догадался принести детские Нелечкины документы и посоветовал: «Пишись прежней фамилией – сейчас очень опасно!»

Наконец они выбираются в Москву. Там, по их предположениям, меньше риска быть узнанными. Мать еле одолевает дорогу.

Принадлежащий семье арбатский домик (Александра пишет «домик», стало быть, питерский дом был грандиозным сооружением) – тот самый, в котором Надиной семье принадлежит теперь верхний этаж. Предназначался он Александре в приданое и пока пустовал, ждал своих хозяев.

Они, понимая, что и этот дом «реквизируют» при случае, собирают все самое ценное: картины вынимают из рам, сворачивают рулонами холсты. Мебель грудой сваливают в одной комнатке (чужим не должно достаться ничего).

Мать с маленьким Валерианом отправляют в имение к тете Лидии для поправки здоровья: в Москве становится совсем плохо с продовольствием.

Девочки предусмотрительно выбирают себе для жизни самые никчемные комнатки, одна из которых без окна, зато с выходом на чердак. Выход этот тщательно маскируется.

Итак, открытие номер один: всю свою жизнь Надя прожила бок о бок с настоящей владелицей их дома.

Мучительное воспоминание: как дед тогда по-хозяйски, но благородно приглашал их пользоваться кухней и ванной. Стыд и ужас. Но его они не презирали. Напротив, завещали все (в завещании хитро было оговорено, что не только комнатки, но и все содержимое их и то, что может обнаружиться позднее) его внучке Надежде.

Открытие номер два: все документы о собственности на петербургский, московский и лондонский дома, на многочисленные поместья не утрачены. Они в полной ценности и сохранности находятся в папке с тесемками, которую Надя вместе с дневниками притащила на дачу, думая, что там тоже какие-то записки на разрозненных листках.

И это еще не все. Старший сын Исая, Нелечкин брат, солдат, вернувшийся с войны, пробирается к ним из Питера зимой 1918-го с печальной вестью о смерти Нелечкиного отца.

Тот, умирая, велел сыну помочь Александре выправить новые документы: с ее настоящей фамилией жить смертельно опасно. Нелечкин брат предлагает простое: зарегистрировать брак. Будет у нее неприметная фамилия мужа. А он все равно мобилизован в Красную Армию. Жена красноармейца – это как охранная грамота для новой власти.

Другого пути нет.

Александра с благодарностью принимает предложенную ей помощь. Расписавшись, «молодожены» расстаются. Пятнадцатилетняя Александра, представительница виднейшей российской княжеской фамилии, становится Александрой Исаевой. При ней справка, удостоверяющая, что ее муж сражается за новую власть.

Тем временем их душат новые вести: скончалась мама, имение тети Лиды сожжено дотла.

Тетя погибла во время пожара.

Братика привез в Москву крестьянин на подводе: ищи своих, барчонок.

Мальчик ободранный и обобранный, одежда – лохмотья, ножки в тряпичных обмотках, завшивлен.

Однако крепкая порода сказывается и тут: мальчик очень сообразительный, волевой. Адрес московского дома он прекрасно помнил, но крестьянину на всякий случай не назвал, видел уже грабежи и уничтожение, не хотел подвергать своих опасности.

Сказал растерянно вознице:

– Высадите меня, дяденька, я тут поищу.

И побрел совсем не в ту сторону, где дом. И долго плутал, заметая следы. Только поздним вечером разрешил себе постучаться к сестрам.

Как самую важную ценность вытащил из лохмотьев своих завернутые в тряпицу мамочкины колечки и собственный документ. Тетя Лидочка – царствие ей Небесное – позаботилась. Видно, сердце ее любящее подсказало. Сразу, как они к ней приехали, добыла сестре и племяннику бумаги с девичьей фамилией их матери.

Таким образом, Валериан становится «из крестьян», а фамилия его – очень хорошо знакомая Наде фамилия!

Она абсолютно уверена: мальчик Валериан – будущий отец ее мамы! Ведь новая фамилия Валериана– это девичья фамилия Надиной матери! Это и есть третье, самое важное открытие Надежды.

Ой-ой-ой! Знали ли соседки о том, что завещают все собственной внучатой племяннице?

Она вспомнила, как пристально смотрели они на Алешу, просто глаз с него не сводили. Александра Александровна объяснила Наде, что ее сын поразительно похож на их младшего брата, которого давно нет в живых.

– А мама моя вот так же, как вы сейчас, все удивляется, насколько же он похож на ее папу.

– Если правнук похож на прадеда – это закон природы, тут ничего удивительного и противоестественного нет, – заметила тогда соседка. – Сходство совершенно чужих людей между собой – вот загадка!

Мать мало рассказывала Наде о родителях. Надя, вечно погруженная в себя, не расспрашивала. Ей больше нравилось, когда с ней говорили о ней, о ее проблемах и жизненных перипетиях. Ничего вокруг не замечала.

«Как же, наверное, со мной трудно всем! Какая же я эгоистка в их глазах! Да при чем здесь «в их глазах»! Объективно – эгоистка. Только моя боль – боль. Только мои чувства – чувства», – раскаивалась Надя.

Кое-какие сведения о деде ей все-таки вспомнились. Мама говорила, что он был беспризорником во время Гражданской войны. Сам пристроился в детдом, закончил школу с отличием, военное училище, военную академию. Имел несколько орденов за Великую Отечественную войну. Был в Австрии, Венгрии, Чехии.

Анна сохранила детские воспоминания о жизни в прекрасном замке, полном картин и старинной мебели, куда разместили важного советского офицера, когда к нему приехала семья из Москвы. Вот, собственно, и все в общих чертах.

Анна сохранила детские воспоминания о жизни в прекрасном замке, полном картин и старинной мебели, куда разместили важного советского офицера, когда к нему приехала семья из Москвы. Вот, собственно, и все в общих чертах.

Она потом детально вчитается в дневники и выудит оттуда все о своих предках. Но сейчас, сейчас… В голове мелькает пугающая догадка: некто, знающий эту семейную тайну, охотится сейчас за ней.

Обладание документами, неоспоримыми, подлинными, устанавливающими право на огромное имущество в России и за ее пределами, – это дело нешуточное, миллионное.

Возможно, существует кто-то, кто, как и Надежда, имеет право на все это. Кто бы это мог быть? Детей у соседок не было, это точно.

А если это потомки ее, Сашенькиного, «мужа»?

Нет-нет, и этого быть не может. Вот же запись в дневнике: погиб он на Гражданской. Прислали извещение: геройски погиб. Александре как вдове героя Гражданской выделили какую-то грошовую пенсию. Звание вдовы героя ее и спасало. И главная их с Нелечкой стратегическая установка: выживает тот, кто умеет хорошо спрятаться.

Стоп-стоп. Надо продолжить эту мысль о том, что хотят завладеть этими имущественными документами, ради чего всеми способами изводят ее, Надежду. Нет, тут что-то не то.

В конце концов, если уж на то пошло, главная наследница – Надина мать. Кроме того, у Надежды есть муж, дети, самые близкие ее родственники, которым все равно все перейдет, даже если что-то случится с ней. Поэтому изводить именно ее ради наследства – напрасная трата сил.

За окном тьма. Который сейчас час, собственно?

Она зачиталась до сине-красных точек перед глазами. Не ела ничего с утра. Десять вечера!

Надо сейчас собраться, вот что!

Сложить все тетрадки и папки в рюкзак, убрать компьютер в сумку, продукты пусть остаются, она потом вернется с Андреем и наведет порядок.

А сейчас надо просто запереть дом, навесить замок на калитку и – в Москву. Она не любит вести машину в темноте – ничего. Главное – добраться до телефона. Позвонить маме, Андрею.

Надя собралась в считаные минуты. Осталось приготовить ключи от дома, замок и ключи от машины, чтоб не возиться с поисками в темноте.

И тут у нее защемило сердце так, что она вскрикнула от боли.

Ключей от машины не было нигде! Она не сумасшедшая. Она прекрасно помнила, как и что доставала из машины, как сидела за рулем, раздумывая, не рвануть ли домой прямо сейчас.

Потом она вышла, закрыла машину, включила сигнализацию дистанционно, с помощью ключа, машина пропищала, что, мол, все ok. Дома Надя положила ключи, чтобы не искать, на самое видное место – на стол у окна.

На нем утром лежала тетрадь, которой полагалось находиться на полу у ее кровати, а ключей уже не было! Точно! Это и было то самое «не то», которое встревожило ее. Как на двух картинках, проверяющих степень внимания, – «найдите десять отличий». Все вроде одинаковое, но детали разнятся.

Надо наконец трезво признаться себе: ключ не мог исчезнуть самостоятельно.

Номер Никиты она записала и повесила на стенку.

Подзаряжалка в ее сумке была.

Тетрадь сама на стол не взобралась.

И значит все это только одно: ночами, пока Надя крепко спала, сюда заходили, производя те самые тревожившие ее изменения.

И дело тут совсем не в имущественных старинных бумагах, иначе папку давно бы уже унесли и – ищи ветра в поле.

Ее хотят свести с ума, просто доконать по-черному.

Кто и за что – это сейчас даже не важно. Не важно!

Главное, что преследователи ее обязательно что-то запланировали и на следующую ночь! Она не может позвонить. Она не может уехать.

Вполне возможно, даже наверняка они следили за ней днем, когда она ходила к Никите. Вероятно, записку ее из почтового ящика Никиты выудили, так что знают, что уехать она собралась завтра. Пусть даже не на машине, дошла бы до электрички, уехала бы все равно.

Значит, если преследователи предполагали устроить главный ужас через несколько дней (а о н и явно знали о ее планах), то сейчас, этой ночью, ее ждет серьезное терзание.

Первое побуждение – убежать из дома, добраться до шоссе, проголосовать там, авось кто-то да и остановится – Надя отвергла. Кто знает, может быть, у двери уже поджидают? Она задыхалась от страха. Заныл, как перед экзаменом, живот.

– Так, – сказала она себе. – Сдаваться я не собираюсь. У меня теперь преимущество: они не знают, что я знаю. Они все еще уверены, что меня по-прежнему можно застать врасплох. Пусть пока так и думают.

Надя включила радио, сделала погромче звук. Принялась растапливать печку: пусть, как обычно, из трубы идет дымок. Расстелила постель на ночь, словно готовясь ко сну.

Они жили все это время поблизости. В одном из соседних домов. И она ни на что не обратила внимание. Вон Никита говорил, что чудилось ему, будто у соседей кто-то есть. Значит, не чудилось, а так и было.

Надя умылась, надела куртку, ботинки, сунула в карман бездействующий телефон, московские ключи, кусок хлеба и яблоко, вынесла в прихожую к двери рюкзак и сумку с компьютером. Выключила везде свет, оставив только ночничок, как обычно. Села на пол у лестницы, задумалась.

Что она может сделать?

Есть два варианта. Первый. Затаиться за дверью с кочергой. Ну и, когда дверь откроется… Того… Со всего размаху…

Мечтать не вредно, конечно, но вариант не проходит по ряду моментов.

А вдруг она кочергой со страху так двинет, что к ногам ее свалится готовый труп? Весь в крови, полголовы снесено. Размечталась!

Нет уж, убийцей она не станет ни при каких обстоятельствах, не дождутся они такого счастья.

К тому же вообще не факт, что она способна как следует фигакнуть кого-нибудь железякой по башке. Отнимут у нее ее оружие и ей же еще и врежут. Кроме того, не зря же у нее все время вертится в голове слово о н и. Что если их по меньшей мере двое? С двумя она не справится ни в коем случае.

Второй вариант тоже не безупречен. В нем много всяких «если». Но при этом, пожалуй, он единственно возможный.

Ей надо попробовать подняться на второй этаж по этой шаткой лесенке. Как же это она раньше поленилась посмотреть, что там наверху! Если дверь наверх заколочена, все равно, надо затаиться на маленькой площадочке второго этажа у лестницы. Просто лечь там плашмя, вдруг не заметят. А если начнут подниматься к ней, раскачать лестницу, рухнут в два счета.

А если у них пистолеты и они станут стрелять?

Ну, знаешь, всего не предусмотришь!

И мучители ее тоже всего предусмотреть не могут, так что надо решаться. Если же второй этаж открыт, она может запереться изнутри. Вдруг дед уже сделал другой выход для Питика? Вдруг она выскользнет незамеченной и потихонечку в темноте улизнет?

Пора было на что-то решаться. Собственно, не на «что-то», а на подъем по очень ненадежной лестнице да еще с рюкзаком и компьютером. Эти вещи она им не оставит просто так.

Надя знала: если мост или лестница ненадежны, бежать по ним полагается очень быстро, тогда остается реальный шанс уцелеть. Но усталость и апатия, навалившиеся вдруг, начисто лишили ее сил. Нет, компьютер она с собой не возьмет, это нереально. Надя тихонечко отодвинула его в глубь прихожей. Чем-то придется поступиться, ничего не поделаешь.

Надела рюкзак. Сколько уже времени прошло с тех пор, как она якобы «улеглась спать»? Ей казалось, что целая вечность.

«Ну же, решайся!» – побуждала она себя.

И тут снаружи послышались шаги. Все ближе, ближе.

Надя одним махом взлетела наверх. Лестница аж вся покосилась под ней. Нет, вниз по ней уже не спуститься, но не это важно сейчас.

Она повернула дверную ручку второго этажа, уверенная, что это будет просто чудо, если дверь не заперта.

Дверь легко и бесшумно открылась. В то самое время, как внизу отпирали входную дверь.

Пришелец

Она задвинула щеколду и затаилась. Ей было очень плохо слышно, что делается внизу. Во всяком случае друг с другом там не разговаривали, тихое какое-то шебуршание доносилось, и то потому только, что Надя знала про чужое присутствие. Дед сделал отличную звукоизоляцию. Значит, и она может слегка расслабиться, не бояться, что услышат ее дыхание. Она сняла рюкзак и легла на пол. Пахло свежими досками. Живой чистый запах. Он дарил надежду и расслабление.

«Пусть они там походят-походят и уйдут, – пожелала себе Надя. – Пусть они подумают, что я сплю, чего-нибудь еще украдут, местами поменяют и отвалят».

Она на всякий случай, когда стелила кровать, положила перину так, что, если не вглядываться, можно подумать – на кровати лежит человек, укутанный со всех сторон.

Эх, уснуть бы сейчас прямо так, на полу, устала она от всего, проваливается куда-то.

В этот момент внизу у лестницы раздался злой топот.

«Они догадались!» – ужаснулась Надя. Сна как не бывало. Сердце стучало так, что страшно было, что он и услышат. По лестнице шли!