Вот и распутался узелок! Облегчения не было. Слишком много всего обрушилось на нее.
Вроде бы живешь по-тихому, зла никому не делаешь, мечтаешь только о покое и тихом семейном счастье, а потом оказывается, что лишаешь покоя других, неведомых тебе людей, не замечаешь, какую боль причиняешь близким людям, не помнишь о долге родства и дружбы. Просто даже не думаешь, что это к тебе имеет какое-то отношение. И откуда это в ней, Надежде, твердое прокурорское сознание собственной правоты и непогрешимости? Всю жизнь себя обделенной и несчастной считала, а горя не знала, нужды не знала, оберегали все, пылинки сдували.
Не за что ее любить! Кому она хоть что-то хорошее в жизни сотворила? Только к детям своим и была добра по-настоящему. Да и то, кто знает, как дойдет до дела, не превратится ли она в Екатерину Илларионовну, отстаивая свое право на любовь сыновей? На свекровь за несколько простецких слов взъелась, аж до сих пор внутри печет, а что с ней будет, если невестка не понравится? Что ж это за круговорот дерьма в природе бесконечный? Неужели иначе никак нельзя?
Стыд ее мучил такой, что даже слез не было для размягчения души.
– Ир, давай ты мне по-честному всегда будешь говорить, где и кого я обидела, если что узнаешь. Я не обижусь. Я просто многого еще не знаю, оказывается. И с тобой – я даже не подозревала, что тебе может быть плохо. Ты такая благополучная всегда, самодостаточная. Все тебе завидовали, все к тебе прислонялись. Ох, ну и свинья же я! Других людей осуждаю, как будто я им судья. А о себе – хоть бы раз задумалась!
– Да оставайся ты какая есть, чего уж. Жива-здорова, крыша не съехала после Катиных гостеваний, и радуйся. Разберемся потом по ходу пьесы, кто в чем перед кем виноват.
Иришка резонно принимала Надино покаяние как реакцию нервов на пережитое. Надо как следует наесться, выспаться, нагуляться поутру по сонному лесу, по шуршащим листьям. А то скоро снег выпадет, ни одного даже прошлогоднего листочка не увидишь. Утро вечера мудренее. Сон – благодать. Не всякому даруется.
Жизнь продолжается
– Ирка, представляешь, не смейся только! Я – княгиня! Или княжна! Стопроцентно кто-то из них. Мама моя – точно княгиня! Ой! Я же рюкзак на втором этаже у Питика забыла, там все. Прочтешь – поверишь!
Надя упоенно рассказывает подруге о своем открытии.
Они бредут вдоль медленной осенней речки, скучливо отражающей серебристо-стальные облака. Снег вот-вот пойдет. А кое-где все-таки бьется маленькая зеленая травка. Рябина краснеет-полыхает.
Кроткая земля. До слез кроткая. Все претерпевает. Не ропщет. Одно племя человеческое выводит другое под корень. Семя Каиново не перевелось. Сжирает его, ищет выхода ненасытная жажда мести невинным и ничего им не должным братьям. Немыслимые пространства заливаются кровью непонятно за что воюющих людей. И только безответная земля остается вечной. Она – тайна. Она – смысл.
– Вот я тебя сейчас тоже повеселю! Ты спала еще, я с Екатериной Илларионовной беседовала. Лежит загипсованная в клинике. Счастливая, просветленная. «Все, – говорит, – правильно я рассчитала» (рассчитала она, представляешь!). Радость у нее: Димочка примчался, вызвался ночами у нее дежурить. Спать будет в ее палате. Каждую ночь под маминым присмотром! Два месяца – как минимум. А там, глядишь, и вовсе одумается. Она мать, она верит.
Книга 2 Кто косит травы по ночам
Мальчики и девочка
По коням!– Алеша, Коля, ну мы все готовы, залезайте уже, папа давно ждет!
– Ма-ам! А Тихона кто возьмет? Возьми ты, а? Он все время чихает и плюется. Нас и так в машине много!
– Тихон с вами! Ну, сколько можно ныть? Сами просили собаку? Просили! Вот он с вами и поедет. А мы с Таней. Я не могу отвлекаться, а к Тане он не привык.
– Ну хорошо, только пусть он с Колькой сзади сидит, а я с папой сяду. Он меня водить учит.
– Меня он тоже учит! И нечего командовать!
– Ладно, разбирайтесь сами, ну вас.
Надя отошла к своей машине, издали любуясь четырьмя мужиками: мужем Андреем, сыновьями Алешей и Колей и светло-бежевым лабрадором Тихоном, вполне взрослым двухгодовалым парнем.
Тихон зажил в семье вскоре после памятных событий на даче, когда отчаянная домохозяйка Екатерина Илларионовна устраивала Наде веселую жизнь на манер домашнего триллера. Мальчишек тогда ни о чем произошедшем с мамой на даче во время их путешествия по Египту не проинформировали, так что они уверены, что появлением в доме Тихона обязаны своему непрестанному нытью «купите собаку». А раз так – весь уход за выпрошенным сокровищем на них и вся ответственность за его воспитание – тоже.
Хотя учить Тишу оказалось легче легкого: свойства породы, заложенные в генах, проявлялись ярко и неуклонно. Вырос из него сильный беззлобный детина, способный и подурачиться со своими, и защитить самоотверженно. Мальчишки воспринимают его как брата. А если брат, то можно и пошпынять, и поныть, чтоб не лез, когда не просят, и стараться переложить часть забот о «младшеньком» на чужие плечи. Тем более у Алексея переходный возраст, и всю эту семейную жизнь видал он ясное дело где. А у Коли тоже период разочарований – старший брат отдаляется, рычит по пустякам, гонит от себя, а то и обзывается всякими пакостными словами, типа «тварь земная» или «пенек болотный». Вроде слова все приличные, не придерешься, а обидно до слез. Был брат и друг, а теперь не-пойми чего. Временами, правда, Алексей забывает, что он уже взрослый и плевать на все хотел с высоты полета Гагарина, и начинает быть нормальным и уютным, только Коле как-то страшно на это покупаться, и он старается держаться в рамках, не обольщаться временным снисхождением.
– Терпи, скоро сам таким будешь, – успокаивает отец.
– Я хамить не буду, даже если вырасту!
– Дай-то бог! Но если что – я тебе напомню.
– А что напоминать? У меня память отличная!
– У Лехи тоже была отличная до поры до времени.
Вот они погрузились, предварительно слегка подравшись у правой передней двери за право сидеть рядом с отцом. Тихон ни на что не претендовал, но радовался безмерно, вмешивался в потасовку, непонятно на чьей стороне.
Потом договорились полюбовно, что сначала на вожделенном месте воссядет Алеша, ибо ему обещано первому, но на полпути братья местами поменяются.
– Пока, мам!
– Пока, парни!
– Не отставай от нас!
– Ну, как получится, гнать не буду!
Молчание – знак согласияНемножко кольнуло Надю то, что с Таней мальчишки не попрощались. Как будто нет ее.
Девочка сидит в машине, смотрит на них, они же и взглядом не одарят.
Тоже мне картина акварелью – князья и приживалка. Стыд просто. Надо будет подробно потолковать со своими юношами о правилах поведения с людьми. О том, что, даже если человек выглядит жалко и бледно, ты не имеешь права вести себя свысока, не замечать, пренебрегать. Ты не человека этим унижаешь, у него своя судьба, и она вознесет или уничтожит, когда ей виднее, но себя ты роняешь – это точно.
А почему роняешь? Как бы доходчивее объяснить? Может, сказать, что выглядишь при этом как козел недоделанный?
Нет, из уст матери будет как-то не то. Не внушит. Наверное, лучше поддеть с юмором. Про индюка рассказать, как он гордо шмонается среди подчиненного ему гарема, гузкой трясет, бородой размахивает, свысока таращится на все живое. Но, как и все, будет сварен в супе. Гм… Жестковато. Но ведь доведут – и придется сказать.
– Поехали, Танечка?
Девочка кивает. Молча, как обычно. За день, бывает, слова не услышишь от нее. Как ее расшевелить, разговорить – вот загадка. Ни шмотками из роскошных магазинов, ни мягкими игрушками, ни CD-плеером, то есть никакими вещными атрибутами, способными осчастливить любого десятилетнего ребенка, сделать это пока не удалось.
Она не злая, не дикая, это чувствуется. Но очень печальная, очень в себе, закрытая наглухо. И это жутко тяготит. Потому что страшно, когда ребенок тоскует. Хочется помочь, растормошить, растопить лед беды. Но когда видишь, что все старания равны нулю, почва уходит из-под ног, в себя перестаешь верить, а это уже один шаг до стресса.
Машина плавно трогается. Надя сосредоточенно смотрит, может ли она без помех влиться в поток уличного движения. Налево, направо. Порядок. Ей не до чужих глаз, провожающих ее «мерседесик», она к этим взглядам привыкла с тех пор, как появилась у нее эта симпатичная машинка. И она совсем не замечает, как девочка изо всех сил вжимается в сиденье, стараясь стать невидимой, недосягаемой.
– Все в порядке, Танечка?
Молчание. Что ж, молчание – знак согласия. И что бы было не в порядке?
Сыта, одета, обута, едет на свежий воздух, никто не обижает.
«Каникулы в семье»«Каникулы в семье». Так это называется. Такую вот радость ей обеспечил на лето дорогой муж.
Ждешь этого лета, как манны небесной, чтоб хоть уроки ежедневно со своими лоботрясами не делать, чтоб расслабиться чуть-чуть вне их учебного процесса и наслаждаться длинными днями, соловьями и комарами, а тут возникают соображения высшего порядка.
– В стране слишком много сирот, – говорит тебе твой муж мягко, но укоризненно, как будто именно ты осиротила весь этот миллион маленьких граждан своей необъятной родины.
И после родного укоряющего взгляда ты уже не можешь не поддержать его начинание: да, мы можем, мы вполне можем взять на лето обездоленного ребенка. Брошенную девочку. Даже очень хорошо, что девочку, чтоб как-то уравновесить соотношение полов в семействе: вас много, а я одна. И потом – всего на лето, а воспоминаний у бедного ребенка останется на всю жизнь. Появятся навыки, необходимые для дальнейшей семейной жизни.
А то пишут, у них там, в детдомах, не учат детей ничему, и в мир они выходят неподготовленными. С искаженными представлениями о реальной действительности.
И, совсем уже смирившись и приняв, начинаешь даже мечтать, как ты эту скромную девочку забросаешь подарками и впечатлениями, как она будет довольна, как на тебя перекинется ее радость, как этим детским счастьем будешь сполна вознаграждена. Возможности у них есть помочь ребенку, и не одному. Но пока попробуем с одной-единственной этой девочкой. И не навсегда, а всего лишь на три месяца. А там видно будет.
Потом оказалось, что девочку Андрей вознамерился брать не в Москве и не вблизи Москвы. И девочка будет не первой попавшейся, выбранной методом тыка, а определенный ребенок из города в нескольких часах езды от столицы, откуда он сам был родом.
Там в детдоме директорствовала его старшая сестрица, довольно деспотичная баба, видеться с которой Надя не стремилась совсем. Вот она-то, как выяснилось, и навязала чуть ли не силком Андрею, а стало быть, и Наде эту самую Танечку. У ребенка-де особая жизненная ситуация, такие обстоятельства появления в детском учреждении странные, а в последнее время творится с ней необъяснимое, так что без помощи близких понимающих людей не обойтись.
Андрей, конечно, хорош. Мог бы сразу открытым текстом внятно все объяснить про ребенка. Она бы хоть готова была ко всему. А он раскололся уже задним числом, когда явился с ней в дом и Надя и без слов поняла, что достался ей на лето (на долгожданное вожделенное лето!) тот еще подарочек. Тут-то она и потребовала подробностей. И получила их сполна.
Но если б эти детали жизни неведомой дотоле Танечки хоть как-то помогли им понять, что с ней происходит!
Гостья ниоткуда
ПодкидышДевочка появилась на родной Андреевой стороне ровно семь лет назад. Буквально ниоткуда. Спала на порожке детского садика. Пришли утром открывать – лежит ребенок. Спит мертвым сном. Хорошо, что лето, а то бы замерзла насмерть. А так видно, что просто спит. Но спит беспробудно.
Очень красивая упитанная девочка. Комары за ночь покусали, правда. Подстрижена коротко, практически наголо, но есть такая традиция летняя – стричь под корень во избежание паразитов, то есть вшей.
Одета справно, чисто, во всем новом. Видно, что новое, нестираное, первый раз надетое. Но какое-то все странное, случайное, что ли. Не подходит ничего одно к другому. Домашних ухоженных девочек так матери не одевают. Ненарядная какая-то девочка.
И еще странность – ботинки на ней были совершенно не ношеные, она в них явно ни шагу не сделала. Зашнурованы аккуратно, но подошвы без единого следа уличной грязи. И на два размера больше ее ножек. Все фабричные метки с обозначением, где и кем одежда сшита, срезаны. В кармане пальто – сложенный лист бумаги. На нем только и было: «Люди добрые! Помогите! Девочку зовут Таня. Родилась в п. Березово Тюменской области. Муж погиб. Я больная. Пусть вырастет хорошим человеком».
Вот такие бывают матери. Такая жизнь пошла интересная. Хорошо перестроились. Едем по встречной полосе и довольны: как люди зажили.
Все посуетились, поохали, поахали, милиция там, местная пресса и местное же телевидение. Послали запрос в это самое Березово. Девочку там, в Березове, знаменитом некогда месте ссылки, никто не признал, и никто в округе не слышал про семью с таким набором удачи, как описано в записке. Вернее, такое встречалось нередко, мужчины там – с раннего возраста бессмысленно пьющие, гибнущие так же бессмысленно, а то и пропадающие бесследно: тайга, реки глубокие, чего по пьяни не бывает; но матери, какие бы больные ни были, тянули свое ярмо безропотно и детей никуда, как правило, не сдавали, а тем более не подкидывали, пока сами не помирали или не спивались вконец от ужаса перед жизнью.
Девочку сначала подержали в детской больнице – так положено было. Она отоспалась, а пробудившись, стала проситься к маме. Сказала, что ей три годика. Врачи, кстати, так на вид и установили, что три года ей, плюс-минус месяц. Ну как ребенку объяснишь, что мама его бросила? И про папу, что погиб? Стали говорить, мол, потерпи, Танечка, мама скоро за тобой приедет. А она: «Я не Танечка!» Бывает у детей такая реакция. Негативизм такой от стресса. Из-за попадания в чужую, незнакомую среду. Не откликаются на свое имя и не вступают в контакт с чужими взрослыми. Особенности именно этого возрастного периода.
После положенного срока в больнице перевели Таню в детский дом, как раз в заботливые руки Андреевой сестры. Руки-то у нее и правда заботливые, это надо по справедливости сказать. Нос во все сует, до всего есть дело, ни одну мелочь не пропустит. На подчиненных орет благим матом, детей опекает, как наседка. Вот и задумалась Наталья над судьбой поступившей к ней Танечки. Было несколько вещей, которые никак не укладывались в ее голове.
СтранностиВо-первых, она твердо не верила, что ребенка подкинула несчастная мать. Это же любому младенцу расскажи: мать нуждается, больная и все такое, а покупает ребенку все новое, причем все нескладное и неказистое, да еще зачем-то срезает метки. Потом – почему ботинки на два размера больше и еще летом, в жару? Почему не сандальки? И – массивный, сразу видно, что дорогой до жути, золотой крестик на плотненькой тяжеленькой цепочечке с очень непростым замочком – снять замучаешься, пока поймешь, что к чему. Может, поэтому он по первости и не пропал с детской шейки. А потом уж милиция все описала, так он на ребенке и остался, крестильный ее крест. И очень он не вязался с ситуацией: бедная-пребедная мамаша дошла до того, что ребенка подкидывает. Лучше бы уж сначала крестик этот продала невиданный. На год бы жизни хватило, если не больше. Самым же странным было, по мнению Натальи, прощальное письмо. И вовсе не из-за содержания его, довольно бессмысленного и, по ее убеждению, подлого. Оно было не написано от руки, а напечатано, как показалось ей вначале, типографским способом. Потом умные люди объяснили ей суть дела: письмо это написали на компьютере, а потом на принтере распечатали. Ну, нормально?
Бедная мамаша пишет на компьютере, да где ж это видано?
Версия Натальи была примерно такая: девочка из состоятельной семьи. Похитила ее, например, соперница матери. Из зависти, ревности, ненависти. Просто чтоб жизнь этим, у кого все есть, медом не казалась. А что? Она даже помнила давний случай из ее практики, когда ребенка своровала у ненавистной невестки свекровь! Считала, что молодая женщина недостойна ее замечательного сына. Завернула шестимесячного грудного младенца в одеяльце и отвезла в соседний городок. Пришла к храму. Положила на паперть сверток и смылась. Родители нашли ребенка только через полтора месяца. И то потому лишь, что несчастный отец что-то учуял обострившимся от горя чутьем, увидел странное что-то в поведении своей матери и припер ту к стенке.
У нас ведь органы своеобразно работают, а именно: плевать им на такие дела. А че? Трупешника нет, дела громкого не получится, мотаться куда-то, запрашивать что-то там неведомое – больно надо. Ну, подобрали, поместили в Дом малютки, и пусть себе растет-перемогается.
Но то дело давнее. А вот сейчас – ведь у всех сопляков в домах компьютеры имеются, в Интернете сидят, дурью маются. Так нет, чтоб создать базу: у кого, где и когда потерялся ребенок. Одну базу для всей страны. И чтоб каждый мог туда зайти и прочитать, кто кого ищет. И фотографию рассмотреть. Она в милиции заикнулась про компьютер, так ее на смех подняли: «Какой такой компьютер, ты посмотри на наши зарплаты!» Вот такой расклад.
И во всем Наталья сомневалась. И в ситуации этой, и даже в имени девочки, которое та не признает, хоть ты кол на голове у нее теши. Но переименовывать тоже страшно, да и права у нее на то нет – а вдруг все-таки Таня? Так и записали ребенка: Татьяна Садовая. Садовая – это потому, что у детсадика нашли, понятное дело. Отчество Наталья дала ей Андреевна, по имени любимого брата, на счастье. Андрейка у них всегда везучим был, вот пусть эту бедолагу хоть именем своим поддержит.