Нерадов удивленно посмотрел на нее.
- Детка, но я ведь говорил тебе - я простой исполнитель, я получал задание и делал что приказано... я добывал для этих гадов документы, которым цены нет, а мне доставались одни объедки. Но теперь мы снова вместе, теперь все будет по-другому. Все, я теперь сам по себе, понятно? Я никому больше не слуга! Я не желаю жить на гроши!
Когда-то, в далеком полузабытом прошлом, ей было понятно именно это: гроши - это очень плохо. Но теперь она понимала еще и другое: тюрьма и зона - очень неприятные места. И ей туда не надо.
Но она не стала говорить об этом Толяну. Ей хотелось немножко отдохнуть, подумать, решить, что делать дальше, как строить новую жизнь... жизнь на гроши?
Утром, страдая от жуткой головой боли и прочих неприятных ощущений в организме, явившихся естественным следствием унылого вечера с огромным количеством водки и малым количеством закуски, Илона первым делом отправилась в кухню и потянула на себя дверцу холодильника. Она смутно помнила, что вчера Толян упоминал о пиве. Так и есть, четыре бутылки... Жадно схватив одну из них, Илона торопливо открыла ее и, запрокинув голову, выпила пиво прямо из горлышка, не трудясь искать стакан или чашку. Ей сразу стало легче, она обрела способность отчетливо видеть окружающий мир, она даже готова была примириться с его подлостью и вечной непостижимостью. Открыв вторую бутылку, она отправилась обратно в комнату, и лишь теперь заметила, что в коридоре, прежде заставленном и заваленном всяческим хламом, тоже произошли немалые перемены, - коридор стал вроде бы намного шире, на что вчера она вовсе не обратила внимания. Она включила свет и осмотрелась. Никаких бабулиных коробок, ящиков, мешков... все исчезло, в коридоре остались только старинные шкафы с застекленными дверцами - четыре шкафа, битком набитые книгами. Илона, как зачарованная, протянула руку и, взявшись за круглую бронзовую ручку (отлично начищенную, между прочим, и не лень же было кому-то ее драить!), открыла ближайший шкаф. Романы... это ее любимые романы... Их стало больше! Поставив открытую бутылку на пол, Илона наугад вытащила книжку в яркой обложке. Новая. Она принялась с интересом рассматривать корешки. Ого! Похоже, та женщина, которая жила у Нерадова в отсутствие законной жены, тоже увлекалась романтическими любовными историями. Сколько же она их накупила! Будет что почитать...
Улыбнувшись, Илона поставила книгу на место, закрыла шкаф, взяла бутылку и вошла в комнату.
Толян уже просыпался - медленно, с трудом. Он тяжело ворочался под одеялом, как небритый тюлень, и что-то неразборчиво бормотал. Илона почему-то вспомнила тот день, когда впервые очутилась в этой квартире. Тогда она тоже проснулась раньше Толяна...
Лишь теперь, при неярком дневном свете, Илона заметила, как изменился Нерадов. Он сильно постарел, обрюзг, у него появились мешки под глазами, углы губ опустились вниз, придав все еще красивому лицу брезгливое выражение. От него воняло каким-то дешевым одеколоном типа "Гвоздики". Но вот он наконец открыл широко расставленные серые глаза и посмотрел на Илону. И ей показалось, что в этих знакомых глазах промелькнуло нечто... безумное?
Она вдруг вспомнила: тогда, перед тем, как случился весь этот кошмар, ей тоже показалось, что в выражении глаз Толяна появилось что-то "неправильное". Потом она надолго забыла об этом, но в последние полгода вспоминала все чаще и чаще. Она пыталась понять, что это было за выражение... но так и не поняла. И вот теперь ей снова почудилось...
- Ты на меня так посмотрел, как будто прикидываешь, за сколько меня можно продать, - сказала она, внезапно разозлившись.
- Ох, что ты, детка! - испуганно воскликнул Толян. - Как тебе могло такое прийти в голову! Я просто ужасно себя чувствую. Это что у тебя, пиво?
Илона протянула ему бутылку. Толян жадно схватил ее, впился, как клещ, мгновенно высосал содержимое и облегченно вздохнул.
- Спасительница!
- Это уж точно, - буркнула Илона, забирая у него пустую емкость и вставая, чтобы вернуться на кухню за следующей бутылко. - Если бы я была немножко поразговорчивей, ты бы не здесь был сейчас, а совсем в другом месте.
- Детка! - Толян вскочил, отшвырнув одеяло, и схватил Илону за плечи. - Детка, неужели ты думаешь, что я этого не понимаю и не ценю? Я тебе всем обязан, я тебе так благодарен, ты просто не представляешь!..
Он продолжал что-то говорить, идя следом за Илоной на кухню, но она почти не слышала его слов. Ей вдруг стало до слез обидно. Какие мучения пришлось ей вытерпеть за два года! Страшные люди, чудовищная обстановка... тяжелая, однообразная работа, на руки теперь посмотреть страшно, изуродованы вконец, ногти обломаны, кожа превратилась в наждачную бумагу... сколько времени ей понадобится, чтобы привести себя в порядок? Это же представить невозможно! Времени и денег. Но ведь Толян бормотал что-то о том, что у него сейчас трудные времена... неужели ей придется снова жить в нищете? Нет, только не это! Она еще слишком молода, она не хочет навсегда превращаться в тупую рабочую лошадь! Илона почувствовала, как в груди закипает неудержимая ярость.
- Что ты болтаешь?! - рявкнула она, обернувшись к Толяну. Благодарен? Ничего не забыл? Не слишком-то ты без меня скучал, как я посмотрю! - Илона резким жестом обвела чистенькую кухню без единого следа паутины и копоти. - Нашел себе трудолюбивую красотку, а теперь молотишь всякую чушь!
Ох, как хотелось ей вцепиться в физиономию Нерадова ногтями, разодрать в кровь, выцарапать глаза!
- А, - отмахнулся Толян, - ну да, жила тут недолго одна курица безмозглая, но это так, от тоски, от одиночества... Детка, тебе незачем о ней думать! Я давно ее выгнал.
- Давно? - еще сильнее обозлилась Илона. - Давно?! Да как у тебя язык поворачивается... ты только и делаешь, что врешь! А пыль ты сам вытирал после того, как ее выгнал, да? У тебя в квартире слишком чисто, чертов поганец!
- У меня? - попытался сменить тему Толян. - Детка, почему "у меня"? Это твой дом!
- Не уверена, - буркнула Илона, остывая. - Я здесь таких порядков не наводила. - Ей захотелось еще пива, водки, чего угодно, ей захотелось снова напиться, как вчера... она чувствовала себя такой несчастной, такой обиженной!
Толян понял ее настроение. Он торопливо открыл один из навесных шкафчиков (Илона тут же отметила для себя, что дверцы шкафчика чистые, не заляпанные, внутри все расставлено в идеальном порядке... и прибавила это к счету, который намеревалась непременно предъявить Толяну), достал из его аккуратной глубины бутылку водки. И все началось сначала.
Но, поскольку бутылка в запасе у Нерадова оказалась всего лишь одна, к вечеру Илона окончательно пришла в себя. И, выпив несколько чашек черного, как смоль, чая, принялась раздумывать о том, как ей жить дальше. Толян в разработке планов не участвовал. Он спал.
Глава вторая
Карпов, опираясь на палку и то и дело охая от боли в спине, ковылял по бульвару от скамейки к скамейке, заглядывая в урны, надеясь отыскать еще хотя бы три-четыре пустые бутылки в дополнение к уже найденным двум. Тогда хватило бы на полбуханки хлеба или на полкило серых макарон.. Правда, и чай тоже кончился, и сахар, и крупы никакой нет, да и масла вообще-то тоже. Но о масле он и не мечтал, даже о растительном. Хоть бы что-нибудь купить. Уж очень есть хочется...
Ветер, как нарочно, дул вдоль Большой Конюшенной навстречу Карпову, пронизывая насквозь его старую, слишком легкую для такой погоды куртку. Свитер, правда, на Карпове был довольно теплый, недавно соседка с верхнего этажа подарила, спасибо ей, добрая женщина. Ну, блин кудрявый, думал Алексей, злясь на весь свет, угораздило же Ляльку помереть... как теперь жить? Пенсия - шестьсот с копейками, попробуй просуществовать на такие деньги! Конечно, пока Лялька была жива, ему горевать не приходилось. Удачливая была женщина, что ни говори. Всегда умела денег раздобыть. А особенно летом, когда на каждом углу - открытые кафе, на каждой скамейке в парках - то парочки, то компании, и все что-нибудь пьют... конечно, нынче слишком уж много стало пластиковых бутылок, но и настоящих, стеклянных хватает, и металлические банки от всяких там джинов и прочего тоже можно сдать на приемном пункте, а Лялька своего никогда не упускала, уж у нее-то никто бы бутылку не перехватил, стоило ей только заметить добычу... Да, плохо без нее. Зимой она то картон и бумагу сдавала, а то иной раз даже пристраивалась где-нибудь посуду мыть, - в общем, кормила своего мужика. И поила. А теперь что? Вот уже и лето скоро, март на дворе, а что толку? Разве сам он сможет сражаться с бомжами за добычу? Он и ходит-то с трудом, какие уж тут схватки за пустые бутылки!
Карпов принялся вспоминать счастливую жизнь с Лялькой и едва не пропустил очередную бутылку. Она закатилась под скамью, в лужу, в которой плавали окурки и серые льдинки. Со стонами и кряхтением Карпов наклонился, опираясь одной рукой о скамейку, и палкой выкатил грязную бутылку на мокрый асфальт. Подняв находку и положив ее в рваную спортивную сумку, отправился дальше. Ну, еще бы чуток... Дома он бутылки вымоет и, передохнув, пойдет сдавать. Полдня пройдет, а там и вечер близко, можно будет спать лечь. Впрочем, спать Карпов мог в любое время суток. Во сне время быстрее проходит.
Да, некстати Лялька померла. Карпов-то рассчитывал, что она его переживет, похоронит... ему ведь уже пятьдесят один, старый совсем, больной, а Ляльке было всего-ничего, сорок пять недавно стукнуло, и вот на тебе! Не повезло. Просто не повезло ему, потерял кормилицу. И зачем она потащилась к этим проклятым пьяницам в соседний дом, там же у них не квартира, а самый настоящий бомжатник! Напилась, конечно, но не в этом дело, кто не напивается, когда есть на что... а вот что после случилось, никто толком и не знает. То ли сама упала, то ли толкнул кто, - и приложилась Лялька затылком к батарее, и на том дело и кончилось. Правда, не сразу. Еще три дня в Мариинской больнице полежала, в нейрохирургическом отделении. Но ее даже оперировать не стали, потому что она умудрилась еще и воспаление легких подхватить. Вот и пришел конец. А он уже второй месяц мается в одиночестве, не зная, на кого опереться, кто бы его кормил хоть немножко.
Карпов сел на скамью, чтобы немного отдохнуть. Спина отчаянно болела, ноги отказывались двигаться. Конечно, если бы у него были деньги на лекарства, он бы, наверное, получше себя чувствовал... да только где бы он эти самые деньги взял? Он и за квартиру-то уже третий год не платит. Грозят, конечно, выселить, из жилконторы уже два раза бумаги приносили предупреждают, что будут в суд на него подавать... ну и пусть выселяют! Он инвалид, отправят его в интернат, вот и хорошо. И крыша над головой будет, и кормить станут три раза в день. Уж как-нибудь протянет то, что ему осталось.
Посидев несколько минут, Карпов попытался встать, но не смог. Он огляделся по сторонам, надеясь, что кто-нибудь ему поможет. По бульвару по направлению к нему бежала длинноногая девчонка с пачкой газет в руках. Ишь, какая красивая почтальонша, подумал Карпов, молодая, шустрая!
- Девочка, помоги встать, - попросил он, когда почтальонша поравнялась с ним. Девушка с сочувствием посмотрела на него и, перехватив газеты поудобнее, протянула Карпову руку. - Вот спасибо! - просиял Карпов, утвердившись на ногах и крепко вцепившись в палку с изогнутой толстой ручкой. - Дай бог тебе здоровья! Спасибо!
- Не за что, не за что, - весело откликнулась почтальонша и умчалась.
Карпов проводил ее взглядом и тяжело вздохнул. Да, когда-то и он так вот бегал. Ну, зачем вспоминать то, чего уже нет. Он потащился домой. Далековато его занесло на этот раз, почти до Конюшенной площади дошел, тащись теперь вдоль Мойки до Гороховой с полной сумкой бутылок... ох, как это плохо, что Лялька померла!
Придя домой, он на всякий случай еще раз заглянул во все уголки обшарпанного донельзя кухонного шкафа - а вдруг пакет крупы где-то завалялся, а он его и не заметил? Но нашел только полпачки соли да стайку тараканов, испуганно разбежавшихся, когда на них упал тусклый свет. Плюнув им вслед, Карпов выгрузил бутылки в раковину, чтобы вымыть. Такие грязные не возьмут, это точно. Ничего, удачно погулял, восемь штук в итоге. Эх, найти бы что-нибудь... такое! Он вспомнил, как Ляльке однажды фантастически повезло. Роясь в мусорном контейнере в поисках чего-нибудь полезного или съедобного, она обнаружила среди вонючих отбросов пачку купюр, перетянутых резинкой. Три тысячи рублей! Да, вот это был подарок судьбы. Карпов усмехнулся и покачал головой, вспомнив праздник жизни, длившийся целую неделю. Повеселились они на славу! Конечно, сразу же прибежали все Лялькины друзья-подруги, на дармовщинку-то всякому выпить охота, полная квартира народу набилась... и пошла гулянка! На четвертый день соседи со второго этажа, что над его квартирой, не выдержали, вызвали милицию среди ночи. Сволочи, одно слово. Зажравшиеся сволочи. Менты, правда, не особо зверствовали, просто выкинули на улицу всех без разбору, Карпов один остался - хозяин квартиры, как-никак, у него даже паспорт имеется. Лялька-то свой давным-давно потеряла, да и все ее приятели тоже который год без документов... ну, ясное дело, менты уехали - и все вернулись обратно. Только старались уже не слишком шуметь. А потом деньги кончились, гости разбрелись по своим чердакам и подвалам, а Карпов с Лялькой три дня отсыпались. Да, хорошие были деньки, веселые...
Перемыв бутылки, Карпов призадумался. Идти сдавать их прямо сейчас? Или сначала поспать немного? Спать, конечно, хочется, но... но лучше сначала поесть. Вздохнув, он сложил бутылки в другую сумку - такую же рваную, но довольно чистую, - оделся и отправился в очередной поход.
Чтобы дойти до киоска, где принимали бутылки, ему понадобилось немало времени, так что в продуктовый магазин он притащился лишь к четырем часам дня. И, едва переступив порог, сразу увидел давешнюю девочонку-почтальоншу. Она что-то покупала и Карпова не заметила. Он решил, что живет девчонка где-то неподалеку, иначе зачем бы она пришла в этот магазин? Карпов призадумался: а не попросить ли у нее рублей пять, а то и десять? Курева купил бы... сколько можно бычки собирать и сушить на батарее? Но тут, глянув себе под ноги, Карпов вдруг увидел вожделенную десятку, явно оброненную кем-то из покупателей. От восторга Алексей чуть не взвизгнул, и тут же попытался поднять деньги, - но не смог присесть, потому что слишком перетрудил ноги . О том, чтобы наклониться, и речи не было, наклоняться Карпов не мог уже много лет. Болезнь Бехтерева, или, в просторечии, "болезнь бамбуковой палки". Не гнулся у него позвоночник.
Карпов прижал десятку палкой и уставился на нее, не зная, что делать. Но тут вдруг рядом с ним очутилась почтальонша, направлявшаяся к выходу. Она с жалостью посмотрела на несчастного инвалида и спросила:
- Вам не наклониться, да?
- Да вот, никак... - пробормотал Карпов.
Девчонка легко согнулась, подхватила купюру (Карпов едва успел отодвинуть свою опору) и протянула ее Алексею.
- Спасибо, - пробормотал тот. - Второй раз меня выручаете...
Девчонка улыбнулась и исчезла.
Карпов, довольный донельзя, купил пачку "Беломора" и пакет макарон и отправился домой. Теперь и отдохнуть можно.
Глава третья
Закончив работу, Илона под ледяным мартовским дождем отправилась домой, но ее мысли все так же вертелись вокруг неприятной и опасной новости. Толян со вчерашнего дня отсутствовал, сказал, что едет в командировку и вернется дня через два-три, но может и задержаться еще на денек. В далеком теперь прошлом у Илоны не возникало дурных мыслей по этому поводу, она к этому привыкла, думала, что поездки Нерадова и в самом деле связаны с какими-то делами. Но теперь-то она если и не знала наверняка, то во всяком случае догадывалась, что представляли собой его "командировки". И если он снова уехал, значит, принялся за старое. Да нет же, хуже, чем за старое! Он ведь говорил, что тогда, в прошлом, выполнял поручения каких-то неведомых Илоне людей, но потом отказался "работать" с ними, - а это значило, что теперь он начал действовать на собственный страх и риск. Но это значило также, что никто его не подстрахует, ничья машина не будет ожидать его, чтобы умчать с места событий... впрочем, грабителей ведь было двое. Где-то нашел Толян себе подельника, но насколько тот надежен? Что, если он продаст Нерадова ни за грош? Впрочем, и наплевать, пускай бы Толяна посадили, пускай бы он помучился, как мучилась она сама... раз уж он пошел искать приключений на собственную задницу, даже не сказав об этом жене. А уж она все равно больше не пойдет с ним "на дело", ни за что, ни за какие деньги. Она слишком напугана последним их "походом", совсем недавним, январским...
Илона, вздрогнув от вновь охватившего ее страха, стала вспоминать прошедшую зиму. Сначала они с Толяном много дней подряд только тем и занимались, что праздновали ее возвращение. Илона хотела тогда лишь одного: забыть два страшных года. Конечно, ей это не удалось. Во всяком случае, не сразу. Ей каждую ночь снились кошмары, она как вживе ощущала отвратительные запахи, преследовавшие ее все эти два года, она так и не смогла привыкнуть к ним... и уродливые лица баб, и жестокие глаза людей в формах... в ее кошмарах мужчины не отличались от женщин, все они были на одно лицо, обладали одинаковыми фигурами, похожими на параллелепипеды, у них были тонкие ноги и руки-плети, и этими плетьми они хлестали Илону... она кричала, задыхаясь от ужаса, и просыпалась с головы до ног мокрой от пота. Там, в тех странных краях, она узнала, что у нее больные почки, что именно из-за этого у нее постоянно ноет спина... но ее все равно заставляли работать наравне с другими.
Толян успокаивал ее, гладил по голове, обнимал, наливал стопочку водки - и Илона снова засыпала. А потом настал день, когда Нерадов сказал, что денег у них больше нет и нужно что-то придумать. И, конечно же, придумалось ему все то же, что и раньше. Поздно вечером они вдвоем отправились "на прогулку".
Из четырех шуб, имевшихся у Илоны прежде, осталась к моменту ее возвращения всего одна, самая дешевая, лисья, - Толян небрежно сообщил, что три остальные он был вынужден продать из-за денежных проблем, но Илона подумала, что он, наверное, просто подарил их бабам, с которыми развлекался в ее отсутствие... ей было очень жаль пропавших мехов, в особенности соболей, и это тоже было включено в счет, вместе с исчезнувшими флаконами французских духов и драгоценностями. Илона решила, что Нерадову рано или поздно придется за все заплатить. Но пока об обновках мечтать не приходилось, и Илона всю зиму ходила в старой лисьей шубейке с потершимися обшлагами.