Руки Бакпве-ба, отстукивавшие последние слова сообщения о новой звезде, беспомощно опустились.
«Зачем мы так унижаемся? — возмущался он. — Почему голос тамтама, доносящийся издали, обычно мудрый и мужественный, звучит сегодня так трусливо? Может быть, где-то далеко, в самом начале пути этого известия, возле черного барабанщика стоит бледнолицый с голубыми глазами и нашептывает ему подобострастные слова? Так наши локали еще никогда не говорили… Падать ниц и кланяться белым… Это не совет, а предательство. Нет, такие позорные слова я не стану передавать.
А если это правда и белый человек сумел создать звезду, то горе нам. Почему мы так слабы? Может быть, у нас слишком мало, а то и совсем нет добрых духов? Смотришь на черного человека, когда он среди своих братьев, и кажется, что нет в мире такого дела, которого он не одолел бы своими руками. Он выдалбливает из древесных стволов быстроходные челны, делает копья, луки и стрелы, которым нет равных в мире, вырезывает маски духов, которые страшнее самого дьявола. Его музыка, песни и танцы под звездами доставляют радость и наслаждение. Черный человек — проворный и искусный воин, охотник и рыбак, он может поймать слона и убить тигра, стрелой подбить на лету птицу. Поэтому тебе кажется, что чернокожий человек — самое совершенное создание природы и нет никого лучше, прекраснее и умнее его под солнцем и луной.
Но как только появляется белый человек и становится рядом с черным, вдруг оказывается, что вещи, которые черный делает своими руками, неуклюжи и грубы по сравнению с чудесными созданиями белых рук. Они вызывают изумление и зависть даже у наших мудрых старцев. Цветок мимозы и козий помет — вот какие они разные. Почему наши колдуны не умеют делать стекла для слабых глаз? Или коробочки с загорающимися палочками? А может быть, весть о новой звезде — ложь, выдуманная для того, чтобы еще больше унизить и подавить нас?..»
В передаче наступил длинный перерыв, словно барабанщик соседней лесной деревеньки Киндуми тоже устыдился призыва к унижению и покорности черных. Между тем, слушатели разошлись. Даже самые любопытные покинули поляну: становилось прохладно, с темного неба повеяло свежестью. Лучше забраться к себе в хижину, ведь и туда донесется баюкающий звук локали.
Вдруг Бакпве-ба насторожился. Барабанщик из деревни Киндуми, где жили охотники на слонов, подавал ему тайный сигнал:
— Внимание, внимание! Клипити-клеп!
Бакпве-ба радостно вскочил. Сейчас он услышит весть, которую не поймет ни одна душа во всей деревне, ни король, ни колдун, только он, Бакпве-ба, и тот барабанщик, которому он ее передаст дальше. А потом следующий и еще следующий… Загремит вся цепь барабанов, с востока на запад, чтобы тайная весть, переданная черной азбукой Морзе, долетела как можно дальше. Конечно, она предназначена не только для барабанщиков. Ее узнает вся деревня, Но тогда она станет уже не вестью, переданной барабаном локали, а голосом народа. Ее начнут передавать шепотом, потом, переходя из уст в уста, она будет становиться громче и шириться, как водопад, который наверху плавно несет свои воды, а внизу бушует и бурлит.
Вот совсем недавно Бакпве-ба вместе с другими барабанщиками помог в беде Олу Мессири. Он принял и тайно передал весть, которая спасла жизнь этому негру. В городе был выдан ордер на арест Олу, которого должны были взять в деревне Гунтери, где он скрывался. Олу обвиняли в том, что он положил в автомобиль сборщика податей ядовитую змею, ужалившую того в ногу. Весть, переданная тайным кодом барабанщиков, предостерегла негра, и он скрылся.
Что же будет сегодня?
Бакпве-ба застыл, устремив взгляд на восток.
— Клип-клипити-кляп!.. В первую очередь тебе, смелый барабанщик. Передаем тебе эту весть, и тебе, черный брат, и тем, кому ты доверяешь. Внимание! Внимание!
Речь снова идет о звезде, которую человек сделал своими руками. Он насадил ее на кончик стрелы и выпустил в небо. Ни звезда, ни стрела не возвратились… Звезда летит в нашем небе и будет летать и завтра, и послезавтра, локали предупредят тебя, когда ты сможешь увидеть ее, узнать среди других звезд и сказать: это она!
А знаешь ли ты, черный брат, какой человек послал в небо стрелу со звездой? Ты скажешь, белый человек сделал ее своими руками,
Это верно, но говорю тебе еще и еще раз, чтобы ты твердо знал: белый человек, сделавший звезду, не враг, а друг твой. Он не гнушается пожать твою руку и говорит: сядь к моему столу, черный брат. Он тоже белый, его не отличишь от тех, кто всегда захватывал нашу землю. И все-таки между ними такая же разница, как между слоном и шакалом.
Советский человек — хозяин звезды, которую он создал, чтобы она подала знак людям всего мира, что наступает новое время, когда белый и черный будут братьями.
А если к вам приедет комиссар, или эмиссар, или миссионер и скажет, что это они, белые богачи, создали новую звезду, чтобы еще раз показать свою власть и силу, не верь ему, черный брат. Держи язык за зубами, а про себя скажи: «Это не твоя звезда, господин громких, но лживых слов».
Бакпве-ба вслушивался в эти слова всем своим сердцем, всем существом. Он передавал эти слова дальше, чтобы их подхватила вся огромная цепь барабанщиков на всех меридианах и параллелях черного континента. Бакпве-ба улыбался, глядя на восток. Вот так звучит истина, с завтрашнего дня он будет нашептывать правду всем, кому он доверяет.
Рано утром, когда Бакпве-ба еще лежал на своем ложе, а его молодая жена уже стряпала перед хижиной, прибежал колдун Юмактро. Бакпве-ба знал, что он придет сегодня, как и то, что его посетит или позовет к себе король. Так бывало всегда, когда передавались тайные послания.
Колдун Юмактро вошел с достоинством, но без знаков своего могущества, только на шее у него висел круглый циферблат от сломанного будильника. Вчера ночью, когда началась шифрованная передача и вслед за ударами палочек у него перестали возникать образы, Юмактро взволновался. В первый момент он подумал, что это обман слуха, и начал прочищать свои уши, но потом стукнул себя по лбу. Да ведь локали заговорил на языке барабанщиков, в тайну которого колдун не посвящен!
Признаться в том, что ему, колдуну Юмактро, неведом тайный язык барабанщиков, было ниже его достоинства. В глазах верующих он должен оставаться всеведущим ясновидцем, лекарем и прорицателем, которому подчиняются духи и которого боятся бесы всех мастей.
Ведь все уверены, что только двое в деревне понимают этот тайный язык — барабанщик и колдун. Даже король не знает его, для него это такие же пустые звуки, как удары пестика в ступе, где женщины толкут зерно.
Юмактро решил нащупать почву. Он отлично знал, что молодой Бакпве-ба, верный заветам своего рода, ничего ему не расскажет, как не рассказывал в былые времена старый Семуфо, отец Бакпве-ба. И все же после тайных передач колдун всегда прибегал утром в хижину барабанщика, чтобы хоть что-нибудь узнать раньше остальных. Вид у него был таинственный, он притворялся, что уже все знает и его ничуть не огорчает, что молодому барабанщику приходится ему все разжевывать и класть в рот. Бакпве-ба никогда не лишал его этого удовольствия, но сообщал только то, что считал нужным.
— Садись на свободное место, — пригласил барабанщик, и Юмактро уселся на циновку. Он, конечно, не сразу заговорил о том, что его больше всего волновало, а начал издалека.
— Лежи, лежи, отдыхай, — сказал он. — Ты, наверное, очень устал, и руки у тебя болят, я знаю. Всю ночь твой локали гремел так, что звезды дрожали. Ты хороший барабанщик, — польстил он Бакпве-ба. —
Я бы каждой деревне пожелал иметь такого. С тобой никто не может сравниться.
Бакпве-ба растянулся на своем ложе из сухой травы. Он знал, к чему клонит колдун, и потому молчал, давая ему выговориться.
— Как ты думаешь, — начал Юмактро, — найдет бледнолицый к нам дорогу? Он собирает камни и бабочек и называется коллекционером. Я узнал будущее нашей страны, отражение которого вызвал своими заклинаниями в тыкве с пальмовым маслом. Нам предстоят хорошие времена. В честь белого зазвучат там-тамы. Будут танцы, и прольется кровь многих зарезанных кур. Наша молодежь покажет ему «танец с платками», Я знаю одно место в «Лесу мертвой тишины», где уйма блестящих ярких камешков, которые оберегают нетопыри с обезьяньими головами. Но я волшебной палочкой прогоню их. Если хочешь, я поведу тебя туда и мы наберем камешков к его приходу.
— Я не знаю, что интересует белого человека, — возразил Бакпве-ба. — Ему нужны камни различных цветов, и он каждому дает имя. Иной раз принесешь жука, а он говорит: «Такой у меня уже есть, он мне не нужен, можешь его выбросить».
— Я знаю, что тебе известно многое, словно ты целый год ходил в школу, — ответил Юмактро. — Но я покажу ему такие камешки, каких он никогда в жизни не видел, потому что они скрыты от глаз человека и лесных зверей глубоко в земле.
— Я не знаю, что интересует белого человека, — возразил Бакпве-ба. — Ему нужны камни различных цветов, и он каждому дает имя. Иной раз принесешь жука, а он говорит: «Такой у меня уже есть, он мне не нужен, можешь его выбросить».
— Я знаю, что тебе известно многое, словно ты целый год ходил в школу, — ответил Юмактро. — Но я покажу ему такие камешки, каких он никогда в жизни не видел, потому что они скрыты от глаз человека и лесных зверей глубоко в земле.
— Все это пустой разговор, — спокойно произнес барабанщик. И в подтверждение своих слов тихо зевнул.
— Я слушал твой барабан, — хитро подмигивая, начал колдун.
— Все слушали и поняли, — ответил Бакпве-ба, словно не догадываясь о том, что имеет в виду колдун.
— Я говорю не об известии, предназначенном для всех, а о тайном языке локали, который понимаем только ты да я. Скажи мне, что нового сообщили вчера, я хочу проверить, все ли я правильно понял. Старости свойственно ошибаться…
Бакпве-ба не стал разоблачать невинную хитрость этого старого ребенка. Он отчасти нуждался в дружбе Юмактро и пытался понемногу перевоспитывать его, хотя не решался посягать на его колдовство. Бакпве-ба постепенно внушал колдуну злобу к белым господам и одновременно исподволь старался подорвать его авторитет, ограничить страх перед темными силами бесов, которыми Юмактро запугивал суеверных черных братьев. Но сейчас барабанщику хотелось, чтобы Юмактро ушел и не мешал ему совершать утренний туалет. Но Бакпве-ба знал, что не избавится от колдуна, пока чего-нибудь не скажет ему, поэтому коротко повторил рассказ о стреле и звезде, переданный по тайному телеграфу.
— Не думай, Юмактро, — закончил он, — что звезду сделал один из тех бледно-розовых людей, которые называют нас «грязными обезьянами». Звезду запустил белый брат из советской страны, говорящий нам: «Я человек и ты человек, и поэтому садись рядом со мной». А новая звезда вещает: «В каждую деревню — школу, каждому негру — грамоту».
— Я это тоже расслышал и сейчас же понял, — улыбнулся колдун, плюнул вверх на потолок и гордо добавил: — А ты знаешь, Бакпве-ба, почему нам сообщают об этом из неведомой дали на тайном языке, понятном только мне и тебе?
— Я вижу, что ты все понял, — польстил ему барабанщик. — Да и как тебе было не понять, ведь ты наш великий колдун и прорицатель, тебе известны самые тайные желания жителей деревни. А теперь уходи, мне пора вставать.
Возвращаясь домой, колдун Юмактро не переставал размышлять. В душе он глубоко сомневался в возможности образования для всех негров и побаивался этого. «Если откроют школы, мне придется закрывать свою лавочку. Впрочем, — мудро рассудил он, — я уже стар, скоро уйду туда, откуда не возвращаются. И меня не коснется то, что предсказывает новая звезда».
После ухода колдуна в хижину вошел гонец и объявил, что король желает видеть барабанщика.
— Садись, — пригласил барабанщика король Кикоругве, указав на ящик, прикрытый бархатным лоскутом. Сам он сидел на складном стуле, обтянутом яркой полосатой материей. — Можешь закурить, я дам тебе трубку и табак.
Он протянул Бакпве-ба коробку, в которой загремело несколько старых сломанных трубок, предлагая их на выбор.
— Кури.
— Я не умею, — признался барабанщик. — Еще не пробовал. Король достал табак из кожаного мешочка, набил длинную трубку и несколько раз щелкнул зажигалкой перед своим носом.
— Нравится тебе эта вещь? — Я смотрю на нее…
— Ты можешь смотреть на нее все время, — сказал Кикоругве, — можешь держать в руках.
— Я не знаю, что мог бы предложить тебе за нее.
— У тебя в кармане будет огонь. Он выскочит, как только ты ему прикажешь. Ты будешь говорить: «Это укрощенные бесы огня служат мне». А белый человек скажет: «Это бензин». Возьми зажигалку себе.
— Ладно, — согласился Бакпве-ба, — я возьму ее, когда пойду домой.
Он еще не знал, чего от него хочет король, но подозревал, что не получит зажигалки и уйдет домой ни с чем.
— К нам приближается белый человек, — приступил к делу Кикоругве, полагая, что своей щедростью уже покорил сердце Бакпве-ба. — Об этом рассказали барабаны, и твой тоже. Все мы хотим, чтобы белый пришел к нам. Но вдруг он не найдет дорогу и пойдет дальше, вслед за солнцем, а пять носильщиков понесут за ним те вещи, которые нам нужны? Никто не скажет ему: «Куда ты идешь? Сверни чуть влево, там чудесная деревушка, где тебя ждут!» Я думаю, надо послать гонца, чтобы указать дорогу белому. Что ты на это скажешь, Бакпве-ба? Я спрашиваю тебя, как своего советника.
— Не бойся, Кикоругве, — ответил барабанщик, — белый найдет дорогу к нам, даже если ты не пошлешь навстречу гонца. Он идет к нам, а не мы к нему. Белые любопытны, словно осы. Он приползет к нам, лишь бы все увидеть, пощупать, записать. Что бы он ни искал, золото или железо, по камню, который ты ему дашь, он узнает, что находится в земле, протянет свою руку и отберет наши сокровища, скрытые там до лучших времен…
Король промолчал, он сделал вид, что ничего не слышит. Вытащил записную книжку и принялся выводить в ней карандашом какие-то каракули.
Бакпве-ба улыбнулся. Он уже давно знал, что король не умеет писать и вообще не очень умен. Вся его мудрость заключается в том, что он стремится поддерживать хорошие отношения со всеми: и с белыми, и с черными — и больше всего любит разные вещи.
— Я вижу книжку, — сказал барабанщик, чтобы вызвать короля на разговор.
— Ты прав, — ответил король, — у меня есть книжка и карандаш, и я могу писать, как белый человек. У меня есть еще одна книжка с карандашом, и я могу их подарить, кому вздумается.
Он действительно показал вторую, точно такую же книжку. Барабанщику нестерпимо захотелось получить ее. «Король предлагает мне ее, стоит только руку протянуть. Но что ему от меня надо? Пускай скажет. Вероятно, хочет знать тайну языка барабанщиков».
Бакпве-ба оглядел помещение, в котором король принимал гостей. У стены на столике стоял граммофон, вернее прадед граммофонов, с большой зеленой трубой. Барабанщик слышал, как он гремит, урчит, скрежещет, словно все звери передрались в лесу.
К стенам были приколоты открытки с видами нью-йоркских небоскребов, были там и поздравления к рождеству и пасхе со святым семейством в вифлеемском хлеву и с цыпленком, выбирающимся из яичной скорлупы. Эти открытки когда-то всучил королю в придачу скупщик мехов при заключении сделки: ром и табак меняли на шкуры пантер.
Кикоругве перехватил взгляд гостя, обращенный к этим открыткам. Он снял со стены одну из них и протянул Бакпве-ба.
— Город белых людей, — произнес он с гордостью владельца картинной галереи. — Видишь, дом, дом и еще дом. Ты скажешь, что дома маленькие, но это для того, чтобы они поместились на этой картинке. Много людей… Дома величиной со слонов, а люди, как комары. Куда они идут? Домой. Они сидят, стоят и лежат друг над другом. Вот окна. Их столько же, сколько чешуек у священного крокодила.
Барабанщик увидел, понял и вздрогнул от ужаса. Вот как они живут, в битком набитых домах, лезут друг на друга, как термиты. Вот почему они рвутся в Африку — дома у них слишком мало места.
— Хочешь эту картинку? Тебе только стоит сказать: «Она моя».
— Не хочу! — воскликнул Бакпве-ба, быстро положил ее на стол и отодвинул подальше.
— Я покажу тебе лучшую, — сказал король и снял со стены открытку с пожеланием счастливого и веселого рождества. На ней были изображены три волхва, коленопреклоненные перед Иисусом, подносящие ему свои дары. Над романтическим полуразрушенным хлевом сияла вифлеемская звезда.
— Видишь, — объяснил король. — И белый человек может быть беден. У этой хижины дырявая крыша. Муж и жена живут вместе со скотиной. И им светит звезда, созданная специально для них. Мой приятель, торговец, говорил, что эта звезда приносит спокойствие и мир хорошим людям.
— Знал белый торговец этого человека? — показал Бакпве-ба пальцем на черного волхва. — Он преклонил колени между двумя белыми и никто его не гонит. Это потому, что над ними горит звезда?
— Да, — сказал Кикоругве. — Это та звезда, о которой говорил твой барабан, Бакпве-ба. Этот черный человек на картинке стоит на коленях рядом с белыми не потому, что не может убежать, а потому, что ему хорошо с ними. Он обещал белым людям подчиняться и служить им, ведь они гораздо умнее его. Они делают звезды так же легко, как я набиваю свою трубку. А что мы можем им показать? Что такое наш черный брат? Что он по сравнению с солнцем?
— Неправда, — вскипев от гнева, воскликнул барабанщик. — Я знаю то, что тебе неизвестно…
— Я знаю больше тебя, — перебил его король. — Вчера и позавчера я был в городе… У белого сэра Джона Фридерика, который сидит там в своем кабинете, много забот. Теперь мы стали делать звезды, сказал он, это тяжелая работа. Поэтому нам необходимо больше спокойствия, чем раньше. Ты, король Кикоругве, сказал сэр Фридерик, отвечаешь за порядок…