— Да, да, — согласился Голлум. — Все мертвые, все гниющие. Эльфы, и люди, и орки. Мертвые болота. Здесь была великая битва давным-давно, да, так говорили, когда Смеагол был молод, когда я был молод, до того, как появилось сокровище. Была великая битва. Высокие люди с длинными мечами, и ужасные эльфы, и кричащие орки. Они дни и ночи сражались в долине перед Черными воротами. С тех пор вот здесь выросли болота, поглотившие их могилы.
— Но с тех пор прошла целая вечность, — сказал Сэм. — Мертвецы не могут быть здесь! Это какая-то дьявольщина, придуманная в Черной земле.
— Кто знает? Смеагол не знает, — ответил Голлум. — Вы не можете достать их, не можете дотронуться до них. Мы пытались однажды, да, моя прелесть. Я пытался однажды, но до них нельзя дотронуться. Только видеть, но не трогать. Нет, моя прелесть! Все мертвы.
Сэм мрачно взглянул на него и содрогнулся, догадавшись, зачем Голлуму понадобилось дотрагиваться до них.
— Ну, я не хочу их видеть, — ужаснулся он. — Никогда! Нельзя ли нам уйти отсюда?
— Да, да, — заверил Голлум. — Но медленно, очень медленно. Очень осторожно! Или хоббиты присоединятся к мертвецам и зажгут свои маленькие светильники. Следуйте за Смеаголом! Не смотрите на огни!
Он побрел направо, ища дорогу вокруг озера. Хоббиты шли сразу за ним, наклоняясь, часто, как и он, используя руки.
«Если так вообще пойдет и дальше, мы превратимся в трех прелестных маленьких голлумов, идущих в ряд», — почти вслух подумал Сэм.
Наконец они подошли к концу Черного озера и пересекли его, перепрыгивая с одной предательской кочки на другую. Часто они спотыкались, падая вперед руками в воду зловонную, как в выгребной яме; вскоре они с головы до ног были вымазаны зловонной грязью и нестерпимо пахли.
Поздней ночью они снова добрались до твердой земли. Голлум свистел и шептал что-то про себя, но было похоже, что он доволен: каким-то удивительным образом и благодаря какому-то невероятному чувству — запаху воспоминаний — он, казалось, знал, где они находятся, и был уверен в выборе пути.
— Мы идем дальше, — сказал он. — Хорошие хоббиты! Смелые хоббиты. Очень, очень усталые, конечно, мы все устали, моя прелесть. Но мы должны увести хозяина от этих злых огней, да, мы должны…
С этими словами он снова двинулся вперед почти рысью по длинной полосе между высокими камышами, и они брели за ним, спотыкаясь, так быстро, как только могли. Но через некоторое время Голлум неожиданно остановился и с сомнением принюхался, свистя, как будто был чем-то недоволен или обеспокоен.
— Что это? — проворчал Сэм, не понявший его действий. — Зачем принюхиваться? Вонь и так бьет в нос. Ты воняешь, и хозяин воняет; все это место воняет.
— Да, да, и Сэм воняет, — ответил Голлум. — Бедный Смеагол чувствует это, но хороший Смеагол переносит это. Помогает хорошему хозяину. Но дело не в этом. Воздух движется, что-то изменяется. Смеагол удивляется, ему это не нравится.
Он снова пошел, но его беспокойство росло, снова и снова он останавливался, выпрямляясь во весь рост и поворачивая голову на Восток и Юг. Некоторое время хоббиты ничего не слышали и не понимали, что его тревожит. Затем неожиданно все трое остановились, принюхиваясь и прислушиваясь. Фродо и Сэму показалось, что они слышат доносящийся откуда-то издалека долгий воющий крик, высокий, тонкий и жестокий. Они задрожали. В тот же момент движение воздуха коснулось их кожи; стало очень холодно. Стоя с настороженными ушами, они услышали шум, похожий на отдаленный ветер. Туманные огни задрожали, потускнели и погасли.
Голлум не двигался. Он стоял дрожа и что-то бормоча. Наконец порыв ветра обрушился на них, свистя над болотами. Ночь посветлела, они смогли видеть движущиеся облака тумана. Подняв головы, они увидели, что облака разрываются. Высоко в небе появилась луна.
На мгновение ее вид внушил бодрость в сердце хоббитов. Но Голлум закрыл лицо руками, бормоча проклятия Желтому Лицу. А потом Фродо и Сэм, глядя в небо и глубоко дыша посвежевшим воздухом, увидели небольшое облако, летящее с проклятых холмов, Черную тень, вылетевшую из Мордора, крылатую зловещую фигуру. Она пролетела на фоне луны и со смертоносным криком исчезла на Западе, перегоняя быстрый ветер.
Путники упали ниц, прижимаясь к холодной земле. Тень ужаса развернулась и полетела обратно, на этот раз ниже, прямо над ними, пригибая болотные камыши своими крыльями. Потом она исчезла, летя обратно в Мордор со скоростью гнева Саурона; за ней улетел и ветер, оставив мертвые болота голыми и мрачными. Болотная пустыня вплоть до зловещих Гор была теперь залита лунным светом.
Фродо и Сэм встали потирая глаза, как дети, разбуженные после кошмара и увидевшие, что над миром все еще знакомая ночь. Но Голлум продолжал лежать в оцепенении. Хоббиты с трудом подняли его, и некоторое время он не поднимал лица, но стоял нагнувшись и закрывая голову большими плоскими ладонями.
— Призраки! — скулил он. — Призраки на крыльях… Сокровище — их хозяин! Они видят все, все. Ничего нельзя спрятать от них. Будь проклято Желтое Лицо! Они все расскажут ему. Он видит. Он знает. Ах, Голлум, Голлум, Голлум!
Только когда луна зашла далеко на Западе за Тол-Брандир, он смог встать и идти.
С этого времени Сэму начало казаться, что в Голлуме произошла новая перемена. Голлум еще больше подлизывался и старался показать свое дружелюбие; но временами Сэм ловил странные взгляды, которые тот бросал на Фродо. И Голлум все чаще и чаще возвращался к своей старой манере речи. У Сэма был и другой повод для беспокойства. Фродо казался уставшим, уставшим до изнеможения. Он мало говорил, в сущности, почти все время молчал; он не жаловался, но шел, как тот, кто несет груз, вес которого становится непосильным; он тащился все медленнее и медленнее, так что Сэм часто просил Голлума подождать и не оставлять хозяина сзади.
С каждым шагом к воротам Мордора Фродо чувствовал, как тяжелеет Кольцо, висящее на цепочке у него на шее. Он начал ощущать, как вес Кольца пригибает его к земле. Но еще больше его беспокоил Глаз: так он называл его про себя. Именно Глаз, а не тяжесть Кольца заставлял Фродо нагибаться и укрываться при ходьбе. Глаз — это ужасное растущее ощущение враждебной воли, которая с ужасающей силой стремится проникнуть сквозь облака, сквозь землю, сквозь тело, чтобы приколоть тебя, неподвижного, обнаженного, под смертоносным взглядом. Таким тонким и хрупким был покров, что еще как-то защищал его. Фродо теперь знал, где обитает эта воля, как человек с закрытыми глазами знает, где находится солнце. Он смотрел туда, и мощь этой воли ударяла ему в лицо.
Голлум, вероятно, ощущал что-то в том же роде. Но хоббиты не могли догадаться, что происходит в его злобном сердце, разрывающемся между властью Глаза, стремлением к Кольцу, которое так близко, и данным им обещанием. Фродо не думал об этом. Мозг Сэма был занят главным образом своим хозяином, едва замечая темное облако, охватившее его собственное сердце. Он шел теперь за Фродо и бдительно следил за каждым движением своего хозяина, поддерживая его, когда он спотыкался, и стараясь подбодрить его своими неуклюжими словами.
Когда наступил день, хоббиты с удивлением увидели, насколько ближе стали зловещие Горы. Воздух теперь стал яснее и холоднее, и стены Мордора, хотя все еще далекие, теперь не казались облаком на краю земли; как черная угрюмая башня, возвышались они в отдалении. Болота подошли к концу, сменившись торфяниками и обширными площадями сухой растрескавшейся грязи. Земля впереди поднималась длинными и пологими склонами, голыми и безжалостными к пустыне, которая расстилалась перед воротами Саурона.
Пока еще не взошло солнце, путники, как черви, заползли под большой черный камень и съежились там, чтобы Крылатый Ужас не заметил их своими жестокими глазами. Всю оставшуюся часть дня и пути они провели в растущем страхе. Еще две ночи они пробирались по бездорожью. Воздух, как им казалось, становился резче, он был полон горьких испарений, перехватывающих дыхание, забивающих нос.
Наконец, на пятое утро после встречи с Голлумом, они остановились. Перед ними большие горы, темнеющие в рассветной мгле, поднимали свои вершины, окутанные дымом и облаками. К их подножиям, всего милях в пяти от места, где стояли путники, тянулась гряда холмов. Фродо в ужасе огляделся. Поистине ужасна была страна, которую начинающийся день медленно открывал испуганному глазу. Даже в Озере мертвых лиц виднелись жалкие остатки зелени; но здесь никогда не бывали ни весна, ни лето. Здесь ничего не жило, даже растения-паразиты, что питаются гниением. Высохшие бассейны были покрыты пеплом и засохшей грязью, болезненно белые и серые, как будто Горы изрыгнули на эту землю всю грязь из своих внутренностей… Высокие насыпи из битого измельченного камня, большие конусы обожженной и отравленной земли стояли бесконечными рядами, как надгробия.
Путники подошли к пустыне, лежащей перед Мордором, — свидетельству темной работы его рабов. Эти земли были осквернены и безжизненны, и ничто не могло исцелить ее, разве что Великое море ворвется сюда и покроет все забвением.
— Какой ужас, — произнес Сэм. Фродо молчал.
Некоторое время стояли они так, как люди на краю сна, в котором скрываются кошмары, удерживаясь пока, хотя они и знали, что могут прийти к утру, только пройдя через этот кошмар. Свет усиливался. Зияющие ямы и отравленные насыпи стали видны отчетливее. Среди облаков и длинных столбов дыма взошло солнце, но даже солнечный свет был здесь осквернен. Хоббиты не радовались этому свету, он казался недружественным, обнажая их беспомощность, — маленькие скрывающиеся зверьки, блуждающие среди груд пепла Властелина Тьмы.
Слишком усталые, чтобы идти дальше, они осмотрелись в поисках места, где можно было бы отдохнуть. Некоторое время они молча сидели в тени насыпи, но отвратительный горький дым, поднимавшийся из груды шлака, душил их. Голлум встал первым. Не сказав ни слова, даже не взглянув на хоббитов, он пополз на четвереньках. И Фродо, и Сэм потащились за ним и вскоре увидели широкую круглую яму с высокой насыпью на западном крае. В яме было холодно и мрачно, а на дне ее виднелась грязь. В этой зловещей норе они спрятались, надеясь укрыться в ее тени от внимания Глаза.
День проходил медленно. Путников мучила сильная жажда, но они отпили лишь по несколько капель из своих бутылок — в последний раз они наполняли их в ущелье, которое сейчас, когда они мысленно оглядывались назад, казалось им царством мира и красоты. Хоббиты дежурили по очереди. Вначале, несмотря на усталость, никто из них не мог уснуть; но когда солнце зашло за медленно движущееся облако, Сэм задремал. Была очередь Фродо дежурить. Он прилег на склон ямы, но не смог облегчить чувство тяжести, висевшей на нем. Фродо смотрел в небо и видел странные призраки, темные движущиеся фигуры, лица из далекого прошлого. Он потерял счет времени, блуждая между сном и явью, пока забытье не охватило его.
Сэм проснулся неожиданно: ему показалось, что его зовет хозяин. Был вечер. Но Фродо не мог звать его: он спал и соскользнул вниз, почти до самого дна ямы. С ним рядом был Голлум. На мгновение Сэм подумал, что Голлум хочет разбудить Фродо, но потом понял, что это не так. Голлум разговаривал с собой. Смеагол спорил с другим существом, которое скрывалось в нем, говорило его голосом, только более пронзительным и свистящим. Во время разговора в его глазах чередовался бледный и зеленый свет.
— Смеагол обещал, — сказал первый спорящий.
— Да, да, моя прелесть, — послышался ответ, — мы обещали: спасти наше сокровище, не позволить Ему овладеть им — никогда. Но он идет к Нему, да, все ближе, ближе с каждым шагом. Мы не знаем, что хоббиты собираются с ним делать, да, не знаем.
— Я не знаю. И ничего не могу сделать… Сокровище у хозяина. Смеагол обещал помочь хозяину.
— Да, да, помочь хозяину — хозяину сокровища. Но если бы мы были хозяином сокровища, мы помогли бы себе и сдержали бы обещание.
— Но Смеагол сказал, что будет очень-очень хорошим. Хороший хоббит. Он снял жестокую веревку с ноги Смеагола. Он по-доброму разговаривал со мной.
— Очень, очень хорошо, да, моя прелесть. Мы будем хорошим, хорошим, как рыба, сладким, но только к самому себе. И мы не будем вредить хорошему хоббиту, конечно нет, нет.
— Но сокровище — свидетель клятвы, — возразил голос Смеагола.
— Тогда взять его, — сказал другой голос, добавив: — И пусть свидетельствует! Тогда мы сами будем хозяином, Голлум! Заставим другого хоббита, отвратительного, подозрительного хоббита, ползать в страхе, да, Голлум!
— Но не хорошего хоббита?
— О нет, нет, если это нам не нравится. Но он — Бэггинс, моя прелесть, да, Бэггинс. А Бэггинс украл ее. Нашел и ничего мне не сказал, ничего. Мы ненавидим Бэггинсов.
— Нет, не этого Бэггинса.
— Да, каждого Бэггинса. Всех, кто держал сокровище. Мы должны овладеть им!
— Но Он увидит. Он узнает. Он слышит, как мы даем глупые обещания — вопреки Его воле.
— Да, мы должны взять сокровище. Призраки ищут. Должны взять его.
— Не для Него!
— Нет, моя радость. Понимаешь, моя прелесть: если оно будет у нас, мы сможем спастись, даже от Него. Может, мы станем очень сильными, сильнее, чем Призраки. Повелитель Смеагол? Голлум великий? Будем есть рыбу каждый день, три раза в день, рыбу свежую из Моря. Драгоценнейший Голлум. Мы должны получить его. Мы хотим его, хотим его… Хотим его!
— Но их двое. Они проснутся очень быстро и убьют нас, — в последнем усилии завывал Смеагол. — Не сейчас. Еще не время.
Тут говорившему будто пришла в голову новая мысль.
— Еще не время? Может быть. Это поможет, да. Поможет нам.
— Нет, нет! Не нужно! — взвыл Смеагол.
— Да! Мы хотим его! Мы хотим его!
Каждый раз, когда раздавался второй голос, длинная рука Голлума медленно приближалась к Фродо и отдергивалась вновь, как только начинал говорить Смеагол. Наконец обе руки Голлума с согнутыми дергающимися пальцами сомкнулись на шее Фродо.
Сэм лежал неподвижно, ошеломленный этим спором, но из-под полуприкрытых век следил за каждым движением Голлума. Его простому уму казалось, что главная опасность — это голод Голлума, его желание просто съесть хоббитов. Теперь он понял, что это не так: Голлум хотел вернуть себе Кольцо. «Он» — это, конечно, Властелин Тьмы. Но Сэму хотелось знать, кто такая «она», которая должна помочь Голлуму. «Вероятно, какой-нибудь отвратительный друг, найденный этим жалким отродьем в его блужданиях», — решил Сэм и тут же забыл об этом, потому что дела зашли слишком далеко и положение стало опасным. Он ощущал тяжесть во всем теле, но с большим трудом проснулся окончательно и сел. Что-то подсказывало ему, что нужно быть осторожным и не подавать виду, что он слышал спор. И он громко вздохнул и зевнул.
— Который час? — сонно спросил он.
Голлум испустил сквозь зубы длинный свист. Он застыл, напряженный и угрожающий, потом опустился на четвереньки и отполз к краю ямы.
— Хорошие хоббиты! Хороший Сэм! — сказал он. — Сонные головы, да, сонные головы! Оставили хорошего Смеагола караулить! Уже вечер. Становится темно. Время идти.
«Время идти, — подумал Сэм. — И время расставаться тоже». Но тут он подумал, а не станет ли Голлум еще опаснее, если пойдет отдельно и они не будут присматривать за ним.
— Будь он проклят! Хоть бы он подавился! — пробормотал он и пополз по откосу будить хозяина.
Странно, но Фродо чувствовал себя освеженным. Он хорошо поспал. Черная тень прошла, и во сне его посещали прекрасные видения. Он не помнил всех их, но от сна осталось ощущение радости и легкости на сердце. Ноша его казалась менее тяжелой. Голлум приветствовал его с собачьей радостью. Он хихикал и бормотал, щелкая длинными пальцами и хватаясь за колени Фродо. Фродо улыбнулся ему.
— Ты хорошо и преданно вел нас, — сказал он. — Это последний этап. Приведи нас к воротам и можешь идти, куда хочешь, — только не к нашим врагам.
— К воротам? — пропищал Голлум, удивленный и напуганный. — К воротам, говорит хозяин! Да, он говорит так. И хороший Смеагол сделает то, о чем его просят, да. Но когда мы подойдем ближе, мы посмотрим, да, посмотрим. Это совсем нехорошо! О нет! О нет!
— Идемте! — сказал Сэм. — Нужно быстрее кончать!
В наступивших сумерках они выбрались из ямы и медленно пошли по мертвой земле. Они не прошли далеко, как снова почувствовали тот же ужас, что охватил их, когда Крылатая тень пролетала над ними в болотах. Они остановились, скрываясь в отвратительно пахнущих грудах, но в сумрачном вечернем небе ничего не было видно, и скоро угроза миновала, пролетев высоко над их головами, летя по какому-то срочному поручению из Барад-Дура. Через некоторое время Голлум встал и снова двинулся вперед, бормоча что-то и спотыкаясь.
Примерно через час после полуночи ужас в третий раз охватил их, но в этот раз он казался более отдаленным и пролетел в облаках на огромной скорости, направляясь куда-то на Запад. Голлум, однако, был совершенно поражен ужасом. Он был убежден, что об их присутствии известно и что их разыскивают.
— Три раза! — скулил он. — Три раза этот ужас. Они чувствуют нас, они чувствуют. Сокровище — их хозяин. Мы не можем дальше идти этим путем, нет. Это бесполезно, бесполезно!
Просьбы и уговоры больше не действовали на него. Лишь только когда Фродо приказал ему гневным голосом и положил руку на рукоять меча, Голлум снова встал. С хныканьем он пошел впереди них, как побитая собака.
Так они брели устало до конца ночи. До самого наступления дня шли они с опущенными головами, ничего не видя и не слыша, кроме шума ветра в ушах.