— Ха, ха! Чего же мы хотим? — спросил он, искоса поглядывая на хоббитов. — Мы скажем вам, — прохрипел он. — Он давно разгадал эту загадку. Да-да, Бэггинс догадался. — Глаза его сверкнули, и Сэм, уловивший их блеск в темноте, решил, что приятного в нем мало.
Эти слова напомнили Сэму о проблеме пропитания. Хозяина это, по-видимому, не интересовало, зато интересовало Голлума. В самом деле, чем питался Голлум в своем долгом одиноком путешествии? «Да, приятного мало, — думал Сэм. — Он выглядит изголодавшимся. Если не встретится рыба, он может захотеть попробовать, каковы на вкус хоббиты, — если застанет нас спящими. Но он не сможет, по крайней мере Сэма Гэмджи он не застанет».
Они долго брели по длинному извивающемуся ущелью. Ущелье повернуло на Восток и постепенно становилось шире и мельче. Наконец небо посветлело: приближалось утро. Голлум не проявлял никаких признаков усталости, но сейчас он взглянул наверх и остановился.
— День близко, — прошептал он, как будто день был хищником, который мог услышать и прыгнуть на него. — Смеагол останется здесь и Желтое Лицо не увидит меня.
— Мы были бы рады увидеть солнце, — сказал Фродо, — но мы тоже останемся здесь: мы слишком устали, чтобы идти дальше.
— Неразумно радоваться Желтому Лицу, — проговорил Голлум. — Оно обжигает. Хорошие хоббиты остаются со Смеаголом. Орки и другие плохие существа вокруг. Они могут далеко видеть. Оставайтесь и прячьтесь со мной.
Втроем они сели у скальной стены ущелья. Теперь она была ненамного выше роста человека, и у ее основания лежали широкие плоские плиты сухого камня: ручей бежал в углублении у другой стены. Фродо и Сэм сняли мешки и сели на одну из плит. Голлум шлепался и плескался в ручье.
— Мы должны немного поесть, — сказал Фродо. — Ты голоден, Смеагол? У нас мало еды, но мы разделим ее с тобой.
При слове «голоден» зеленоватый свет вспыхнул в бледных глазах Голлума; казалось, они еще больше выпятились на его тощем болезненном лице. На какое-то время он снова вернулся к прежней манере разговора.
— Мы голодны, мы истощены, да, моя прелесть, — сказал он. — Что они едят? И есть ли у них рыба? — Он высунул язык за острыми желтыми зубами и облизал бесцветные губы.
— Нет, у нас нет рыбы, — ответил Фродо. — У нас есть только это, — он показал кусок лембаса, — и вода, если только эта вода пригодна для питья.
— Да, да, хорош-ш-ший хозяин, — обрадовался Голлум. — Пить, пить, пока можем! Но что это у них, моя прелесть? Это съедобно? Это вкусно?
Фродо отломил кусочек лепешки и протянул в обертке из листа. Голлум понюхал лист, и лицо его исказилось: на нем появилась гримаса отвращения и злобы.
— Смеагол чувствует это! — закричал он. — Лист из страны эльфов, да! Он воняет. Смеагол взбирался на их деревья и потом не мог отмыть воздух с рук, с моих хорошеньких ручек. — Отбросив лист, он взял лепешку и откусил уголок, плюнул и затрясся в приступе кашля. — Ах нет! — плевался он. — Вы хотите задушить бедного Смеагола. Пыль и уголь, он не может этого есть. Он умрет с голода. Он не может есть еду хоббитов. Умрет с голода. Бедный худой Смеагол!
— Очень жаль, — сказал Фродо, — но, боюсь, я ничем не могу помочь тебе. Я думаю, что пища пойдет тебе впрок, если ты попробуешь. Но возможно, ты не можешь даже попробовать.
Хоббиты в молчании жевали свой лембас… Сэм подумал, что теперь у него вкус лучше, чем раньше; от поведения Голлума он снова проникся приязнью к эльфийскому хлебу. Но он не чувствовал удовольствия. Голлум следил за каждым куском, который они подносили ко рту, как голодный пес у стола обедающего. Только когда они доели и приготовились к отдыху, он убедился, что они не утаили от него какое-нибудь лакомство, которое он мог бы съесть. Тогда он отошел на несколько шагов, сел и немного поскулил.
— Послушайте! — прошептал Сэм, обращаясь к Фродо, но не слишком тихо: его на самом деле не заботило, услышит ли его слова Голлум. — Мы должны поспать, но не одновременно. Этот голодный негодяй поблизости, обещал он нам или не обещал. Смеагол или Голлум, не мог он быстро изменить свои привычки. Вы спите, господин Фродо, а я вас разбужу, когда почувствую, что у меня глаза слипаются. Будем спать по очереди, пока он рядом.
— Возможно, ты и прав, Сэм, — сказал ему Фродо. — В нем произошла перемена, но я еще не уверен, какова она и насколько глубока, хотя я думаю, что бояться нечего. Дежурь, если хочешь. Дай мне два часа, не больше, потом разбудишь меня.
Фродо так устал, что не успел проговорить эти слова, как голова его упала на грудь и он уснул. Голлум, казалось, больше не боялся. Он свернулся калачиком и быстро уснул. Его дыхание с тихим хрипом вырывалось сквозь сжатые зубы; лежал он неподвижно, как камень. Через некоторое время, боясь, что он упадет, если и дальше будет прислушиваться к сонному дыханию своих спутников, Сэм встал и тихонько притронулся к Голлуму. Руки Голлума разжались и задергались, но других движений он не делал. Сэм наклонился и у самого его уха произнес: «Рыба». Ответа не было, и даже дыхание Голлума не изменилось.
Сэм почесал в затылке.
— Должно быть, на самом деле спит, — пробормотал он. — И если бы я был подобен Голлуму, он никогда бы не проснулся…
Сэм отогнал мысли о мече и веревке, встал и перешел к своему хозяину.
Когда он проснулся, небо над головой было тусклым, темнее, чем когда они завтракали. Сэм вскочил на ноги. Во многом благодаря сильному чувству голода он понял, что проспал весь день, не менее девяти часов подряд. Фродо спал, лежа на боку. Голлума не было видно. Сэм принялся было вспоминать для себя подходящее словечко из обширного отцовского репертуара, но быстро сообразил, что хозяин его был прав: караулить не было смысла. Оба они остались живы и невредимы.
— Бедняга! — сказал он с сожалением. — Интересно, куда он подевался.
— Недалеко, недалеко! — раздался голос над ним.
Сэм поднял голову и увидел на фоне вечернего неба большую голову и уши Голлума.
— Смеагол голоден, — сказал Голлум. — Он скоро вернется.
— Возвращайся немедленно! — закричал Сэм Голлуму. — Эй! Возвращайся!
От крика Сэма Фродо проснулся и сел, протирая глаза.
— Привет! — сказал он. — Что случилось? И который час?
— Не знаю, — ответил Сэм. — Кажется, солнце только что село. Он ушел. Сказал, что голоден.
— Не беспокойся! — заметил Фродо. — Тут уж ничего не поделаешь. Но он вернется, вот увидишь. Обещание удержит его. И он, во всяком случае, не захочет оставлять свое сокровище.
Фродо обрадовался, узнав, что они несколько часов спали рядом с Голлумом — с очень голодным Голлумом.
— Не думай о прозвищах, которые даст твой Старик, — сказал он. — Ты слишком устал, а обернулось это хорошо: мы оба отдохнули. А ждет нас очень трудная дорога.
— Насчет еды, — заметил Сэм. — Этот путевой хлеб отлично держит на ногах, хотя язык и не радует, если вы меня понимаете. Но есть нужно каждый день, а запасы у нас не растут. Лембаса нам хватит еще недели на три, да и то если затянем пояса потуже. А потом совсем ничего не останется.
— Не знаю, как долго нам придется идти до… до конца, — сказал Фродо. — Слишком мы задержались в холмах. Но, Сэмвайс Гэмджи, мой дорогой хоббит, друг из друзей, мне кажется, что нам не стоит думать о том, что ждет нас впереди. Выполнить нашу задачу — есть ли у нас надежда на это? А если и есть, кто знает, что будет потом? Если мы бросим его в огонь, кто знает, что нас постигнет? Подумай сам, Сэм, понадобится ли нам снова хлеб? По-моему, нет. Единственное, на что еще можно надеяться худо-бедно, — добраться живыми до горы Судьбы. Но боюсь, даже это выше наших сил.
Сэм молча кивнул. Он взял руку хозяина и наклонился над ней, но не поцеловал, хотя на нее упали его слезы. Потом отвернулся, провел рукавом под носом, встал и заходил вокруг, пытаясь насвистывать и с усилием выговорил:
— Где этот проклятый Голлум?
Голлум появился очень скоро. Но он передвигался так тихо, что они ничего не услышали, пока он не встал перед ними. Его пальцы и лицо были вымазаны тиной и грязью. Он что-то жевал, облизываясь. Они не спросили, что он жует, да и не хотели об этом думать.
«Черви, жуки или что-нибудь скользкое из нор, — подумал Сэм. — Брр! Отвратительное существо! Бедняга!»
Голлум ничего им не говорил, пока не напился и не вымылся в ручье. Потом подошел к ним, облизывая губы.
— Где этот проклятый Голлум?
Голлум появился очень скоро. Но он передвигался так тихо, что они ничего не услышали, пока он не встал перед ними. Его пальцы и лицо были вымазаны тиной и грязью. Он что-то жевал, облизываясь. Они не спросили, что он жует, да и не хотели об этом думать.
«Черви, жуки или что-нибудь скользкое из нор, — подумал Сэм. — Брр! Отвратительное существо! Бедняга!»
Голлум ничего им не говорил, пока не напился и не вымылся в ручье. Потом подошел к ним, облизывая губы.
— Теперь лучше, — сказал он. — Вы отдохнули? Готовы идти? Хорошие хоббиты, они прекрасно выспались. Поверили Смеаголу?.. Очень, очень хорошо.
Следующий этап их путешествия очень напоминал предыдущий. Они шли по ущелью, которое становилось все мельче, а склоны его — более пологими. Дно его стало менее каменистым, на нем появилась почва, а его края постепенно превращались в два обычных речных берега. Ущелье начало извиваться. Ночь подходила к концу, но луна и звезды были закрыты облаками, и путники догадывались о приближении дня только по медленно распространявшемуся свету.
В холодный предрассветный час они подошли к концу ручья. Берега его превратились в поросшие мхом возвышения. Ручей журчал у последнего каменистого выступа и терялся в коричневом болоте. Сухие тростники шумели и шуршали, хотя путники и не чувствовали ветра.
С обеих сторон и впереди лежали широкие болота, протянувшиеся на Юг и Восток в тусклом полусвете. Туман поднимался завитками с темных зловонных омутов. Тяжелые испарения висели в воздухе. А очень далеко на Юге виднелась черная стена Мордора, похожая на полосу разорванных туч над туманным морем.
Хоббиты были теперь полностью в руках Голлума. Они не знали и не могли догадаться в этом туманном свете, что находятся, в сущности, только на северной окраине болот, которые простирались далеко на Юг. Если бы они знали местность, они могли бы повернуть на Восток и выйти на твердую дорогу в голых равнинах Дагорлада — поля древней битвы перед воротами Мордора. Но это был очень опасный путь; на каменистой равнине не было никаких укрытий, и по ней пролегала главная дорога орков и солдат Врага. Даже плащи из Лориэна не скрыли бы их там.
— Как выбрать дорогу, Смеагол? — спросил Фродо. — Должны ли мы прямо пересечь эти дурно пахнущие болота?
— Нет, вовсе нет, — ответил Голлум. — Нет и нет, если хоббиты хотят достичь Темных гор и побыстрее увидеть Его. Немного назад и немного вокруг, — его тощая рука показала на Север и на Восток, — и вы сможете выйти на холодную твердую дорогу к самым воротам его страны. Много Его слуг ожидают там гостей, они будут очень рады отвести гостей прямо к нему, о да! И Его Глаз все время следит за этим путем. Он поймал там Смеагола очень давно. — Голлум задрожал. — Но с тех пор Смеагол полагался на свои глаза. Да, я полагался на свои глаза, и ноги, и нос. С тех пор я узнал другие пути. Более трудные, не такие быстрые. Но они лучше, если вы хотите, чтобы Он не увидел вас. Идите за Смеаголом! Он проведет вас через болота, проведет и через туманы, через густые хорошие туманы. Следуйте за Смеаголом очень осторожно, и вы пройдете долгий путь, очень долгий путь, прежде чем Он схватит вас, да, может быть.
Был уже почти день, безветренное и мрачное утро, и болотные испарения лежали тяжелым неподвижным одеялом. Солнце не проникало сквозь низкие тучи, и Смеагол хотел немедленно отправляться в путь. Поэтому после короткого завтрака они снова двинулись и вскоре затерялись в тенистом молчаливом мире, потеряв из виду и холмы, с которых пришли, и Горы, к которым направлялись. Они медленно шли цепочкой: Голлум, Сэм и Фродо.
Фродо казался самым усталым из всех троих, и, хотя они шли медленно, он часто отставал. Хоббиты вскоре поняли, что то, что казалось одним обширным болотом, на самом деле было бесконечной сетью омутов, кочек, луж и извивающихся, теряющихся ручьев. Среди них острый глаз и опытная нога могли отыскать путь. Голлум обладал таким искусством, и оно потребовалось ему в полной мере. Голова его на длинной тощей шее все время поворачивалась в разные стороны, он принюхивался и бормотал что-то про себя. Иногда он поднимал руку, останавливая хоббитов, сам проходя немного вперед, съежившись, согнувшись, испытывая почву концами пальцев рук и ног или просто прижимаясь ухом к земле.
Это было тяжелое и утомительное путешествие. Холодная влажная зима еще сохраняла власть над этой забытой страной. Единственной зеленью была пена бледных водорослей на темной грязной поверхности мрачной воды. Мертвые травы и гниющие тростники поднимались в тумане, как рваные тени давно забытого лета.
Постепенно становилось светлее, туман поднялся, стал тоньше и прозрачнее. Далеко над гнилым парящим миром поднялось золотое солнце, но снизу оно виднелось лишь как светлое пятно, не дающее тепла. Но даже при этом слабом напоминании о его присутствии Голлум заскулил и задрожал. Он остановил их продвижение, и они отдыхали, свернувшись, как маленькие зверьки, на краю большой коричневой заросли камышей. Стояла мертвая тишина, лишь изредка слышался шорох высохших стеблей, и обломанные стебельки травы вздрагивали от дуновения ветерка, который хоббиты не могли ощутить.
— Ни одной птицы, — тоскливо сказал Сэм.
— Да, ни одной птицы, — согласился Голлум. — Хорошие птицы! Здесь нет птиц. Есть змеи, черви, существа в омутах. Много отвратительных существ. А птиц нет, — заключил он печально.
Сэм с отвращением посмотрел на него.
Так прошел третий день их путешествия с Голлумом. Прежде чем удлинились вечерние тени, они снова пустились в путь и шли, шли с короткими остановками. Эти остановки они делали не столько для отдыха, сколько для того, чтобы помочь Голлуму: даже он теперь должен был идти с большой осторожностью и часто останавливался в затруднении. Они зашли в самый центр мертвых болот, и уже стемнело.
Они шли медленно, наклоняясь, держась одной линии, внимательно следя за каждым движением Голлума. Болото стало более влажным; часто встречались широкие стоячие озера, среди них все труднее и труднее было находить твердые места, где нога не погружалась бы в булькающую грязь. Путешественники были легкими, иначе они вообще не смогли бы найти путь.
Вскоре стало совсем темно: сам воздух казался черным, его трудно было вдыхать. Когда появились огни, Сэм начал тереть глаза: он подумал, что зрение обманывает его. Вначале он краем глаза уловил слева бледное свечение, тут же рассеивающееся, но скоро появились и другие огни: некоторые как тускло светящиеся дымы, другие как туманные языки пламени, медленно поднимающиеся над невидимыми светильниками. Тут и там они извивались, как занавеси, свертываемые незримыми руками. Никто из путников не проронил ни слова.
Наконец Сэм не выдержал.
— Что это, Голлум? — шепотом спросил он у него. — Эти огни? Они все вокруг нас. Мы в ловушке? Кто это?
Голлум поднял голову. Перед ним была темная вода, он делал шаг то в одну, то в другую сторону, сомневаясь в выборе пути.
— Да, они вокруг нас, — прошептал он. — Обманчивые огни. Светильники трупов, да, да. Не обращайте на них внимания! Не смотрите! Не идите к ним! Где хозяин?
Сэм обернулся и обнаружил, что Фродо снова отстал. Он не видел его. Тогда Сэм сделал несколько шагов назад во тьму, не осмеливаясь уходить слишком далеко, и позвал хриплым шепотом. Неожиданно он наткнулся на Фродо, который стоял, погруженный в задумчивость, глядя на бледные огоньки. Руки его свисали по сторонам, с них капала вода и ил.
— Идемте, господин Фродо! — сказал Сэм. — Не смотрите на них. Голлум говорит, что на них нельзя смотреть. Нужно держаться ближе к нему и как можно скорее выбраться из этого проклятого места — если мы сможем!
— Хорошо, — сказал Фродо, как бы пробуждаясь ото сна. — Я иду.
Торопливо двинувшись вперед, Сэм споткнулся, зацепившись ногой за какой-то старый корень или кочку. Он тяжело упал на руки, которые глубоко погрузились в липкий мягкий ил, и лицо его приблизилось к поверхности озера. Послышался слабый свист, поднялся отвратительный запах, огни мерцали, плясали, изгибались. Вода на мгновение превратилась в окно, покрытое запачканным стеклом, через которое он смотрел. Вырывая руки из грязи, Сэм вскочил с криком.
— Там мертвецы, мертвые лица в воде! — сказал он с ужасом. — Мертвые лица!
Голлум засмеялся.
— Мертвые болота, да, да, так они называются, — хихикал он. — Не следует глядеть, когда они зажигают светильники.
— Кто — они? — с дрожью спросил Сэм, обращаясь к Фродо, который теперь был рядом с ним.
— Не знаю, — каким-то слабым голосом ответил Фродо. — Я тоже их видел. В воде, когда зажглись светильники. Они лежат на дне, с бледными лицами, глубоко-глубоко под темной водой. Я видел их: угрюмые лица, злые, благородные, печальные. Много гордых и прекрасных лиц, и водоросли в их серебряных волосах. Но все мертвые, все разлагающиеся, все гнилые. В них есть что-то ужасное. — Фродо прикрыл глаза рукой. — Я не знаю, кто они, но мне показалось, что я вижу людей, и эльфов, и орков среди них.