Я сидел ночью у вод Андуина в серой тьме под бледной молодой луной, следя за вечно движущимся потоком; печально шуршали камыши. Мы всегда следим за берегом у Осгилиата: их частично удерживают наши враги и часто нападают оттуда на нас. Но в эту ночь все спало. И вот я увидел — или мне показалось, что я вижу, — лодку, плывущую по воде, сверкающей и серой, маленькую лодку необычного вида с высокой кормой. В лодке никого не было.
Благоговейный страх охватил меня. Но я встал и подошел к берегу и вошел в воду, меня что-то притягивало к лодке. Лодка повернула ко мне и проплыла мимо в пределах досягаемости, но я не осмеливался притронуться к ней. Она глубоко сидела в воде, как будто была тяжело нагружена; мне казалось, что она вся наполнена чистой водой, от которой исходило сияние; погруженный в эту воду, лежал спящий воин. На коленях у него лежал сломанный меч… Я видел на войне множество ран. Это был Боромир, мой брат… Мертвый. Я узнал его одежду, его меч, его любимое лицо. Я не видел лишь одной вещи: его рога. А вот одну вещь я не знал: прекрасный пояс из нерасплетенных золотых листьев вокруг его талии.
— Боромир! — воскликнул я. — Где твой любимый рог? Куда ты, Боромир?
Но он уже ушел. Лодка повернула в течение и уплыла, сверкая, в ночь.
Это было похоже на сон, но не было сном, потому что пробуждения не было. И я не сомневаюсь, что он мертв и что это он проплыл мимо меня по Реке к Морю.
— Увы! — сказал Фродо. — Это был действительно Боромир. Золотой пояс подарила ему в Лориэне госпожа Галадриэль. Она же дала нам эту серую эльфийскую одежду, которую вы на нас видите. Эта брошь той же работы. — Он коснулся серебряного листа, скрепляющего его воротник у шеи.
Фарамир внимательно осмотрел брошь.
— Она прекрасна, — сказал он. — Да, это та же работа. Значит, вы проходили через Лориэн? Лаурелиндоренан называли эту землю в старину, но уже давно люди ничего о ней не знают, — добавил он негромко, с удивлением взглянув на Фродо. — Теперь я понимаю, что в вас показалось мне странным. Не расскажете ли мне больше об этом? Смерть Боромира — горе! Неутешительно думать, что он погиб в чужой земле.
— Я не могу сказать больше того, что уже сказал, — ответил Фродо. — Хотя ваш рассказ вызывает во мне дурные предчувствия. Я думаю, что это было лишь видение, злое наваждение. Может быть, какая-нибудь уловка Врага. Я видел лица прекрасных воинов из страны, спящих под водой в мертвых болотах. Это, наверное, грязное дело Врага.
— Нет, это не так, — возразил Фарамир. — Его работа наполняет сердце отвращением; мое же сердце было полно горя и жалости.
— Но как это могло случиться на самом деле? — спросил Фродо. — Ни одна лодка не может преодолеть пороги после Тол-Брандира; а Боромир предполагал вернуться домой через Энтвош и поля Рохана. Как же лодка могла преодолеть пенные пороги и не утонуть в омутах, хотя и с грузом?
— Не знаю, — сказал Фарамир. — Но откуда эта лодка?
— Из Лориэна, — ответил Фродо. — В трех таких лодках мы спустились по Андуину до порогов. Они тоже эльфийской работы.
— Вы прошли через скрытую землю, но так и не осознали, похоже, ее могущества. Тот, кто имел дело с хозяйкой магии, живущей в Золотом лесу, должен ожидать удивительных происшествий на своем пути. Опасно для смертных проходить через эту землю, и мало кто из бывших там в старину оставался неизменным.
Боромир, о, Боромир! — воскликнул он. — Ну что сказала она тебе, госпожа, которая бессмертна? Что она увидела? Что проснулось тогда в твоем сердце? Зачем пошел ты в Лаурелиндоренан, а не воспользовался обычной дорогой и прискакал домой утром на лошади Рохана?
Затем, снова повернувшись к Фродо, он заговорил спокойным голосом:
— Я думаю, Фродо, сын Дрого, вы можете ответить на некоторые из этих вопросов. Не здесь и не сейчас. А для того, чтобы вы не считали мое видение ложным, я расскажу еще вот что. Рог Боромира на самом деле вернулся. Рог вернулся, но он разбит надвое, как от удара меча или топора. И обломки по отдельности прибило к берегу; и один был найден в камышах, где скрывались стражники Гондора, на северной границе и ниже впадения Энтвоша, а другой был выловлен во время разлива Реки.
И теперь рог старшего сына лежит двумя обломками на коленях Дэнетора, сидящего на своем высоком троне в ожидании новостей. И вы ничего не можете рассказать мне о том, как был разбит этот рог?
— Нет, я не знаю об этом, — сказал Фродо. — Но день, в который вы слышали этот рог, если ваши подсчеты верны, был днем нашего расставания, когда я и мой слуга покинули Братство. И теперь ваш рассказ наполняет меня ужасом. Ибо, если Боромир оказался в опасности и был убит, я боюсь, что и все остальные мои товарищи тоже погибли. А они были моими родственниками и друзьями. Не отбросите ли вы ваши сомнения ко мне и не позволите ли мне идти? Я устал, полон печали и страха. Но я должен выполнить или попытаться выполнить свой долг до того, как буду убит. И если мы, двое невысокликов, и остались из всего Братства, нам тем более нужно торопиться. Возвращайтесь, Фарамир, доблестный капитан Гондора, и защищайте свой город, пока можете, и позвольте мне идти навстречу своей судьбе.
— Для меня наш разговор не утешителен, — сказал Фарамир, — но вы восприняли его более печально, чем следовало. Если только не появились жители Лориэна, кто нарядил Боромира для погребения? Не орки и не слуги Безымянного. Я думаю, кто-то из членов вашего отряда еще жив.
Но что бы ни произошло на северных берегах, в вас, Фродо, я больше не сомневаюсь. Если в эти трудные дни я научился судить о людях по словам и лицам, думаю, что смогу судить и о невысокликах. Хотя, — тут он улыбнулся, — что-то есть в вас странное, Фродо, что-то эльфийское, может быть. Но у нас больше общего, чем я думал вначале. Я должен был бы отвести вас в Минас-Тирит, чтобы вы отвечали перед лицом Дэнетора, иначе я могу навлечь беду на собственный город. Но я не стану принимать торопливых решений. Однако отсюда мы должны уходить немедленно.
Он вскочил на ноги и отдал несколько приказов. Немедленно люди, собравшиеся вокруг него, разбились на несколько групп и разошлись в разные стороны, быстро исчезнув среди деревьев и скал. Скоро с хоббитами остались лишь Маблунг и Дамрод.
— Вы, Фродо и Сэмвайс, пойдете со мной и с моими воинами, — сказал Фарамир. — Вы не можете идти одни по южной дороге, если такова ваша цель. Теперь в ближайшие дни она опасна, и за ней будут тщательно следить после нашего набега. И к тому же вы не уйдете сегодня далеко: вы устали. И мы тоже. Мы отправляемся в тайное убежище менее чем в десяти милях отсюда. Орки и шпионы Врага еще не обнаружили его, а даже если обнаружат, мы можем удержать его против целой армии. Там мы сможем отдохнуть, и вы с нами. Утром я приму решение, как поступить с вами.
Фродо ничего не оставалось делать, как выполнить эту просьбу или приказ. Это казалось наиболее разумным, особенно теперь, когда нападение людей Гондора сделало дальнейшее путешествие по Итилиену еще более опасным.
Они выступили немедленно: Маблунг с Дамродом немного впереди, а Фарамир с Фродо и Сэмом сзади. Обогнув тот край озера, где ранее хоббиты мылись, они пересекли ручей, поднялись по длинному отлогому склону и оказались в зеленой лесистой местности, тянувшейся вниз по течению и на Запад. Идя так быстро, как только могли хоббиты, они разговаривали приглушенными голосами.
— Я прервал наш разговор не только потому, что время не ждет, — сказал Фарамир, — как напомнил мне мастер Сэмвайс, но также и потому, что мы подошли к вопросу, который лучше не обсуждать открыто в присутствии многих людей. Именно поэтому я прервал разговор о Проклятии Исилдура и перевел его на брата. Вы не были вполне откровенны со мной, Фродо.
— Я не лгал и сказал всю правду, которую мог, — ответил Фродо.
— Я не порицаю вас, — сказал Фарамир. — И вы в трудном положении держались искусно и мудро, как мне кажется. Но я узнал из ваших слов или догадался о большем, чем вы сказали. Вы не были друзьями с Боромиром. У вас да и у мастера Сэмвайса, я думаю, были какие-то огорчения. Я горячо любил своего брата и охотно отомстил бы за его смерть, но я хорошо знал его. Проклятие Исилдура — я догадываюсь, что Проклятие Исилдура легло между вами, вызвало раздор в вашем Братстве. Очевидно, это какое-то могущественное наследство, а такие вещи не приносят мир. Разве я не близок к истине?
— Близки, — ответил Фродо, — но не совсем. В нашем Братстве не было раздора, хотя и были сомнения — сомнения о том, каким путем идти дальше после Эмин-Муила. Но древние сказания учат нас, что опасно говорить о таких вещах, как… наследство.
— Так я и думал: ваши огорчения были связаны с одним Боромиром. Он хотел доставить эту вещь в Минас-Тирит. Увы! Какая злая судьба запечатала уста вам, который последним видел его, и скрыла от меня то, что я жажду знать — что было в мыслях его и в сердце в последние часы! Допустил ли он ошибку или нет, в одном я уверен: он умер хорошо, защищая доброе дело. Лицо у него было прекрасней, чем при жизни.
— Близки, — ответил Фродо, — но не совсем. В нашем Братстве не было раздора, хотя и были сомнения — сомнения о том, каким путем идти дальше после Эмин-Муила. Но древние сказания учат нас, что опасно говорить о таких вещах, как… наследство.
— Так я и думал: ваши огорчения были связаны с одним Боромиром. Он хотел доставить эту вещь в Минас-Тирит. Увы! Какая злая судьба запечатала уста вам, который последним видел его, и скрыла от меня то, что я жажду знать — что было в мыслях его и в сердце в последние часы! Допустил ли он ошибку или нет, в одном я уверен: он умер хорошо, защищая доброе дело. Лицо у него было прекрасней, чем при жизни.
Но, Фродо, я слишком настойчиво расспрашивал вас о Проклятии Исилдура. Простите меня! Это было неразумно в таком месте и в такое время. Я не подумал. У нас была жестокая битва, и она еще заполняла мои мысли. Но, уже говоря с вами, я начал задумываться и поэтому сознательно увел разговор в сторону. Вы должны знать, что среди правителей города сохраняются некоторые старинные предания, которые другим неизвестны. Мы, наш дом, не происходим по прямой линии от Эарендила, хотя в нас и есть кровь Нуменора. Но мы происходим от Мардила, королевского наместника, который правил страной, когда король отправлялся на войну. Королем был Эарнур, последний и бездетный представитель линии Анариона, и он не вернулся. И с тех пор городом правит наместник, хотя сменилось уже много поколений.
И я вспомнил, что, когда мы с Боромиром мальчиками узнали правду о своих отцах и истории города, его всегда раздражало, что его отец не король. «Сколько столетий нужно, чтобы наместник стал королем, если король не возвращается?» — спрашивал он. «…Вероятно, меньше лет в других местах с меньшей верностью, — отвечал мой отец. — А в Гондоре недостаточно будет и десяти тысяч лет». Увы! Бедный Боромир. Разве это не говорит вам кое-что о нем?
— Говорит, — отозвался Фродо. — Но он всегда относился к Арагорну с уважением.
— Не сомневаюсь в этом, — сказал Фарамир. — Если он поверил в утверждение Арагорна, как вы говорите, он глубоко уважал бы его. Но ведь крайний случай еще не настал. Они не достигли еще Минас-Тирита. Но я отклоняюсь. Мы в доме Дэнетора знаем много преданий, и еще больше скрывается в наших сокровищницах: книги, свитки древнего пергамента, надписи на камне, на золотых и серебряных листах. Многие надписи сделаны неизвестными письменами, и читать их невозможно. Многие свитки никогда не разворачивались. Я немного могу читать их, потому что учился… Именно эти записи привели к нам Серого странника. Впервые я увидел его, когда был еще ребенком, и с тех пор он два или три раза был у нас.
— Серый странник? — переспросил Фродо. — У него было имя?
— Мы называли его Митрандиром, на манер эльфов, — сказал Фарамир, — и он довольствовался этим. «У меня много имен в разных странах, — говорил он. — Митрандиром я зовусь среди эльфов, Таркуном — среди гномов; на Западе, в дни моей юности, теперь забытые, я назывался Олорином, на Юге меня хорошо помнят как Инкануса, на Севере — Гэндальфом, а на Востоке я не бываю».
— Гэндальф! — воскликнул Фродо. — Я так и думал, что это он. Гэндальф Серый, лучший из советчиков. Вождь нашего Братства. Он погиб в Мории.
— Митрандир погиб! — воскликнул Фарамир. — Злая судьба, кажется, преследует ваше Братство. Трудно поверить, что обладатель такой великой мудрости и могущества — много удивительных дел совершил он меж нами — погиб. Вы уверены в том, что он действительно погиб, а не ушел от вас куда-нибудь?
— Увы, да! — сказал Фродо. — Я видел, как он упал в бездну.
— Кажется, рассказ будет ужасным, — сказал Фарамир, — и, может, вы поведаете мне его вечером. Этот Митрандир был, как я теперь догадываюсь, не просто знатоком древних легенд; он был могучим двигателем деяний, свершающихся в наши дни. Если бы он был среди нас, он смог бы нам объяснить слова из нашего сна и нам не нужно было бы посылать вестника. Но может, он не смог бы сделать это и судьба Боромира была предначертана. Митрандир никогда не говорил нам о том, что будет, и не открывал свои цели. Он получил разрешение Дэнетора — как, я не знаю, — искать тайны в нашей сокровищнице, и я немного узнал от него, когда он склонен был учить меня (это случалось так редко). Он разыскивал сведения и расспрашивал обо всем, что касалось великой битвы у Дагорлада при основании Гондора, когда был свергнут он, тот, кого мы не называем по имени. И он особенно интересовался Исилдуром, хотя о нем мы меньше могли рассказать: никто из нас не знал ничего определенного о его конце.
Фарамир перешел на шепот:
— Но я узнал кое-что, и с тех пор хранил эту тайну в моем сердце: Исилдур снял что-то с руки Безымянного и ушел из Гондора, а после этого его не видел никто из смертных. Именно это что-то и интересовало Гэндальфа больше всего. Но казалось, эта история касается лишь любителей древних преданий. Потом, когда мы обсуждали значение загадочных слов из нашего сна, впервые я подумал: может быть, Проклятие Исилдура и есть та самая вещь. Ибо Исилдур попал в засаду и был убит орковской стрелой, в соответствии с единственной известной нам легендой, а Митрандир никогда не рассказывал мне больше.
Я не могу догадаться, что это была за вещь: вероятно, наследие великой власти и опасности. Страшное оружие, может быть изобретенное Властелином Тьмы. Если эта вещь дает преимущества в битве, я легко могу поверить, что Боромир, гордый и бесстрашный, часто безрассудный, всегда стремящийся к победе Минас-Тирита (и тем самым к собственной славе), мог пожелать для себя эту вещь, мог быть искушен ею. Какая жалость, что именно он отправился с таким поручением! Я был бы избран для этого отцом и старейшинами, но он выступил вперед и заявил, что, как старший и более твердый, берет это дело на себя.
Но не бойтесь больше! Я не взял бы эту вещь, даже если бы она лежала на дороге. Даже если бы Минас-Тирит лежал в руинах, я не взял бы оружие Властелина Тьмы для его спасения. Нет, я не хочу такого триумфа, Фродо, сын Дрого.
— Этого не хотел Совет, — заметил Фродо. — Не хочу и я. Я вообще не хотел иметь дело с такими вещами.
— Что касается меня, — продолжал Фарамир далее, — я хотел бы увидеть белое дерево в цвету во дворе королей, и возвращение серебряной короны, и Минас-Тирит в мире — Минас-Анор старины, светлую, высокую и прекрасную крепость, прекрасную, как королева меж других королев, но не как госпожа среди множества рабов, нет, даже не как добрая хозяйка добровольных слуг. Война неизбежна, ибо мы должны защищаться от разрушителя, который стремится поглотить все; я не люблю яркий меч за его остроту, стрелу — за ее быстроту, а воина — за его славу. Я люблю лишь то, что они защищают: город людей Нуменора, его древность, его воспоминания и его красоту и мудрость.
Поэтому не бойтесь больше. Я не прошу вас ни о чем рассказывать. Я даже не прошу сказать, близок ли я в своих догадках к истине. Но если вы поверите мне, то я, может быть, сумею дать вам совет и даже помочь вам.
Фродо не отвечал. Он боролся с желанием помощи и совета, со стремлением рассказать этому справедливому молодому человеку, чьи слова казались такими мудрыми и прекрасными, рассказать все, что было в его мозгу. Но что-то удерживало его. На сердце у него было тяжело от страха и печали: если он и Сэм остались одни, что казалось вероятным, из девяти путников, значит, он один отвечает за сохранность тайны их дела. Лучше незаслуженное недоверие, чем торопливые слова. И воспоминание о Боромире, об опасной перемене, вызванной в нем искушением Кольца, было живо в его памяти, когда он смотрел на Фарамира и слушал его голос: они были не похожи друг на друга и в то же время так похожи.
Некоторое время они шли в молчании, проходя, как серые и зеленые тени, под старыми деревьями, ноги их не производили шума; над ними пели птицы, солнце отражалось в полированной поверхности темных листьев вечнозеленых лесов Итилиена.
Сэм не принимал участия в разговоре, хотя слушал внимательно; в то же время его острые хоббитовские уши вслушивались во все негромкие звуки лесистой местности вокруг них. Он заметил, что во всем разговоре ни разу не возникло имя Голлума. Он был рад этому, хотя чувствовал, что не следует надеяться на то, что он никогда не услышит его снова. Вскоре он убедился в том, что, хотя они шли одни, вокруг них передвигалось множество людей, не только Дамрод и Маблунг, шедшие впереди них на расстоянии полета стрелы, но и другие люди со всех сторон; все они скрытно пробирались к какому-то тайному месту.
Однажды, неожиданно оглянувшись, как бы почувствовав чей-то взгляд, Сэм подумал, что уловил перемещение маленькой темной фигурки, скользнувшей за дерево. Он открыл рот, чтобы заговорить, и закрыл его снова. «Я в этом не уверен, — сказал он себе, — почему же я должен напоминать о старом негодяе, если они предпочитают забыть о нем? Я и сам хочу забыть о нем!»