— Они наконец ушли? — спросил Голлум. — Отвратительные, злые люди! Шея Смеагола до сих пор болит, да, болит. Идемте!
— Да, идемте! — сказал Фродо. — Но если ты можешь говорить лишь злобно о тех, кто проявил к тебе милосердие, лучше молчи!
— Хороший хозяин! — сказал Голлум. — Смеагол только пошутил. Он все всегда прощает, да, даже маленькие хитрости хозяина. О да, хороший хозяин, хороший Смеагол!
Фродо и Сэм не ответили. Надев мешки и взяв в руки посохи, они двинулись по лесам Итилиена. Дважды в этот день они отдыхали и ели немного пищи, которой снабдил их Фарамир; сушеных фруктов и соленого мяса хватило бы на много дней. Был и хлеб, который можно было съесть, пока он был свеж. Голлум ничего не ел.
Солнце взошло и, невидимое, прошло над головами и начало садиться; западная часть неба, видимая в просветах между деревьями, стала золотой; хоббиты шли в холодной зеленой тени, а все вокруг них молчало. Птицы, казалось, все улетели отсюда или онемели.
Тьма рано залила молчаливый мир, и перед наступлением ночи они остановились, усталые, потому что прошли больше семи лиг от Хеннет-Аннуна. Фродо лег и проспал всю ночь под древним деревом; Сэм провел ночь более беспокойно: он просыпался много раз, но Голлума не видел. Тот исчез, как только они остановились. Спрятался ли он в какой-либо норе поблизости или беспокойно рыскал в ночи, он не сказал; но с первым светом утра он вернулся и поднял своих спутников.
— Должны идти, да, они должны! — сказал он. — Еще предстоит долгий путь на Юг и Восток. Хоббиты должны торопиться!
Следующий день прошел так же, как предыдущий, только тишина Леса стала еще глубже. Воздух стал тяжелым, а под деревьями — спертым. Чувствовалось, что собирается гроза. Голлум часто останавливался и принюхивался, а затем начинал бормотать и требовать от хоббитов идти быстрее.
После полудня Лес поредел, но деревья стали крупнее. Большие вязы с темными стволами стояли, толстые и торжественные, на широких полянах. Кое-где виднелись седые ясени и гигантские дубы, только что выпустившие коричнево-зеленые почки. Под ними лежали зеленые лужайки, покрытые розами и анемонами, белыми и голубыми, сейчас закрывшимися для сна. Целые акры заросли лесным гиацинтом, его гладкие стебли пробивались сквозь почву. Ни зверя, ни птицы не было видно, но Голлум в этих открытых местах пугался, и они шли осторожно, перебегая от одной тени к другой.
Быстро темнело, когда они подошли к концу Леса. Тут они сели под старым искривленным дубом, корни которого, как змеи, спускались с откоса. Глубокая туманная долина лежала перед ними. На ее дальнем склоне вновь начинался Лес; голубой и серый в сгущающихся сумерках, он уходил на Юг. Справа, далеко на Западе, под залитым огненным заревом небом, виднелись горы Гондора. Слева лежала тьма — возвышающиеся стены Мордора; и из этой тьмы выходила долина, извиваясь по направлению к Андуину. На дне ее тек торопливый ручей, Фродо слышал в тишине его журчание. По его берегу проходила дорога, извиваясь как бледная лента, уходя в холодный серый туман, не затронутый лучами заката. Фродо показалось, что он различает как бы плывущие в туманном море вершины и зубцы старых башен.
Он повернулся к Голлуму:
— Ты знаешь, где мы?
— Да, хозяин. Опасное место. Это дорога от башни Луны, хозяин, вниз, к разрушенному городу у берегов Реки. Разрушенный город, да, отвратительное место, полное врагов. Не нужно было следовать совету людей. Хоббиты далеко ушли с правильного пути. Теперь нужно идти на Восток, туда. — Он махнул тощей рукой в сторону темнеющих Гор. — И мы не можем пользоваться этой дорогой. О нет! Жестокие люди ходят по этой дороге от башни.
Фродо посмотрел вниз на дорогу. Сейчас, во всяком случае, на ней ничего не двигалось. Но какое-то злое тревожное напряжение чувствовалось в воздухе, как будто действительно по дороге могли двигаться невидимые существа. Фродо содрогнулся и снова взглянул на отдаленные башни, погруженные в ночь; звук ручья казался теперь холодным и жестоким — голос Моргулдуина, оскверненного ручья, вытекающего из долины Призраков.
— Что нам делать? — спросил он. — Мы шли долго. Не поискать ли убежища на ночь?
— Не нужно прятаться в темноте, — ответил Голлум. — Днем хоббиты должны теперь прятаться, да, днем.
— Послушай, — сказал Сэм. — Мы должны немного отдохнуть, даже если нам придется встать среди ночи. Тогда еще останется достаточно темных часов, чтобы совершить длинный переход, если ты знаешь путь.
Голлум неохотно согласился с этим и снова пошел в Лес. Он не хотел отдыхать на земле возле такой злой дороги, и после недолгого спора они все взобрались на большой дуб, чьи толстые ветви давали неплохое и сравнительно удобное убежище. И опустилась ночь, под кронами деревьев стало совершенно темно. Фродо и Сэм немного попили и поели хлеба с сушеными фруктами, но Голлум немедленно свернулся в комок и уснул. Хоббиты не сомкнули глаз…
Было, должно быть, около полуночи, когда Голлум проснулся: неожиданно они поняли, что он смотрит на них своими бледными светящимися глазами. Он прислушался и принюхался, что, очевидно, было его обычным способом определять время ночью.
— Мы отдохнули? Мы хорошо поспали? — поинтересовался он. — Идемте!
— Мы не отдохнули и не поспали, — проворчал Сэм. — Но раз нужно, мы пойдем.
Голлум спрыгнул с ветки, упав на все четыре конечности; хоббиты более медленно последовали за ним. Спустившись, они немедленно двинулись в путь вслед за Голлумом на Восток, вверх по темному склону. Ночь была темная, и они с трудом различали стволы деревьев. Местность стала более неровной, идти было труднее, но Голлум, казалось, не беспокоился. Он вел их через чащобу и заросли ежевики, иногда огибал утес или темную яму, иногда спускался в заросшие кустарником овраги и выходил из них; но даже когда они спускались, противоположный склон оказывался длиннее и круче. Они постоянно поднимались. Когда они на первой остановке оглянулись назад, на Лес, который только что прошли, то с трудом различили внизу кроны деревьев, лежащие темной тенью на фоне темной ночи. На Востоке, казалось, медленно поднималась огромная чернота, поглощающая собой свет звезд. Позже из-за облака показалась луна, окруженная бледным зеленоватым ореолом.
Наконец Голлум повернулся к хоббитам.
— Скоро день, — сказал он. — Хоббиты должны торопиться. Плохо оставаться на открытых местах. Торопитесь!
Он пошел быстрее, и они устало потащились за ним. Скоро начался новый подъем. По большей части он зарос утесником, черникой и низкими колючими кустами; кое-где встречались поляны — следы лесных пожаров. Чем ближе они подходили к вершине, тем чаще и гуще рос утесник; кусты его были старыми и высокими, внизу торчали длинные голые стволы, а вверху — густое переплетение ветвей, на которых уже появились желтые цветы, издававшие слабый сладкий запах. Кусты были так высоки, что хоббиты могли пройти под ними не сгибаясь. Они шли по длинным сухим проходам с сухой почвой.
На противоположном склоне этого возвышения хоббиты остановились и забрались под прикрытие колючих кустов. Их изогнутые переплетенные ветви опускались почти до земли и были покрыты множеством ягод шиповника. Глубоко внутри оказалось пустое пространство, окруженное сухими ветвями, а сверху прикрытое прелыми листьями и свежими побегами. Здесь они немного полежали, слишком усталые, чтобы есть; глядя в щели своего убежища, они видели, как занимается день.
Но наступил не день, а какие-то коричневые мертвые сумерки. На Востоке под низкими облаками виднелось тусклое красное свечение — это не был красный свет восхода. Через кровавую холмистую местность на них хмуро смотрели горы Эфел-Дуата — у подножия их лежала густая ночь, вверху резкие очертания вершин вырисовывались на фоне светлого неба. Справа возвышался большой горный хребет; черный и мрачный, он уходил на Запад.
— Каким путем мы уйдем отсюда? — спросил Фродо. — Вот там, за этой черной массой, выход из… из долины Моргула?
— Нужно ли думать об этом сейчас? — парировал Сэм. — Мы ведь не собираемся двигаться днем?
— Может быть, нет, может быть, нет, — сказал Голлум. — Но мы должны торопиться к перекрестку. Да, к перекрестку. Путь лежит туда, да, хозяин.
Красный свет над Мордором погас. Полумгла сгущалась, как будто на Востоке поднялись туманы и собрались вокруг. Фродо и Сэм немного поели, потом легли, но Голлум не отдыхал. Он не ел их еды, но выпил немного воды и принялся ползать под кустами, принюхиваясь и бормоча. Потом он неожиданно исчез.
— Охотится, наверное, — сказал Сэм и зевнул. Была его очередь спать, и скоро он погрузился в глубокий сон. Ему снилось, что он в саду Бэг-Энда что-то ищет; на спине у него тяжелый груз, который заставляет его сгибаться. Вокруг все казалось заросшим и запущенным, колючие кусты и сорные травы захватили грядки у ограды. «Работа для меня, вижу, но я так устал сейчас, — пробормотал он во сне. Неожиданно он вспомнил, что ищет. — Моя трубка!» — вскрикнул он и с этими словами проснулся.
Открыв глаза, он удивился, почему лежит под изгородью. «Трубка все время у тебя в мешке!» — пришла мысль. Потом он понял, во-первых, что трубка, возможно, и лежит в мешке, но что у него нет листа; во-вторых, что он в сотнях миль от Бэг-Энда. Он сел, было темно. Почему хозяин позволил ему спать без очереди до вечера?
— Вы не спали, господин Фродо? — спросил он. — Который час? Уже поздно.
— Нет, — ответил Фродо. — Но день темнеет, а не светлеет. Все темней и темней. Насколько я могу судить, ты спал около трех часов.
— Интересно, почему это, — сказал Сэм. — Буря приближается? Если так, то она будет очень сильной. Мы пожалеем, что сидим под изгородью, а не прячемся внизу в какой-нибудь яме. — Он прислушался. — Что это? Гром или барабаны?
— Не знаю, — ответил Фродо. — Слышно уже довольно давно. Иногда кажется, что земля дрожит, а иногда просто гудит в ушах.
Сэм огляделся.
— Где Голлум? — спросил он. — Он не возвращался?
— Нет, — ответил Фродо. — Его не видно и не слышно.
— Не выношу его, — проворчал Сэм. — Вот уж с ним я охотно расстался бы! На него было бы очень похоже — пройти столько миль и исчезнуть, когда он нам больше всего нужен. Впрочем, если он вообще может быть чем-нибудь полезен.
— Ты забыл болота, — сказал Фродо. — Надеюсь, с ним ничего не случилось.
— А я надеюсь, что он ничего не замышляет. И надеюсь, что он не попал в чьи-то руки. Потому что, если это случится, у нас скоро будут неприятности.
В этот момент снова послышался раскатистый рокочущий звук, теперь более громкий и глубокий. Земля под их ногами, казалось, задрожала.
— Я думаю, неприятности уже начались, — сказал Фродо. — Боюсь, наше путешествие подошло к концу.
— Может быть, — ответил Сэм, — но там, где жизнь, там надежда, как говорит мой старик. И обычно он добавляет: думай головой. Поешьте, господин Фродо, а потом поспите.
Прошел полдень. Выглядывая из убежища, Сэм видел лишь серовато-коричневый бестеневой мир, быстро терявший очертания и цвет. Было душно, но не тепло. Фродо спал беспокойно, ворочаясь и иногда бормоча. Дважды Сэму показалось, что он слышит имя Гэндальфа. Время, казалось, тянется бесконечно. Неожиданно Сэм услышал за собой свист: за ним на четвереньках стоял Голлум, глядя на него светящимися глазами.
— Проснитесь, проснитесь! Вставайте, сони! — прошептал он. — Вставайте. Нельзя терять времени. Мы должны идти, да, да, мы должны идти дальше.
Сэм подозрительно посмотрел на него: Голлум казался испуганным и возбужденным.
— Идти сейчас? Что значит эта милая шутка? Еще не время. Сейчас еще даже не время чаепития, хотя в этих пустынных местах и не бывает чаепитий.
— Глупец! — свистел Голлум. — Мы на пустынных местах. Время бежит быстро, да, быстро. Нет времени. Мы должны идти. Вставайте, хозяин, вставайте!
Он протянул руку к Фродо. Тот, неожиданно вырванный из объятий сна, сел и схватил Голлума за руку. Голлум вырвался и попятился.
— Пусть они не будут глупцами! — свистел он. — Мы должны идти. Нет времени!..
Больше они не смогли от него ничего добиться. Он не сказал, где он был и что заставило его так торопиться. Сэм был полон подозрениями и показывал это, но Фродо ничем не выдавал своих мыслей. Он вздохнул, приладил свой мешок и приготовился идти в сгущающейся тьме.
Голлум очень осторожно повел их вниз по склону, держась в укрытии, где это было возможно, и перебегая почти согнувшись по открытым местам; но свет был теперь так слаб, что даже острый глаз дикого зверя вряд ли смог бы заметить хоббитов, в капюшонах, в серых плащах, или же услышать их, идущих так тихо, как могут только эти маленькие существа.
Они прошли, не задев травинки, и исчезли.
Около часа молча шли они цепочкой, угнетенные мглой и абсолютной неподвижностью и тишиной, лишь изредка прерываемой слабым рокотом грома или боем барабанов в какой-то отдаленной долине меж холмов. Они шли вниз от своего последнего убежища; а потом, повернув на Юг, пошли самым прямым курсом, какой только мог выбрать Голлум среди этой неровной местности. Вскоре они увидели впереди линию деревьев. Подойдя ближе, они увидели и убедились, что деревья очень старые; они все еще поднимались высоко, хотя вершины многих были обломаны молниями.
— Перекресток, да, — прошептал Голлум. Это были первые слова, сказанные с тех пор, как они оставили убежище. — Мы должны идти туда.
Повернув на этот раз на Восток, он повел их вверх, и вот она лежала перед ними — южная дорога, огибающая внешний край Гор и входящая в большое кольцо деревьев.
— Это единственный путь, — шептал Голлум. — Никаких дорог, кроме этой. Нет дорог. Мы должны идти к перекрестку. Но быстро! И тихо!
Крадучись, как разведчики в лагере неприятеля, они пробрались к дороге и двинулись вдоль нее под каменным откосом, серым, как сами камни. Наконец они достигли деревьев и обнаружили, что стоят в широком, лишенном крыши круге, открытом посредине мрачному небу. Пространство между стволами напоминало широкие арочные проходы какого-то разрушенного зала. В самом центре круга встречались четыре дороги. За хоббитами лежала дорога к Мораннону; перед ними дорога уходила в долгое странствие к Югу; справа шла дорога со старого Осгилиата; за перекрестком она уходила на Восток, во тьму. По этой, четвертой, дороге и должны они были идти.
Полный страха, Фродо вдруг заметил, что стало светлей; он увидел отражение лучей на лице стоящего рядом Сэма. Повернувшись, он увидел за арками деревьев дорогу на Осгилиат, прямую, как вытянутая лента, уходящую на Запад. Там, далеко за печальным Гондором, теперь охваченным тенью, заходило солнце. Его лучи упали на большую сидящую фигуру, неподвижную и торжественную, как большие каменные короли Аргоната. Годы изъязвили ее, а злобные руки искалечили. Голова ее исчезла, а на ее место был посажен в знак насмешки круглый, грубо вырубленный камень, на котором рукой дикаря было намалевано улыбающееся лицо с единственным красным глазом в центре лба. На коленях, на большом кресле, на всем пьедестале было нацарапано множество каракулей, которые использует подлый народ Мордора в качестве букв.
И Фродо вдруг, чье внимание привлек еще один луч, увидел голову старого короля: она откатилась в сторону от дороги.
— Смотри, Сэм! — удивленно воскликнул он. — Смотри! У короля снова его корона!
Глазницы головы были пусты, борода разбита, но вокруг высокого лба сверкала корона из серебра и золота. Ползучие растения с маленькими белыми цветами, подобными звездам, как бы в знак почтения к павшему королю, увили его голову этим подобием короны.
— Их нельзя завоевать навсегда! — сказал Фродо.
Столь же неожиданно видение исчезло. Солнце зашло, и, как будто погасили лампу, на землю опустилась ночь.
Глава 8 Лестницы Кирит-Унгола
Голлум, ухватившись за плащ Фродо, со страхом и нетерпением свистел.
— Мы должны идти, — говорил он. — Нельзя стоять здесь. Торопитесь.
Фродо неохотно повернулся спиной к Западу и позволил проводнику вести себя во тьму Востока. Они миновали кольцо деревьев и пошли вдоль дороги к Горам. Эта дорога тоже некоторое время шла прямо, но скоро начала отклоняться к Югу, пока не оказалась прямо под большой скалой, которую они видели с расстояния. Темная и запретная, возвышалась она над ними; обогнув ее, дорога снова повернула на Восток и начала круто подниматься.
Фродо и Сэм с тяжелыми сердцами тащились вперед, не в силах больше думать об опасности. Голова Фродо была наклонена, а ноша вновь тянула его к земле. Как только перекресток остался позади, тяжесть Кольца, почти забытая в Итилиене, вновь начала расти. Город Призраков Кольца. Город скрывался за каменным отрогом.
Длинная покатая долина, полная тени, глубоко врезалась в Горы. На ее дальней стороне, высоко на скалистой площадке у черных склонов Эфел-Дуата, стояли стены и башни Минас-Моргула. И земли, и небо вокруг были темны, но сам он был освещен — однако не пламенными лучами луны, пробивающимися сквозь мраморные стены давнего Минас-Итила, башни Луны, прекрасного и лучистого убежища меж холмов. Свет города был теперь бледнее света луны, скрывшейся где-то во тьме; свет этот мерцал и колебался, как зловонное испарение распада, трупный свет, свет, не освещающий ничего. В стенах и башнях видны были окна, как бесчисленные черные дыры, глядящие в темноту; верхняя часть башни медленно поворачивалась, вначале в одну сторону, потом в другую: огромная прозрачная голова глядела в ночь. Несколько мгновений путники стояли, окаменев, дрожа от страха, глядя вверх неповинующимися глазами. Голлум первым пришел в себя. Он снова нетерпеливо потянул их за плащи, но не сказал ни слова. Он почти тащил их вперед. Каждый шаг они делали неохотно, и время, казалось, замедлилось, так что между поднятием ноги и ее опусканием проходили целые невыносимые минуты.