Темные очертания Леса возвышались прямо перед ними. Казалось, ночь, уползая от надвигающегося дня, стремилась найти убежище под сводами больших деревьев.
— Веди вперед, господин Брендибэк! — сказал Пиппин. — Или веди назад. Нас предупреждали о Фангорне. Ты не забыл?
— Нет, — ответил Мерри, — но все же, кажется мне, это лучше, чем возвращаться в гущу битвы.
Он вошел под огромные ветви. Деревья казались необыкновенно старыми. С них свисали длинные бороды лишайника, раскачиваясь на ветру. Оказавшись в тени, хоббиты оглянулись на склон холма. Сейчас в тусклом полумраке они напоминали маленькие таинственные фигурки детей эльфов, с удивлением глядящих из лесной чащи на свой первый восход солнца.
Далеко над Великой рекой, над бурыми землями, во многих лигах отсюда, начинался день, красный как пламя. Гром боевых рогов приветствовал его. Всадники Рохана неожиданно ожили. Снова послышался звук рога, ему ответили другие.
Мерри и Пиппин слышали далеко разносившееся в холодном воздухе ржание боевых коней и пение воинов. Над Краем Мира огненной аркой поднялось солнце. С громкими криками всадники поскакали, солнце сверкало на их кольчугах и копьях. И орки тоже закричали и принялись пускать оставшиеся у них стрелы. Хоббиты видели, как упало несколько всадников, но линия их неудержимо двигалась на вершину холма и вскоре захлестнула ее. Орки разбежались, а всадники гонялись за ними поодиночке и приканчивали бегущих. Но один отряд орков, держась вместе, упорно пробивался к Лесу. Прямо по склону он приближался к скрывающимся в Лесу наблюдателям. Казалось несомненным, что оркам удастся уйти, — они смяли трех преградивших им дорогу всадников.
— Мы смотрели слишком долго, — промолвил Мерри. — Это Углук! Я не хочу снова встретиться с ним.
Хоббиты повернулись и поспешили в глубь Леса.
Так получилось, что они не видели последней схватки, когда Углука догнали и заставили принять бой на самом краю Фангорна. Тут он и был убит Эомером, третьим Маршалом Марки, который спешился и сражался с ним на мечах. А на широком поле всадники охотились за немногими уцелевшими орками.
Потом они похоронили своих павших товарищей и спели им хвалебную песнь, разожгли большой костер и развеяли пепел своих врагов. Так кончился этот набег орков, и ни одна весть о нем не достигла ни Мордора, ни Изенгарда, но дым погребения поднялся высоко в небо и был замечен многими внимательными глазами.
Глава 4 Древобрад
Тем временем хоббиты шли так быстро, как только позволял темный густой Лес. Они двигались вдоль ручья, стекающего со склонов Гор в западном направлении, и углублялись в Лес все дальше и дальше. Постепенно их страх перед орками ослабевал и шаг замедлялся. Странное ощущение удушья охватило их, как будто воздух был слишком густым или слишком разреженным для дыхания.
Наконец Мерри остановился.
— Мы не можем дальше идти так, — задыхаясь, вымолвил он. — Мне не хватает воздуха.
— Во всяком случае, нужно попить, — сказал Пиппин. — У меня пересохло горло.
Цепляясь за большой корень дерева, что, извиваясь, уходил в речку, он добрался до воды и набрал ее в сложенные ладони. Вода была чистой и холодной, и Пиппин напился вволю. Мерри последовал за ним. Вода освежила их и, казалось, подбодрила. Некоторое время они сидели на берегу, опустив ноги в воду и всматриваясь в деревья, которые молча, ряд за рядом, стояли вокруг них. Куда бы они ни посмотрели, везде взгляд натыкался на сплошную темную стену.
— Надеюсь, мы еще не заблудились? — спросил Пиппин, откидываясь к стволу дерева. — Ну, в крайнем случае пойдем вдоль речки — Энтвош или как ее там называют. Выйдем тем же путем, что и пришли.
— Если ноги понесут нас, — отозвался Мерри, — и если можно будет дышать.
— Да, — сказал Пиппин, — здесь очень душно. Это напоминает мне старую комнату во дворе Тукков в Туккборо: огромный зал, где много поколений никто не двигал и не менял мебель. Говорят, старый Тукк жил в ней год за годом и постепенно старел и ветшал вместе со своей комнатой. А к его смерти — уже больше ста лет — там ничего не менялось. Так повелось со времен старого Геронтия, моего прапрадеда. Но в этом Лесу еще душнее. Взгляни на эти неопрятные бороды из мха! А эти старые высохшие деревья с листьями, которые все никак не опадут! Ужасно! Не могу представить себе, как выглядит здесь весна, если она сюда приходит.
— Но солнце, во всяком случае, сюда изредка заглядывает, — заметил Мерри. — Не похоже на то, как Бильбо описывал Чернолесье. Там было все темно и черно, и живут там мрачные существа. А здесь лишь сумрачно и страшновато. Наверно, звери сюда даже не заглядывают.
— Ни звери, ни хоббиты, — сказал Пиппин. — И мне не нравится мысль о путешествии через этот Лес. Вероятно, на сотни миль тут нечего поесть. Как наши запасы?
— Плохо, — ответил Мерри. — Мы убежали без ничего, у нас только два маленьких свертка с лембасом.
Они посмотрели на то, что осталось от эльфийского хлеба: кусочки, которых с трудом хватит на пять дней. И все.
— И нет ни одежды, ни одеял, — продолжал Мерри. — Ночью мы будем мерзнуть.
— Что ж, надо решать, что делать, — заметил Пиппин. — Полдень близится.
Они заметили впереди в Лесу желтый просвет; лучи солнечного света, казалось, внезапно прорвали кровлю густого Леса.
— Смотри! — сказал Мерри. — Солнце, должно быть, скрывалось за облаками, пока мы шли под деревьями, а теперь выглянуло или поднялось достаточно высоко. Пойдем посмотрим!
Но идти оказалось дальше, чем они думали. Почва круто поднималась и становилась все каменистее. По мере того как они шли, свет разгорался ярче, и вскоре хоббиты увидели перед собой скальную стену — склон холма или обрыв горного отрога. Деревья на этой стене не росли, и солнечные лучи падали прямо на ее каменную поверхность. Ветви деревьев у ее подножия как будто тянулись к теплу. Если раньше все казалось древним и седым, то здесь Лес блестел всеми оттенками коричневого и гладкой серо-черной корой, похожей на отполированную кожу. Стволы деревьев светились слабой зеленью, будто стояла ранняя весна.
На каменной поверхности стены было что-то вроде лестницы — возможно, природной, потому что ступени были глубокими и неровными. Высоко, почти на уровне самых верхних веток, виднелось углубление в скале. Там ничего не росло, кроме травы на самом краю; здесь же стоял большой старый пень с двумя склоненными ветвями, похожий на согнутую фигуру старика, греющегося на солнце.
— Поднимемся! — весело воскликнул Мерри. — Глотнем воздуха и посмотрим на местность.
Они принялись карабкаться на скалу. Если лестницу все-таки кто-то вырубил в скале, то предназначали ее явно для ног побольше, чем у хоббитов. Наконец они поднялись на край углубления, к самому подножию старого пня; повернувшись спиной к холму, они перевели дух и посмотрели на Восток. Теперь друзья увидели, что углубились в Лес всего на три или четыре мили, — кроны деревьев спускались вниз, к равнине. Там, у самого края Леса, поднимался высокий столб дыма. Ветер гнал его в сторону хоббитов.
— Ветер переменился, — сказал Мерри. — Он снова дует на Восток. Здесь холодно.
— Да, — ответил Пиппин. — Боюсь, что это лишь случайный просвет, и скоро все опять станет серым. Жаль! Этот старый Лес выглядит так приятно в солнечном свете! Он даже начинает мне нравиться.
— Тебе нравится Лес! Это хорошо! Очень мило с твоей стороны, — послышался странный голос. — Повернитесь и дайте мне взглянуть на ваши лица. Вы-то мне оба не нравитесь, но не будем торопиться! — Большая узловатая рука легла на плечи хоббитов и мягко, но настойчиво повернула обоих; потом их подхватили две большие руки.
Они увидели перед собой необыкновенное лицо. Оно принадлежало большому, как тролль, существу, не менее четырнадцати футов ростом, очень сильному, с продолговатой головой и совсем без шеи. То ли существо было одето во что-то похожее на серо-зеленую кору, то ли это на самом деле была кора — судить было трудно. Во всяком случае, руки были покрыты не корой, а коричневой гладкой кожей. На каждой из больших ног было по семь пальцев. Нижнюю часть длинного лица прикрывала широкая седая борода, кустистая и густая вверху, а ближе к концу тонкая и похожая на мох. Но в первый момент хоббиты ничего этого не заметили, они видели только глаза. Эти глубокие глаза теперь осматривали их, медленно и торжественно, но в то же время очень проницательно. Глаза были коричневые, но в глубине их мерцал зеленоватый огонек. Впоследствии Пиппин не раз старался передать свое первое впечатление от них следующими словами: «Чувствуешь, что за ними стоит что-то очень древнее, многие века памяти и долгого, медленного, упорного размышления. Но внешне они принадлежат настоящему, как солнце сверкающему на листьях обширной кроны или на поверхности очень глубокого озера. Не знаю, но мне показалось, будто что-то, росшее в земле, спавшее между корнями и листьями, между глубокой землей и небом, неожиданно проснулось и рассматривает вас со спокойной уверенностью, которая дается бесконечными годами».
— Хрум, хум, — бормотал голос, глубокий голос, похожий на звук большого деревянного инструмента. — Очень странно! Не нужно торопиться — это мой девиз. Но я услышал ваши голоса раньше, чем увидел вас, и они мне понравились — приятные тоненькие голоса, они напомнили мне что-то такое, что я не смог вспомнить. Если бы я увидел вас раньше, чем услышал, я растоптал бы вас, приняв за маленьких орков, и лишь потом обнаружил бы свою ошибку. Очень странно! Корень и ветка, очень это странно!
Пиппин, по-прежнему изумленный, не чувствовал испуга. Под взглядом этих глаз он испытывал лишь любопытство, но совсем не страх.
— Кто вы? — спросил он. — И откуда?
Странное выражение промелькнуло в старых глазах, что-то вроде предостережения; глубокие источники закрылись.
— Хрум, — ответил голос, — я энт, так, по крайней мере, вы меня так называете. Да, энт, вот какое слово. Одни называют меня Фангорном, другие — Древобрадом. Древобрад подойдет.
— Энт? — переспросил Мерри. — А кто это? Как вы сами себя называете? Как ваше настоящее имя?
— Ху, ху! — ответил Древобрад. — Ху! Вот так вопрос! Не надо торопиться. Сначала я спрашиваю. Вы в моей стране. Кто вы такие, интересно мне знать? Не узнаю вас. Вас нет в старых списках, которые я учил, когда был молод. Но это было много-много лет назад, и с тех пор могли появиться новые списки. Посмотрим! Посмотрим! Как же это?
Хм, хм, хм.
Хм, хм.
Хум-хм, хум-хм… Как там дальше?.. Рум-тум, рум-тум, рум-ти-тум-тум. Это был длинный список. Но вас там не было.
— Может, нас и нет в старых списках и старых сказках, — сказал Пиппин. — Но мы уже существуем очень давно. Мы хоббиты.
— Почему бы не добавить новую строчку? — спросил Мерри. — Хоббиты малы ростом, они живут в норах. Поставьте нас за четырьмя, сразу после людей, и все будет правильно.
— Хм! Неплохо, неплохо, — согласился Древобрад. — Подходит. Значит, вы живете в норах? Очень подходит. Но кто назвал вас хоббитами? Слово не похоже на эльфийское. А эльфы придумали все старые слова, от них все началось.
— Никто не называл нас, мы сами себя так зовем, — сказал Пиппин.
— Хум, хмы! Хорошо! Но не так торопливо! Вы зовете себя хоббитами? Но это еще не все. У вас должны быть еще имена.
— Я Брендибэк, Мериадок Брендибэк, хотя большинство зовут меня просто Мерри.
— Я Тукк, Перегрин Тукк, но обычно меня зовут Пиппин.
— Хм, торопливый вы народ, я вижу, — заметил Древобрад. — Вы оказываете мне честь своим доверием, но не всегда будьте такими. Есть энты и энты, вернее, существа, похожие на энтов, но они не энты. Я буду вас звать Мерри и Пиппин — хорошие имена. Но я не собираюсь сообщать вам свое настоящее имя, по крайней мере пока. — В его глазах мелькнуло странное выражение, похожее на улыбку. — Это займет слишком много времени: мое имя все время растет, а я живу долго, очень долго; поэтому мое имя похоже на рассказ. Настоящие имена рассказывают историю вещи, во всяком случае, в моем языке, в энтском языке, как вы могли бы сказать. Это прекрасный язык, но нужно очень много времени, чтобы сказать на нем что-нибудь, поэтому мы ничего не говорим, если только дело не стоит того, чтобы тратить на него так много времени.
А теперь, — глаза его стали очень яркими и внимательными, — скажите мне, что происходит? Что вы здесь делаете? Я слышу и замечаю, а к тому же чую и ощущаю очень многое из того, из этого, из этого а-лалла-лалла-румба-каманда-линд-ор-буруме. Прошу прощения, это часть моего имени; не знаю, какое слово есть в других языках. Вы знаете, что я имею в виду. Я стоял и смотрел на прекрасное утро и думал о солнце, и о траве под деревьями, и о лошадях, и об облаках, и о мире. Что происходит? Что делает Гэндальф? И эти — бурарум, — он издал глухой рокочущий звук, похожий на звук большого органа, — эти орки и молодой Саруман в Изенгарде. Я люблю новости. Но не очень торопитесь.
— Происходит многое, — начал Мерри, — и даже если мы поспешим, то придется рассказывать очень долго. Вы сами велите не торопиться. Должны ли мы рассказывать все? Не будет ли с нашей стороны грубостью, если мы сначала спросим, что вы хотите сделать с нами и на чьей вы стороне. И знаете ли вы Гэндальфа?
— Да, я знаю его — это единственный маг, который по-настоящему заботится о деревьях, — оживился Древобрад. — А вы его знаете?
— Да, — печально ответил Пиппин, — мы его знали. Он был нашим большим другом и предводителем.
— Тогда я могу ответить на другие ваши вопросы, — предложил Древобрад. — Я не собираюсь ничего с вами делать без вашего позволения. Но мы должны кое-что сделать с вами вместе. Я ничего не знаю о разных сторонах и иду своим путем, но вы можете идти со мной хотя бы временно. Но почему вы говорите о господине Гэндальфе так, будто его история пришла к концу?
— Да, — вздохнул Пиппин, — история продолжается, но Гэндальф в ней больше не участвует.
— Ху, давайте говорите! — заинтересовался Древобрад. — Хум, хм, хм, ну, я не знаю, что сказать. Давайте!
— Если вы хотите знать больше, мы расскажем вам, — ответил Мерри, — но это займет много времени. Не отпустите ли вы нас? Может, мы лучше посидим здесь вместе на солнышке. Вы скоро устанете держать нас.
— Хм, устану? Нет, я не устану. Я нелегко устаю и никогда не сижу. И очень нелегко сгибаюсь. Но здесь слишком жарко. Давайте оставим… Ну, как вы это называете?
— Холм? — предположил Пиппин. — Углубление? Лестницу?
Древобрад задумчиво повторял его слова:
— Холм? Да, это оно. Но это слишком торопливое слово для того, что стоит здесь от начала мира. Ну, не важно. Давайте оставим его и пойдем.
— Куда мы пойдем? — спросил Мерри.
— Ко мне домой, в один из моих домов, — ответил Древобрад.
— А это далеко?
— Не знаю. Вы, может быть, решите, что далеко. Но какое это имеет значение?
— Видите ли, мы потеряли все свои вещи, — объяснил Мерри. — У нас мало еды.
— О! Хм! Не беспокойтесь об этом. Я дам вам напиток, который позволит вам зеленеть и расти долго, очень долго. И если вы решите расстаться со мной, я могу вас доставить в любое место моей страны, куда захотите. Идемте!
Мягко, но крепко держа хоббитов на сгибах своих рук, Древобрад поднял и опустил сначала одну большую ногу, потом другую и двинулся к краю углубления. Пальцы его ног, похожие на корни, цеплялись за землю. Осторожно и важно опускался он со ступеньки на ступеньку.
Оказавшись среди деревьев, он зашагал в глубину Леса, не слишком отдаляясь, впрочем, от ручья. Большинство деревьев, казалось, спало и не обращало на него внимания; но некоторые вздрагивали, а другие поднимали ветви над его головой, когда он приближался. Он шел и все время разговаривал сам с собой длинными словами, струящимися мелодичными потоками звуков.
Хоббиты некоторое время молчали. Они, как ни странно, чувствовали себя в безопасности, им было удобно, было о чем подумать и чему удивиться. Но наконец Пиппин решился заговорить снова.
— Древобрад, — сказал он, — не могу ли я спросить вас кое о чем? Почему Келеборн предупреждал нас о вашем Лесе? Он говорил нам, чтобы мы не рисковали и не входили в него.
— Хм, он так говорил? — пробормотал Древобрад. — И я сказал бы то же самое, если бы вы пришли другим путем. Не рискуйте, я сказал бы, входить в леса Лаурелиндоренана! Так называли его эльфы, но теперь они сократили название: Лотлориэн зовут они его. Возможно, они и правы; может, их Лес увядает, а не растет. Земля долины поющего золота — вот чем эта страна была когда-то. А теперь она — дремлющий цветок. Но это странное место, и никто из нас не входит туда. Я удивлен, что вы вышли оттуда, но еще больше удивлен тем, что вы вошли туда. Этого не случалось с чужеземцами уже много лет. Это странная земля.
Да, это так. Жители ее в беде. Да, в беде. Лаурелиндоренан линделорендон малинорнелион огнемалин… — бормотал он про себя. — Я думаю, они уходят из здешнего мира, — сказал он. — И сама страна, и Золотой лес уже не таковы, какими были, когда Келеборн был молод. Да: таурелиломеа-тумбалеморна тумбалетареа ломеанор, так они говорили обычно. Мир меняется, но слова эти остаются правдивы.
— Что это значит? — спросил Пиппин. — Что — правдиво?