Да, это так. Жители ее в беде. Да, в беде. Лаурелиндоренан линделорендон малинорнелион огнемалин… — бормотал он про себя. — Я думаю, они уходят из здешнего мира, — сказал он. — И сама страна, и Золотой лес уже не таковы, какими были, когда Келеборн был молод. Да: таурелиломеа-тумбалеморна тумбалетареа ломеанор, так они говорили обычно. Мир меняется, но слова эти остаются правдивы.
— Что это значит? — спросил Пиппин. — Что — правдиво?
— Деревья и энты, — сказал Древобрад. — Я сам не понимаю многого, поэтому не могу объяснить и вам. Некоторые из нас остаются истинными энтами и живут так, как у нас принято, но многие становятся сонливыми, похожими на деревья, как вы могли бы сказать. Большинство из деревьев — это просто деревья, конечно, но многие просто спят. Многих легко разбудить, а кое-кто становится похожим на энтов. Так продолжается все время.
Когда это происходит с деревом, оказывается, что у некоторых деревьев дурные сердца. С древесиной это не связано, я не это имею в виду. Я знавал добрых старых ив здесь, вниз по Энтвошу, увы, давным-давно ушедших! Они были совершенно пустые, они распадались на куски, но благоухали, как молодой лист. Но есть деревья в долинах у гор, звучат как колокол, но очень плохие внутри. И кажется, таких деревьев становится все больше. В этой стране некоторые места стали опасными.
— Как Старый лес на Севере? — спросил Мерри.
— Да, да, что-то подобное, но много хуже. Я не сомневаюсь, что какая-то Тень от Великой Тьмы легла на земли к Северу. Но в этой земле есть долины, куда никогда не проникала тьма, и там есть деревья старше меня. Мы делаем, что можем. Мы поддерживаем чужеземцев и храбрецов, мы учим и воспитываем, мы ходим и сеем. Мы пастухи деревьев, мы старые энты. И нас осталось мало. Овцы уподобляются пастухам, а пастухи овцам. Энтам нравятся эльфы, меньше интересуются они делами людей и стараются держаться в стороне от них. И однако, энты больше похожи на людей, и они больше склонны к переменам, чем эльфы, они быстрее принимают цвет окружения, так можно сказать. Некоторые из моих родичей сейчас очень похожи на деревья, и нужно что-то очень важное, чтобы разбудить их. И они говорят лишь шепотом. Но иногда мои деревья могут сгибать ветви и разговаривать со мной. Эльфы когда-то первыми начали будить деревья. Они учили их говорить и сами учились языку деревьев. Они очень хотели говорить со всеми, эти старые эльфы. Но потом пришла Великая Тьма, и они уплыли за Море или убежали в далекие долины и спрятались там, и стали петь песни о днях, которые больше не вернутся. О, когда-то давно сплошной Лес стоял отсюда до гор Луны, и это была лишь восточная окраина Леса. Что это были за дни! Было время, когда я мог целый день ходить и петь, и слышал только эхо собственного голоса в холмах. И леса были подобны лесам Лотлориэна, только гуще, сильнее, моложе. А аромат в воздухе!.. Я проводил целые недели, только вдыхая его.
Древобрад замолчал, продолжая двигаться почти бесшумно. Потом снова начал бормотать про себя, и постепенно бормотание перешло в песню. Вскоре хоббиты начали разбирать слова.
Он умолк и зашагал дальше, и во всем Лесу не было слышно ни звука.
День подходил к концу, и тьма сгущалась у стволов деревьев. Наконец хоббиты смутно различили перед собой крутое взгорье — зеленое основание высокого Метедраса. Вниз по склону спускался узкий Энтвош, шумно прыгая с камня на камень им навстречу. Справа от ручья был длинный склон, покрытый травой, в сумерках совсем серой. Ни одного дерева не росло здесь, и склон был открыт небу; звезды сверкали в разрывах между облаками.
Древобрад поднимался по склону, не замедляя шага. Неожиданно хоббиты увидели перед собой широкое отверстие. Два больших дерева стояли здесь с обеих сторон, как живые столбы, но ворот не было, кроме переплетающихся ветвей. Когда старый энт приблизился, деревья подняли ветви, и листья их задрожали. Это были вечнозеленые деревья, и листья их, темные и гладкие, сверкали в сумерках. За ними открылась широкая ровная площадка, как будто пол огромного зала, врезанного в склон холма. По обеим сторонам возвышались скалы высотой футов пятьдесят, и вдоль каждой стены стояли ряды деревьев, которые ближе к стенам увеличивались в росте.
В дальнем конце скальной стены был изгиб — что-то вроде углубления с полукруглой крышей: это была единственная крыша в зале, если не считать ветвей деревьев, которые закрывали все небо, оставляя только узкий просвет в середине. А маленький ручеек, сбегая со скал, образовывал занавес из капель перед входом в углубление. Серебристые капли со звоном падали на землю. Вода снова собиралась в каменном бассейне среди деревьев и оттуда текла к выходу из зала, чтобы соединиться с Энтвошем в его путешествии по Лесу.
— Хм! Вот мы и пришли! — сказал Древобрад, нарушая долгую тишину. — Я принес вас сюда за семь тысяч энтийских шагов, но сколько это будет в мерах вашей земли, я не знаю. Во всяком случае, мы у подножия последней Горы. Часть названия этого места на вашем языке звучала бы как зал Источника. Я люблю его. Мы останемся здесь на ночь.
Он поставил их на траву между рядами деревьев, и они пошли за ним по направлению к большой арке. Хоббиты заметили, что Древобрад при ходьбе не сгибает коленей, но шагает очень широко. Он вначале ставил на землю большие пальцы ног (а они действительно были большие и очень широкие), а потом уже опускал ступню.
Несколько мгновений Древобрад стоял под дождем из падающих капель глубоко дыша, потом засмеялся и прошел внутрь. Там стоял большой стол, но не было никаких стульев. В дальнем конце ниши было почти совсем темно. Древобрад поднял два больших кувшина и поставил их на стол. Казалось, они были полны воды. Он подержал над ними руки, и они немедленно начали светиться — один золотым, а другой сочным зеленым цветом; и полутьма рассеялась, как будто летнее солнце проглянуло сквозь кровлю из молодых ветвей. Оглянувшись, хоббиты заметили, что деревья во дворе тоже начали светиться, вначале слабо, но постепенно свечение усиливалось, пока каждый лист не налился светом — золотым, зеленым или красным, как мед, а стволы деревьев стали похожи на колонны, высеченные из светящегося камня.
— Ну, теперь мы можем поговорить, — сказал Древобрад. — Я думаю, вы хотите пить. А может, вы и устали. Выпейте это!
Он отошел в глубину ниши, и хоббиты увидели там несколько каменных кувшинов с тяжелыми крышками. Древобрад снял одну из крышек и большим ковшом наполнил три чашки, одну очень большую, а две поменьше.
— Это энтский дом, — сказал он, — и в нем нет сидений. Но вы можете сидеть на столе.
Подхватив хоббитов, он посадил их на большую каменную плиту в шесть футов высотой; здесь они сидели, покачивая ногами и потягивая напиток.
Он был похож на воду, которую они пили из Энтвоша у границ Леса, но в нем ощущался какой-то слабый запах или привкус, который трудно было бы описать: он напомнил хоббитам запах Дальнего леса, принесенный издалека холодным ночным ветром. Действие напитка начало ощущаться в пальцах ног; поднимаясь в каждый сустав, оно приносило оживление и бодрость всему телу, вплоть до корней волос. И в самом деле, хоббиты почувствовали, что волосы у них на голове поднялись, начали раскачиваться и шевелиться. Что же касается Древобрада, то он вначале опустил ноги в бассейн за аркой, потом одним длинным медленным глотком выпил напиток из большой чашки. Хоббитам показалось, что он никогда не остановится.
Наконец он поставил чашку.
— Ах! Ах! — вздохнул он. — Хм, хум, нам теперь легче будет разговаривать. Вы можете сидеть на полу, а я лягу; это не даст напитку подняться в голову и усыпить меня.
Справа стояла большая кровать на низких ножках, всего лишь в фут высотой, покрытая толстым слоем сухой травы и папоротника. Древобрад, лишь чуть-чуть изогнувшись в середине, мягко опустился на эту кровать и положил руки под голову, глядя в потолок, на котором мелькали пятна света, как бывает при движении листвы на солнечном свете. Мерри и Пиппин сели рядом с ним на подушки из травы.
Справа стояла большая кровать на низких ножках, всего лишь в фут высотой, покрытая толстым слоем сухой травы и папоротника. Древобрад, лишь чуть-чуть изогнувшись в середине, мягко опустился на эту кровать и положил руки под голову, глядя в потолок, на котором мелькали пятна света, как бывает при движении листвы на солнечном свете. Мерри и Пиппин сели рядом с ним на подушки из травы.
— Теперь рассказывайте и не торопитесь! — сказал Древобрад.
Хоббиты начали рассказывать историю своих приключений от выхода из Удела… Рассказывали они не очень последовательно, постоянно перебивая друг друга. Древобрад часто прерывал говорившего и возвращался к какому-то раннему месту или забегал вперед, задавая вопросы о последующих событиях. Хоббиты ничего не сказали о Кольце и не объяснили, почему и куда они шли, а Древобрад об этом не спрашивал.
Но зато он чрезвычайно заинтересовался Черными всадниками, Элрондом, Ривенделлом и Старым лесом, Томом Бомбадилом, подземельями Мории, Лотлориэном и Галадриэлью. Он снова и снова заставлял их описывать Удел. По этому поводу он сделал странное заключение:
— Вы там не видели… хм… энтов? Ну, не энтов, а энтских жен?
— Энтских жен? — переспросил Пиппин. — А они похожи на вас?
— Да, хм… Ну… Нет. Я теперь уж и не знаю, — задумчиво сказал Древобрад. — Но мне кажется, что ваша страна им бы понравилась.
Особенно интересовался Древобрад всем, что касалось Гэндальфа, а также делами Сарумана. Хоббиты очень жалели, что мало знали о них, и могли повторить лишь путаный рассказ Сэма о том, что Гэндальф говорил на совете. Но они совершенно точно вспомнили, что Углук со своим отрядом пришел из Изенгарда и говорил о Сарумане как о своем хозяине.
— Хм, хум! — сказал Древобрад, когда хоббиты наконец дошли до битвы между орками и всадниками Рохана. — Ну, ну! Целая охапка новостей. Вы не сказали мне всего, но я не сомневаюсь, что вы выполняли желание Гэндальфа. Готовится что-то очень большое, больше, чем я могу видеть. Может, я рано или поздно узнаю это. Клянусь корнем и ветвями, но какое странное дело: появляется маленький народец, которого не было в старых списках, и — смотрите! Девять забытых Всадников начинают охотиться за ними, Гэндальф берет их в великое путешествие, Галадриэль принимает их в Карас-Галадоне, а орки преследуют их на всем протяжении Диких земель. Как будто их подхватил шторм. Надеюсь, они выдержат его!
— А вы сами? — спросил Мерри.
— Хум, хм, я не беспокоюсь из-за больших войн, — сказал Древобрад, — они касаются больше эльфов и людей. Это дело магов — маги всегда беспокоились о будущем. Я ни на чьей стороне, потому что нет никого на моей стороне, если вы меня понимаете: никто не заботится о деревьях так, как я, даже эльфы в наши дни. Но я все же и сейчас предпочитаю эльфов остальным: эльфы давным-давно избавили нас от немоты; это великий дар, и его нельзя забыть, хотя наши пути с тех пор разошлись. И конечно, есть существа, на чьей стороне я не могу быть, я всегда против них… Эти… бурарум, — он издал глубокое и неодобрительное бормотание, — эти орки и их хозяева. Я обеспокоился, когда тень легла на Чернолесье, но когда она переместилась в Мордор, я немного успокоился — Мордор далеко отсюда. Но кажется, ветер поворачивает на Запад и увядание всего Леса не так уж далеко. Старый энт ничем не может отразить бурю, он должен или выстоять, или упасть. Но Саруман! Саруман — это сосед, за ним я могу уследить. Мне кажется, я должен сделать что-то. Я часто задумывался раньше, что мне делать с Саруманом.
— Кто такой Саруман? — спросил Пиппин. — Вы знаете его историю?
— Саруман — маг, — ответил Древобрад. — Больше я ничего не могу сказать. Я не знаю истории магов. Они появились вскоре после того, как большие корабли впервые приплыли по Морю. Но приплыли ли они на этих кораблях, я не знаю. Саруман считался великим среди магов. Он начал бродить и вмешиваться в дела людей и эльфов некоторое время назад; вы, наверное, сказали бы: давным-давно. И он поселился в Ангреносте, или Изенгарде, как его называют люди Рохана. Сначала он сидел тихо, но его известность начала расти. Говорят, его выбрали главой Совета, но это не пошло ему на пользу. Я удивился бы, если бы Саруман не обратился ко Злу. Но во всяком случае, раньше он не причинял беспокойства своим соседям. Я часто разговаривал с ним. Прежде он частенько бродил по моим лесам. В те дни он был вежлив, всегда спрашивал моего позволения (по крайней мере, когда встречал меня), и он очень охотно слушал. Я рассказывал ему множество вещей, которые он никогда не узнал бы сам, но он никогда не отвечал мне тем же. Не могу припомнить, чтобы он рассказывал мне что-нибудь. И он становился все более скрытным: лицо его, как я вспоминаю теперь, все больше походило на окно в каменной стене, окно с закрытыми ставнями.
Думаю, я теперь понимаю, что он замыслил. Он захотел стать Властью. У него вместо разума механизм из стали и колес, и он не заботится о растениях, по крайней мере, если они не служат ему для каких-то целей. Теперь ясно, что он черный предатель. Он связался с грязным народом, с орками. Брм, хум! Хуже того: он что-то готовит с ними, что-то опасное. Эти изенгардцы хуже злых людей. Знак Зла, которым помечает великая тьма орков, не дает им выносить свет солнца, но орки Сарумана могут выносить его, даже если и ненавидят. Как он добился этого? Может, это люди, измененные Саруманом? А может, он смешал расы — людей и орков? Это его дело — черное зло!
Древобрад некоторое время бормотал, как бы про себя произнося какое-то подземное энтское проклятие.
— Недавно я начал размышлять, почему орки осмеливаются проходить через мои леса так свободно, — продолжал он. — Только позже я догадался, что виноват в этом Саруман, что он уже давно разведал все пути и раскрыл мои тайны. Теперь он и его подлые слуги чинят опустошение. Они срубили деревья у границ — хорошие деревья! Некоторые они просто подрубили и оставили гнить, но большинство сплавлено по воде в Ортханк. В Изенгарде все время поднимается дым. Будь он проклят, корень и ветви! Многие из этих деревьев были моими друзьями, я знал их от ореха и желудя: многие умели говорить, а теперь голоса их утрачены. И сейчас только пни и заросли ежевики там, где когда-то был поющий Лес. Я был слишком бездеятелен. Я упустил время. Это нужно прекратить.
Древобрад рывком приподнялся на кровати, встал и затопал к столу. Светящиеся сосуды испускали два потока пламени. Глаза Древобрада засверкали зеленым огнем, борода поднялась и стала похожа на большой веник.
— Я прекращу это! — взревел он. — И вы пойдете со мной. Вы можете помочь мне. И таким образом вы поможете и своим друзьям. Если не остановить Сарумана, у Рохана и Гондора будет Враг не только впереди, но и сзади. Наши дороги лежат вместе — на Изенгард!
— Мы пойдем с вами, — заверил Мерри. — И сделаем все, что сможем.
— Да! — подхватил Пиппин. — Я хочу увидеть свержение Белой Руки. Я хочу быть там, даже если от меня будет мало пользы, я никогда не забуду Углука и переход через Рохан.
— Хорошо! Хорошо! — сказал Древобрад. — Но я говорю быстро. Не следует торопиться. Мне стало жарко. Я должен охладиться и подумать: легче кричать «остановлю!», труднее сделать это.
Он прошел к арке и некоторое время стоял под дождем капель. Потом засмеялся и отряхнулся, и там, где капли падали с него на землю, они вспыхивали красными и зелеными искрами. Вернувшись, он снова лег на кровать и замолчал.
Через некоторое время хоббиты снова услышали его бормотание. Казалось, он что-то считал по пальцам.
— Фангорн, Финглас, Фландриф, да, да, — вздохнул он. — Беда в том, что нас осталось слишком мало, — сказал он, поворачиваясь к хоббитам. — Только трое осталось из первых энтов, что ходили по лесам до наступления Тьмы: только я, Фангорн, и Финглас, и Фландриф — это эльфийские имена, а вы можете называть их Лиственный Локон и С-Кожей-Из-Коры, если вам так больше нравится. И из нас троих Финглас и Фландриф не очень полезны для нашего дела. Лиственный Локон стал очень сонлив, почти как дерево, он все лето стоит неподвижно и в полусне, и луговая трава вырастает ему по колено. Он весь покрыт лиственным волосом. Зимой он просыпается, но в последнее время он слишком малоподвижен и не может далеко ходить. С-Кожей-Из-Коры живет на горных склонах к западу от Изенгарда. Именно там и произошли самые большие неприятности. Он был ранен орками, и большинство его Древесного стада убито и уничтожено. Он ушел высоко в горы и живет там среди любимых берез и не спускается вниз. Конечно, есть немало более молодых энтов, если я только сумею поговорить с ними, если я смогу разбудить их. Мы неторопливый народ. Как жаль, что нас так мало!
— Почему же вас мало, если вы так давно живете в этой стране? — спросил Пиппин. — А может, многие умерли?
— О нет! — воскликнул Древобрад. — Никто не умер сам по себе. Некоторые за долгие годы, конечно, погибли от несчастных случаев, еще больше уподобились деревьям. Но здесь никогда нас не было много, и число наше не увеличивалось. Уже очень давно, ужасное количество лет у нас нет детей. Понимаете, мы потеряли своих жен.