— Ну, ладно, — скептически улыбаясь, ответил Леон, — я дам тебе шанс душу потешить. Обозлился, говоришь? Дай ему ствол, Перец.
Антон не успел опомниться, как перед его лицом появился старенький, истертый до светлого металла «макаров». Перец нетерпеливо покачал оружие перед носом Антона.
— А про Иванова? — спросил Антон, принимая пистолет и взвешивая его в руке. Судя по весу, магазин был полон.
— Он уже все рассказал, — равнодушно сказал Леон. — Это он первым делом рассказал, я просто хотел, чтобы ты послушал. И понял, что у нас делают с отступниками. Я ведь тебе еще не верю, Антоха. А если я человеку не верю, то я возле себя его не держу. Я или поверить ему должен, или удалить от себя подальше. Лучше куда? Правильно, в землю. Вот и делай выводы, заслуживай доверие. Кончай этого!
Буря эмоций пронеслась в сознании Антона. С одной стороны, кто перед ним? Криминальный элемент, бандит, преступник, по которому колония плачет, а может, и очень большие сроки, судя по крохам сведений, которыми обладал Антон. Может, и пожизненное ему светит…
Но была и другая сторона медали. Это Антону вбили в голову за время учебы основательно: человек виновен только тогда, когда это решит суд. Вот одна и единственная инстанция, которая имеет право определять меру вины и меру наказания. Выносить приговоры. Пока суд не вынес своего решения — человек считается невиновным. Но Антон ведь был уверен, что Агент виновен! Но он был и офицером полиции, он стоял на страже закона и не мог сам жонглировать им, как циркач. И убийство, если не совершено в целях самообороны… Это не война, это мирная жизнь, и здесь существует закон.
А операция? Откажись Антон стрелять, и все насмарку: все усилия, жертвы и риски. Может, в интересах операции он может переступить закон, в интересах десятков и сотен людей, которые уже пострадали и могут пострадать от этого типа. Он же их защищает, он же собой рискует, это же благое дело… Черт! Не могу я убить, права не имею, иначе какой же я полицейский! И сослаться на неумение не могу, потому что видел Леон меня на песчаной арене…
И опять спасла интуиция. Что-то подсказывало Антону, что не все тут так просто, что есть какой-то подвох. Он снял пистолет с предохранителя, передернул затвор и, все еще сомневаясь, услышал, как с металлическим звуком звякнул затвор, загоняя патрон в патронник. Он поднял оружие, чуть помедлил и сместил ствол правее головы Агента… Прости меня, мама, прости меня, Быков, простите все, если что не так…
Пистолет отреагировал на нажатие на спусковой крючок звонким щелчком, и не более. Антон с откровенным изумлением уставился на оружие. Он не успел даже облегчения почувствовать, как рука Перца отобрала у него пистолет. Теперь было время с изумлением и разыгранным негодованием уставиться на самого Леона.
— Ладно, ладно! — криво усмехаясь, отозвался Леон. — Че бачишь? Ишь, бельма выкатил. Ты, в натуре, решил, что я тебе волыну, полную маслин, доверю? Кто ты есть, Антоха? Ты докажи мне масть свою, потом я к тебе спиной повернусь. Значит, так, Перец, берешь его в свою бригаду. Смотри, доверяй, проверяй, можешь наизнанку вывернуть, можешь под микроскопом смотреть. Мне он нравится, но это пока… Потом может и разонравиться. Больно ты темный, Антоха, хотя волос у тебя и светлый. Но мы с этим разберемся. И тогда висеть тебе на этой вот стене. Ты меня понял, Антоха? Беру я тебя пока «танкистом» [8], а там посмотрим!
— Ладно, командир, — Антон повернулся к Перцу, — командуй.
— Топай на улицу, — кивнул Перец. Он передернул затвор пистолета, выбросив два патрона на пол.
Антон повернулся и пошел к двери, ощущая всем организмом, какая у него широкая и беззащитная спина. Выстрел прозвучал. Он грохнул так, что с потолка посыпался какой-то мусор сквозь щели в досках. Даже жесть на окнах завибрировала, а один из фонарей на полу упал.
Антон резко обернулся. Агент висел на веревках, безвольно свесив голову на грудь. Во лбу у него зияла дырка, из которой толчками текла кровь. Стена за его головой была забрызгана темным. Перец равнодушно посмотрел на Антона, пряча пистолет за ремень джинсов. Выходит, что ненастоящих патронов в магазине пистолета было всего два.
Не выдав себя эмоциями, Антон вышел на улицу и остановился, поджидая своего нового начальника. Агента было жаль. Не как человека, а как источник информации. Быков много бы у него выведал интересного, ценного. И про Иванова, и про других. Да, в этом Быков прав, от трупов толку мало. Никакого от них нет толка.
— Поехали, — как всегда лаконично бросил Перец, выходя из дома.
Антон поспешил за ним к машине, лихорадочно соображая, как же ему связаться с Быковым. Бандиты знают, где Иванов. Не исключено, что Антона прямо сейчас или очень скоро возьмут с собой, чтобы накрыть Иванова с его подручными и рассчитаться за все. Очень было бы хорошо и группу нападения, и самого Иванова взять именно в этот момент.
— Жрать хочешь? — вдруг спросил Перец, когда они уже выехали на шоссе.
— Пора бы уже, — недовольно ответил Антон. — На дело когда едем?
— Позже… Не сегодня.
— Хочешь проверить, убедиться, не обманул ли Агент? Не поспешили вы с казнью, а то можно оказаться у разбитого корыта. Нового нет, и от старого толка никакого.
— Спокойно, все проверено, — усмехнулся Перец. — Мои братки уже вокруг трутся, секут за полканом. Это все… что там в доме было, оно для тебя. Так Леон велел сыграть, чтобы проверить, как ты поведешь себя. Не верит он тебе, и все тут. Почему — не знаю.
— А ты мне веришь? Или потащишь на операцию ненадежного бойца? Как-то у вас все странно, непонятно делается.
— А у вас? — вдруг взорвался Перец. — Ты сам откуда взялся, ты из какой бригады? Что тебе все не нравится, все не по-твоему! Бери, делай по-своему!
— А ты чего разорался? — засмеялся Антон. — Я всю жизнь сам за себя, и никакой бригады у меня не было. Сам себе начальник, сам себе и доверитель, и доверяльщик.
— Доверяльщик, — проворчал Перец, успокаиваясь. — Че мне тебе не верить? Нету у меня на тебя ничего, проверяли. Двадцать раз проверяли. И по полиции, и по нашим в городе. Никто тебя не видел, никто о тебе не слышал. Нет тебя!
Антон прикусил губу. Вот как! Оказывается, очень серьезно бандиты наводили о нем справки. Если Перец, конечно, не врет, и если у них есть такая возможность — провести квалифицированную и обстоятельную проверку личности. Если у них есть такие, как полковник Иванов, то, наверное, и возможность такой проверки тоже есть. Значит, не нашли ничего? Приятно услышать, особенно когда пистолет у виска периодически пляшет. Значит, говоришь, нету меня? Антон процитировал на память:
И имя твое звучит ниоткуда,
И голос зовет за собой в никуда.
И буду идти в ожидании чуда,
Пока путеводная светит звезда.
Перец никак не отреагировал, только поглядывал в зеркало заднего вида. Антон усмехнулся тому, что ожидал какой-то реакции от уголовника. Все его культурное воспитание, может быть, окончилось девятью классами школы, лагерными песнями про волю и про мать-старушку, которая ждет не дождется сына-вора. — Это че, песня такая? — неожиданно спросил Перец. — Хорошие слова, душевные. Голос зовет никуда… Некуда нас ему звать, и не ждет нас никто. Это жизнь, Антоха!
Антон закашлялся в кулак, чтобы скрыть смех. Никак он не ожидал, что коротким четверостишием, случайно когда-то запомнившимся, он затронет этого закоренелого бандита за живое. Гляди-ка, слова ему показались душевными!
Глава 10
Вертолет в низко надвинутой на глаза кепке брел по Западному кладбищу. Поездка в район принесла только боль. Он так надеялся, он боялся мечтать, но мечтал об этой встрече. Это он, человек, который треть жизни просидел в колонии, человек, который привык брать от жизни все, что хотел, и выдирать свое с мясом и кровью, человек, который привык жить по волчьим законам, этот человек сказал о себе — «мечтал».
Только не так он себе представлял эту встречу. Однако судьба привела его на кладбище, и он ищет сейчас могилу той женщины, которую не помнил даже в лицо, не помнил ее голоса. Это произошло случайно, в компании, очень много лет назад, двадцать с лишним. Они веселились, он, тогда еще не загрубевший от колоний и уголовной среды, веселил женщин, много пил и смеялся. А потом они отправились кататься на пароходике.
Это случилось в тот же вечер за городом. Один из членов компании, а может, и виновник торжества, этого Вертолет уже не помнил, пригласил всех закончить веселье у него на даче. И там они продолжали пить шампанское, танцевать, петь. Там у него с ней и произошло. Один раз, в хмельном угаре… А наутро Вертолет был уже далеко. И он больше не вспоминал той женщины, он забыл ее имя и ту мимолетную встречу.
Теперь он знает, что ее зовут Вера Павловна Макарова, что у нее родилась дочь. И что они там больше не живут. А похоронили Веру в Екатеринбурге, где она скоропостижно скончалась года три назад. И одна очень дальняя родственница, не имея денег, похоронила Веру на задворках Западного кладбища за счет социальной помощи. Вот она…
Теперь он знает, что ее зовут Вера Павловна Макарова, что у нее родилась дочь. И что они там больше не живут. А похоронили Веру в Екатеринбурге, где она скоропостижно скончалась года три назад. И одна очень дальняя родственница, не имея денег, похоронила Веру на задворках Западного кладбища за счет социальной помощи. Вот она…
Вертолет остановился и сел на корточки. Холмик осел, покрылся травой. Ни оградки, ни памятника, только табличка на ножке из проволоки. И буквы с цифрами. Все, что можно было сделать бесплатно, что смогла сделать ритуальная фирма на сумму субсидии. Вертолет закурил, держа сигарету по-лагерному в кулаке, и стал смотреть в сторону, туда, где на окраине кладбища росли высокие деревья, где с шумом дрались вороны. Жизнь идет, даже птицы, и те чем-то заняты. А он сидит у могилы женщины, от которой у него дочь. И знай он о том раньше, может, и жизнь сложилась бы иначе. А может, и не сложилась, но знать об этом он должен был еще тогда.
Нет, тогда его это не интересовало, потому что тогда он свято верил в воровские законы. А настоящий вор не должен иметь дом, семью, не должен работать. Вор — это перекати-поле, это человек-искатель, искатель счастья, воровского фарта, человек, живущий сегодняшним днем, этой минутой. Жизнь прошла, а что осталось? Глупые принципы, истраченные годы и никакого следа на земле. Теперь вот он узнал, что след все-таки есть, только отыскать его не удалось. Может, эта могила и есть его след? Как все поздно, глупо, не вовремя! Как все слишком поздно…
— Лешенька, — раздался сзади голос. — Ты чего же это тут?
Вертолет ругнулся про себя, затягиваясь остатками сигареты. Следила, что ли, она за мной? Этого еще не хватало для полного счастья. Какие же бабы все-таки дуры. Особенно когда любят. Хотя все, кто любит, все дураки.
— Ты чего? — проворчал Вертолет, поднимаясь на затекших от сидения на корточках ногах. — Следила за мной, что ли?
— Я… — Валентина замялась, смутилась. Глаза у нее мгновенно наполнились слезами. — Я случайно, Лешенька. Я на автобусе мимо ехала, когда тебя увидела. Думала… может…
— Ладно, хватит тебе, — отмахнулся Вертолет и снова стал смотреть на заброшенную могилку. — Так вот оно бывает, Валюша, живешь, живешь и не знаешь, где тебе могилка заказана.
— Это кто же? Знакомая твоя? — тревожно спросила Валентина. — Или родственница?
— Ты, Валя, спокойно отнесись, — хмуро сказал Вертолет, — лет уже прошло много, я уж и не скажу сколько. Судьба как-то пересекла нас в жизни с ней. Один только раз, а потом я не видел и не слышал о ней. А в прошлом году узнал, что дочка у нее от меня. С того раза, понимаешь. А я столько лет ничего и не знал.
— Дочка? — всплеснула руками женщина. — Это ж надо. Ты отец, значит, дочь у тебя. Взрослая уже? И где она теперь, дочь?
— Не знаю, искать пробовал, но не нашел.
— Это ты из-за этого днями пропадал? Ее искал?
— И из-за этого тоже. Хотел один долг вернуть, а получилось, что второй должок нарисовался. А его мне уже не вернуть. Что я ей скажу? Вот он я, отец твой! Радуйся, что с мамкой твоей переспал по веселому делу, а потом улетел, как ветер. И не спросил, и не написал. А теперь ты меня, старого да больного, обогрей, приголубь.
— Леша, что же ты такое говоришь, да разве ж такое можно говорить?! Да и незачем тебе тепла у нее искать! А я как же, неужто брошу тебя, отпущу? Ты повидайся, это обязательно, только у тебя и без того дом есть. Ты знайся, это грех — не знаться, только у нее теперь своя жизнь, а у тебя своя.
— Боишься? — горько усмехнулся Вертолет. — Ты, Валентина, не бойся. Ты не этого бойся, не женщин. Ты мужиков бойся. Дочь, она что, она, может, и знаться не захочет. Мне бы только посмотреть на нее. Мне бы только узнать, что она в самом деле есть, мне теплее на душе, если буду знать… Что она будет жить дальше и знать, что у нее, как и у каждого человека, есть отец.
— А может, у нее отчим какой был, а тут ты объявишься. Может, она его даже за родного отца считает, не знает всей той истории.
— Может, и так, а может, и нет. Узнавал я, не было у нее мужика. Одна она воспитывала, пока я…
— Не казни себя, Леша, в жизни всякое бывает. Ты, может, могилку обиходить захочешь, оградку поставить, памятник или крест. Ты скажи, у меня кое-что накоплено на книжке. Мы и сделаем с тобой. Все ж покойница не чужая тебе была. Душу тебе это маленько отпустит. Ты же как чугунный весь, как неживой.
— Неживой и есть. Ладно, поехали домой. Там видать будет, что и как. Будет день — будет пища, как говорили в старину. Не будем загадывать наперед. Долги надо отдавать поочередно. Пошли, Валюша.
Женщина снова всплакнула, глядя, как сутулится ее мужик, какое у него снова черное лицо, безжизненные глаза. Господи, что же с людьми жизнь делает. Чего же не живется-то всем по-людски. Живи себе и живи, радуйся солнцу, небу. Детишек рожай, гулять выводи, в школу собирай. Вот жизнь и не в тягость будет. Чего не хватает людям?
Валентина послушно пошла следом за Алексеем между могилками, все еще стыдясь того, что выследила его, подозревала в связи с другой женщиной. Дура, дура и есть. Правильно Леша ее ругает. У него вон как сложилось, а она в грехах его подозревала. Лишь бы не ушел больше. Хоть остаток века скоротать под рукой его тяжелой, в постели теплой. Есть кому и калитку починить, и стекло вставить. Да и от соседей не стыдно, не надо больше ловить их сочувственных взглядов.
Странно, но Перец отпустил Антона одного, назвав место и время встречи. Слежки за собой Антон не заметил, хотя проверялся очень тщательно. Перец ему поверил, в отличие от Леона? А почему нет? У него своя мудрость — мудрость рядового уголовника, который всю жизнь под началом больших авторитетов. Те зажрались, те считают себя выше всех, а потому умнее. А эти…
И довод Перец привел серьезный, когда Антон его спросил о доверии. Шило убили, задушив его, сломав ему шею. А предварительно его бритвой по глазам полоснули. И Перец здраво рассудил, что Антоха к таким методам непривычный, не в его это манере, это чисто воровской способ — по глазам. Антоха не сидел, привычек и способов таких ему изучить было негде.
Да и сломанная шея наводит на размышления. Антоха знает много способов убить человека голыми руками, и шею он ломать стал бы не так. Это Перец знает, встречал такое — когда голову дергают под подбородок вверх и одновременно рывком крутят в сторону. Специальный прием, не уголовный. А Шило элементарно задавили звериной силой. По-простому.
Первым делом Антон нашел в большом универмаге вывеску «Ремонт часов». Через пять минут он вышел на улицу с работающими часами на руке, а заодно и с работающим передатчиком. Теперь второе дело. Антон нырнул в толпу и исчез. Исчез для наблюдателя. Через несколько минут он вышел из двери возле высокого разгрузочного пандуса. Грузовая машина с прицепом разгружалась, молодые парни катали контейнеры и не обратили на постороннего никакого внимания.
Выйдя грузовым двором на совершенно другую улицу, Антон поднял руку и остановил первую же пассажирскую маршрутку. Несколько беглых взглядов назад, чтобы убедиться, что с места не сорвалась машина преследования, что никто не бросился ловить такси и догонять маршрутку. Все спокойно.
Так, времени у него два часа. Можно успеть съездить домой и спокойно обсудить с Быковым ситуацию по телефону, рассказать о планах. Очень было бы хорошо захватить во время разборки и Леона и Иванова вместе. Заодно проверить, как идет запись с передатчика в часах на ноутбук.
Но домой ему нельзя, потому что риск просто колоссальный. Если он все-таки проморгал слежку, если у бандитов все же есть грамотные «топтуны», тогда он спалит свою квартиру в два счета. А без надежной крыши над головой это уже не работа. Там у него средства связи, там у него все технические приспособления. Там, черт возьми, он может спокойно спать. Нет, рисковать не стоит.
Антон попросил водителя остановить на следующей остановке. Где-то здесь, как он помнил, имелось интернет-кафе. Заведение оказалось на месте. Антон выбрал себе компьютер, от которого он хорошо видел бы вход в этот полуподвал и маленькие окна под самым потолком. Теперь электронная почта…
Через час Антон стоял в том месте в зале супермаркета «Магнит», которое он назначил сам. Сашка Великанов появился вовремя. Антон улыбнулся про себя, увидев, с какой старательностью «главный технарь Быкова» постарался изменить внешность. Сашка протиснулся в толпе мимо Антона и вложил ему в руку мобильный телефон.
Антон вышел на обширнейшую парковку и набрал номер Быкова. Теоретически его сейчас можно было подслушать с помощью дистанционного направленного микрофона. Но это не для уголовников… Сейчас риск был минимален, и Антон мог говорить смело.
— Здрасьте, Алексей Алексеевич! — сказал Антон. — Настоящим сообщаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю, а также хочу сообщить…