Нет, не ведет. Девушка, оказывается, зависла, разглядывая «эстакаду», начинавшуюся как раз возле автопогрузчика. Оно и понятно, впечатляет по первости.
«Эстакада» – аномалия из разряда безвредных и бесполезных. Курьез. Куда больше, кстати, напоминает лестницу, и тот умник, выдумавший название, наверное, просто повелся на красивое словцо. Выглядит это дело так: поддоны, с которыми когда-то работал погрузчик, поставлены один на другой и сдвинуты уступами – так, что получаются высокие ступени. Причем никаких тебе подпорок! Вся эта лестница непонятно на чем держится, висит в воздухе и не падает вот уже сколько десятилетий. Дух захватывает, если сбоку смотреть – как в цирке. Высотою футов шестнадцать. Кто и на кой хрен так составил поддоны, история умалчивает, но можно предположить, хотели проложить путь над «давилкой». Во всяком случае, «эстакада» расположена таким образом, что последняя ступенька находится точно над опасным участком. Создается иллюзия, будто можно забраться туда, шагнуть на крышу сарая – и вперед. Да только не учли, что «давилка» вертикальная, то есть где у нее верхняя граница – бог весть. Короче, рисковать – нет идиотов.
Девушка рвется залезать на это невозможное сооружение. Лопата ее задерживает, что-то сказав. Она сердито отвечает, и тянутся они всем табором дальше, обходя цех с противоположной стороны – со стороны торчащего из стены стеклянного аквариума, вознесенного под самую крышу. Под этим скворечником для начальства и лежит единственный безопасный проход. Просто на изрядной части двора вольготно расположилась здоровенная «комариная плешь», пустив гравитационные щупальца чуть ли не по всему участку, и, чтоб не попасть этой дряни в пасть, надо подняться по пандусу и пройти вдоль самой стеночки – по длинному подъезду для машин. Точно под стеклянной конторой.
Что маленький отряд, ведомый Лопатой, и делает.
Через четверть часа они гарантированно вступят на тропу, ведущую к железной дороге, то есть к нам.
– Спектакль окончен, – со злостью говорит Эйнштейн. – Отдохнули, и ноги в руки.
– Поздороваться с гостями не желаете?
– Сожалею, но нам не по пути. Шевели ластами, Пэн! Попробуем оторваться.
Глава 3
Оторвались, как же!
Путь от «железки» до центральной части Старого города не сказать что безопасен, но знаком и исхожен – мною на тренажере, а Эйнштейном, судя по всему, в реале. Ловушек мало, и все традиционные, если можно так выразиться. На новые, если они и появились, мы напороться просто не успели. Да и близко он, центр города, а среди домов укрыться куда легче, чем на открытой местности. Уж не знаю, чем Лопата со своими детишками так напугал Эйнштейна, но темп командир задал сумасшедший, прямо-таки джоггинг устроил. Это в Зоне-то! Вот почему тех троих, которые прятались за врытыми в землю покрышками, мы благополучно прозевали.
Все на свете мы прозевали. Не пришло в голову, что, пока мы следим за кем-то исподтишка, за нами тоже кто-то внимательно следит. «Наблюдатели за наблюдающими» – книжку я такую прикольную читал. Автор – немец с ужасной фамилией, которую я забыл (точно помню, что не Рихтер). При чем здесь немцы? Да при том, что засаду на нас устроил некто Зиг Хайль, известный в городе персонаж. Тот самый, которого мой папа, если я правильно догадался, приволок когда-то из Зоны – по просьбе миссис де Лосано, родственницы заместителя коменданта.
Такая кликуха сама по себе уже о многом говорит, так ведь этот говнюк еще и магистром клана «За Чистый Город» является. Из простого активиста за четыре года вырос в вождя. Родственные связи – крепкий буксир.
Подловили они нас возле придорожной автомастерской: лежали за покрышками от тяжелых грузовиков – с оружием на изготовку. Выскочили, как черти из большой грязной табакерки. Эйнштейн – парень с подготовкой, я давно это понял, еще с той истории про нокаутированного врача в его кабинете, но сейчас и он сплоховал. Дракула, может, среагировал бы, если б был подросший и если б шел с нами…
В камуфляже, ишь ты. Зачем в Зоне камуфляж? Для понтов, вестимо, для чего ж еще.
Трое. Лет по двадцать пять. У двоих обычные помповые ружья, а у Зиг Хайля – что-то эксклюзивное… я машинально всмотрелся… «умный» пистолет! С распознаванием биометрических параметров стрелка, со счетчиком выстрелов и тому подобными примочками. Это уже не просто понт, это Понт Высший и Подлинный. Надо быть продвинутым активистом, чтобы взять в Зону оружие с электронной начинкой.
Взяли нас на прицел: двое с винтовками – Эйнштейна, дебил с пистолетом – меня.
– Кого мы видим? Сам сеньор инженер! – поприветствовал нас молодой вождь. – И кто это с вами? Мистер Пэнов-младший, если не ошибаюсь? Какая приятная встреча, кабальерос.
Со всем радушием ко встреченным на дороге путникам.
– Руки в стороны, Эйнштейн, куда это вы тянетесь? – весело гаркнул он.
Хорошо воспитанный, мягкий в общении, с чрезвычайно добрыми глазами. Не сквернословит, даже голос не повышает. Конфетка, а не Зиг Хайль.
– Как ты в Зону проник, мальчик? – спросил его Эйнштейн. – Не нарушил ли чего ненароком, за что потом ремня дадут? Или снова за уши оттаскают?
Это «снова» здорово зацепило рыжего сморчка. Забыл сказать, он ведь с виду шибздик, плевком перешибешь, вдобавок рыжий. Наверное, его больно дразнили в детстве, оттого и вырос воинствующим общественником.
– Подойдите ближе, – скомандовал он. Веселости в его речах заметно поубавилось. – Сбросьте рюкзаки. Отстегните пояса и тоже сбросьте на землю. Потом два шага назад.
– Костюмчики у них что надо, – подал голос один из товарищей в камуфляже.
– Костюмчики – само собой. Но позже.
Эйнштейн, ставя рюкзак на землю, наклонился и шепнул:
– Заблокируй ему пугач.
– Попробую, – прошептал я в ответ.
– Я потяну время.
Помповики – чистая механика, простая и надежная, их голой волей не испортишь. «Умный» пистолет – другое дело, это девайс с электронной начинкой, а значит, вещь уязвимая. Но справлюсь ли?
– Алло, о чем шепчемся, джентльмены? – забеспокоился Зиг Хайль, перелез через покрышки и подошел к нашим вещам, сваленным на бурую траву.
Костюмчики-то не держат пули, думал я, ощущая на себе жадные взгляды этих недосталкеров. Из помповика точно пробьет, да и из пистолета, если с близкого расстояния. Хотя когда пистолет смотрит тебе в башку, то без разницы, есть костюм или нет его… Легко сказать – заблокируй, метался я мыслями. А вдруг с электровэном случайно получилось, вдруг нет во мне такой способности?
– Шепчемся о том, что жизнь тривиальна и пошла, – возвестил Эйнштейн. – Даже в Зоне, нашпигованной неземными чудесами, легко наткнуться на мелкого земного грабителя.
– Ну почему же грабителя, – мягко сказал Зиг Хайль.
– Против слова «мелкий» возражений нет?
– Я был лучшего мнения о ваших манерах, господин инженер. Вы отлично знаете, что двигает мною и всеми нами, – обвел он рукой соратников.
Те молча целились, не вступая в разговор.
– Он считает себя воином-освободителем, – обратился ко мне Эйнштейн и подмигнул. – Он ведет войну с инопланетной заразой. Он круче приснопамятного Гуталина, даром что белый, англосакс и протестант.
– Все точно, – согласился тот. – Кроме, разве что, англосакса.
– О, виноват, сеньор де Лосано. Правда, вспоминается мне одна забавная история из недалекого прошлого. Как два молодых недоумка отправились в Зону сжигать башенку ретранслятора, раздобыв для этого армейский огнемет XM-204. Зачем? Поверили в легенду, будто башня излучает до сих пор, но не радиоволны, а непонятно что, и это излучение питает мутантов-аномалов, направляя их развитие. Получается, нет башни – нет питания. Аномалы становятся бессильны, мутации глохнут.
Ретранслятор был отсюда хорошо виден – сразу за трубой ТЭС.
– В самую точку! – восхитился Зиг Хайль. – Даже с «недоумком» самокритично соглашусь. Нам надо было не огнемет брать, а ящик си-четыре.
– Да, но история плохо кончается. Одного героя раскатало в антрекот, «давилки» обожают парное мясо, а второй от подробностей этого процесса так очканул, что помчался наобум, потеряв разум, и остановился, только забравшись в собачью конуру в одном из частных домишек. Выгреб наружу кости сдохшего от голода Бадди или Блэки и просидел трое суток, не вылезая. Там его мистер Панов-старший и нашел – в луже своего же дерьма… Кстати, не вон тот ли домишко? – показал Эйнштейн. – Первый от железной дороги. Не там ли прячется эпическая конура?
Зиг Хайль выслушал все это, несколько сбледнув лицом. Однако не прервал, демократично позволил высказаться. Я же, пока длился этот короткий психологический этюд, примеривался к оружию в его руке. Блокирующая схема была понятна, элементом питания служила крохотная «этака». Оставалось подцепить триггер рычагом… медленно, не торопясь… Соскакивал рычаг – попытка за попыткой.
Зиг Хайль выслушал все это, несколько сбледнув лицом. Однако не прервал, демократично позволил высказаться. Я же, пока длился этот короткий психологический этюд, примеривался к оружию в его руке. Блокирующая схема была понятна, элементом питания служила крохотная «этака». Оставалось подцепить триггер рычагом… медленно, не торопясь… Соскакивал рычаг – попытка за попыткой.
Он по-прежнему целил в меня, сволочь, не отводил ствол. Дикое чувство охватывало, стоило хоть на мгновение представить, как вылетает из дула кусок металла. Раз – и нет больше ничего. Ни тьмы, ни света… Тягостное чувство нереальности приходило и уходило – прилив, отлив. Ноги были ватными. Я бы с наслаждением послушал труса внутри себя, требующего, чтобы я не заглядывал в черное отверстие ствола, но деваться было некуда, задачу по-другому не решишь…
Зиг Хайль сказал, овладев собой:
– Во-первых, нынешняя история закончится по-другому. Миссию с ретранслятором мы исполним, для того и в Зону пришли. И во-вторых… – Он улыбнулся широко и заразительно, так, что меня дрожь пробрала, потому что улыбнулся он мне персонально. – Во-вторых, кабальерос! Зря эта нелепая история была рассказана при всех. Мальчишке некоторые подробности знать было не обязательно. Так что извините, сеньор инженер, но остались вы без напарника. Заметьте, сами вынудили… Тебя как звали, сосунок? – спросил он меня.
– Почему – звали? – спросил я, хотя все было абсолютно ясно.
– Потому что твой папаша здорово меня обидел, трудно такое забыть. Грохнуть тебя будет одно удовольствие. Ну, говори, за кого мне прощение у Господа просить?
Я сосредоточился. Простенькая же схемка, рассердился я, в одной только точке запереть – и достаточно! Рычаг – я сам, как и раньше. Только не надорваться. Медленно, еще медленнее…
– Алло, Пэнов-младший, я к тебе обращаюсь!
Руки у него тонкие и нежные, как у девчонки. Отчетливо вижу: пальчик на спусковом крючке пришел в движение. Как в замедленном видеоповторе. Вот сейчас, сейчас… темнота рванется мне навстречу…
Поднажать!!!
Сила выше меня, вырастает до неба, рычаг прокалывает космос…
Мир провернулся. Второй раз за эти сутки. С тяжким стоном, слышным только мне. Триггер сбросило в ноль, биометрический сенсор прочно встал в режим «отказ».
Мерзкое существо яростно защелкало спуском – тщетно, ты опоздал, недоумок! До чего же точное слово – «недоумок»…
Уже падая без сил, увидел я, как Эйнштейн вдруг оказался возле Зиг Хайля. Смазанное, трудноуловимое движение, и вот он прижимает к себе трепыхающееся тело, закрываясь им от других стрелков. Вижу я также лезвие, невесть откуда взявшее в руке Эйнштейна и приставленное к горлу активиста.
– Не дергайся, проткну случайно.
– Сука… – хрипит тот. – Убью…
– Главное, снова не обделайся. Из тебя убивец еще хреновее, чем сталкер.
Патовая ситуация, понимаю я. Соратники Зиг Хайля не могут стрелять в человека, который держит их вожака с ножом у горла. Босс, соответственно, не может нас с ним увести отсюда, поскольку вещи собрать некому, а отпустить врага нельзя.
Мне плохо…
Хотя не сравнить с прошлым разом, когда я потерял сознание и вообще чуть крышкой не накрылся.
– Питер, ты как? – зовет меня Эйнштейн.
Отзываюсь при помощи мычания и блеяния. Невозможно представить, чтобы сложить из звуков человеческие слова.
– Сможешь доползти до моего рюкзака? В кармане с серебряной полосой лежит пластиковая баночка с драже. Высыпь горсть себе в рот и съешь.
Спрашивать «зачем» я не стал и пытаться. Какая разница, если ползти все равно надо? Он ответил сам, без моего вопроса:
– Не бойся, это стандартное средство восстановления для вас, для «электромагнетиков». В «Детском доме» такие всем дают после стенда. Генерация импульса – дело затратное.
Ишь ты, удивился я, как предусмотрительно. Неужели заранее предполагал, что это средство мне понадобится? Может, и предполагал, хитрован хренов.
– Так он мутант… – изумился Зиг Хайль. – Предатели… Продались пришельцам…
– Зря ты сообразил про мутанта, некоторые подробности тебе знать было не обязательно, – произнес Эйнштейн, откровенно передразнивая эту скотину. – Так что извините, кабальерос, но остались вы без вожака. Он сам меня вынудил. – И демонстративно приподнял локоть руки, держащей нож, как бы готовясь к размашистому последнему мазку.
– Нет! – забился рыжий слизняк. – Не-е-е-ет!!! Я никому не скажу!!!
Эйнштейн развлекался и одновременно давал мне время прийти в себя, совмещая приятное с полезным. Я дополз до наших шмоток, нашел баночку и высыпал яркие пилюли себе в рот. Прожевал. По вкусу было похоже на поливитамины.
– Что у вас в мешке? – спрашивал меж тем Эйнштейн.
– Взрывчатка.
– Какая, сколько?
– Си-четыре, шестьдесят фунтов.
– К рентанслятору через ТЭС ходят. Куда шли на самом деле?
– Туда и шли! Но сначала нужно было отдать воинские почести погибшему товарищу, памятный знак поставить. Четыре года готовились…
– Это тот, на железной дороге? В «давилке»?
Один из оставшихся, из тех двоих, что стояли против нас, опустил ружье и сказал ровным голосом:
– Кончай шарами трясти, мужик. Давай как-то разруливать.
– Переговоры? Отлично. Жду ваших предложений, джентльмены.
– Три варианта. Первый – мы кладем ружья и отходим на пять шагов, ты отпускаешь Зига… – Парень вдруг замолчал, забыв закрыть рот.
– Ну-ну, – поощрил его Эйнштейн. – Дальше?
Нет, так и не узнали мы, каковы были эти три варианта. Даже жаль, любопытно ведь, а то я и одного не мог придумать.
Глаза у любителей камуфляжа округлились, челюсти отпали – синхронно у обоих. Что-то такое они обнаружили за нашими спинами. Эйнштейн, понятно, не мог себе позволить оглянуться, опасаясь, что его тупо берут на фу-фу, но я-то мог. И увидел, что к нам приближается давешняя странная компания.
– Там Лопата, – предупредил я Эйнштейна. – Со свитой.
И ощутил с огромным облегчением, что кризис миновал. Время, выигранное боссом, даром не прошло. Я способен был не только говорить, но и привстать на колено и слюни с соплями вытереть, которые бесконтрольно текли из меня еще минуту назад.
Эйнштейн между тем повел себя невероятно, невообразимо чудно́! Секунду он осознавал сказанное мною, а затем…
На счет «раз» оттолкнул Зиг Хайля (тот перелетел через покрышки прямо на руки своим бойцам). На счет «два» круто обернулся и увидел то же, что и мы. «Три» – сорвал со своего рюкзака мотоциклетный шлем и натянул себе на голову. «Четыре» – схватил с земли перчатки из костюмного комплекта, всунул в них руки и пристегнул к рукавам спецкостюма. Все это стремительно – в страшной суете, в натуральной панике. А я думал, он не паникует никогда. Умом подвинулся мой железный босс.
Троица недосталкеров временно забыла про нас. Зиг Хайль заменил отказавший пистолет на винтовку, и вот они, дружно взяв стволы на изготовку, широко и с предвкушением улыбаются, ожидая, когда новые жертвы приблизятся. Это ж красотища какая – мыши сами идут в мышеловку! Ни гоняться не надо, ни в засаде подстерегать…
На счет «пять» Эйнштейн включил плеер, приготовил наушники и на несколько мгновений притормозил. Он сказал мне – торопливо, сумбурно, малопонятно:
– Наушники – чтобы отсечь последний канал. Сквозь громкую музыку ей не пробиться. Мозг и кожа тоже под защитой. – Он показал на голову и перчатки. – Я думал, шлем понадобится против контролера, а получилось вот оно как. Что касается тебя, Питер, то старайся ей противодействовать, ты сильный «элетромагнетик», генерируешь собственное поле. Осознай главное – до сих пор была развлекуха, и она кончилась. Если тебе удастся отстоять свой разум, общаться будем письменно, на планшете. Извини, тянуть больше нельзя…
– Она – это кто? – спросил я.
Все, Эйнштейн воткнул наушники в уши.
О чем он? Контролер, по-видимому, одна из чернобыльских тварей, но мы-то в Хармонте! И что означают его невнятные предупреждения?
Я уложил банку с пилюлями в разгрузочный жилет, надетый поверх спецкостюма, и встал, держась за босса (тот помогал мне). Случайно скользнул взглядом по активистам-разбойникам… ничего не понял.
Посмотрел внимательно.
Застывшие лица с замороженными улыбками. Руки безвольно опускаются вдоль тел, обмякшие пальцы выпускают ружья. Люди на глазах превращаются в манекены, все трое.
– Добрый день, – произнес Лопата. Какой роскошный, сочный баритон. – А мы вовремя.
Больше никто ничего не сказал. Девушка знаком остановила Лопату, и он остался, где стоял, только сбросил на землю два рюкзака. Клетку с животными аккуратно поставил. Крюк молча опустился на землю, задницей в пыль, и положил перед собой… огнемет! Подобрал все-таки, не выдержала душа! Я засмеялся и приветственно помахал ему – он не ответил. Скарабей присел на корточки и принялся увлеченно ковырять асфальт с помощью подобранной где-то ненормально длинной «булавки».