Эванс медленно кивнул, словно усваивая эту информацию. Потом он спросил:
— Во что преступник был одет, когда его доставили в морг?
Сид разыскал список и зачитал его вслух.
— Стало быть, одет он был дешево, — подвел итог Эванс.
— Да, верно.
— Не совсем типично для человека со столь мощным интеллектом, который сумел спланировать столь дерзкое преступление и готовился получить двадцать миллионов долларов.
— Мне тоже так показалось, — заметил Кейдж.
— И что это означает? — спросила Лукас.
— С моей точки зрения, мы здесь имеем дело с классовым подходом, — объяснил доктор. — Мне кажется, он предпочитал убивать богатых людей, представителей так называемого высшего общества. Самого себя он ставил выше их. Так сказать, героическая личность из народа.
— Но при первом нападении в метро, — заметил Харди, — Диггер убивал всех подряд, не разбирая уровня дохода.
— Но вдумайтесь, где именно, — легко парировал Эванс. — На площади Дюпона. Это здешний центр гламура. Ничего похожего на юго-восток города. А театр Мейсона? Билеты на спектакль продавались по сто баксов за штуку. А ведь было еще одно место, — напомнил доктор. — «Времена года». Хотя удар там нанесен не был, нас он направил именно туда. Ему был хорошо знаком этот отель, к которому лучше всего подходит определение элитный.
Лукас кивала, признавая его правоту. Теперь и для нее все выглядело вполне очевидным, и расстраивало только, что она сама не подумала об этом прежде. При этом она вновь вспомнила о Паркере, о том, как он подходил к решению загадок. Нужно мыслить масштабно. Хотя это далеко не всегда легко.
Соберись…
— Я думаю, он питал ненависть к богачам. К правящей верхушке.
— Почему? — спросил Кейдж.
— Этого я пока не знаю. Трудно определить причину на основе тех фактов, которыми мы располагаем. Но он действительно их ненавидел. И нам следует иметь это в виду, стараясь понять, где он запланировал нанести следующий удар.
Лукас придвинула ближе к себе фото преступника, сделанное в морге, и снова пристально вгляделась в него.
Что еще было у него на уме? Какими мотивами он руководствовался?
Эванс посмотрел на нее и издал короткий смешок.
— Что такое? — спросила Лукас.
Он кивнул на записку вымогателя.
— У меня такое чувство, что я анализирую записку саму по себе. Словно это она и совершила преступление.
У самой Лукас ощущения были сходными.
И в точности об этом говорил Паркер Кинкейд.
Сфокусируй внимание…
— Минутку внимания, ребята! — воскликнул Тоби Геллер. — Кажется, что-то начинает получаться.
Все устремили взоры на монитор, на котором были выведены слова «…три километра к югу. Р…».
К концу этой фразы компьютерная программа пробовала приставить в различных вариантах другие буквы, оставшиеся на фрагментах пепла. Причем она сразу отвергала литеру, если нажим ручки в ней отличался от нажима заглавной «Р» слева. Но теперь система уже добавила к «Р» букву «и», занявшись поиском третьей. И скоро присоединила ее тоже.
— Это «т»? — спросил Геллер. — У меня слезятся глаза, и я почти ничего не вижу.
— Да, — подтвердила Лукас. — Это определенно «т». Получаем «Р — и — т».
— А дальше? Какая буква дальше? — взволнованно спросил Харди, придвигаясь вплотную к экрану.
— Не могу сказать, — ответила Лукас. — Выглядит слишком размыто. Строчная буква без того, что Паркер называл «нижней петлей».
Она склонилась к монитору через плечо Тоби. Запах дыма от того был просто невыносим. Буквы на экране выглядели не слишком четкими, но это определенно были «и» и «т». Четвертая же казалась просто крохотным пятнышком.
— Дьявол! — не сдержался Геллер. — Но компьютер настаивает, что именно эта буква должна идти следом. Полное совпадение начертания. Но я не могу понять, что это. Кто-нибудь взгляните более ясным глазом.
— Похоже, там есть закорючка, — сказала Лукас. — Быть может, «а» или «х»?
— Закорючка? — вскинул голову Кейдж. — Тогда уж не «ц» ли это?
— Ритц! — выпалил Харди. — Неужели это «Ритц-Карлтон»?
— Так и есть! — воскликнула Лукас, выразительно посмотрев на Эванса. — Охота на богачей продолжается.
— Конечно! — подхватил тот. — И это укладывается в ту последовательность, в которой он пытался одурачить нас. Он посчитал, что мы перестанем обращать внимание на отели, потому что в одном из них уже попали впросак.
Не вставая со своего офисного кресла, Тоби Геллер перекатился к другому компьютеру, на мониторе которого через пять секунд появился городской адресно-телефонный справочник.
— Здесь значатся только два «Ритца». Один в Тайсонс-Корнере. Второй — в Пентагон-Сити.
— Я согласна с Паркером, который утверждал, что нам надо держаться границ округа Колумбия, — сказала Лукас. — Поэтому мой выбор — Пентагон-Сити.
Она тут же связалась с Джерри Бейкером, передав ему свежую информацию о новой цели.
— Я хочу, чтобы ты мобилизовал всех оперативников нашего округа и северной Виргинии. Кроме того, на всякий случай пошли небольшую группу в Тайсонс-Корнер, — распорядилась она. — Тебе это не понравится, но придется обойтись без капюшонов и шлемов.
На жаргоне Бюро это означало, что операция проводится в сугубо цивильной одежде.
— Ты уверена? — спросил Бейкер действительно не слишком довольным тоном. Агент в штатском не мог надеть на себя достаточно прочный бронежилет, как при обычной тактической операции. Риск многократно возрастал, особенно если противник был, как в данном случае, вооружен автоматом.
— Придется, Джерри. Мы уже почти схватили этого гада в прошлый раз, и теперь он будет пугливее лани. Если заметит что-то необычное, просто исчезнет. Всю ответственность за последствия беру на себя.
— Хорошо, Маргарет. Приступаю к исполнению.
Она дала отбой.
И обнаружила на себе пристальный взгляд Лена Харди. Его лицо сделалось как будто старше и суровее. Наверное, собирается опять напрашиваться на участие в операции, подумала она. Но он только спросил:
— Вы отправитесь брать его в штатском?
— Верно. А вам это кажется проблемой, детектив?
— То есть эвакуация людей из отеля в ваши планы не входит?
— Нет, не входит, — ответила она.
— Но там сегодня вечером соберется более тысячи гостей.
Вздохнув, Лукас объяснила:
— Все должно выглядеть естественно, чтобы Диггер ничего не заподозрил.
— Но что, если ему удастся просочиться через наши кордоны?.. Мы ведь даже не знаем, как он выглядит.
— Меня это тоже беспокоит, Лен.
— Вы не можете так поступить, — помотал головой полицейский.
— У нас нет выбора.
— Вам известно, чем я занимаюсь в управлении, — попытался убедить ее Харди. — Статистическими сводками. Так вот, знаете, сколько случайных прохожих погибает при проведении скрытных тактических операций? В ситуации, подобной вашей, вероятность существенных жертв среди гражданских лиц достигает восьмидесяти процентов.
— И что же вы предлагаете? — резко спросила она, давая ему понять, что разговор начинает действовать ей на нервы.
— Пусть ваши люди действуют в штатском, но выведут из отеля всю публику. Оставьте персонал, если уж без этого нельзя, но больше там никого из посторонних быть не должно.
— В самом лучшем случае мы сможем привести в отель пятьдесят или шестьдесят наших агентов, — пыталась втолковать она. — Диггер приходит туда, ожидая увидеть в фойе по меньшей мере человек пятьсот, а увидит лишь горстку. Он тут же удалится. А потом пойдет и откроет стрельбу в другом месте.
— Ради всего святого, Маргарет, — умолял Харди. — Уведите оттуда хотя бы детей.
Лукас молчала, глядя на записку.
— Пожалуйста! — упорствовал полицейский.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Нет. Если мы попытаемся эвакуировать хотя бы одного человека, слух распространится мгновенно и начнется паника.
— Значит, вам только остается надеяться на чудо?
Она продолжала смотреть на слова, написанные вымогателем.
Конец света грянет…
Записка словно насмехалась над ней.
— Нет, — сказала она. — Мы сумеем остановить его. Именно это мы и сделаем.
Потом посмотрела на Эванса.
— Не могли бы вы остаться здесь, доктор?
И снова обратилась к Харди:
— Вам поручается обеспечение связи.
Харди только в сердцах развел руками, но больше ничего не добавил.
— Пошли, — сказала Лукас Кейджу. — Мне еще нужно зайти к себе в кабинет.
— Зачем? — спросил Кейдж, но потом вспомнил, что ее кобура у лодыжки теперь пуста. — А, взять запасной пистолет?
— Нет, за вечерним платьем. Мы должны слиться с толпой.
— Зачем? — спросил Кейдж, но потом вспомнил, что ее кобура у лодыжки теперь пуста. — А, взять запасной пистолет?
— Нет, за вечерним платьем. Мы должны слиться с толпой.
— У него есть для нас какие-то хорошие новости, — сказал Уэндел Джеффрис, закатавший рукава сшитой на заказ сорочки и обнаживший по локоть свои темнокожие, накачанные в оздоровительном клубе руки.
Как понял Кеннеди, его помощник имел в виду Слейда Филипса.
Они сидели в кабинете мэра в здании городского совета. Кеннеди только что дал еще одну обидную для его самолюбия пресс-конференцию, куда явились полтора десятка репортеров, да и они, пока он выступал, не стеснялись непрерывно звонить по своим мобильникам в расчете получить более интересную информацию из других источников. И их трудно было винить в этом. Господи, он ведь действительно не мог им почти ничего сообщить! Гвоздем его речи стал высокий моральный дух некоторых жертв преступлений, которых он успел проведать в больницах.
— Он выйдет в эфир в девять, — продолжал Джеффрис. — Это будет специальный репортаж.
— О чем?
— Этого он мне не рассказал, — признал Джеффрис. — По его мнению, это было бы нарушением этики.
Кеннеди потянулся и откинулся в кресле — подделке под георгианскую мебель, купленную его предшественником. Кожа на подлокотниках уже облупилась. Подставка для ног, на которой покоились сейчас его лапищи 46-го размера, тоже была куплена по дешевке — чтобы она не качалась, под одну из ножек пришлось подложить сложенный кусок картона.
Он бросил взгляд на бронзовые часы.
Дорогой ваше превосходительство! Спасибо вам большое, что приехали и выступили перед нами сегодня. Для нас большая честь выслушать вас. Вы очень хороший человек для нас, школьников, и для студентов, и мы бы хотели обзна… отзна… то есть оз-на-меновать ваш визит этим подарком, который, как мы все надеемся, вам понравится…
Минутная стрелка переместилась на еще одно деление вперед. «Всего через час… Сколько еще людей погибнет всего через час?» — подумал он.
Зазвонил телефон. Кеннеди посмотрел на него сонным взглядом и позволил Джеффрису снять трубку.
— Алло?
Пауза. Потом:
— Конечно. Одну секунду.
И он передал трубку Кеннеди со словами:
— По-моему, тебя это заинтересует.
— Слушаю, — сказал Кеннеди.
— Я говорю с мэром?
— Совершенно верно.
— Это Лен Харди.
— Детектив Харди?
— Так точно! Нас… Кто-нибудь еще может слышать этот разговор?
— Нет. Это моя прямая линия.
Полицейский немного замялся, а потом продолжал:
— Я тут подумал… О том, что мы обсуждали раньше.
Кеннеди выпрямился в кресле, сняв ноги с подставки.
— Говори, сынок. Где ты находишься?
— На Девятой улице. В здании местного ФБР.
Он замолчал, и мэр почувствовал необходимость поторопить его.
— Продолжай.
— Я не мог просто так сидеть здесь и дальше. Необходимо было что-то предпринять. Я считаю, она совершает большую ошибку.
— Лукас?
— Да. Они сумели установить, где он нанесет следующий удар сегодня вечером. Я имею в виду Диггера, того стрелка.
— Им это удалось? — Мощная рука Кеннеди сильнее сжала трубку. Жестом он показал Джеффрису, что ему нужна бумага и ручка. — И где же?
— В отеле «Ритц-Карлтон».
— В котором?
— Они не до конца уверены, но, вероятно, в том, что в Пентагон-Сити… Но, господин мэр, она никого не эвакуирует.
— Она — что? — резко переспросил Кеннеди.
— Лукас не эвакуирует из отеля людей. Она хочет…
— Минуточку, — прервал его мэр. — Они знают, где бандит устроит стрельбу, но она никому не сообщает об этом?
— В том-то и дело! Она собирается использовать гостей как наживку. Прошу прощения, но как еще это можно назвать? Поэтому я вспомнил о ваших словах и решил позвонить.
— Вы поступили абсолютно верно, офицер.
— Надеюсь, что так, сэр. Очень надеюсь на это. Простите, не могу продолжать разговор. Но я должен был вам сообщить об этом.
— Спасибо. — Джерри Кеннеди положил трубку и поднялся на ноги.
— Что там? — спросил Джеффрис.
— Нам теперь известно, где будет следующее нападение. В отеле «Ритц». Звони Реджи, пусть немедленно подаст мне машину. И обеспечит полицейский эскорт.
Когда он уже направился к двери, Джеффрис вдогонку спросил:
— А не прихватить ли нам с собой телевизионную группу?
Кеннеди бросил на помощника взгляд, в котором безошибочно читалось: «Разумеется, нам нужна телегруппа».
Они несколько неловко стоят рядом друг с другом в комнате мотеля Диггера. Руки у обоих сложены на груди.
Они оба смотрят телевизор.
Смешно.
Изображение на экране кажется Диггеру знакомым.
Показывают театр. Место, где он должен был крутиться, как в лесу в Коннектикуте, посылая пули в миллион листьев. Театр, где он хотел крутиться, обязан был крутиться, но не смог.
В этом театре… Клик… В этом театре жуткий человек с огромной челюстью и в высокой шляпе хотел убить его. Нет… Не так. Это не он, а полицейские хотели его убить.
Он смотрит на мальчика, который таращится в телевизор. А потом мальчик говорит:
— Вот дерьмо!
Без всякой причины, как ему кажется.
Памела ругалась так же.
Диггер проверяет автоответчик и слышит голос автоматической женщины, которая говорит: «У вас нет новых сообщений».
Он вешает трубку.
У Диггера остается совсем немного времени. Он смотрит на свои часы. Мальчик смотрит на них тоже.
Он худенький, совсем хрупкий с виду. Кожа под его правым глазом кажется еще чернее, чем вся его остальная темная кожа, и Диггер понимает, что мужчина, которого он убил, сильно ударил паренька. И, как ему кажется, он доволен, что убил того мужчину. Хотя смысл слова «доволен» ему не совсем ясен.
Диггеру интересно было бы знать, что подумал бы об этом мальчике человек, который обо всем ему говорит. Ведь человек велел ему убивать любого, кто посмотрит на его лицо. А мальчишка как раз смотрел уже много раз. Но ему кажется… Щелк… Кажется, что… Клик… Что неправильно было бы убить его.
С чего же мне кажется, что каждый день
Я только сильнее влюбляюсь?
Диггер входит в маленькую кухоньку и открывает консервную банку с супом. Наливает суп в миску. Потом вспоминает тощие ручонки мальчика и наливает еще. Это лапша. Почти ничего, кроме лапши. Он разогревает суп в микроволновке шестьдесят секунд. Ровно столько, сколько сказано в инструкции, чтобы суп получился «в меру горячим». Ставит миску перед мальчиком и дает ему ложку.
Тот отхлебывает один раз, отхлебывает другой. А потом перестает есть. Он смотрит на экран телевизора. Его маленькая головка удлиненной формы, как пуля, начинает клониться вниз, глаза смыкаются, и до Диггера доходит, что мальчишка, должно быть, очень устал. Ведь то же самое происходит с головой и глазами самого Диггера, когда он устает.
Они с этим мальчиком очень похожи, решает он.
Диггер показывает в сторону кровати. Но паренек смотрит на него с испугом и не реагирует. Тогда Диггер показывает на диван, мальчик встает и идет к дивану. Ложится. Все еще не сводя взгляда с телевизора. Диггер достает одеяло и накрывает мальчика.
Теперь Диггер и сам смотрит на экран. Сплошные новости. Он переключает каналы и находит тот, по которому идет реклама. Они расхваливают гамбургеры, автомобили, пиво.
И все такое.
Он спрашивает мальчика:
— Как… Клик… Как тебя зовут?
Тот смотрит на него сквозь полузакрытые глаза и отвечает:
— Тай.
— Тай. — Диггер несколько раз повторяет имя про себя. — Мне нужно… мне нужно уйти.
— Но ты возвернешься?
Что он имеет в виду? Диггер не понимает этого слова и крутит головой — своим черепом с небольшой вмятиной чуть повыше виска.
— Ты придешь назад? — повторяет вопрос парень.
— Я приду назад.
Мальчик закрывает глаза.
Диггер старается придумать, что еще сказать Таю. Он чувствует, что есть еще какие-то слова, которые он хочет сказать, но не помнит их. Но теперь это уже не имеет значения, потому что мальчик заснул.
Он подходит к стенному шкафу и достает оттуда одну из коробок с боеприпасами. Надевает резиновые перчатки и вставляет в магазин «узи» два недостающих патрона, а потом меняет обмотку глушителя и снова запирает шкаф на ключ.
Мальчик спит. Диггер слышит его ровное дыхание.
Диггер смотрит на порванный пакет со щенками. Он хочет скомкать его и выбросить, но потом вспоминает, что Тай видел сумку и, кажется, она ему понравилась. Ему, наверное, тоже понравились щенки. Поэтому Диггер разглаживает полиэтилен и кладет пакет рядом с мальчиком. Если он проснется, когда Диггера еще не будет, то увидит щеночков, и ему не будет страшно одному.