— Ты так это воспринимаешь? — удивился Кейдж. — С какой стати мне это делать? Я только хотел сказать, что таких хороших людей, как Кинкейд, на самом деле очень мало.
— Угу… Но нам нельзя терять концентрацию внимания, Кейдж.
— Я — весь внимание. Ты, по-моему, тоже. Он не может понять, почему ты на него так взъелась.
— По самой простой причине. Он выпал из команды. И я объяснила ему это. Он, кажется, понял. И все, на этом — точка.
— Он очень умен, — не унимался Кейдж. — Упрямый как черт. У него мозги устроены как-то особенно. Видела бы ты, как он щелкает эти головоломки!
— Да-да. Уверена, в этом ему нет равных.
Сосредоточься.
Но это оказалось трудно. Она продолжала думать о Кинкейде.
Значит, и у него в жизни случились большие беды и горести. Смерть родителей, развод. Жуткая жена, тяжкий труд одному воспитывать детей. Это многое ей объяснило в том, что она подметила прежде.
И, размышляя о нем, об этом эксперте по документам, она мыслями вернулась к открытке.
Открытке от Джоуи.
Том и Джоуи навещали родителей мужа в Огайо во время того путешествия, из которого не вернулись живыми. Было это в самый канун Дня благодарения. Ее шестилетний сынишка отправил ей открытку из аэропорта перед посадкой в тот обреченный самолет. И вероятно, всего полчаса спустя «Боинг-737» рухнул на покрытое коркой льда поле.
Но мальчик не знал, что на открытку надо еще наклеить марку. Скорее всего он сунул ее в почтовый ящик так, чтобы отец не заметил этого.
Ее доставили через неделю после похорон. Наложенным платежом. Она, естественно, заплатила, а следующие три часа усердно, по частям отскребала наклейку почтового ведомства, которая по чьей-то небрежности скрыла часть написанного сыном.
Мамочка! Мы отлично проводим время.
Мы с бабулей сами спекли печенье.
Я скучаю по тебе. Я очень тебя люблю, мамочка…
Открытка от призрака ее сына.
Она и сейчас лежала у нее в бумажнике — это кричаще-яркое фото заката в горах Среднего Запада. Обручальное кольцо она хранила дома в шкатулке с прочими ювелирными изделиями, но эту открытку всегда носила с собой, и будет носить до самого смертного часа.
Через полгода после авиакатастрофы Лукас сняла с открытки копию и отправилась к графологу, чтобы подвергнуть почерк сына анализу.
Специалистом оказалась женщина, которая изрекла:
— Это написал человек творческий и исполненный шарма. Он вырастет в очень привлекательного мужчину. Умного, нетерпимого к любому обману. В нем также в высшей степени развита способность любить. Вам очень повезло, что у вас такой сын.
За дополнительную плату в десять долларов графологиня записала свои выводы на диктофон. Лукас по временам прослушивала эту пленку. Садилась во мраке своей гостиной, зажигала свечу, выпивала бокал-другой вина и слушала, каким должен был стать ее сынишка.
А потом в штаб-квартиру ФБР вваливается некто Паркер Кинкейд и безапелляционным тоном заявляет, что графология — это чепуха.
Люди еще гадают по картам Таро и разговаривают с душами своих покойных предков. Это чистой воды шарлатанство — так, кажется, он заявил.
Но это неправда! Она закипала внутри, вспоминая его фразу. Она верила каждому слову той дамы-графолога.
Эта вера была ей необходима. Хотя бы для того, чтобы не сойти с ума от горя.
Когда появляются дети, вы словно теряете часть разума. Они забирают ее у вас, и назад уже ничего не вернуть… Иногда меня удивляет сам по себе факт, что родители еще сохраняют способность вообще жить какой-то своей жизнью.
Мысль доктора Эванса. Она сразу не очень-то вдумалась в нее, но теперь осознала, насколько он был прав.
И вот теперь Кейдж смутил ее своими рассуждениями. Значит, они с Кинкейдом действительно в чем-то были похожи. Оба умны (да, черт побери, умны до самоуверенности!). У обоих какая-то важная часть жизни оказалась ампутирована. Оба воздвигли вокруг себя защитные стены. Он — чтобы оградиться от внешних опасностей, спрятаться внутри, она — наоборот, чтобы не замкнуться в себе, где ее и подстерегала самая страшная угроза. Но в то же время те же самые инстинкты, которые делали из нее хорошего следователя — и по причинам, которые она тоже не смогла бы четко выразить в словах, — подсказывали ей, что у них вместе не может быть никакого будущего. Она вернулась к «нормальной» жизни настолько, насколько это вообще было возможно. У нее был пес, Жан-Люк. Было несколько друзей. Музыка на компакт-дисках. «Клуб любителей бега». Шитье. Но при этом Маргарет Лукас была «эмоционально выхолощена», если использовать выражение психологов ФБР, применявшееся к агентам, которым продвижение по службе уже не светило.
Нет, она знала, что после сегодняшнего вечера уже никогда не увидится с Паркером Кинкейдом. И она не испытывала по этому поводу никаких сожалений…
В этот момент в ее наушнике послышался треск, а потом голос Сида Арделла:
— Маргарет!.. О мой Бог!
Она мгновенно достала оружие.
— Ты заметил объект? — прошептала она в спрятанный в воротнике микрофон.
— Нет, — ответил агент, — но у нас возникли проблемы. Здесь творится полный бардак.
Кейдж тоже слушал это, держа руку на пистолете и хмуро глядя на Лукас.
— Это мэр, — продолжал Сид. — Он появился здесь с целым отрядом полицейских и, кажется… Да, мать его так, он притащил с собой еще и телевидение!
— Нет! — громко сказала Лукас, заставив нескольких гостей отеля удивленно посмотреть в ее сторону.
— Они уже достают осветительные приборы и прочую херню. Если стрелок заметит, поминай как звали. Тут просто цирк какой-то.
— Я сейчас спущусь.
— Ваше превосходительство, это федеральная операция, и я вынуждена просить вас немедленно отсюда уехать.
Разговор происходил на подземной парковке. Лукас немедленно заметила про себя, что и въезд и выезд контролировались. Чтобы въехать, необходимо взять талон, и номер машины автоматически регистрировался. Это значило, что Диггер не станет пытаться проникнуть в отель этим путем — главарь наверняка научил его, как не оставлять следов своего посещения. Но мэр Кеннеди и его дьявольский эскорт всерьез намеревались подняться к главному входу в отель, где и он сам, и его охрана в полицейской форме тут же бросятся убийце в глаза.
И Боже милостивый, с ним действительно прикатила еще и телегруппа!
Кеннеди посмотрел на Лукас сверху вниз, поскольку был на целую голову выше ростом, и заявил:
— Вам следует немедленно удалить всех из отеля. Начинайте эвакуацию сейчас же. Когда преступник появится, я лично вступлю с ним в переговоры.
Лукас пропустила его слова мимо ушей и обратилась к Сиду:
— Кто-нибудь из них уже успел пробраться в отель?
— Нет, мы пока изолировали их здесь.
— Эвакуация! Не должно остаться ни одного человека, — не унимался Кеннеди.
— Мы не можем пойти на это, — сказала она. — Диггер сразу почует неладное.
— Хорошо, тогда хотя бы попросите всех разойтись по своим номерам.
— Кажется, вы не совсем понимаете ситуацию, господин мэр, — резко возразила Лукас. — Большинство собравшихся здесь сегодня в отеле не живут. Они приехали сюда поужинать и повеселиться. У них нет номеров.
Лукас посмотрела на главный вход в отель и прилегающую к нему улицу. На ней было немноголюдно — все магазины в праздник не работали. И она с раздражением прошипела:
— Он может появиться здесь в любую минуту. Настоятельно прошу вас незамедлительно удалиться. — Она подумала, добавить ли обращение «сэр», но не стала.
— В таком случае мне придется обратиться выше по инстанции. Кто здесь старше вас по званию?
— Я, — тут же отозвался Кейдж. На этот раз никаких пожатий плечами. Только холодный взгляд в упор. — Вы не имеете права здесь распоряжаться.[6]
Мэр запыхтел от возмущения.
— Хорошо! Тогда кто ваш начальник?
— Человек, с которым вам не захочется говорить, уж поверьте мне.
— Позвольте мне самому судить об этом.
— Нет, — твердо сказала Лукас, глядя на часы. — Диггер уже мог проникнуть внутрь здания. У меня нет времени на препирательства с вами. Я хочу, чтобы вы и все ваши люди сейчас же убрались отсюда!
Кеннеди оглянулся на своего секретаря. Как его фамилия? Если память ей не изменяла — Джеффрис. Репортер и оператор находились тут же, снимая весь разговор.
— Я не позволю ФБР рисковать жизнями стольких людей. Я собира…
— Агент Арделл, — спокойно сказала Лукас, — возьмите мэра под арест.
— Вы не можете арестовать его! — влез Джеффрис.
— Еще как может! — сказал Кейдж, теперь уже действительно сердито, с едва заметным пожатием плечами. — И кстати, вас тоже.
— Увезите его отсюда, — распорядилась Лукас.
— Посадить в камеру?
— Не надо, — ответила Лукас, немного подумав. — Просто оставайтесь с ним и сделайте так, чтобы он ни во что не влезал, пока не закончится операция.
— Я немедленно свяжусь со своими адвокатами и…
Злость, долго закипавшая в ней, теперь прорвалась наружу, и вспышка оказалась более грозной, чем выволочка для Паркера Кинкейда.
— Господин мэр! Это моя операция, а вы создаете препятствия для ее проведения. Я могу отпустить вас под опеку агента Арделла или, если будете упорствовать, помещу под замок в центре предварительного заключения. Выбирайте одно из двух.
Наступило молчание. Лукас уже даже не смотрела на мэра. Она вглядывалась в парковку, уличные тротуары, замечая любые тени от деревьев. И не видела никого, кто мог оказаться Диггером.
— Хорошо же! — сказал Кеннеди, а потом кивнул в сторону входа в отель. — Но только если здесь сегодня прольется кровь, она будет на вашей совести.
— Это часть моей работы, — пробормотала она, вспомнив, что угрожала Кинкейду примерно в тех же выражениях. — Приступайте, Сид.
Агент повел мэра к его лимузину. Оба забрались внутрь. Джеффрис пытался зацепить Лукас возмущенным взглядом, но напрасно — она уже отвернулась, и вместе в Кейджем они быстро зашагали обратно в сторону фойе отеля.
— Вот дерьмо! — возмутился Кейдж.
— А я как раз думаю, что на этот раз обошлось. Диггер не мог ничего видеть.
— Да я не об этом. Если Кеннеди узнал, что мы здесь, значит, произошла утечка информации. Кто мог настучать ему?
— О, как раз это мне было ясно с самого начала. — Лукас достала свой мобильник и набрала номер.
— Детектив, — сказала Лукас, изо всех сил сдерживая свой гнев, — вам известно, что информация о любой тактической операции является совершенно секретной? И если да, подскажите, почему бы мне не передать ваше дело в прокуратуру?
Она ожидала, что Лен Харди начнет изворачиваться, извиняться за ошибку, валить все на мэра, обманом вытянувшего из него признание. Но, к ее удивлению, тот лишь резко ответил:
— Можете передавать мое дело, куда вам будет угодно, но мэр Кеннеди хотел получить шанс вступить в переговоры с убийцей, и я ему его предоставил.
— Почему?
— Потому что вы готовы пожертвовать жизнями десятков людей.
— Если это единственный способ навсегда остановить стрелка, то да, готова.
— Кеннеди объяснил, что способен уговорить его взять выкуп. Он…
— А вы знаете, что он притащил с собой толпу треклятых телевизионщиков?
— Простите, что вы сказали? — Голос Харди сразу потерял всю свою спокойную уверенность.
— Он привез с собой телегруппу. Если бы Диггер увидел свет и камеру да еще охранников в форме… он бы просто ушел и выбрал бы себе другую цель.
— Но мне он сказал, что хочет только провести переговоры, — промямлил Харди. — Я понятия не имел, что он воспользуется этим для саморекламы.
— Но именно так он поступил.
— И что, Диггер…
— Не думаю, что он успел это заметить.
После небольшой заминки Харди вздохнул.
— Я очень виноват, Маргарет. Мне просто хотелось хоть что-то сделать. И я не мог выносить мысли, что снова погибнут невинные люди. Простите меня.
Лукас с силой сжала телефонный аппарат. Она понимала, что должна теперь избавиться от него, вышвырнуть вон из своей команды. А еще написать докладную на имя начальника полицейского управления округа. Но воображение уже рисовало ей мрачную картину, как этот молодой мужчина возвращается один в свой молчаливый дом, в такой же, каким стал ее собственный после гибели Тома и Джоуи, где тишина обжигает больнее, чем пощечина от любимого человека. Как он проводит праздник в одиночестве, не зная, оплакивать ли ему уже Эмму или еще нет — жену, которая еще не мертва, но уже и не жива.
Он чутко почувствовал ее колебания и сказал:
— Этого больше не повторится. Прошу вас, дайте мне еще один шанс.
Что ей делать? Сказать «да» или «нет»?
— Ладно, Лен. Мы обсудим все это позже.
— Спасибо, Маргарет.
— Мне нужно возвращаться на свой пост.
Она поспешно отключила телефон и, если Харди сказал что-то еще, уже не слышала этого. Затем вернулась в вестибюль «Ритц-Карлтона».
Там она вновь незаметно достала из кобуры пистолет и, держа его в вытянутой вдоль тела руке, нырнула в густую толпу, медленно перемещаясь вместе с ней. Кейдж постучал по циферблату своих часов. До восьми оставались считанные минуты.
Они смотрели через ограждение на темную воду внизу и отпускали шутки о «Титанике», они налегали на креветки, но почти не притрагивались к паштету, они разговаривали о вине, росте процентных ставок, предстоящих выборах, скандалах в конгрессе и обсуждали популярные комедийные сериалы.
Почти все мужчины были либо во фраках, либо в смокингах, большинство дам — в черных платьях, подолы которых едва не касались лакированной палубы.
— Ну разве здесь не чудесно? Посмотрите, какой отсюда вид!
— А мы сможем полюбоваться отсюда на салют?
— Куда подевался Хэнк? Он унес мое пиво.
Сотни развлекавшихся людей расположились вдоль внушительных размеров прогулочного теплохода с тремя палубами и четырьмя барами, и все, кто собрался встретить Новый год на борту, чувствовали себя превосходно.
Здесь были юристы и врачи, ненадолго забывшие о тревогах и болячках своих клиентов и пациентов. Родители, отдыхавшие от своих шумных детей. Влюбленные, мечтавшие найти уединенную каюту.
«Что он все-таки собирается делать я слышала выставит свою кандидатуру хотя опросы показывают а вы уже знаете что произошло с Салли Клэр которая правда что Том купил особняк в Уоррингтоне да только неизвестно на какие шиши он смог себе его позволить…»
За светской болтовней время летело незаметно, и скоро судовой колокол пробьет восемь часов.
Все находились в приподнятом настроении.
Приятные люди отлично проводили время в компании друзей.
Им нравилось, что они все-таки увидят ночной фейерверк, что удалось отпраздновать, избежав новогодней давки в центре города.
Экипаж и обслуживающий персонал с ног сбивались, чтобы угодить и создать максимальный комфорт для сегодняшних пассажиров роскошной яхты «Ритци-Леди», которая царственно проплывала вверх по Потомаку, чтобы встать у причала ровно в трех километрах к югу от моста в районе Четырнадцатой улицы.
23
Робби наскучил Толкиен, и он взялся за игровую приставку.
Страхи мальчика полностью рассеялись, и Паркер больше не мог выдерживать внутреннего напряжения. Ему необходимо было узнать новости о Диггере, о его попытке новой атаки. Что удалось Лукас и Кейджу? Сумели ли они обнаружить его?
Быть может, даже уничтожить?
Он пробрался через развал игрушек на полу и спустился вниз, где в кухне Стефи продолжала бурную деятельность в компании миссис Каванаг. Сейчас девочка, высунув от усердия язык, отмывала одну из кастрюль из нержавейки, купленных Паркером. Ее кулинарный шедевр — новогодняя елка из карамели, присыпанная зеленым сахаром, забавно покосившись, стояла поверх блюда на кухонном столе.
— Какая красота у вас получилась, мисс Ху, — сказал ей отец.
— Я еще хотела прикрепить к веткам серебряные шарики, но они все время отваливаются.
— Робби все равно будет в восторге.
Он хотел уже спуститься в кабинет, но заметил легкую грусть на лице дочери, а потому обнял девочку со словами:
— С твоим братом все в порядке.
— Знаю.
— А я прошу прощения, что у нас сегодня праздника толком не получилось.
— Это ничего. Я не переживаю по этому поводу.
Что, конечно же, было не совсем правдой.
— Зато уж завтра мы вовсю повеселимся… Но знаешь, милая, у моего друга пока тоже не все в порядке. Мне скоро, наверное, придется снова поехать к нему.
— Да я догадывалась, — со вздохом сказала Стефи.
— Догадывалась? Как?
— Я же все вижу. Иногда ты весь-весь дома и с нами, а бывает, что ты дома только как бы наполовину.
— Завтра я буду дома весь-весь. Обещали снег. Хочешь покататься на санках?
— Еще как! А можно я сама приготовлю горячий шоколад?
— Я как раз хотел попросить тебя об этом. — Он обнял дочурку, а потом спустился к себе в кабинет, чтобы позвонить Лукас. Ему не хотелось, чтобы дети услышали его разговор с ней.
Но почти сразу сквозь щель в занавеске на окне ему бросилось в глаза какое-то движение на тротуаре. Ему показалось, что он заметил незнакомого мужчину.
Паркер быстро подошел к окну и выглянул наружу. Теперь никого видно не было, но на улице стоял автомобиль, который не принадлежал никому из соседей.
Он сунул руку в карман и ощутил холодный металл пистолета.