– Чего тебе? – крикнула та из-за двери.
– Что тебе понадобится, чтобы загримировать будущего муженька?
– Ничего, у меня все есть. Я ему даже усики соображу из подстриженных волос.
– Отлично. Готовься в темпе!
– Я поняла.
Робин пошел по ближайшим магазинам, вернулся через час и сказал:
– Вот не знал, что в Москве так сложно обычную палку купить.
– Ты не достал трость?
– А это что? Не поверишь, у бомжа какого-то выменял на бутылку водки. Вот очки.
В прихожую вошел Градоверов. Робин не смог удержаться от смеха.
– Вы, Аркадий Максимович, сейчас вылитый предводитель дворянства из известного фильма. Встретил бы на улице, не узнал бы ни за что. Больше никакого грима и не надо.
– Веселишься? Скоро я посмеюсь надо всеми над вами, когда буду по телевизору смотреть на бардак, творящийся в этой дерьмовой стране, в которой ты возишься вместе со своим Артуром.
Марина прильнула к Градоверову и поправила его:
– Ты хотел сказать «мы», дорогой. Мы будем смотреть по телевизору на бардак, творящийся в России.
– Мы. Да, конечно. – Градоверов криво усмехнулся и подумал:
«Нужна ты мне, шлюха ненасытная! Да в твоих глазах видно, что ты не преминешь при первой возможности удавить или отравить меня, чтобы заполучить состояние и потратить его на молодых жеребцов».
– Конечно же, мы.
– А все же я сделала усики. Покажи, дорогой.
– Не надо.
– Надо, – сказал Робин. – Посмотрим.
Марина приставила под нос Градоверову аккуратные усики.
– Отлично, – сказал Робин. – А теперь очки.
– Вот! Совершенно неузнаваем, – заявила Марина и вдруг забеспокоилась: – Но ведь так нас и американцы не угадают.
– Не волнуйся, узнают по трости, – заметил Робин. – Одевайтесь.
– Мне надо сумку собрать, – сказала девица.
– А разве я не говорил, что у вас не должно быть ничего при себе?
– Но у меня хорошие вещи.
– Да брось ты, Мари, – воскликнул Градоверов. – Здесь не продают хороших вещей. Вскоре ты увидишь, что выставлено в магазинах Вашингтона.
– Но драгоценности я не оставлю.
– Все, что уложишь в дамскую сумочку, твое, – разрешил Робин, хотя об этом аксессуаре американец речи не вел.
Вполне возможно, что под всеми вещами он подразумевал и сумочку. Но это не багаж, ничего, прокатит.
– В общем, собирайтесь. Выезд в восемь тридцать.
Готовился к отъезду и Штерлих. С шести утра он находился в офисе, вызвал туда помощника и секретаршу. Тарасов и Линз были предупреждены об отъезде босса. Он сказал, что отправляется в командировку. Руководитель неправительственной организации собирался не спеша, с толком. Он просмотрел содержимое сейфа, положил на стол кипу бумаг, вызвал секретаршу и заявил:
– Это, Лена, можно уничтожить.
– Пропустить через режущую машину?
– Да хоть так выбрось.
– Понятно. Что еще?
– Чашку кофе. И подбери мне галстук поскромнее. Этот слишком уж вызывающий.
– Хорошо.
Елена Линз принесла кофе, галстук, сама повязала его.
– Совсем другое дело, – заметил босс.
– Обычно ты брал меня с собой, – проговорила секретарша.
– Обычно да, но не сегодня. Да и ненадолго я.
– Но у тебя же подписка о невыезде!
– К черту все эти подписки. Я им не простой работяга, а видный общественный деятель. И потом, что мне сделают мальчонки из ФСБ? Арестуют? Вот и славно. Это станет неплохим пиаром. Поэтому на такое они не пойдут. Вот увидишь, даже следя за мной, чекисты и пальцем не шевельнут, чтобы остановить меня в аэропорту. Максимум, что в их силах, это штраф, когда вернусь. И то если суд пойдет им навстречу. Но достаточно лишних слов. Где у нас Анатолий?
– Машину на мойку погнал, заодно и заправит.
– Хорошо. Вы тут без меня не скучайте. Даже можете отпуск взять на недельку.
– Я хочу поехать с тобой.
– Нет! – повысил голос Штерлих. – Пожалуйста, не возвращайся больше к этой теме.
Появился Тарасов и сообщил:
– Я готов, Владимир Карлович. Куда поедем? Сразу в аэропорт?
Штерлих подозвал его поближе, взял листок бумаги и написал:
«Новый Арбат, напротив ближнего торца Дома книги от Кремля».
Тарасов прочитал текст и понимающе кивнул.
Штерлих сжег в пепельнице бумагу и сказал:
– Присядем на дорожку.
Генерал-лейтенанту Володарскому пришел доклад о том, что господин Штерлих находится в офисе НПО «Инициатива» и явно собирается покинуть Москву.
– Вот как? – генерал поднял брови. – Значит, Штерлиху наплевать на наш запрет?
– Получается так, товарищ генерал, – проговорил полковник, отвечающий за наблюдение за руководителем НПО.
– Ладно. Вести его машину до аэропорта. При оформлении задержать в жестком режиме. Не церемониться, наручники на запястья и бегом на выход, чтобы знал, с кем имеет дело.
– Для этого необходимо ваше разрешение на привлечение группы задержания.
– Дежурным подразделением обойдетесь. Машину Штерлиха вести по Москве в обычном режиме. Как только она двинется в сторону аэропорта или подъедет к какому-нибудь вокзалу, вызвать спецгруппу. – Володарский взглянул на полковника и спросил: – А что, Штерлих не назвал водителю то место, куда его следует отвезти?
– Нет. Судя по тому, что слышал офицер непосредственного наблюдения, Штерлих написал адрес на бумаге, а затем сжег ее.
– Странно, но, в принципе, объяснимо. У вас две машины сопровождения?
– Если снять наблюдение с офиса «Инициативы», то две.
– Снимайте. Значит, держать Штерлиха плотно и плевать, если он будет это видеть.
– Есть, товарищ генерал!
– Выполняйте. Я буду находиться здесь. Связь со мной по необходимости. Командира группы захвата проинструктируйте лично. Разрешение на ее использование я подпишу.
– Разрешите идти?
– Ступайте.
Полковник козырнул и вышел из кабинета генерала. Володарский подошел к окну, развернул портьеры и подумал:
«Интересно, куда это засобирался господин Штерлих? До сих пор сидел тихо как мышь, точно соблюдал инструкции. И вдруг решил выпорхнуть?»
На столе просигналил телефон внутренней связи. Володарский поднял трубку.
– Слушаю!
– Товарищ генерал-лейтенант, к вам со срочным докладом офицер дежурной смены второго спецотдела.
– Пусть войдет.
Появился сухощавый майор.
– Разрешите доложить, товарищ генерал?
– Докладывайте.
– Вчера поздно вечером, точнее, с двадцати трех часов двух минут до полуночи, из американского посольства были сделаны четыре звонка по закрытому каналу связи.
– В этом есть что-то странное?
– Дело в том, что примерно в это же время кто-то позвонил господину Штерлиху.
– Вот как? Дальше?
– А дальше ничего.
– В смысле?..
– Говорил только тот человек, который звонил. Его слов мы не слышали и зафиксировать не смогли.
– Штерлих что, молчал?
– Так точно. Он только ответил на вызов, спросил, мол, кто там названивает? После этого ни слова, только кашлянул в начале и в завершении.
– Похоже, Джонс проинструктировал Штерлиха, и тот с утра засобирался в дальнюю дорогу. Но это один вызов. Кому еще мог звонить по особо секретному каналу господин советник американского посольства?
– Этого мы установить не смогли.
– Где же ваша новейшая система?
– Она только устанавливается и налаживается, товарищ генерал. Работать с ней мы сможем не раньше понедельника.
– Джонс мог знать об этом?
– Никак нет.
– Однако американцы в курсе, что мы получили новейшую аппаратуру, способную перехватить любые переговоры. Все же он решился провести несколько сеансов связи. Значит, майор, Джонс в курсе того, что наша новейшая система еще не введена в строй. Это вполне объяснимо. Их разведка, разумеется, тоже не спит. Плохо, что мы не смогли скрыть от противника данную тему. Но кому же еще звонил Джонс?
– Вы спрашиваете у меня, товарищ генерал?
– Свободен, майор.
Офицер спецотдела удалился. Володарский присел в кресло.
«Что за игру вы затеяли, господа американцы? – раздумывал он. – Хотите подставить Штерлиха. Это понятно. Он вам уже не нужен.
А если Джонс говорил с Градоверовым? Ведь ему наверняка известно, где находится беглый политик. И далеко не факт, что в усадьбе у Ростова.
Предположим, Градоверов уже в Москве. В таком случае со следственной группой мы опоздали. Хотя кто знает. Но допустим, что Градоверов в Москве и Джонс звонил ему.
Что майор мог сказать этому господину, находящемуся в розыске? Тоже предложить выезд за рубеж? Глупо. Уж кого-кого, а Градоверова не пропустят ни на одном вокзале, ни в аэропорту.
Тогда что? Да и с ним ли он говорил? Что-то подсказывает мне, что так оно и было. О чем? Эх, установить бы систему на пару суток раньше. Но тогда и Джонс действовал бы иначе.
Тогда что? Да и с ним ли он говорил? Что-то подсказывает мне, что так оно и было. О чем? Эх, установить бы систему на пару суток раньше. Но тогда и Джонс действовал бы иначе.
И еще один важный вопрос остается открытым. С кем говорил офицер ЦРУ кроме Штерлиха и Градоверова? С начальством в Штатах? Но для этого он всегда использует иной канал связи. Его не пробить и новейшей системой. Вдобавок это запрещено международными нормами. Прослушка данного канала – гарантированный грандиозный скандал.
Нет, Джонс мог связываться только с абонентами, находящимися в России. Но кто они, не считая Штерлиха и Градоверова? Стешин в северокавказском филиале этой правозащитной организации? Вполне возможно.
Но тогда выходит, что американцы активизируют незаконную боевую организацию для проведения теракта на территории России? Нестыковка. Джонс на этот момент не может быть в Москве.
Черт, задал американец головоломку! Надо разгадывать ее, а время-то идет.
Да и группа Давыдова только на пути к Ростову. А им еще надо осмотреть район за Каменск-Шахтинским. Только к вечеру, ну, может, в лучшем случае часам к четырем, Белов что-нибудь прояснит по усадьбе Стешина.
Но то в Ростове, а что замыслил Джонс в Москве? Может быть, просто демонстративный вывоз Штерлиха? Рассчитывая как раз на нашу жесткую ответную реакцию? Это тоже в стиле ЦРУ. Провокации – их конек.
Тогда он мог связываться с теми, кто должен обеспечить данное шоу. Если бы так!.. Интуиция подсказывает, что майор ЦРУ, а точнее, его руководитель, сидящий в Лэнгли, начал куда более серьезную игру.
Сломать им ее в самом начале? Приказать немедленно арестовать Штерлиха? Это в моих силах, но если американцы все же делают ставку на провокацию, то я сам сыграю за них.
Наверху не поймут, возникнет масса вопросов ко мне. Ведь очевидно, что Штерлиха американцы подставляют сознательно. Берите, мол, а мы тут же вам протест.
Это все не то. Грядет что-то другое. Но вот что именно?»
Володарский ломал голову, пытаясь просчитать истинный замысел сотрудников ЦРУ, а время между тем неуклонно приближалось к десяти часам. Прошел доклад полковника о том, что «БМВ» со Штерлихом, ведомая его помощником Тарасовым, начала движение в центр города.
«В центр, – подумал Володарский. – Почему туда? Один из железнодорожных вокзалов? Белорусский, Рижский?»
Он приказал продолжить наблюдение, группе слежения быть в готовности пресечь перемещение «БМВ».
Следующий доклад полковника прошел в 9.55. Машина Штерлиха остановилась у Дома книги.
Генерал удивился. Что понадобилось руководителю НПО в книжном магазине?
Вдруг он понял главное. Это ликвидация!
Володарский отдал приказ на задержание Штерлиха. Но что-либо изменить он уже не мог.
За три минуты до машины Штерлиха напротив Дома книги на Новом Арбате остановился «Мерседес» Градоверова. Бывший политик, опираясь на трость, имитируя хромоту, вышел из машины и встал около центральной части. Мари театрально поддерживала его под руку. Ни он, ни тем более она даже не посмотрели в сторону торца здания.
Робин нашел место для стоянки в двухстах метрах, откуда весьма кстати только что отошла бежевая иномарка. Он заглушил двигатель, следуя инструкции Джонса, встал у двери лимузина, следил за Градоверовым и Сосуновой.
За час до этого Добринский прогуливался по тротуару вдоль старой московской улочки, расположенной в пределах Садового кольца. Спустя полчаса рядом с ним остановилась серебристая «девятка» не первой молодости. Екатерина Добринская открыла дверцу.
Ее супруг опустился на заднее сиденье и спросил:
– Ты ничего хуже подобрать не могла, Кэт?
– Это самый оптимальный вариант. Ты заметил, что машина покрыта пылью?
– Нет, не обратил внимания.
– А я обратила. Пыль означает, что этой развалюхой долго не пользовались. Стало быть, не хватятся и сейчас. А тебе какая разница, откуда стрелять, из «девятки» или из «Мазератти»?
Добринский улыбнулся и заявил:
– Из «девятки» даже удобней.
– Так я все сделала правильно?
– Ты всегда, дорогая, все делаешь правильно.
– Кто учил?..
– Ни один даже самый толковый педагог ничего не сделает с глупым учеником. У тебя, дорогая, прирожденные способности диверсанта.
– Именно поэтому мы вместе, да?
– В том числе и поэтому. Так, точное время?.. – Добринский посмотрел на часы. – Девять тридцать восемь. До поворота на Новый Арбат при данном транспортном потоке не более двадцати минут. Пока рано.
Женщина, сжимающая руль, промолчала. Сейчас, когда они вышли, как любил говорить муж, на финишную прямую, правом голоса и принятия решений обладал только он. Это нисколько не унижало Екатерину. Такова привычка, вырабатываемая специфической работой наемных убийц.
Ровно через десять минут Добринский сказал:
– Трогай, Кэт!
«Девятка» отошла от тротуара и направилась к Новому Арбату. В 9.53 она вышла на широкую улицу.
Практически в это же время на Новый Арбат выкатились две машины, в которых находились сотрудники ФСБ, сопровождавшие «БМВ» Штерлиха.
Спустя две минуты Добринский сказал:
– Первую цель вижу, вторую, сдвоенную, и третью тоже. Ты заметила их, Кэт?
– Да.
Киллер вновь посмотрел на часы: 9.58.
– Веди машину не спеша, на постоянной скорости, не маневрируй на всем участке до развязки.
– Ясно. Сзади две машины. Они идут впритык. В салонах по двое мужчин. Номера ФСБ.
– Это сопровождение первой цели, – спокойно ответил Добринский. – Режим меняется. После отстрела отрыв от этих машин и маневрирование на участке Садового кольца.
– Поняла, дорогой.
– Мы оторвемся. Спокойней, Кэт!
– Мы на рубеже.
– Вижу.
Поравнявшись со Штерлихом, Добринский выстрелил, не выставляя ствол с глушителем из окна. Пуля попала в лоб общественного деятеля, высматривавшего в транспортном потоке мифический черный «Мерседес».
Сзади скрипнули тормоза. Кэт не комментировала то, что там происходило, поравнялась с Градоверовым и Сосуновой.
На этот раз Добринский выстрелил дважды. Обе пули попали в головы бывшего политика и его любовницы.
Робин увидел, как внезапно рухнули на асфальт Градоверов и Мари. На секунду он растерялся. Затем сделал шаг к тротуару и заметил, как из окна «девятки», поравнявшейся с ним, чуть высунулся черный зрачок глушителя. Андрей даже успел узнать киллера, того самого мужчину, который вместе с женой жил в Ростове, в гостинице, принадлежащей Смагину. Пуля, вонзившаяся ему в глаз, отправила Робина в черную пропасть, откуда еще никто и никогда не выбирался.
Проведя четыре точных выстрела, Добринский закрыл окно в машине и сказал так же спокойно, как и раньше:
– А теперь, Кэт, отрыв. Сделай, дорогая, так, чтобы мы через пять минут смогли бросить эту машину и скрыться в толпе.
– Да, милый.
Екатерина прибавила скорость, и тут, как бывает не так уж редко, в ситуацию вмешался слепой случай. Выходя на третью полосу, Добринская, привыкшая водить иномарки, не смогла вовремя выровнять «девятку», и та слегка чиркнула огромный черный внедорожник, проходивший мимо.
– Черт! – воскликнула она. – Я задела «Ниссан».
– Ерунда, – сказал Добринский. – Всего лишь царапина. Водитель, наверное, ничего и не заметил. Иначе он остановился бы.
Увы, Добринские давно не жили в России. Это в США водитель автомобиля, пусть даже слегка поврежденного при соприкосновении с другим, тут же остановился бы и вызвал дорожную полицию.
Водитель и пассажир «Ниссана» даже и не подумали ни о чем подобном. Бугай, сидевший за рулем, увидел, что «девятка», задевшая его дорогущую тачку, стала уходить, и взревел:
– Шура, эта сука, которая влепилась нам в бочину, решила свалить! Ага! Как бы не так! – Водитель дал по газам, через пару секунд догнал «девятку» и резко подрезал ее.
Екатерине пришлось тормозить и уходить вправо, к стоянке других машин, дабы избежать серьезного столкновения. Бугай вывалился из внедорожника. Екатерина повернулась к мужу и выкрикнула:
– Он не даст нам уйти!
– Даст. Ты проскочишь между капотом внедорожника и «Тойотой» справа?
– Да, разве что слегка задену «Тойоту».
– Нагнись!
Екатерина пригнулась. Добринский пересел на левую сторону, открыл окно и выстрелил в бритую голову бугая. Тот рухнул под колеса внедорожника.
– Вперед, Кэт! – распорядился Добринский.
Но было поздно. Спереди и сзади «девятку» зажали машины, сопровождавшие Штерлиха.
– Все, Дима, нам не уйти, – тихо проговорила Екатерина.
– Да, – все так же спокойно проговорил Добринский, глядя на сотрудников ФСБ, приближавшихся с фронта и тыла и вооруженных пистолетами. – Прости меня за все, Кэт, и прощай!
– И ты прости. Прощай.