Зяма врубился первым, сказал с подъемом:
– А разве не так? Злое и несправедливое общество заставляет нас ходить в театр, учиться, работать, одевать чистые носки, мыться… и вообще «быть хорошими», а мы вот такие лихие, что плюем на все на это! И будем делать назло, мы – вольные пираты!
Данил перестал ржать, на лице недоумение, с этими евреями трудно понять, когда хитрят, когда говорят правду, а Валентин сказал с самым серьезным лицом:
– Сперва мы бунтовали против мамы, что заставляет мыть уши и шею, теперь мама нам уже не указ, взрослые, но зато это общество достает, настаивает, чтобы учились всю жизнь, совершенствовались, совершали хорошие поступки… Ну как тут не насрать в ответ? Мы должны иметь на это право! Это наша позиция, это никакое не хулиганство, а протест!
Грекор сказал с сомнением:
– Валентин, ты че-то зааспирантился. Не поймешь, когда ты прикалываешься…
Валентин вздохнул, проговорил уже без пафоса:
– Ладно, давайте о деле. Нам предстоит работать с новыми членами нашей организации, вербовать и объяснять наши идеалы… Потому прошу в первую очередь учитывать их стадность и конформизм…
– Стадность срунов? – спросил Данил.
– Нет-нет, – сказал Валентин торопливо, – это общее свойство молодых парней, срунство ни при чем. Я, признаюсь, почему-то полагал, что с инетом, который дает простор для анонимности, люди наконец-то сбросят маски и будут вести себя… гм… естественно. В смысле, честно.
– А что, – спросил я настороженно, – нет?
Он покачал головой:
– Увы, я был слишком оптимистичен. Вот сегодня щелкнул на ссылке, что ведет на один литературный форум, смотрю, как некто забрасывает постинг: «Открыл такую-то книгу… полный бред, как такое можно писать, корявые фразы, серые герои… и т. д.», и если отзыв написан хорошо и убедительно, то немедленно выстраиваются отклики: «А я ее и до середины не дочитал, бросил», «А я после первой главы захлопнул, не мое», «А я прочел один абзац и сразу понял, что ерунда, а сам автор – халтурщик», «А я вообще не стал покупать», «А я бумажную не стал брать, посмотрел пиратскую электронку, да и ту сразу стер»…
– Тоже встречал, – признался я. – Всякий страшится показаться дебилом. Вот и повторяют за первым.
– Так Интернет же анонимен, – напомнил он, – бери любой ник и пиши под ним! Пиши то, что думаешь. Однако же человечек хочет, чтобы его уважали, потому сразу подстраивается под общество!
Я буркнул:
– Даже сруны? Ну да, тоже…
– Сруны подлаживаются к срунам, – сказал он педантично, – но самое главное, и несруны тоже подлаживаются! Сруном быть выгоднее, вот что важно для нас!.. Если кого-то хвалят, несрун тоже начинает хвалить, а если ругают, тоже ругает вне зависимости от того, что думает на самом деле… Потому, учитывая этот неожиданный конформизм, можно строить нашу политику ломки этой чудовищной системы, прибегая даже к не всегда этичным методам.
– В смысле, никто не решится осудить?
– Да, – ответил он. – Именно не решатся, как не решаются высказать свое искреннее мнение по поводу каких-то книг, фильмов или событий.
Я слушал с напряжением, переспросил:
– Ты хочешь сказать, что правильно расположенные слова в лозунге или призыве способны перевербовать и повести за собой огромные толпы?
Он посмотрел на меня с уважением:
– Вы сразу хватаете все на лету, шеф!
– Я не шеф, – буркнул я.
Он покачал головой:
– Но остальные именно вас им считают? Вам знакомо понятие тайного лидера?
Я сел в сторонке, отхлебывал кофе, держа большую чашку в обеих ладонях. Валентин прав, все мы бунтуем и отстаиваем свою самобытность в семье, где родители – дремучие и отсталые дураки, но среди себе подобных выступаем ужасными конформистами. Подражаем друг другу даже в мелочах, панически страшимся высказать свое настоящее мнение. Изо всех сил, что доходит до смешного, стараемся показать себя выше и развитее, чем мы есть.
Валентин прав, я сам, то и дело заходя на форумы, где обсуждают что-то популярное, высокотиражное, натыкаюсь на реплики, типа, как это вы читаете такое говно?.. Я вот даже в руки не беру этот ширпотреб. Только деревья переводят на такую макулатуру…
Порицая других, сказал кто-то из мудрых, мы косвенно хвалим себя. А здесь даже не косвенно, а в лоб, подростки еще не умеют хитрить так уж особенно. Их хитрости видно издали, особенно когда такое вот закомплексованное существо сразу старается убедить, что оно выше и одухотвореннее всех присутствующих на форуме. И значит, ему должны кланяться и уважать безмерно.
Если же такой вот зажатенький хочет вступить в дискуссию, он начинает словами: «Я это говно в руки не беру, но как-то друг сунул мне в дорогу, я вынужденно читал, пролистывая страницы…»
Вообще-то первая ступень взросления начинается, когда такое вот начинает ощущать, что родители – это одно, а он – другое. Выражается это в неприятии всего, что скажут «старики», и в приятии, так сказать, того, что говорят такие же, начинающие обособляться от предыдущего поколения.
Вот на этой стадии их и надо ловить, потому что дальше подросток начинает вычленять свое мнение из массы тех молодых волков, в чью стаю прибился, когда отделился от «старых», и чье мнение разделял безоглядно и не подвергая сомнению.
Если я в самом деле лидер, каким меня считают наши, то я должен отыскать пути, как выражать протест против системы не только личный, но и всего своего поколения. А для этого нашу группку нужно расширять и расширять…
Рядом Данил и Грекор все еще никак не отойдут от впечатлений о митинге, спорят и перетирают всякие интересные моменты, наконец Данил сказал азартно:
– Это был пусть не совсем дурацкий митинг, мы отожгли, но какой-то не совсем наш!..
Грекор насторожился:
– Это в каком смысле?
– Драки хочу, – заявил Данил хищно. – С ментами!.. Или ОМОНом, кого выставят против нас!.. Мы ломаем систему или нет?
Грекор замялся, посмотрел на меня. Я ощутил важность, чуточку раздулся, как жаба на солнышке, и сказал мудро:
– Нужно обставить так, чтобы не мы затеяли драку, а они напали!
– Зачем?
– А про корреспондентов забыл? – сказал я. – Там же на каждого митингующего по пять газетчиков с телекамерами!.. Прямой репортаж ведут!
– Да и мобилами все снимают, – вставил Грекор.
Зяма сказал вежливо:
– Бугор, не гони волну. Они покажут только то, как менты наших вяжут. Да еще с такого ракурса, будто еще и руки выламывают, волосы выдирают!.. Кстати, не забывайте стонать и корчиться, будто вам отрывают помидоры. При умелом монтаже на экране будут только звери-менты и вы, страдальцы за демократию…
– Это да, – согласился я, – но все равно не надо, чтобы где-то на ютюбе тиснули кадр, как все было на самом деле.
– Монтаж, – сказал Зяма категорично. – Состряпано, да еще и неумело, в коридорах госдепа Кремля! Вон даже заметно склейки, видите, видите?
– Все равно, – отрубил я, – даже при всеобщей поддержке и такой же всеобщей ненависти к власти не надо давать врагу даже мелкие козыри. Потому в передних рядах пойдут Люська и Марина, а ты, Данил, зафигачишь булыжником покрупнее по ОМОНу, когда они сблизятся. Если попадешь хорошо, то те набросятся, озверев, на первых попавшихся, вот и будут снимки, как эти здоровенные жлобы вяжут хрупких невинных девушек!
Данил сказал истово:
– Да я тем гадам не одну рожу разобью оружием пролетариата. Никакой щит не укроет и не спасет их толстые морды!
– Только оружием пролетариата, – предупредил я. – Тогда тебя не покажут, а вот если сцепишься врукопашку, то как ни выбирай ракурс…
С первого стола раздалась звонкая и даже резкая телефонная трель. Мы все оглянулись в удивлении, уже и забыли о таких, это же доставшийся в наследство городской телефон, эдакая древняя глупость, у каждого мобильник с двумя симками, но я с момента вселения все же повесил его в контакты в социальных сетях, начиная с фэйсбука.
А еще там же создал группы настов, велел всем нашим зарегиться, а также по возможности поддерживать веселый треп, типа мы умные, дерзкие и крутые, принимаем не всех, а с кандибобером, а что это такое, узнают в общении.
Звонок, громкий и дребезжащий, продолжал надсадно требовать, чтобы кто-то подошел и снял трубку.
Я наконец вышел из ступора:
– Люська!.. Давай работай.
Люська, мгновенно сориентировавшись, села за стол и, состроив очень серьезную рожицу, подняла трубку.
– Слушаю вас.
Голос ее звучал так, словно уже лет сто работает секретарем у самого президента, вот что значит смотреть политическо-эротические боевики.
Я показал ей кулак, она послушно прижала кнопку громкой связи, мы услышали молодой бойкий голос:
– Говорит корреспондент независимой газеты «Москов Индепендент» Сергей Ананьев. Нам сбросили ссылку на ваш сайт… у вас в самом деле такая партия?
– Говорит корреспондент независимой газеты «Москов Индепендент» Сергей Ананьев. Нам сбросили ссылку на ваш сайт… у вас в самом деле такая партия?
Она ответила деловито:
– Пока только общество. Что вы хотели?
– Я бы хотел узнать о вас побольше, – ответил он такой же скороговоркой. – Возможно, удастся написать даже статью. Или дать информашку.
– В газете?
Голос прозвучал понимающе победно:
– Да какие сейчас газеты? Эти динозавры свое отжили. У нас веб-ресурс!
– А-а-а, – сказала она, посматривая на меня опасливо и стараясь правильно истолковать знаки, которые я подаю. – Ну, веб-ресурсы сейчас у каждого мальчишки… А какая у вас специализация?
– У хороших журналистов не бывает специализации, – ответил он покровительственным тоном, снисходя к звонкоголосой девушке, – мы должны писать обо всем… и умеем это делать. Я в данное время больше всего пишу о всевозможных фриках…
Она посмотрела на мое лицо, сделала строгое лицо и сказала гордо:
– Тогда вы не по адресу. До свидания.
Она уже опускала трубку, когда голос завопил:
– Постойте-постойте, не кладите трубку! Вы же понимаете, любая известность работает на вас, даже если это черный пиар? Вот посмотрите, как в инете мелькают фотки Ани Межелайтис, то пьяной, то со спавшими трусиками, то вообще без них… Но директора ресторанов платят ей по пятьдесят тысяч долларов только за то, чтобы она у них пообедала, и остальные ее увидели!
Я кивнул, Люська состроила гримаску и ответила крайне холодно:
– Хорошо, приезжайте. Но не обещаю теплый прием.
И положила трубку, повинуясь моему жесту.
Глава 12
Корреспондент приехал не один, а с оператором, два молодых щуплых парнишки, второй вообще такой, что сгибается и пыхтит под тяжестью видеокамеры, якобы профессиональной, хотя такие дают изображение не лучше, чем камеры обычных мобилок.
Оператор начал с ходу снимать помещение, особенно стену с нашими лозунгами, попросил Люську попозировать, а сам журналист сунул мне под нос микрофон и сказал:
– Сергей Ананьев из «Москов Индепендент», раздел «Фрики», господин Крякун, вы являетесь руководителем вашей организации?
– Мне нравится ваша фамилия, – ответил я вежливо, – есть в ней нечто такое бодрящее… Мы готовы вас принять в нашу организацию только за фамилию.
Он пробормотал, еще не врубившись:
– Ну… спасибо…
– Кстати, – сказал я, – я руководитель, но не партии, а пока только общества.
– Ах да, простите… Как я понял, настизм – это крайняя форма анархии?
Я замешкался с ответом, первым нашелся туповатый и обычно медлительный Данил:
– Что за хрень эта ваша анархия? Мы сами по себе! Мы самые крутые, самые-самые… понял, морда?
Журналист слабо улыбнулся.
– Начинаю понимать, – ответил он вежливо. – Спасибо за подсказку.
Я быстро посмотрел на Валентина, тот помалкивает, но взгляд его устремлен в мою сторону. Я подвигался на месте, не люблю прямых вопросов непонятного значения, сказал недовольно:
– Что вы там клеите ярлыки старого мира? Вы еще феодализм вспомните! Или ацтеков каких-нибудь в Древнем Риме.
Журналист сказал виновато:
– Да-да, что-то я туплю.
– Вот-вот, – сказал я победно, – а мы – новые!..
Теперь я посмотрел на Валентина за поддержкой, тот вставил тут же:
– И хотя наше движение насчитывает самую древнюю историю, так как еще в пещерах находят экскременты питекантропов на выходе наружу, но только теперь мы открыто выходим на авансцену истории и громко заявляем не только о своем существовании…
Он сделал паузу, а я добавил то, что уже не раз обсуждалось между нами:
– …но и о своем лидирующем положении в обществе. В праве на лидирующее! А породившие и развязавшие нам руки демократы должны, как это принято в эволюции, уйти со сцены вслед за прочими динозаврами. Или, по крайней мере, уступить все первые места. Во всем.
Он сказал настолько вежливо улыбаясь, что и Данилу понятно, парень страшится, что побьем:
– Ах, как интересно… Позвольте, наш оператор снимет вас на фоне стен с этими лозунгами?
– Снимайте, – разрешил я солидно, – потом этим фоткам цены не будет.
– Когда?
– Когда придем к власти, – заявил я гордо. – Когда весь мир честно и открыто признает, что без настизма не было бы цивилизации!
– Ого, – воскликнул он и, покосившись на оператора, снимает ли эти бесценные для истории кадры, спросил живо: – А как вы относитесь к ведущей и направляющей роли РПЦ? Сейчас в стране каждый человек обязательно определяет свое отношение!
Я напыжился, мозг работает на полных оборотах, подумал и ответил смиренно-важно:
– К сожалению, наш народ, из которого мы вышли, туп до предела и дальше своего носа не видит. Даже так называемая интеллигенция. Если бы наши попы перестали гонять с мигалками по разделительной полосе на «Мерседесах», то им бы все простили. А если бы еще и дворцы перестали строить по сто миллионов долларов, то вообще не было бы претензий к РПЦ…
Он спросил с великом интересом:
– А что еще… ах да, вы хотите сказать о счетах в швейцарских банках?
– Ну вот, – ответил я с укором. – Другого и не видите… А то, что толку от наших попов никакого, это неважно! А церковь… это основа основ!.. Разве Штаты не светская страна? По-моему, только там наука и двигается вперед на всех парах! Но там при каждом деле говорят: с нами Бог, в каждом кине бравые попы либо истребляют нечисть и вампиров, либо вообще спасают мир от дьявола! А главные киношные герои то и дело забегают в костел…
– В Штатах не костелы, – поправил корреспондент, – вообще-то они тоже есть, но у католиков, а у протестантов вроде бы только попы. Пасторы, по-ихнему.
Я отмахнулся.
– Да это по фигу. Эти шварценеггеры забегают в костелы, чтобы спросить у попов, как жить, что делать дальше, пойти грабить дальше или поступить в университет, продолжать принимать наркотики или пойти спасать пингвинов… И самый лютый злодей, рассказывая протестантскому или католическому священнику все-все-все, твердо знает, что тот его не выдаст полиции, а подскажет, как изменить жизнь. Вот это репутация! Потому мы не против попов, это мелко, мы против всей поповско-кремлевской власти в России!.. Мы не за то, чтобы попы исправились и стали себя лучше вести, мы хотим смести всю нашу церковь на фиг!
Он с радостно блестящими глазами, вот уж отыскал экстремистов из экстремистов, спросил быстро:
– А как вы относитесь к интеллигенции?
Все с напряжением ждали от меня ответа. Валентин даже дыхание задержал, опасаясь, что сморожу что-то совсем уж, я ответил достаточно солидно, я же теперь председатель:
– Интеллигенции, как ее понимают в России, вообще нет ни в одной стране! Может быть, разве что в Сомали? Но в Европе и США – интеллектуалы, ученые, философы, писатели, музыканты, художники… но нет этой плесени, что выросла из церковных книг, потому и называет себя духовной властью и всегда старается встать над всякой прочей властью, чтобы безнаказанно судить вообще всех, но не быть подсудной. Вон Чехов обижался, если его вдруг причисляли к интеллигенции: «Извините, я не интеллигент, у меня профессия есть!»
Он сказал с восторгом:
– Значит, вы и не интеллигенты… Прекрасно! А какова цель вашей организации?
– Наша цель, – ответил я медленно, – и наш девиз… выдавливать из себя сруна! На поверхность. Не прятать, а гордиться срунством, как неотъемлемой частью высокой и разветвленной культуры всего человечества. Да, местами противоречивой и неоднозначной, особенно в ее высшей и наиболее элитной части… ну, вы поняли, как и вся высокая культура, в полной мере ее могут понять только высокоодаренные и высокодуховные люди, ибо у них срунство не только в крови и в душе, но и постоянно проявляется в отношении друг друга, в то время как серые обыденные личности, вроде слесарей, за всю жизнь могут не ощутить этого могучего импульса подосрать ближнему.
Он сказал с восторгом:
– Да-да, очень интересно! Продолжайте, это прекрасный материал для передачи…
– Самые яркие, – говорил я с подъемом, – представители культуры срунства – звезды кино, шоу-бизнеса, теледебатов, телеведущие! В их домах вообще можно не планировать туалеты, все выливают друг на друга, а их дети с колыбели воспринимают эту высокую культуру, живут в ней и потому так легко входят в мир кинобизнеса, телевидения, как и дети популярных певцов или жены политических деятелей… Но они все это прикрывают туманной завесой из высокопарных слов, а мы призываем видеть все как есть, не скрывать, ибо хватит притворяться!
Зяма добавил за нашими спинами с удовольствием:
– Да-да, хватит притворяться! Наш девиз – честность.
Валентин произнел скромно:
– К речи нашего лидера позвольте добавить, что наша задача – не допускать перехода из красивых, романтичных и вольных настов в скучную ограниченность людей, которые считают себя правильными и законопослушными! А мы, вольные альбатросы морей, тигры снежных гор и ледников, хотя не видели ни моря, ни гор, ни джунглей, но только мы истинные и только мы правильные! Все остальные – ханжи и трусы. Они страшатся жить вольно и дерзко, как живем мы, настоящие насты!