— Вы походите, посмотрите, — предложила продавщица, — может, еще что пригодится.
И Надежда пошла по рядам. Нашелся и нужный нож, и терка, и еще очень славная пластмассовая мисочка для кота Бейсика, и миленькая занавесочка — на дачу, старую давно пора выбросить.
Только она собралась выйти к кассе, как в магазине раздался знакомый наглый голос. Надежда осторожно выглянула из-за стеллажа с посудой — так и есть, рядом с кассой прочно обосновался вчерашний Валера, тот, что болтал с аптекаршей и нахамил Надежде ни за что ни про что.
— Слышь, Верка, — лениво цедил он слова, — если ты насчет Лариски, то зря… У меня с ней ничего серьезного.
— Ага, — посмеивалась продавщица, — она сама говорила, что вы к Новому году женитесь…
— Жениться? — неподдельно удивился Валера. — На ней? Да она же крокодил, страшнее атомной войны! И ноги кривые! И зубы торчат, как у вампира!
— Ты про всех так говоришь, — стояла на своем продавщица, — про меня тоже гадости разные. Ты уж, Валерочка, определись, кто тебе больше подходит. Лариска — девка скандальная, я не хочу, чтобы она мне на дискотеке волосы выдирала.
— Да вот те крест святой — я к ней больше и не подойду! — жарко поклялся Валерка.
— Ой, что-то не верится! — зло засмеялась Вера.
— А ты поверь. Я к ней чего ходил, к Ларке-то? — заговорил Валерка. — Потому что она в аптеке работает. И нужным людям могла помочь с таблетками. А теперь ее из аптеки хозяйка вытурила, так на кой черт она мне нужна?
— Вот оно как… — вздохнула Вера, — а ко мне чего ходишь? С моего товару тебе никакой пользы.
— Это точно, — хохотнул Валерка, — стало быть, я к тебе с личным интересом.
— Ой, да ладно! — отмахнулась Вера. — От твоего интереса мне ни жарко ни холодно.
— Зря отмахиваешься, — серьезно заметил Валерка, — я ведь не простой человек. Я человек со связями, а связи в нашей жизни — первое дело, даже первее денег…
— А то я не знаю, с кем ты ошиваешься! — вскипела Вера. — Толку от тебя никакого, только в историю какую-нибудь впутаешь! Уходи отсюда, мне работать надо!
В это время у Валеры из кармана послышалось кряканье мобильного телефона. Он послушал с серьезным лицом и вышел, не кивнув даже Вере на прощание.
Надежда Николаевна подождала еще пять минут и решилась выйти. Вера была в дурном настроении, так что пробила молча товар и бросила на прилавок сдачу.
Надежда накупила еще фруктов и еле дотащила до пансионата тяжеленную сумку.
В холле царило необычное оживление.
На диванчике под искусственной пальмой возлежал молодой парень в заляпанном краской комбинезоне, в котором Надежда узнала давешнего хамоватого маляра — того самого, что уронил чуть не прямо на нее ведро с розовой краской. Маляр громко стонал, а вокруг него суетились курносая дежурная Лида, повариха Софья Степановна и еще две женщины из обслуги пансионата.
— Потерпи, Витенька! — уговаривала Лида страдальца. — Сейчас «скорая» приедет, сделают все, что надо!..
— Ой, какая боль! — восклицал маляр, закатывая глаза к потолку. — Сил нет терпеть! Знаю я эту «скорую», они небось по дороге к Нинке Сазоновой заехали, у нее с Виталием любовь! Когда Колю Смородина собака покусала, тоже «скорую» вызвали, так она только на третий день приехала! Ой, как больно!
— Что с ним случилось? — вполголоса спросила Надежда Николаевна знакомую горничную.
— С козел свалился, — ответила та, искоса взглянув на Надежду. — Хорошо, невысоко падал…
— Тебе бы так невысоко упасть! — отозвался маляр, отличавшийся, судя по всему, отличным слухом. — Обе ноги, наверное, сломал и руку правую! А главное, мозги у меня сотряслись, а это не шутки! Как я теперь работать буду?
Он заметил среди толпы сочувствующих Надежду и проговорил капризным и раздраженным голосом:
— Это вот она! Не иначе, она!
— Что?! — удивленно переспросила Надежда Николаевна. — Я-то тут при чем?
— Небось пожелала мне плохого, вот леса и подломились! Сразу видно, что у нее глаз нехороший!
— Ну, знаете ли! — фыркнула Надежда.
Окружающие женщины, однако, посмотрели на нее с заметным неодобрением.
В это время дверь пансионата распахнулась, и в холл вошел быстрой походкой молодой врач в крахмальном халате, а за ним — рослый санитар с носилками.
— Ну, где тут у нас пострадавший? — проговорил врач, потирая руки.
— Я пострадавший! — проговорил маляр слабым голосом. — Все себе переломал и сотрясение мозгов получил в придачу!
— Чего, говоришь, сотрясение? — переспросил врач, подходя к нему. — Мозгов у тебя в жизни не было! Сколько пальцев видишь?
Он растопырил перед больным два пальца. Маляр секунду подумал и все же ответил правильно. Врач посветил ему в глаз маленьким фонариком, еще поводил перед лицом рукой и уверенно проговорил:
— Ну, сотрясения мозга у тебя точно нет. Сейчас проверим насчет остального…
Он наклонился над маляром, ощупал руки и ноги, а затем повернулся к санитару:
— Поставь пока носилки, поможешь мне! Госпитализация не понадобится!
— Как это — не понадобится? — возмутился маляр. — У меня все руки-ноги переломаны!
— Ничего у тебя не переломано, ноги вообще целы, только ушибы и растяжения, а рука вывихнута, но мы ее сейчас вправим…
— Как — вправим? Зачем — вправим? Без наркоза? — перепугался маляр и попытался встать с дивана.
— Лежать! — строго прикрикнул на него врач. Он мигнул санитару, тот схватил пострадавшего за плечи, врач взялся за правую руку и сильно дернул.
Маляр взвыл, побледнел и без сил откинулся на диван.
— Ну все! — проговорил врач, ловко пристроив вправленную руку на перевязь. — Зайдешь потом, я тебе ушибы обработаю…
— А как насчет больничного? — осведомился маляр, приподнимаясь на локте. — Это, между прочим, производственная травма, так что мне все сто процентов положено…
— Тут еще разбираться нужно, — проговорил врач, помрачнев. — Я, когда сюда шел, на эти козлы взглянул, с которых ты свалился. Так там, между прочим, одна опора подпилена.
— Это ты что же хочешь сказать? — забеспокоился пострадавший. — Ты не думаешь ли, что я сам ее подпилил?
— Я ничего такого не думаю, только я должен в милицию сообщить, а они там пускай сами разбираются!
— Это, значит, покушение на меня! — воскликнул маляр. — Этот, как его… террористический акт!
— Да кому ты нужен… — хмыкнул врач и покинул пансионат.
— Во, слыхали? — Маляр обвел глазами присутствующих. — Как с покалеченным человеком обращаются! У меня, может, перед глазами все плывет, я встать не могу!
Тут в холл вбежала запыхавшаяся Аня. Коса ее растрепалась и развевалась сзади.
— Ну, что у вас стряслось? — спросила она Лиду. — Что ты звонила-то?
— Да вот… — Лида кивнула на диван.
— Это ты чего на новый диван завалился? — с ходу заверещала Аня. — Да он дороже тебя в десять раз стоит! Весь в грязи, как свинья, а туда же! И ты меня из-за этого вызвала? — набросилась она на Лиду.
— Я думала, он ногу сломал… — слабо отбивалась та.
— Да ничего он не сломал, я доктора встретила! — орала Аня. — А вы что вылупились? Мигом тут прибрать, и пошли на рабочие места! Хозяин завтра приедет — всем вломит! А мне первой, за то что не уследила! Пошел вон с дивана!
Она даже замахнулась на маляра полотенцем, которое принесла доверчивая Лида, чтобы обтереть лицо раненого. Тот встал, кривясь, и потащился к выходу, демонстративно хромая на обе ноги.
— Врачи, называется, — хмуро ворчал он, — должны пострадавшего на «скорой» до больницы довезти!
А он говорит — сам придешь… А если я идти не могу?
— Иди-иди, — крикнула ему в спину Аня, — все равно никакой с тебя работы. Неделю на своих козлах проваландался — ничего толком не покрасил. Ох, влетит мне завтра! А вы что хотели? — с неудовольствием обратилась она к Надежде.
Надежда отвернулась и собралась идти к себе в номер, но спохватилась, что не видит рядом сумки с фруктами. Она развела руками и сообразила, что сумка осталась на улице перед входом. Надежда поставила ее на ступеньки, чтобы передохнуть, а потом отвлеклась на суматоху с пострадавшим маляром. Никогда на нее не находила такая забывчивость, это уж чересчур.
Сумка стояла там же, никто не польстился. Надежда наклонилась к ней, а когда разогнулась, то нос к носу столкнулась с Валерой. То есть буквально столкнулась, впилившись носом ему в плечо.
— Смотреть надо, куда идете! — прошипела она сердито.
Манеры у Надежды Николаевны в этом городе сильно ухудшились. Видимо, хамство заразительно. Носу было больно. Валера, однако, не стал скандалить. Он отвел глаза и буркнул что-то неразборчивое, но явно нелестное, а сам поскорее нырнул в сторону. Надежда поглядела ему под ноги. Показалось ей или нет, что один ботинок у него вымазан был в розовой краске?
Галка встретила ее радостно, хотя обед давно остыл. Надежда с отвращением откусила холодную резиновую сосиску и поморщилась. Вот за какие грехи ее Бог наказывает такой бурдой?
— Надь, ты извини, давай фруктов поедим, — виновато сказала Галка.
— И то верно, — повеселела Надежда, — для здоровья полезней!
* * *Остаток дня прошел спокойно. Надежда ела груши и яблоки и читала детектив, завалявшийся в тумбочке. Детектив был без начала, но это все же лучше, чем без конца. И только было она собралась лечь пораньше, как Галка запросилась на прогулку.
— Ну идем, — вздохнула Надежда, — а то ты и правда зачахнешь. Только недолго.
Галина надела темный плащ с высоким воротником, закрывающим нижнюю часть лица, как у грабителя банков, да еще обмоталась шарфом, так что остались видны только глаза. После этого взглянула в зеркало и тяжело вздохнула:
— Ничего не помогает! Душераздирающее зрелище! Мне остается только ходить в парандже!
— Галка, прекрати стонать! — оборвала ее Надежда. — Ты мне напоминаешь ослика Иа-Иа из детского мультфильма! Вспомни, какая ты всегда была живая, жизнерадостная! От тебя можно было мобильники заряжать!
— Так это когда было! — отмахнулась Галина и взяла сумку.
— А сумка-то тебе зачем? — недоуменно спросила ее Надежда. — Мы же идем всего лишь на прогулку!
— Ну как же! У меня здесь только самое необходимое — тональный крем, тот самый спрей для маскировки синяков, который ты купила, увлажняющие салфетки, компактная пудра, расческа, зеркало…
— Зачем тебе зеркало? Ты что — мазохистка? И к тому же на улице темно. — Надежда заглянула в сумку. — Ну паспорт-то тебе зачем? Его уж ты точно выложи, ночью он тебе не понадобится!
— Паспорт — ладно, но уж ключ от номера я обязательно возьму!
С этим Надежда не стала спорить, и подруги вышли из номера.
Проходя мимо ресепшена, Галина как можно выше подняла воротник и отвернулась.
— На прогулочку? — осведомилась вновь заступившая Аня.
Была она спокойна и доброжелательна, коса аккуратно уложена вокруг головы. Аня улыбнулась и напутствовала их заботливо:
— Смотрите, осторожнее, по вечерам здесь хулиганья хватает!
Подруги вышли на улицу.
В сентябре темнеет рано, и городок уже давно погрузился в глухой осенний мрак, который рассеивал только свет из окон пансионата. Кое-где светили тусклые фонари, но они освещали только маленький пятачок пространства, за пределами которого темнота становилась еще гуще и непроницаемее.
Чуть в стороне от пансионата светилась призрачным светом стекляшка круглосуточного магазина, похожая на аквариум с экзотическими рыбами. Возле нее толклась небольшая группа молодежи, видимо, решая, куда направиться.
Галина резко свернула в другую сторону — даже в темноте она хотела избежать любых встреч с людьми.
Пройдя пару кварталов, подруги оказались рядом с оградой старого парка.
Воздух сразу стал свежее и вкуснее, в нем запахло палой листвой и грибами. Мощные купы деревьев казались в темноте сгустками еще более густого мрака.
Изредка по ним пробегал порыв ветра, и деревья оживали, испуская глухой печальный вздох.
Надежда подняла голову и увидела над собой в разрывах стремительно бегущих туч горстки серебряных звезд.
— Хорошо! — проговорила она взволнованно. — В большом городе и неба-то не увидишь!
— Это тебе только с непривычки здесь нравится, — проворчала Галина, кутаясь в шарф. — За неделю знаешь как все осточертеет! И вообще, этот парк скоро вырубят.
— Вырубят? — расстроилась Надежда. — Да кому же он помешал? Ах да, мне уже говорили…
— Кажется, дорогу здесь будут…
Галина не успела договорить, потому что таинственная тишина ночи внезапно раскололась, разорвалась, как холст, ее разрушил оглушительный рев, и из темноты вырвалось огромное чудовище с единственным ослепительно пылающим глазом. Надежда не сразу поняла, что этот рев — рев мотора, а одноглазое чудовище — несущийся на них ревущий, рыкающий мотоцикл.
— Берегись! — вскрикнула Надежда Николаевна и потащила подругу в сторону. Галина же от ужаса впала в совершенное оцепенение, и сдвинуть ее с места оказалось труднее, чем памятник Порфирию Камчадалову на привокзальной площади.
Надежда уже думала, что в следующую секунду мотоцикл собьет их с ног и расплющит в лепешку, точнее, в две лепешки, — но тот в самый последний момент притормозил и слегка изменил направление, промчавшись меньше чем в полуметре от оцепеневших подруг.
Однако Надежда не успела осознать, что чудом избежала гибели, и порадоваться этому несомненному успеху. Проезжая мимо них, мотоциклист протянул руку, схватил Галинину сумку и дернул на себя. Галина попыталась ее удержать, но силы были явно не равны, и сумка оказалась в руке мотоциклиста.
Надежда успела разглядеть эту руку, затянутую в глянцевую черную кожу, и черную куртку, и круглый блестящий шлем, из-за которого мотоциклист был похож на инопланетянина или на какое-то таинственное существо, порождение осенней ночи. В следующую секунду мотоцикл снова громко взревел и умчался в темноту. Надежда посмотрела ему вслед и успела разглядеть надпись на спине куртки, сделанную на черном фоне крупными белыми буквами, — «Ангел ада».
Снова наступила тишина, нарушаемая только печальными вздохами листвы в парке.
Подруги стояли в полной растерянности, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, не померещился ли им ночной мотоциклист.
Однако сумки у Галины не было, что доказывало несомненный факт события.
— Погуляли! — проговорила, придя в себя, Надежда и засмеялась — видимо, так нашел выход только что перенесенный стресс.
— Смеешься? — обиженно отозвалась Галина. — Не вижу ничего смешного! Что мне делать без сумки?
— Ну, во-первых, все могло кончиться еще хуже. Представляешь, мы бы сейчас валялись тут на дороге с переломанными руками и ногами! Во-вторых, в сумке у тебя не было ничего особенно ценного, слава Богу, паспорт мы выложили. И в-третьих, не обижайся, я вовсе не над тобой смеюсь, это чисто нервный смех… и пойдем скорее домой… то есть в пансионат.
— Да, а ключ от номера… — ныла Галина, но все же зашагала следом за подругой обратно к дому.
Войдя в двери пансионата, Галина попыталась было снова незаметно проскользнуть мимо дежурной, но вовремя сообразила, что у нее нет ключа, и остановилась.
Аня, увидев подруг, всплеснула руками:
— Что с вами случилось?
Надежда бросила взгляд в большое зеркало и увидела, что они обе забрызганы грязью и растрепаны, как будто все же не избежали столкновения с мотоциклом.
— На нас напали! — воскликнула Галина истерично. — Нас ограбили! Нас чуть не убили!
— Правда? — переспросила Аня, и в ее глазах, кроме сочувствия, мелькнула искорка живейшего интереса. Видимо, у них и правда редко что-нибудь случалось, и каждое событие было на вес золота.
— Ну, не то чтобы ограбили, — попыталась спустить на тормозах Надежда Николаевна. — Но сумку у Гали вырвали… какой-то тип на мотоцикле, весь в коже — знаете, из этих, то ли рокеров, то ли байкеров…
— В черной кожаной куртке? — раздался рядом озабоченный мужской голос.
Надежда Николаевна обернулась и увидела невысокого плотного мужчину лет пятидесяти с ежиком коротко стриженных седоватых волос. Судя по тому, как опасливо оглянулась на него Аня, это и был тот самый хозяин пансионата, который приехал не завтра утром, а сегодня вечером, и сделал это не случайно, а намеренно, чтобы его подчиненным жизнь раем не казалась.
— Ну да, в черной куртке, — подтвердила она. — На ней еще надпись белыми буквами…
Она не успела сказать, какая именно надпись, потому что мужчина произнес это за нее:
— «Ангел ада»?
— Точно!
— Ну так это Юрка!
— Точно, Юрка! — поддержала его дежурная. — Юрка Костоломов, больше некому!
— Ну, доиграется он! — с угрозой проговорил мужчина. — Совсем с цепи сорвался, подонок! Вы в милицию обязательно сообщите, пускай с ним разберутся!
На протяжении всего разговора Галина куталась в шарф и пряталась за спину Надежды Николаевны. Сейчас она не выдержала и подала голос из своего укрытия:
— Завтра! Завтра подадим, а сейчас мы хотим отдохнуть! Дайте нам дубликат ключа…
— Завтра так завтра… — согласился мужчина.
Дежурная подала Надежде запасной ключ, и подруги отправились в свой номер.
Спала Надежда Николаевна ужасно.
Во-первых, ей мешала заснуть удивительная, непривычная провинциальная тишина.
Дома, в Петербурге, Надежда вечно жаловалась на городской шум — на доносящиеся из-за окна звуки проезжающих машин и автобусов, на вой случайно включившейся автомобильной сигнализации, на сирену «скорой помощи», мчащейся по ночным улицам по вызову какого-то несчастного, на звуки выхлопов и прочие шумы. Но тем не менее она прекрасно засыпала под все это звуковое сопровождение, а здесь сама тишина действовала ей на нервы.