Что бы это ни было, само оно упасть не могло.
Кто-то его сшиб. Тяжелые предметы сами по себе в пустых комнатах не падают.
Тина склонила голову, прислушалась. Другой, более мягкий звук последовал за первым. Оборвался так быстро, что Тина не смогла определить, откуда именно он донесся. На этот раз угроза не была плодом ее воображения. Кто-то проник в дом.
Сидя на кровати, она включила лампу на прикроватной тумбочке. Выдвинула ящик. Достала заряженный пистолет. Сняла с предохранителя.
На какое-то время она замерла. Прислушиваясь.
В тишине ночи легко представила себе, что точно так же прислушивается и незваный гость, гадая, что она предпримет.
Тина перекинула ноги через край кровати, сунула их в шлепанцы. С пистолетом в правой руке подошла к двери.
Мелькнула мысль позвонить в полицию, но она боялась показать себя полной дурой. Допустим, они приедут, с включенными мигалками, в вое сирен, и никого не найдут? Если бы в последние две недели она вызывала полицию всякий раз, когда ей казалось, что в доме посторонние, копы давно бы решили, что у дамочки съехала крыша. Гордость не позволяла ей предстать перед ними истеричкой, боящейся собственной тени. Она представила себе, как потом, за кофе и пончиками, они смеются, обсуждая ее беспочвенные страхи. Нет, сказала себе Тина, я обыщу дом сама.
Нацелив пистолет в потолок, передернула затвор, дослав патрон в ствол.
Глубоко вдохнув, отперла дверь спальни и вышла в коридор.
Глава 2
Тина обыскала весь дом, за исключением комнаты Дэнни, но никого не обнаружила. Она бы предпочла найти незваного гостя спрятавшимся в кухне или в чулане, чем заходить в комнату, где навеки поселилась грусть. Но теперь выбора у нее не было.
Примерно за год до гибели Дэнни перебрался в комнату, которая ранее служила кабинетом и находилась достаточно далеко от большой спальни, в другом конце дома. Вскоре после того, как ему исполнилось десять лет, мальчик сказал, что ему нужна комната побольше, чем крохотная спальня, где он до этого спал. Майкл и Тина перенесли его вещи в кабинет, а диван, кресло, кофейный столик и телевизор из кабинета отправились в прежнюю комнатушку Дэнни, расположенную рядом с родительской спальней.
Тина не сомневалась, что Дэнни в курсе ночных разборок, которые устраивали они с Майклом, и хотел перебраться в кабинет, чтобы не слышать, как родители ссорятся. Тогда она и Майкл еще не начали повышать друг на друга голос, иногда даже переходили на шепот, но Дэнни, скорее всего, услышал достаточно много, чтобы знать, что у них возникли проблемы.
Она сожалела, что Дэнни в курсе семейных неурядиц, но не сказала ему ни слова. Ничего не объясняла, не обещала. Во-первых, не знала, а что она могла бы сказать. Конечно же, не могла поделиться с ним своим видением ситуации: «Дэнни, милый, не волнуйся из-за того, что ты мог слышать через стену. У твоего отца личностный кризис. В последнее время он ведет себя как говнюк, но это пройдет». В этом заключалась вторая причина, по которой Она ничего не объясняла Дэнни. Она действительно надеялась, что отношения в семье наладятся. Любила своего мужа и верила, что одной силы ее любви хватит, чтобы вернуть прежние отношения. Но шесть месяцев спустя Майкл уже жил отдельно, а еще через пять они развелись.
И вот теперь, стремясь завершить поиски проникшего в дом вора (который уже выглядел таким же воображаемым, как и другие взломщики, посетившие ее дом за последние недели), Тина открыла дверь в спальню Дэнни. Включила свет, переступила порог.
Никого.
Держа пистолет перед собой, она подошла к стенному шкафу, после короткого колебания сдвинула дверь. И там никто не прятался. Несмотря на подозрительные звуки, которые она слышала, в доме, кроме нее, никого не было. Когда она оглядывала содержимое стенного шкафа (обувь мальчика, джинсы, рубашки, свитера, бейсболка с логотипом «Доджеров»), к горлу подкатил комок. Она быстро закрыла дверь, привалилась к ней спиной.
Хотя после похорон прошло больше года, она так и не смогла убрать из дома вещи Дэнни. Не могла заставить себя расстаться с ними. Ей казалось, что тем самым она окончательно признает, что Дэнни больше нет.
Сохранила она не только одежду. Комната выглядела точно так же, как и в тот день, когда он вышел из нее в последний раз. Аккуратно заправленная кровать, на широком изголовье — несколько фигурок — героев научно-фантастических фильмов. Более сотни книг в обложке, расставленных в алфавитном порядке по пяти полкам книжного шкафа. В углу у окна — стол. Тюбики клея, миниатюрные баночки с эмалью разных цветов, инструменты для сборки моделей на одной половине, вторая — пустая, ожидающая, когда он возьмется за очередную модель. Девять моделей самолетов в выставочном шкафу, еще три подвешены на проволоке к потолку. На стенах большие постеры: три знаменитых бейсболиста, пять отвратительных чудовищ из фильмов ужасов. Все, как было при Дэнни.
В отличие от многих мальчиков его возраста, Дэнни любил чистоту и порядок. Помня об этом, Тина просила миссис Недцлер, уборщицу, которая приходила дважды в неделю, пылесосить и вытирать пыль в спальне Дэнни, словно в ней по-прежнему жили. Поэтому, как и при Дэнни, нигде не было и пылинки.
Глядя на игрушки погибшего мальчика, на его сокровища, Тина подумала (и не в первый раз), что это неправильно, превращать спальню сына в музей. Или храм. Раз она оставляла его вещи на прежних местах, значит, продолжала надеяться, что Дэнни не умер, что просто отъехал на какое-то время, но обязательно вернется. Неспособность очистить комнату сына от его вещей вдруг напугала Тину: впервые она подумала, что это не душевная слабость, а симптом серьезного психического заболевания. Она не должна мешать мертвым покоиться с миром. Если она хочет, чтобы сын перестал ей сниться, если хочет взять горе под контроль, ей нужно начать процесс возвращения к нормальной жизни отсюда, из этой комнаты, подавить иррациональное желание сохранять здесь все как было.
Она дала себе слово, что очистит комнату от вещей Дэнни в четверг, первый день нового года. К тому времени пройдут обе премьеры «Магии», и для ОВП, и для обычных зрителей, и она сможет расслабиться и отдохнуть несколько дней. И вторую половину четверга проведет здесь, упаковывая коробки одежду Дэнни, игрушки, постеры.
Стоило ей принять это решение, как нервное напряжение спало. Плечи поникли, вернулась усталость, она поняла, что самое время вернуться в постель.
И уже направилась к двери, когда боковым зрением заметила мольберт. Тина остановилась, повернулась. Дэнни любил рисовать, и в девять лет ему подарили мольберт, совмещенный с грифельной доской, краски и цветные карандаши. Дэнни оставил его в дальнем углу комнаты, за кроватью, Прислоненным к стене, там он и находился в последний раз, когда Тина заходила сюда. Теперь же мольберт лежал под углом, основанием у стены, верхней частью — на игровом столике. Грифельная доска чуть сползла вниз. На столике раньше, стояла игра «Электронный линкор». Но мольберт, падая, сбросил ее на пол.
Вот этот удар она, вероятно, и слышала но не могла представить себе, кто свалил мольберт. Сам он, конечно же, упасть не мог. Она положила пистолет на кровать, подошла к ее изножию, поставила мольберт вертикально, к стене. Наклонившись, собрала обломки игры, кусочки мела. Машинально взглянула на грифельную доску и увидела на черной поверхности два коряво написанных слова:
НЕ УМЕР
Всмотрелась в них.
Она точно знала, что Дэнни, уезжая в поход с отрядом скаутов, оставил доску чистой. И она была чистой, когда Тина в последний раз заходила в эту комнату.
И когда Тина прикоснулась к этим словам кончиками пальцев, до нее дошел их смысл. По телу пробежала дрожь. «Не умер». Слова эти — отрицание гибели Дэнни. Отказ признать суровую правду. Вызов реальности.
Возможно, в какой-то момент, охваченная горем, обезумевшая от отчаяния, она вошла в эту комнату и, сама того не осознавая, написала эти слова на грифельной доске Дэнни?
Она этого не помнила. Если оставила такое послание, значит, у нее случались провалы памяти, временная амнезия, о чем она не имела ни малейшего понятия. Или она страдает лунатизмом. Оба варианта представлялись ей невероятными.
Господи, такого просто быть не могло.
Значит, слова эти написал Дэнни. До того, как погиб. Но почерк у него был аккуратный, он любил аккуратность во всем, не мог он писать так коряво. И тем не менее написал. Иначе и быть не могло.
А содержащийся в этих двух словах очевидный намек на происшествие с автобусом, приведшее к его смерти?
Совпадение. Дэнни, само собой, писал о чем-то еще, и такое вот толкование этих двух слов, теперь, после гибели мальчика, не что иное, как совладение.
Тина отказывалась рассматривать любой другой вариант, все они были слишком пугающие.
Тина отказывалась рассматривать любой другой вариант, все они были слишком пугающие.
Она обхватила себя руками. Кисти превратишь в ледышки: холодили бока через ночную рудяку.
Дрожа всем телом, она схватила губку, стерла эти два слова с грифельной доски, взяла пистолет, вышла из спальни Дэнни, плотно закрыла за собой дверь.
Сна не было ни в одном глазу, а ей требовался отдых. День предстоял долгий и трудный. На кухне она достала из буфета у раковины бутылку «Дикой индюшки», любимого бурбона Майкла. Плеснула в стакан для воды. Пила она редко, в крайнем случае вино, к крепким напиткам не прикасалась, но тут в два глотка выпила налитый в стакан бурбон. Горло обожгло, она поморщилась, не понимая, что подразумевал Майкл под мягкостью этого сорта пшеничного виски, налила еще. Быстро выпила, как лекарство, убрала бутылку в буфет. В кровати завернулась в одеяло, закрыла глаза, постаралась не думать о грифельной доске. Но, конечно же, доска так и стояла перед ее мысленным взором. Не в силах что-либо поделать с доской, она принялась стирать надпись, буква за буквой.
Ничего не получалось. Сколько бы раз она ни стирала эти шесть букв, они возникали вновь: «НЕ УМЕР». Наконец бурбон подействовал, и она провалилась в спасительное забытье.
Глава 3
Во второй половине вторника Тина смотрела генеральную репетицию «Магии» с кресла в центре зрительного зала «Золотой пирамиды».
Над залом высоко поднимался купол потолка. Сам зал состоял из широких и узких ярусов, спускавшихся к сцене. На широких стояли длинные столы под белой скатертью. Купившие билеты на эти ярусы могли одновременно обедать и смотреть представление. По каждому узкому тянулся проход в три фута, с низким ограждением с одной стороны и удобными бархатными креслами с другой. Со всех кресел открывался прекрасный вид на огромную сцену, площадью как минимум в полтора раза превосходившую самую большую сцену Бродвея. На сцене таких размеров даже воздушный лайнер «ДС-9» не показался бы таким уж гигантским: половина сцены осталась бы свободной. Собственно, несколькими годами раньше в одном из отелей Рено такой самолет и впрямь выкатывали на сцену. Но благодаря удачному использованию синего бархата, темной кожи, хрустальных люстр, густого синего ковра, не говоря уже о виртуозной работе осветителей, несмотря на колоссальные размеры, создавалась полная иллюзия, что это сцена уютного кабаре.
Тина сидела в одном из кресел третьего яруса, нервно пила воду со льдом, наблюдая, как один номер поставленного ею шоу сменяется другим.
Генеральная репетиция удалась на славу. Сорок две танцовщицы, сорок два танцора, пятнадцать манекенщиц, два солиста-певца, две солистки-певицы (одна с жутким характером), сорок семь рабочих сцены и механиков, оркестр из двадцати музыкантов, один слон, один лев, две черные пантеры, шесть золотистых ретриверов, двенадцать голубей работали слаженно, как хорошо подогнанные детали и узлы сложного механизма.
В конце и актеры, и технический персонал вышел на сцену и поаплодировали себе, целуясь и обнимаясь. Всех охватило предчувствие триумфа, нервное ожидание успеха.
Джоэль Бандири, второй продюсер шоу, смотрел репетицию с первого яруса, зоны ОВП, отведенной крупным игрокам и друзьям отеля, которые не платили за билеты, получая приглашения. Едва репетиция закончилась, Джоэль вскочил и, Прыгая через ступеньку, поднялся на третий ярус, Где сидела Тина.
— Мы это сделали! — прокричал он. — Эта машина работает!
Тина поднялась ему навстречу. — У нас хит сезона, детка! — Джоэль крепко ее, обнял, расцеловал в обе щеки.
Она обняла его.
— Ты так думаешь? Правда?
— Думаю? Я знаю! Это успех! Громадный успех! Гигантский!
— Спасибо тебе, Джоэль. Спасибо, спасибо, спасибо.
— Мне? А за что ты меня благодаришь? — За предоставленный мне шанс показать себя.
— Слушай, я не оказывал тебе никаких услуг, детка. Ты же вкалывала как проклятая. И заработала каждый цент, который принесет эта прелесть. Я знал, что так и будет. Мы — отличная команда.
Если бы кто-то еще взялся за это шоу, у них бы вышел пшик. Но мы с тобой созданы для успеха.
Курчавые волосы Джоэля, толстячка ростом в пять футов и четыре дюйма, торчали во все стороны, словно наэлектризованные. Выражение широкого, невероятно подвижного лица постоянно менялось. Он был в синих джинсах, дешевой футболке, зато его перстни стоили никак не меньше двухсот тысяч долларов. Носил он их по шесть на каждой руке, с бриллиантами, изумрудами, один — с большим рубином, другой — с опалом еще больших размеров. Как всегда, он принял что-то стимулирующее, так что энергия из него так и перла. Перестав обнимать Тину, он просто не мог устоять на месте. Переминаясь с ноги на ногу, говорил и говорил о «Магии», а его сверкающие драгоценными камнями руки буквально отплясывали джигу.
В сорок шесть лет он считался одним из самых успешных продюсеров Лас-Вегаса. Первый его хит зрители увидели двадцатью годами раньше. Слова «Джоэль Бандири представляет» на афише гарантировали первоклассное зрелище. Свои немалые доходы он вкладывал в лас-вегасскую недвижимость… Ему принадлежали доли в двух отелях, автосалоне, казино игровых автоматов. Заработанных денег с лихвой хватило бы ему до конца жизни, но Джоэль не собирался отходить от дел. Свою работу он обожал. Поэтому, скорее всего, еще ждала смерть на сцене, за решением очередной головоломной продюсерской проблемы.
Он посмотрел несколько малобюджетных постановок Тины и удивил ее, предложив не только поставить «Магию», но и наравне с ним стать продюсером шоу. Поначалу она не могла решить, браться ли за эту работу. Она знала, что он во всем стремился к совершенству, требуя от всех сверхчеловеких усилий. Волновала ее и ответственность за пятимиллионный бюджет. С такими большими долгами ей иметь дело еще не приходилось. Джоэль убедил ее, что она обязательно оправдает его ожидания и справится с поставленной перед ней задачей. Он во всем ее поддерживал, с его помощью она открывала в себе новые резервы энергию, обретала все большую уверенность. Очень быстpo он стал не только надежным деловым партнером, но и добрым другом, старшим братом. И совместными усилиями они, похоже, действительно создали хит сезона, стоя в роскошном зале, глядя на артистов в великолепных костюмах, слушая восторженные слова, которые непрерывным потоком слетали с губ Джоэля Бандири, Тина млела от счастья, чего не получалось уже достаточно давно. А если и на премьере для ОВП шоу примут с таким же восторгом, ей, скорее всего, придется подвешивать к ногам свинцовые грузила, чтобы не взмыть в небо, двадцатью минутами позже, в 3.45, она уже вышла из отеля на вымощенную брусчаткой площадь отелем и протянула парковочный жетон дежурному на автостоянке. И пока он не подогнал ее «Хонду», стояла под теплыми лучами послеполуденного солнца, улыбаясь во весь рот, ничего не могла с собой поделать. В какой-то момент повернулась и посмотрела на отель-казино «Золотая пирамида». Она накрепко связала свое будущее с этим внушительным созданием из стали и бетона. Тяжелые стеклянные двери, окантованные бронзой, медленно вращались, впуская и выпуская сплошной поток людей. В обе стороны на сотни футов тянулись колонны из розового камня. Стены без единого окна покрыты гигантскими каменными монетами, которые словно водопадом сыпались с вершины. С наступлением темноты стены подсвечивались тысячами желтых огней, и здание действительно превращалось в золотую пирамиду. Тина полагала, что кто-нибудь мог бы сказать, что сооружение это безвкусное, даже уродливое, но она любила это место, потому что именно здесь ей дали шанс проявить себя. И сегодня, 30 декабря, жизнь в «Пирамиде» кипела. После относительно спокойной рождественской недели народ валил валом. Судя по предварительным заказам, Лас-Вегас шел на очередной рекорд. В «Пирамиде», с ее тремя тысячами номеров, не осталось ни одного свободного, и та же ситуация складывалась во всех больших отелях. В пять минут двенадцатого секретарша из Сан-Диего, бросив в игровой автомат пятидолларовый жетон, сорвала джекпот в четыреста девяносто пять тысяч. Об этом узнали и за кулисами. Перед самым полуднем два заядлых игрока из Далласа сели за стол для блек-джека, а в три часа поднялись, проиграв четверть миллиона, смеясь и подшучивая друг над другом. Кэрол Хирсон, подруга Тины, работающая официанткой коктейль-бара, рассказала ей о техасцах несколькими минутами раньше. Чаевые они давали ей зелеными фишками, словно не проигрывали, а выигрывали. И, принеся им за эти три часа с дюжину коктейлей, она заработала тысячу двести долларов.
В город приехал Синатра, возможно, в последний раз, остановился во «Дворце Цезаря», но даже в семьдесят лет он вызвал ажиотаж. В Вегасе его чтили больше других знаменитостей. На Стрип и в других, не столь роскошных казино, народ толпился и у карточных столов, и у рулетки, и у игровых автоматов.