В самом центре зала на небольшом возвышении играли в баккара. Там собиралась элита, едва ли не самые богатые и спокойные игроки. В этой части казино весь обслуживающий персонал, от питбосса до крупье, был во фраках. И по всему залу сновали официантки в коротеньких, чуть ли не до признаков пола, юбочках и блузках с большим декольте.
Пробираясь сквозь толпу, заполнявшую центральный проход, Тина очень быстро нашла Майкла. Он стоял за одним из первых столов для блек-джека. Минимальная ставка составляла пять долларов, и все семь мест были заняты. Майкл улыбался, добродушно болтал с игроками. Некоторые крупье держались холодно, на корню пресекали любое общение, но Майкл полагал, что смена пройдет быстрее, если проявлять к клиентам максимум дружелюбия. И не стоило удивляться, что чаевые ему давали чаще, чем другим крупье.
Стройный, светловолосый, с синими, как и у Тины, глазами, он чем-то напоминал Роберта Редфорда. Так что редкая женщина вставала из-за его стола, не оставляя ему чаевых.
Когда Тина протиснулась в узкий проход между столами для блек-джека и поймала взгляд Майкла, он отреагировал совсем не так, как предполагала она. Улыбка не только не сползла с лица, а стала шире. В глазах сверкнула искренняя радость.
Он тасовал карты, когда увидел ее, и продолжал тасовать, говоря: «Привет. Роскошно выглядишь, Тина. Бальзам для уставших глаз».
Она-то не ждала ни приятных слов, ни радушной встречи.
— Красивый свитер. Мне нравится. Синее тебе всегда было к лицу.
Она выдавила из себя улыбку, стараясь не забыть, что пришла, чтобы обвинить Майкла в отвратительной выходке.
— Майкл, мне нужно с тобой поговорить.
Он посмотрел на часы.
— Через пять минут у меня перерыв.
— Где мы встретимся?
— А может, прямо здесь и постоишь? Увидишь, как эти милые люди выпотрошат меня до последнего цента.
Сидящие за столом застонали. Каждый мог бы высказать собственное мнение насчет того, что с этим крупье такого не случится.
Тина сухо улыбнулась.
Пять минут ползли очень уж медленно. Не любила она казино. Вся эта суета, крайнее, на грани истерики, напряжение действовали ей нервы.
В гигантском зале стоял такой шум, что все звуки, казалось, сливались в видимую субстанцию, влажный желтоватый туман, висящий в воздухе. Игровые автоматы звенели, пикали, свистели, жужжали. Рок-группа играла на маленькой сцене коктейль- бара, расположенного над игровыми автоматами. По системе громкой связи кого-то то и дело просили куда-то подойти. Лед позвякивал в стаканах игроков, когда они пили. И все говорили одновременно.
Наконец наступил долгожданный перерыв. Майкла сменил другой крупье. А он вышел в центральный проход.
— Так о чем ты хочешь поговорить?
— Только не здесь! — выкрикнула Тина, перекрывая шум. — Здесь я не слышу даже своих мыслей.
— Давай спустимся в торговый центр.
— Хорошо.
Чтобы добраться до эскалаторов, им пришлось пересечь зал. Майкл шел первым, где-то протискиваясь, где-то проталкиваясь сквозь толпу. Тина следовала за ним вплотную, чтобы ее не отсекли.
По пути они остановились около свободного от людей пятачка у одного из столов для блек-джека. Там, рядом с перевернутым стулом, лежал на спине мужчина средних лет в бежевом костюме, темно-коричневой рубашке, бежевом галстуке. Валялись на полу и зеленые фишки, примерно на пятьсот долларов. Два охранника пытались оказать ему первую помощь, растянули узел галстука, расстегнули воротник, прощупывали пульс. Третий отгонял зевак.
— Сердечный приступ, Пит? — спросил Майкл.
— Привет, Майкл, — ответил третий охранник. — Не думаю, что дело в сердце. Скорее блек-джековская отключка плюс бинго мочевого пузыря. Он, не вставая, просидел здесь восемь часов.
Лежащий на полу бежевый мужчина застонал. Веки дрогнули.
Покачивая головой, улыбаясь, Майкл продолжил прокладывать путь сквозь толпу.
— Что такое блек-джековская отключка? — спросила Тина, когда они наконец-то добрались до эскалатора и спускались в торговый центр.
— Глупость, вот что это такое, — ответил Майкл, продолжая улыбаться. — Человек садится играть в карты и так увлекается, что теряет счет времени. Собственно, менеджмент казино того и добивается. Вот почему в зале нет ни окон, ни часов. Но иногда человек действительно теряет счет времени, не встает долгие часы, играет и играет, как зомби. При этом много пьет. А когда все-таки поднимается со стула, делает это слишком быстро. Кровь отливает от головы… ба-бах! И он теряет сознание. Блек-джековская отключка.
— Понятно.
— Мы это видим постоянно.
— А бинго мочевого пузыря?
— Иногда человек так увлекается игрой, что она его практически гипнотизирует. Пьет он постоянно, но так глубоко входит в транс, что игнорирует зов природы, пока не случается… бинго! — спазм мочевого пузыря. Если спазм сильный, он не может самостоятельно отлить, и тогда его доставляют в больницу, где опорожняют переполненный мочевой пузырь через катетер.
— Господи, ты серьезно?
— Будь уверена.
Они сошли с эскалатора в бурлящий торговый центр. И здесь толпа валила по коридору, разве что не такая плотная и более расслабленная, чем в казино. Люди сворачивали в магазины сувениров, художественные галереи, ювелирные магазины, бутики.
— Я по-прежнему не вижу места, где мы могли бы спокойно поговорить, — заметила Тина.
— Пойдем в кафе-мороженое и съедим по рожку с фисташковым мороженым. Что скажешь? Ты всегда любила фисташковое мороженое.
— Я не хочу есть мороженое, Майкл.
Злость уже ушла, а теперь она боялась, что забудет, и цель своего прихода сюда. Он так старался расположить ее к себе, ничем не напоминал Майкла, которого она помнила. По крайней мере, Майкла Эванса, каким он был последние два года. Когда они поженились, он был веселым, обаятельным, легким в общении, но оставался таким ой как недолго.
— Никакого мороженого, — отрезала она. — Только поговорим.
— Если ты не хочешь фисташкового мороженого, то я не откажусь. Возьму рожок, и мы выйдем на улицу. Погуляем по автостоянке. День такой теплый.
— Сколько длится у тебя перерыв?
— Двадцать минут. Но у меня хорошие отношения с питбоссом. Он меня прикроет, если я вдруг задержусь.
Кафе-мороженое находилось в дальнем конце торгового центра. Пока они шли, Майкл продолжал развлекать ее, рассказывая о других «специфических» для казино болезнях.
— Есть такой «джекпотовский удар» Долгие годы люди приезжают из Лас-Вегаса домой и рассказывают друзьям, что вернулись с прибылью. Врут напропалую. Все прикидываются, что они в выигрыше. А потом человек действительно крупно выигрывает, особенно на игровом автомате, и от изумления падает в обморок. Инфаркты на игровых автоматах тоже случаются чаще, чем за столами. Очень часто жертвами становятся люди, которые первый раз дергают за ручку и сразу выигрывают крупную сумму.
— Или вот «Вегасский синдром». Люди так увлекаются азартными играми, что целый день, а то и дольше забывают поесть. С женщинами это бывает так же часто, как и с мужчинами. Потом, наконец человек чувствует, что проголодался, вспоминает, когда ел в последний раз, заказывает много и разного, начинает судорожно есть, кровь отливает от головы к желудку, и человек лишается чувств прямо за столом в ресторане. Обычно это не опасно, если только рот не набит едой. Тогда можно и задохнуться, если кусок попадет не в то горло.
Но моя любимая болезнь — «синдром временной ловушки». Люди приезжают сюда из многих скучных мест, и Вегас для них — взрослый «Диснейленд». Тут столько всего происходит, столько нужно увидеть и сделать, жизнь бьет ключом и днем и ночью, вот люди и сбиваются с привычных биоритмов. Ложатся спать на заре, встают во второй половине дня, забывают, какой нынче день. Когда возбуждение спадает, они идут на стойку регистрации, чтобы выписаться из отеля, и узнают, что их трехдневный уик-энд растянулся на пять дней. Они не могут в это поверить. Думают, что с них требуют лишние деньги, спорят с девушками за стойкой. Когда же кто-то показывает им календарь и утреннюю газету, для них это шок. Они попали во временную ловушку и потеряли два дня. Фантастика, не так ли?
Майкл продолжал болтать ни о чем, пока не получил рожок С фисташковым мороженым. А потом, когда они вышли на автостоянку и под теплым зимним солнцем направились к дальнему углу, спросил: «Так о чем ты хотела со мной поговорить?»
Тина уже и не знала, с чего начать. Когда ехала сюда, собиралась с ходу обвинить его в погроме, учиненном в комнате Дэнни, надавить так сильно, чтобы он так или иначе выдал себя, признал свою вину. Но теперь, после такой радушной встречи с его стороны, она выглядела бы истеричной гарпией, если бы накинулась на него с обвинениями, и сразу растеряла бы то преимущество, которое еще у нее оставалось.
Майкл продолжал болтать ни о чем, пока не получил рожок С фисташковым мороженым. А потом, когда они вышли на автостоянку и под теплым зимним солнцем направились к дальнему углу, спросил: «Так о чем ты хотела со мной поговорить?»
Тина уже и не знала, с чего начать. Когда ехала сюда, собиралась с ходу обвинить его в погроме, учиненном в комнате Дэнни, надавить так сильно, чтобы он так или иначе выдал себя, признал свою вину. Но теперь, после такой радушной встречи с его стороны, она выглядела бы истеричной гарпией, если бы накинулась на него с обвинениями, и сразу растеряла бы то преимущество, которое еще у нее оставалось.
— В доме творится что-то странное, — наконец оборвала она затянувшуюся паузу.
— Странное? В каком смысле?
— Я думаю, кто-то побывал в доме.
— Ты думаешь?
— Ну… я в этом уверена.
— Когда это произошло?
Помня о двух словах на грифельной доске, она ответила:
— Трижды за последнюю неделю.
Он остановился, посмотрел на Тину.
— Трижды?
— Да. Последний раз вчера вечером.
— А что говорит полиция?
— Я им не звонила.
Он нахмурился:
— Почему?
— Во-первых, ничего не взяли.
— Кто-то трижды проникал в дом и ничего не взял?
Если он только изображал непричастность, то был куда лучшим актером, чем она себе представляла, а Тина-то думала, что хорошо знает своего бывшего мужа. В конце концов, она прожила с ним достаточно долго, период этот вмещал как счастливые годы, так и полные тоски и печали, но вроде бы она всегда могла определить, когда он лжет. И сейчас лжи в его реакции она не чувствовала. В глазах читалось недоумение, но не вина. Он, похоже, действительно не имел никакого представления о том, что произошло в доме. Возможно, был ни при чем.
Но если Майкл не громил комнату Дэнни, если не писал этих слов на грифельной доске, кто это сделал?
— Зачем кому-то залезать в дом и уходить, ничего не взяв? — перефразировал тот же вопрос Майкл.
— Я думаю, они пытались выбить меня из колеи, напугать.
— Да кто мог захотеть напугать тебя? — в голосе слышалась искренняя озабоченность.
Тина не знала, что и ответить.
— Ты из тех людей, у кого не может быть врагов, — продолжил Майкл. — Тебя чертовски трудно возненавидеть.
— Тебе это удалось, — выдавила она из себя, наконец-то хоть в чем-то его обвинив.
Он в изумлении вытаращился на нее.
— Нет, Тина, нет. Ненависти я к тебе никогда не испытывал. Меня разочаровали те изменения, которые происходили с тобой. Я злился на тебя. Испытывал злость и обиду. Это я признаю. Бывало, вел себя отвратительно. Но никакой ненависти не было.
Она вздохнула.
Майкл не устраивал погрома в комнате Дэнни. Теперь у нее отпали последние сомнения.
— Тина?
— Извини. Не следовало мне нагружать тебя моими проблемами. Даже не знаю, почему я это сделала, — солгала она. — И чего сразу не позвонила в полицию?
Он лизнул мороженое, всмотрелся в нее, потом улыбнулся.
— Я понимаю. Тебе было трудно сделать первый шаг. Ты не знала, с чего начать. Вот и пришла ко мне с этой байкой.
— Байкой?
— Все нормально.
— Майкл, это не байка.
— Не смущайся.
— Я не смущаюсь. С чего мне смущаться?
— Расслабься. Все хорошо, Тина, — мягко произнес он.
— Кто-то действительно побывал в доме!
— Я понимаю, что ты чувствуешь, — улыбка изменилась. Стала самодовольной.
— Майкл…
— Понимаю, будь уверена, Тина, — и в его голосе тоже слышалась уверенность. — Тебе не нужен предлог для того, чтобы задать вопрос, ради которого ты и пришла, милая, не нужна тебе байка о том, что кто-то побывал в доме. Я все понимаю и внимательно тебя слушаю. Говори. Не смущайся. Переходи к делу. Прямо говори.
Она пребывала-в полном замешательстве.
— Говорить что?
— Наша семейная жизнь рухнула под откос. Но сначала, первые годы, все у нас было прекрасно. Мы можем попытаться вернуть то время.
Тина опешила:
— Ты серьезно?
— Я думал об этом последние несколько дней. А когда увидел тебя в казино, понял, что я прав. И все будет именно так, как я себе и представлял.
— Ты серьезно?
— Конечно. — Изумление, отразившееся на ее лице, он принял за радость. — Теперь, поиграв в продюсера, ты поняла, что пора угомониться. Это разумно, Тина.
«Поиграв в продюсера!» — со злостью подумала она.
Он по-прежнему считал, что это всего лишь ее причуда — стать лас-вегасским продюсером. Ни на что не способный говнюк! Ее распирала ярость, но она молчала. Не решалась открыть рот, боялась, что с первого слова начнет орать.
— Жизнь — это не только карьера, — покровительственно вещал Майкл. — Есть еще дом и семья. Это тоже часть жизни. Возможно, самая важная ее часть, — он покивал, соглашаясь с собой. — Семья. В эти последние дни, когда завершалась подготовка твоего шоу, у меня возникло предчувствие, что ты наконец-то осознаешь — все эти постановки не могут заменить собой жизнь. Тебе нужно что-то еще, приносящее большую эмоциональную удовлетворенность.
Честолюбие Тины сыграло определенную роль в разрушении их семьи. Точнее, не столько само честолюбие, а отношение к нему Майкла. Его более чем устраивала работа за столом для блек-дже- ка. Жалованья и чаевых вполне хватало на жизнь. И он не собирался ничего менять. Но Тина не хотела просто плыть по течению, а Майклу не нравилось то упорство, с которым она штурмовала все новые высоты: балерина, костюмер, хореограф, режиссер и, наконец, продюсер. Но она никогда не пренебрегала семейными обязанностями, не забывала его и Дэнни. Дала себе зарок, что никто из них не почувствует, что его роль в ее жизни уменьшилась или сошла на нет. Дэнни все прекрасно понимал. А вот Майкл не смог понять или не захотел.
И постепенно его неудовольствие трансформировалось в черную ревность к малейшему ее успеху. Она пыталась разбудить в нем честолюбие, побуждала сделать карьеру, из простого крупье стать пит- боссом, менеджером зала, но ему совершенно не хотелось подниматься по этой лестнице. Он все сильнее отдалялся от нее. Наконец начал встречаться с другими женщинами. Удержать его она могла только одним способом — отказаться от собственной карьеры, а пойти на это она не хотела.
Со временем Майкл ясно дал ей понять, что он и не любил настоящую Кристину. Прямо об этом не сказал, но его поведение говорило красноречивее любых слов. Он обожал балерину, красотку, при виде которой у других мужчин текли слюнки. Ему нравилась зависть, которая читалась во взглядах мужчин, когда она шла рядом с ним. И пока она только танцевала, посвящала жизнь исключительно ему, ходила с ним под ручку и выглядела восхитительно, его все устраивало. Как только она решилась сделать что-то сама, он взбунтовался.
Это открытие тяжелым камнем легло на сердце Тины, и она дала ему свободу, которую он хотел получить.
А теперь он подумал, что она приползла к нему на коленях. Вот почему так улыбался, когда увидел ее у стола для блек-джека, за которым стоял. Вот почему пустил в ход все свое обаяние. Тина не могла не поразиться его столь высокой самооценке.
Он стоял перед ней в белой рубашке, по которой плясали солнечные зайчики, отразившиеся от соседних автомобилей, и улыбался, самодовольно, с чувством собственного превосходства. От этой улыбки Тину бросило в дрожь, словно вышла она не под теплое солнце, а на мороз.
Когда-то, давным-давно, она так сильно его любила. Теперь не могла понять, как и почему вообще обратила на него внимание.
— Майкл, может, ты не слышал, но «Магия» — это хит. Возможно, хит сезона.
— Конечно, — кивнул он. — Я знаю. И рад за тебя. Рад за тебя и меня. Теперь, когда ты доказала все, что только можно доказать, тебе самое время расслабиться.
— Майкл, я и дальше хочу оставаться продюсером. Я не собираюсь…
— Я не жду, что ты отойдешь от дел, — небрежно ответил он.
— Не ждешь, значит?
— Нет, нет. Разумеется, нет. Надо же тебе чем- то занять себя. Теперь я это понимаю. Но раз уж «Магия» будет идти долго и успешно, тебе нет необходимости рвать жилы. Теперь все изменится.
— Майкл… — начала она, собираясь сказать, что на следующий год уже намечена еще одна постановка, что она хочет одновременно заниматься несколькими проектами и думает о Нью-Йорке и Бродвее, где ожидается триумфальное возвращение мюзиклов.
Но он очень ярко представлял себе их совместное светлое будущее и не замечал ее нежелания стать частью его фантазий. Прервал Тину, едва она произнесла его имя.
— У нас получится, Тина. Однажды нам было хорошо, в наши первые годы. Мы их вернем. Мы еще молоды. У нас есть время создать новую семью. Мне всегда хотелось двух мальчиков и двух девочек.
Когда он прервался, чтобы лизнуть мороженое, ей удалось вставить:
— Майкл, ничего такого не будет.