Внезапно ему показалось, что в темной машине произошло какое-то движение. В ней кто-то есть? Но тогда почему не включены габаритные огни? Странно…
Роман вышел, приблизился к машине. Ишь ты, «Вольво», его любимая марка…
Нет, никого там нет, вгляделся он в очертания сиденья. Померещилось. Эти кресла с подголовниками напоминают человеческую фигуру, только и всего.
Дом с освещенными окнами, к которому он так торопился, находился в каких-то пятнадцати шагах отсюда, и Роман одолел их бегом, за пару секунд. Точно, это он, номер двенадцать!
Не увидев звонка, Роман просунул руку через деревянную решетку калитки, откинул простой крючок (зачем люди вообще заборы ставят, если так легко войти?) и ступил на участок. Ветки какого-то куста, влажные от росы, целовали его своими тяжелыми душистыми соцветиями в лицо, обдавая тонким ароматом, – но сейчас Роману было не до природы. Он отвел грозди от лица и…
Перед домом, на небольшом пятачке под деревьями, стоял стол, освещенный тремя свечами… А за ним сидела Мила! И еще какая-то девушка – двоюродная сестра, надо думать.
– Мила!!!
Обе девушки вскочили, бросились к нему.
– Мила, это ты… Ты жива… Ты…
– Ромка! – Мила обвила руками его шею и поцеловала в щеку. – Ромка, как я тебе рада!..
Вторая девушка отступила в тень. Деликатная, молодец.
– Иди сюда, иди, мы тут с Настей…
– Подожди две минутки, – произнес Роман. – Я машину приткнул кое-как, надо ее на обочину поставить…
Он ушел, переставил «свою» тачку на обочину позади «Вольво» и вернулся бегом. Мила ждала его у калитки, сразу ухватила за руку и повела к столу, освещенному волшебным светом свечей…
Пока Настя – симпатичная девчушка с огромными темными глазищами – сидела с ними, Роман молча смотрел на Милу. Он впервые видел ее так близко, и она оказалась еще прекраснее, чем издалека. И чем даже в бинокль.
Мила тоже хранила молчание, разглядывая Романа. В ее светлых глазах плясали отблески свечей, и ему казалось, что это искры…
Стоп. Это просто отблеск свечей.
Тишина затягивалась, становясь все более неловкой.
Наконец Настя ушла, оставив их одних.
– Что с тобой случилось? – произнес Роман, протягивая к Миле руку, дотрагиваясь пальцами до царапины на щеке. Ссадины были не только на лице, еще на руке, и одежда мятая и надорванная (только если это не мода какая-то?). – Я пришел за тобой, как мы договаривались, но в комнате никого не было… Только кровь на полу… Что случилось, Мил?!
…Все оказалось совсем не так, как они с отцом представляли. Ни одна из их гипотез не оказалась правильной! В одном Кис оказался прав: при отсутствии фактов можно нагромоздить сколько угодно домыслов.
– Он меня ударил… – произнесла Мила.
– Кто?!
– Охранник, Никита… Он заподозрил что-то. Наверное, следил за мной. И ворвался в комнату… Напал на меня… Я сопротивлялась, но он меня сильно толкнул, я упала, ударилась головой… Поэтому там кровь…
Мила умолкла. Роман видел, что она с трудом справляется со слезами.
– Он хотел тебя изнасиловать?!
– Нет, – грустно улыбнулась Мила, качая головой. – Слава богу, нет. Но… Дело в том, Ром, что я не всю правду тебе сказала.
Ее голос вдруг стал хриплым, как бывает от большой усталости, и Роман ощутил пронзительную жалость. Что бы там ни случилось, но Миле туго пришлось…
Он взял ее ладони, сжал в своих.
– Я знаю, Мил, что это дом твоего отца. И это он тебя заключил в нем. И сбегала ты от него, а не от выдуманного дядьки-спонсора…
– Откуда? Откуда ты знаешь?!
– От полиции, – Роман не стал вдаваться в подробности обо всей цепочке, по которой информация дошла до него. – Меня подозревают в убийстве, Мил… Из-за крови на полу. В полиции практически уверены, что я либо убил тебя, либо ранил и тело унес… Твое тело.
– Какой бред!
– Я ждал тебя в назначенное время, но не дождался. И тогда полез в окно. Теперь в твоей комнате полно моих отпечатков. Я в розыске.
Мила вскочила.
– Надо сообщить в полицию, что я жива! Тебя тогда перестанут искать!
– Сначала лучше съездить в больницу. Ты сильно ударилась головой, все-таки крови было немало… Покажи, где рана.
Она села обратно, пригнула голову к столу, подставляя затылок Роману.
– Вот здесь, – Мила осторожно отвела пальцами волосы.
Роман взял одну из свечей, поднял над головой девушки. Между корнями и впрямь имелась небольшая ранка с запекшейся корочкой. Он осторожно потрогал вокруг нее: кожа припухла.
– Я не разбираюсь в медицинских делах, но у тебя может быть сотрясение мозга. Тебя не тошнит? Голова не кружится?
– Нет.
– Все равно, надо обратиться в больницу… Или в травмпункт.
– Меня там зарегистрируют, и тогда отец в два счета меня найдет! Не волнуйся, ничего страшного. Я нормально себя чувствую.
– Если ты боишься отца, тогда тебе и в полицию нельзя.
– Ох, я не подумала… Ты прав… Но можно ведь позвонить. Сказать, что я жива!
– Полиция отследит звонок. Давай отложим этот вопрос до утра – здесь, у твоей сестры, мы ничем не рискуем, ни ты, ни я… Расскажи, что случилось. Потом решим.
Она рассказывала. Роман слушал.
Кис был прав: девушка во многом ему, Роману, солгала. Но разве могла она сказать правду незнакомому человеку, с которым общалась лишь через окно, о том, что ее отец стал видеть в дочери женщину?! Что принялся подъезжать с двусмысленными разговорами и – брр, гадость! – с поцелуями?! Понятно, почему она придумала историю со спонсором! И если сейчас Мила поведала Роману все как есть, то вынужденно. Ей деваться некуда. Ее, как и самого Романа, обложили со всех сторон…
В результате Мила задумала не просто сбежать из плена, но еще прихватить папины деньги. Нет, это не воровство, рассудил Роман, мысленно споря с Кисом. Девушка спасалась от негодяя как умела. И право на это имела!
Однако один из охранников что-то заподозрил… И это его вина, Романа! Он не предупредил Милу, как правильно себя вести, и она задавала вопросы, насторожившие домохранителей. Этот мужик подсматривал за Милой в неплотно прикрывающуюся дверь комнаты… И, увидев деньги, решил заставить ее поделиться.
Да, но кое-что тут не сходится.
– Погоди, Мил… Когда я пришел, оба охранника спали крепким сном.
– Никита в дневную смену работает, до девяти вечера. Я готовилась к побегу, деньги из сейфа вытащила. Он подсмотрел.
– Тогда как он мог…
– Он вернулся. Электрошокером вырубил своих корешей, работавших в ночную смену. Когда я уходила из дома, я их видела, они будто спали. Уж не знаю, как ему удалось… Но потом он поднялся ко мне и принялся угрожать тем самым шокером…
Да, все правильно. Именно так сказали ночные охранники полиции: кто-то пробрался в дом за спиной кухарки! А он, Роман, стал слишком подозрительным. Это Кис на него так влияет, из-за него Роман, против воли, пытается подловить Милу на противоречиях! А их тут нет, тут все логично!
– Да, знаю, он заставил вашу повариху вернуться в дом под каким-то предлогом и пробрался за ее спиной. На нем, кстати, была черная маска.
– Когда он ворвался в мою комнату, маски не было, – покачала Мила головой. – А откуда ты знаешь все это?
– Мой отец – частный детектив, у него связи в полиции.
– И он не может тебя отмазать? – удивилась Мила.
– Как? Ведь меня подозревают не в краже батона, в убийстве.
– Ну как-то же все отмазываются, – пожала она плечами.
– Зачем меня «отмазывать»? Нужно просто доказать. Доказать, что преступник не я. Что я тебя не убивал, – улыбнулся Роман.
Ему не хотелось углубляться в тему об этих «всех», которых имеет в виду Мила. Ее отец – «родом из девяностых», он наверняка умел отмазываться, а Мила слышала об этом и думает, что подобное в порядке вещей… Но ведь дочь не может, не должна отвечать за проступки отца! За его искореженное мировоззрение! Роман поговорит с ней о «порядке вещей», он поможет ей разобраться – со временем, конечно, не сейчас. Сейчас аврал.
– Это Никита дал им снотворное?
– Кому?
– Охрам. Они чересчур крепко спали, когда я к ним заглянул.
– Ого, ты даже вниз спустился?
– Я не понимал, куда ты делась, что с тобой…
– Насчет снотворного я ничего не знаю… Может, Никита заставил их проглотить таблетки? Они ведь от действия электрошокера стали послушными, да?
– Наверное, неважно. Что случилось дальше?
– Сначала я пыталась сопротивляться – Никита меня толкнул, я упала, голову разбила… И поняла, что смогу справиться с ним только хитростью. Тогда я сказала, что согласна деньги поделить. А потом, когда он принялся их считать, приложила его этим самым электрошокером… Запихнула деньги в сумку и позвонила Настене. Попросила ее приехать за мной.
– Почему не мне? Мы ведь договорились, я был готов тебе помочь, – почему ты не позвала меня?!
– Потому что… Мне трудно объяснить… Я была в шоке, плохо соображала. Мы с тобой договорились на полтретьего ночи, а было около одиннадцати вечера. Я подумала, что ты еще не готов… И потом, если честно, я не хотела тебя втягивать во все это… Мало того, что я деньги у отца украла – а ты бы стал моим сообщником, понимаешь? – но я еще Никиту шокером огрела… А вдруг бы он умер? Я раньше никогда этой штуковиной не пользовалась, и мне стало не по себе, когда он свалился как мертвый… И еще, если честно, я подумала, что Настена может спрятать меня на своей даче…
– Потому что… Мне трудно объяснить… Я была в шоке, плохо соображала. Мы с тобой договорились на полтретьего ночи, а было около одиннадцати вечера. Я подумала, что ты еще не готов… И потом, если честно, я не хотела тебя втягивать во все это… Мало того, что я деньги у отца украла – а ты бы стал моим сообщником, понимаешь? – но я еще Никиту шокером огрела… А вдруг бы он умер? Я раньше никогда этой штуковиной не пользовалась, и мне стало не по себе, когда он свалился как мертвый… И еще, если честно, я подумала, что Настена может спрятать меня на своей даче…
Она умолкла. Роман тоже молчал, переваривая услышанное.
– И знаешь, – неожиданно добавила Мила, – мне было стыдно признаться тебе в том, что сказала тебе неправду насчет спонсора… И что ограбила своего отца…
«Вот, па! – подумал Роман. – А ты говорил: она обманщица, врушка. А Мила, на самом деле, стыдилась своей неправды! И заботилась о нем, о Романе, – не хотела его подставить под подозрения! Ты был очень не прав, па, очень».
Роман задавал все новые вопросы – ему требовалась полная картина произошедшего, – и Мила рассказывала и рассказывала. Как она собиралась положить деньги в банк; как ее похитил у банка полицейский (Мила называла его «ментом», и Роман подумал, что это из лексикона ее отца, Пилипкина, который Мила с детства усвоила); как увез в ангар и там оставил, прикованную наручником к скобе в стене; как к вечеру снова явился в ангар, на этот раз с Никитой, с которым явно был в сговоре и обещал разделить добычу…
А потом Мила схватила электрошокер и…
– Когда я их обоих нейтрализовала… Кажется, так называют это в детективных фильмах? – грустно улыбнулась Мила, – то никак не могла прийти в себя. У тебя когда-нибудь бывало такое, чтоб тебя всего трясло на нервной почве?
Роман подумал.
– Вроде бы нет.
Рассказывать Миле о том, как он, маленький мальчик, дрожал от страха и разрушительного ужаса, забившись в угол, когда отец оглушал тяжелыми оплеухами его мать? Нет уж, нет. Неподходящий момент для исповеди. Да и исповедоваться Роман не любил.
– Жалко… Нет, извини, – спохватилась она, – я, конечно, не хотела бы, чтоб у тебя в жизни были такие ужасные моменты! Просто ты бы меня лучше понял, если б знал, как это…
– Я могу представить, – заверил Роман.
– Правда? Тогда представь: меня трясло так, что я не могла найти свой телефон в сумочке. У меня сумочка с собой была, маленькая, – не та, что с деньгами из сейфа, ту полицай куда-то спрятал, я ее так и не нашла… Я искала телефон, чтобы позвонить тебе! Наконец добралась до него… Но ты не отвечал… Тогда я взяла ключи Никиты, села в его машину и доехала до города. К Насте ехать на ней не решилась – боялась, что мент очнется и заявит об угоне… Поэтому я бросила ее и взяла такси, чтобы добраться сюда. Мне больше некуда податься…
– А на номер машины полицейского не обратила внимания?
– Ой, нет… Как глупо, правда? Но я тогда ни о чем не могла думать, понимаешь? Мне было так плохо, так страшно…
Сердце Романа изнывало от жалости. Сейчас бы прижать ее к себе, зарыть в себя, оградить от жестокого мира… Но он лишь погладил Милу по руке. Ведь они едва знакомы.
– Тут вино еще осталось, хочешь? – спросила Мила. – Надо только чистый бокал принести, этот Настин, – кивнула она в сторону пузатенького фужера.
– Без разницы, – пробормотал Роман, стараясь не выдать своих эмоций, – давай.
Они чокнулись безо всяких тостов.
Неожиданно Мила отставила свой бокал, потянулась к Роману… И поцеловала его в губы.
В голову ударил хмель. От вина ли, от поцелуя, но им завладел жар, как при высокой температуре: голова закружилась, сердце забилось часто-часто…
Целоваться через стол было неудобно, и они, не сговариваясь, раздвинули свечи, поднялись по скамейкам на столешницу, каждый со своей стороны, держась за руки, и принялись самозабвенно целоваться, касаясь макушками веток, усыпанных белыми цветами. На них полетели лепестки, ложась на волосы, на плечи, – один скользнул Миле на щеку, и Роман слизнул его, потом снова припал к ее сочным губам…
* * *Я стояла в черном проеме двери, невидимая из сада. Сцена была столь красива, что дух захватывало. Увидь ее на экране, можно было б и не поверить: это все кино, постановочные штучки, а в жизни так не бывает!
Однако это происходило не в кино, а в самой настоящей жизни, прямо перед моими глазами… Но не со мной! У меня такого никогда не будет… Милка наврала парню с три короба – а ей за это еще и сказочный приз!
Вот так жизнь устроена, Настя, – сказала я самой себе неслышно заплакала.
Роман (Ночь с пятницы на субботу, продолжение)
Стало прохладно, Мила озябла в открытом летнем платье. Они перешли в дом, на застекленную терраску, забрав с собой вино.
– Я должна тебе кое в чем признаться, Ром, – произнесла Мила, разливая остатки вина по бокалам. – Прошлой ночью, тут, у Настены, я приняла решение сбежать за границу. Только так я смогла бы спрятаться от папана.
– То есть… Если бы тебя не ограбил полицейский, ты была б уже далеко?
Она кивнула.
«И со мной даже не попрощалась бы…» – подумал Роман.
Мила словно угадала его мысли.
– И не познакомилась бы с тобой, представляешь? – нежно улыбнулась она, глядя ему в глаза таким взглядом, что внутри у него все сладко заныло.
– Это было бы ужасно, – улыбнулся он.
– Точно! Я часто поступаю плохо, знаешь.
– Не надо, не казни себя.
– Что ты, я не казню! Все равно я по-другому не умею. Я эгоистка, вот в чем дело.
– Эгоисты не признаются в своем эгоизме, – возразил Роман с усмешкой. Ему невероятно нравилась Мила, все в ней – и жесты, и взгляды, и этот забавный разговор. Еще ни с одной девушкой на свете ему не было так интересно.
– А я признаюсь. Но я не нарочно эгоистка, а нечаянно. Просто я не справляюсь.
– С чем? – удивился он.
– Ну, смотри: чтобы не быть эгоисткой, нужно думать о других, так? Но о себе тоже надо думать, иначе с тобой могут случиться плохие вещи… Правильно ведь? А у меня не получается думать одновременно о себе и о других. Может, я вовсе не эгоистка, а лишь глупая? – рассмеялась она.
Роман завороженно следил за сменой выражений на ее лице, любовался ровными влажными зубами, обнажившимися в смехе, гоня от себя нестерпимое желание припасть к ее яркому рту и…
– За тебя, – проговорил он, поднимая бокал, – за самую неэгоистичную эгоистку в мире!
Она пила маленькими глотками, закинув голову и приопустив ресницы, из-под которых поглядывала на Романа. И он понял, что как только они поставят бокалы, то начнут снова целоваться – да так, что после этого им лишь один путь: в спальню. Его тело ждало этого мгновения, изнывая, изнемогая, но…
Но ситуация оставалась неразрешенной. Хуже того: она опасна для Милы! А он, Роман, сейчас единственный человек на свете, способный помочь ей. Пока непонятно, как именно… Поэтому необходимо срочно, прямо сейчас, все выстроить и обдумать. И с папой посоветоваться. Кис может попросить содействия у своего друга Громова, чтобы установить личность полицейского, Коли. И даже выследить его и Никиту по сотовым…
Роман понимал, что это лишь первый шаг. И понадобится еще много других, чтобы вернуть деньги Миле. Где они? Разделили ли их Никита с полицейским? Что произошло, когда они оба очнулись от действия электрошокера? По словам Милы, Коля намеревался убить Никиту. Но она может ошибаться. Или намерения изменились за это время. Как знать, вдруг это Никита, очнувшись, попытался убить Колю? Или они разошлись мирно, каждый со своей долей? В таком случае задача по возврату денег Миле неимоверно усложняется…
Гадание на кофейной гуще. Хватит городить домыслы, надо добывать факты. А для этого нужно срочно связаться с отцом.
– Давай подытожим, – произнес он, ставя свой бокал.
– Давай не будем! Поцелуй меня… – она призывно приоткрыла губы.
Он бы с головой туда сейчас нырнул, в их сладостный омут, и утонул там!.. Но нельзя, нельзя.
– Будем, – помотал он головой.
– Да что тут итожить, Ром? – пожала она изящными плечиками. – Я ограбила папана и осталась без денег. Теперь мне хана. Ни за границу сбежать, ни прощения у него попросить – не простит. Даже не то, что я украла, а что прохлопала их. Там очень большая сумма была… Наверное, их уже не вернуть… Да?
Роман не об этом собирался говорить, он мысленно конспектировал информацию, готовясь к разговору с Кисом, и хотел еще раз пробежаться по основным пунктам. Но слова Милы повернули его мысли в другом направлении. Что же она все-таки предпочтет: сбежать за границу или вернуть деньги своему папану?
Все плохо, любой вариант: если Мила уедет за границу, то Роман больше никогда ее не увидит. А если вернет деньги отцу, который, мерзкий развратник, стал покушаться на дочь… То еще хуже! Однако ясно, что во всех случаях надо эти деньги найти. А уж потом решать, как с ними поступить.