– Я не Алекс, я Анна.
– Тц-тц-тц, – укоризненно пощелкал языком Бахрам. – Не надо врать. К сожалению, видеозаписи полугодовой давности не сохранились, но на жестком диске компьютера МакКормика информация осталась. Пусть даже самая общая, но нам достаточно, чтобы все понять.
– Понять что? – как же мне поступить – выдать себя за Сашу или продолжать упираться? Что лучше для меня в данной ситуации?
– Что твой ребенок был зачат в лаборатории этой гиены. И, возможно, искусственным путем, поэтому он – результат эксперимента с момента зачатия. Вполне вероятно, что МакКормик ожидает от этого ребенка каких-то сверхчеловеческих способностей, хотя, конечно, может родиться обыкновенный урод.
– Прекратите сейчас же! – Ну как это можно вынести, объясните мне?!
Почему мужики такие упертые, причем независимо от расовой принадлежности и вероисповедания? Ведь я вижу – Бахрам абсолютно убежден в придуманной им же версии, и теперь доказать обратное – дело гиблое и бесперспективное.
– Ага, занервничала! – усмехнулся самый прозорливый в мире мужчина. – Значит, я прав.
– Ну сколько можно говорить – я не Алекс Голубовски, я Анна Лощинина!
– Прекрати, женщина! – Бахрам хлопнул ладонью по столу. – Мне надоело слушать твое жалкое вранье! Учти, я передал информацию о тебе заинтересованным людям, и за тобой скоро приедут. Твой ребенок родится в нашем научном центре. Да, – гордо улыбнулся упрямый осел, – у нас есть свои исследовательские центры, где идет работа над оружием возмездия. И твой ребенок может им стать.
– Ребенок? Оружием возмездия?! Да вы совсем спятили! – щеки мои пылали, в голове гудело.
Господи, это ведь мне снится, да? Я даже щипать себя не буду, я и так знаю, что это сон, бред.
– Ничего подобного, женщина, мы очень хорошо соображаем. – Бахрам поднялся и направился к выходу. У самой двери он остановился: – Человек может стать смертельным оружием, и не только в кино. Отдыхай, набирайся сил, тебе предстоит дальняя дорога.
Дверь захлопнулась. И тут же ей в спину врезалась тарелка, затем еще одна.
Я переколотила всю посуду, но легче мне не стало. Безысходность ситуации предусмотрительно залезла в душе поглубже, откуда я не могла ее достать, и ехидно крутила фиги.
Ой, не напрягайся так, дорогуша, все равно я до тебя доберусь!
Но безысходность во мне сидела прочно. Монументально так, безнадежно и основательно.
Глава 31
В очередной раз судьба загоняет меня в угол, а потом с интересом наблюдает – сумею я выпутаться или нет. Возможно, даже ставки на меня принимаются. Интересно, а как оцениваются мои шансы в данной ситуации?
Безысходность хихикнула и подняла над головой табличку: «1:100». Понятненько.
Эй, там, наверху, хоть кто-нибудь еще верит в меня?
На плечо медленно спланировало маленькое перышко. Ангел, ты чей – мой или дочкин? Впрочем, неважно. Быстренько выгребай из карманов все свои сбережения и ставь на меня. Поднимешься!
Времени, похоже, у меня мало. Его почти нет, так, горстка на дне детской чашечки в горошек. Значит, придется импровизировать; разрабатывать детальные планы А, Б и В я не успею. Главное, чтобы за мной не приехали сегодня. Дружище ангел, если хочешь выиграть, придется потрудиться и задержать мой эскорт.
Видимо, у него получилось. Никто, кроме молчаливого пищеносца, в моей келье не появлялся. Я старательно ела, потом так же старательно пыталась спать. Но с последним складывалось не очень. Оно и понятно, попробуйте заснуть, напряженно прислушиваясь.
К вечеру мои уши жили самостоятельной жизнью. Они сочли, что у них теперь много общего с тарелками радаров, и вращались в разные стороны по собственному усмотрению.
Неприятно, между прочим. Скрипят все время и ветер гонят.
После ужина я начала готовиться к приходу Хакима. Откуда прискакала уверенность, что он придет? А неважно, появилась и все.
Кто-то же пытался посетить меня прошлой ночью? Нет, вариант с плохо закрепленным стулом меня уже не устраивает. Это Хаким являлся наказать наглую бабу, кто ж еще. И он обязательно должен довести задуманное до конца, иначе какой же из него мужчина! Вариант «никакой» арабом даже не рассматривается. Ведь он принадлежит к весьма распространенному подвиду человеческих особей мужского рода, искренне считающих, что понятия «мужчина» и «самец» означают одно и то же.
Наверное, никогда еще очаровашку Хакима не ожидали с таким трепетным нетерпением. К сожалению, оценить уникальность этого момента своего бытия он не сможет никогда.
А вот мои ожидания оправдать смог. Где-то в половине второго ночи в замке завозился ключ. Затем возня прекратилась, и из-под двери выехало лезвие широченного ножа. Оно елозило по полу и при этом почему-то шумно сопело. Чудны дела твои, Господи!
Эту возню я наблюдала из-за приоткрытой двери в санузел. Появление ножа означало одно из двух: либо Хаким сам такой сообразительный, либо смотрел фильм «Ловец снов». Я лично склонялась ко второму варианту, причем так интенсивно, что чуть не грохнулась.
А Хаким, убедившись с помощью зеркально блестевшего лезвия ножа, что стула возле двери нет, кряхтя, поднялся. Послышался отчетливый скрип суставов. Спортом надо регулярно заниматься, а не на войнушку бегать да по бабам шастать. Впрочем, в моем случае тренированный спортсмен как раз и не нужен.
Дверь тихо открылась. Стараясь не сопеть слишком громко, Хаким осторожно направился в комнату. Разумеется, ему и в голову не пришло заглянуть в темный санузел. Там, в голове, и так было слишком тесно даже для одной-единственной мысли, которая формулировалась довольно незатейливо: «Ну, я ей сейчас!» Все остальное – сплошные междометия.
Вероятно, именно по этой причине голова араба издала такой гулкий «БАМ!», войдя в контакт со стулом. Единственная мысль выступила в роли языка колокола, и теперь билась внутри чугунной головы моего незадачливого любовника, истерически вибрируя и натыкаясь на стены. Роль ей явно не нравилась.
Почему стул пошел на сближение с головой? Так я его заставила. Мы стояли с ним в обнимку возле двери санузла, потом вместе прокрались за Хакимом, а затем я стукнула лапулю стулом. К сожалению, ничего покомпактнее и потяжелее в комнате не нашлось. Меня, к примеру, гораздо больше бы устроил славненький такой, эргономичный молоток. Правда, он вряд ли обрадовал бы Хакима, но кто ж его спрашивает!
В общем, стул крякнул, Хаким хрюкнул, голова его бамкнула. Скотный двор, а не комната! Надеюсь, звукоизоляция в этом здании хорошая, любопытствующие воины ислама мне абсолютно не нужны.
Вот только терять сознание самец почему-то не собирался. После первого хрюка он постоял, раскачиваясь, а потом повернулся ко мне. Нежных чувств на его физиономии стало еще меньше, количество их стремилось к абсолютному нулю.
Хаким угрожающе зарычал и двинулся ко мне. Не дожидаясь, пока громкость издаваемых им звуков превысит допустимые пределы, я воспользовалась древнейшим из орудий физического воздействия – дубиной. И пусть в прошлой жизни дубина была ножкой стула, со своей ролью она справилась вполне успешно.
Особенно, если учесть, что мне удалось засандалить этому грубому и нечуткому самцу не по лбу, изготовленному, похоже, из танковой брони, а где-то в районе менее защищенного (всего-то восемь миллиметров закаленной стали!) виска.
Для верности я стукнула еще раз, причем уже по падающему телу. И не надо мне говорить, что бить лежачего негуманно. Во-первых, он еще не был лежачим, а скорее летящим. А во-вторых, какой на фиг гуманизм в моей ситуации!
Упал Хаким совсем не элегантно, как-то по-простецки рухнул, некрасиво. Не отработан еще у самца этот процесс, нет должного профессионализма и изящества.
Я осторожно потыкала носком кроссовки груду у ног. Никакой реакции. Пнула посильнее – результат прежний.
Так, а дальше-то что? Дверь в мою комнату открыта, это замечательно, но вот алгоритм дальнейших действий стыдливо прятался, натягивая на голову маскировочную сеть. Я ведь понятия не имею, что там, снаружи. Вернее, кто. И сколько там этих «кто». И что они сейчас делают. Конечно, если трезво мыслить, то в два часа ночи хорошим деткам следует спать. Но вот эта конкретная детка, прикорнувшая сейчас возле моих ног, озаботилась совершенно иным времяпрепровождением.
Ладно, будем действовать, исходя из конкретных реалий. А из реалий, особенно конкретных, исходить надо с умом. Забывать его, ум, под столом настоятельно не рекомендуется, иначе исход превратится в пролет.
Очень хотелось зажать нос прищепкой и надеть хирургические перчатки, прежде чем приступить к обыску сиятельного Хакима.
Но пришлось обшаривать самца без средств индивидуальной защиты, в силу обстоятельств.
Зато я страдала не зря, в заднем кармане его джинсов обнаружился мобильный телефон, причем полностью заряженный и готовый к употреблению.
Очень хотелось зажать нос прищепкой и надеть хирургические перчатки, прежде чем приступить к обыску сиятельного Хакима.
Но пришлось обшаривать самца без средств индивидуальной защиты, в силу обстоятельств.
Зато я страдала не зря, в заднем кармане его джинсов обнаружился мобильный телефон, причем полностью заряженный и готовый к употреблению.
Мои руки, разумеется, немедленно затряслись. Все нужные номера телефонов, выстроившись клином и прощально курлыкая, вылетели из головы и направились в прекрасное далеко. Я еле успела ухватить за хвост последний, оказавшийся номером Сергея Львовича Левандовского. Ох уж эти мне фокусы подсознания!
Тем не менее вспомнить, к примеру, Сашкин новый, германский, номер телефона я не могла, сколько ни стреляла вслед курлыкающему клину из рогатки.
Что ж, генерал ФСБ в моем положении – не самый худший вариант. Нет, не в этом положении, сейчас мне больше нравится акушер-гинеколог, а вовсе не представитель тайной канцелярии.
Хотя и Сергей Львович весьма кстати.
Конечно, звонить кому-либо посреди ночи не принято, но я ведь не о житье-бытье хочу потрепаться.
А о чем же еще? Именно о неважнецком своем житье и совсем уж депрессивном бытье.
Тремор в руках слегка поутих, поэтому искомый номер у меня получилось набрать с первого раза. Один звонок, второй, третий… Сергей Львович, миленький, понимаю, что поздно, вы уже спите, но, пожалуйста, возьмите трубку!
– Алло, слушаю вас, – хриплый, заспанный, но самый желанный сейчас для меня голос.
– Сергей Львович, это я, Анна, – мне хотелось громко вопить, подпрыгивая от счастья, но реалии, господа, реалии.
– Господи, Аннушка, наконец-то! – пожалуйста, не надо столько искренней радости, а то я сейчас расплачусь, и он вряд ли сможет тогда хоть что-нибудь понять. – Что случилось с тобой, девочка моя? Как ты могла нас забыть?
– Сергей Львович, у меня проблемы, большие проблемы, не знаю, удастся ли мне выбраться.
– Поэтому ты звонишь ночью и говоришь почти шепотом, – генерал не спрашивал, он констатировал факт. – Где ты находишься?
– Не знаю, где-то на территории бывшей Югославии, но в какой конкретно стране – не скажу.
– Так, – Левандовский секунду помолчал. – Аннушка, а теперь кратко и внятно обрисуй ситуацию.
Я обрисовала. Уж не знаю, насколько внятно, но точно не очень кратко.
– Все, достаточно, я понял. Значит, сделаем так. Не выключай телефон и положи его в карман. Так я смогу определить твое точное местонахождение.
– А если он разрядится?
– Ничего страшного, много времени и не понадобится. Давай, доченька, действуй. И помни – ты теперь не одна. Мы с тобой, родная.
– Спасибо, – сухо и деловито поблагодарила я.
И правда, не прохлюпала, а ответила памперсно-сухо и невыносимо деловито. Конечно, пришлось ополоснуть лицо холодной водой, но вовсе не из-за едких слез.
Так, куда же пристроить понадежнее телефон? На моем спортивном костюме имелся, конечно, карман, но расположен он был на животе, словно у кенгуру. А если учесть нынешний размер моего пуза, телефон отключится незамедлительно. Какие еще емкости мы имеем на одежонке? О, капюшончик! Да еще с затяжечкой! То что надо. Я выкопала из мешка с вещами майку помягче, аккуратно завернула в нее мобильник, пристроила сие великолепие в капюшон и плотно затянула завязки. Получился компактненький такой, славный нарост на спине. Для рюкзака он располагался слишком высоко.
Ну и что, зато удобно, и он всегда со мной. Главное, на спину не заваливаться, да вроде я и не собираюсь пока, не до того.
Хаким все еще не подавал признаков жизни. Я, собственно, эти признаки у него и не искала. То, что его не убила, – я это знала точно, останки сипло дышали. А остальное меня волновало меньше всего, пусть бы он валялся овощем всю оставшуюся жизнь.
Хотя это – вряд ли. Слишком много у него костей и слишком мало мозга. Существование и так полурастительное, хуже уже не будет.
Вполне возможно, что эта могучая особь скоро очнется и начнет шуметь. Значит, мне придется еще немного задержаться и зафиксировать пациента.
Пришлось для выполнения этой благородной миссии порвать на полосы простыню. Потом спеленать мальчонку. И в качестве завершающего штриха затолкать ему в рот тапку-кролика. Не пропадать же добру.
Получилось довольно креативно. Особенно эффектно смотрелась грустная кроличья морда, торчавшая из пасти Хакима. Понимаю, это противно, но, может, тебя слегка отвлечет мысль о том, что ты спасаешь друга. Мы ведь подружились, верно? Без меня тебя выкинули бы на помойку, и ты бы погиб бесславно. А так… Спасибо тебе.
Все, теперь можно идти. А так заманчиво было бы забаррикадироваться изнутри и, экономя патроны, отстреливаться до подхода кавалерии Левандовского. Но увы, отстреливаться я могу только виноградными косточками, оставшимися после ужина. А это вряд ли нанесет ощутимый урон противнику.
Ладно, хватит отсиживаться. Вперед.
Глава 32
В коридоре было тихо. А еще там было темно. И пусто. В общем, то что надо, вот только в идиллическую пастораль не вписывался дощатый пол. И хотя я особенного скрипа за дверью не помню, но могу совершенно точно сказать – я обязательно наступлю на единственную там пронзительно верещащую доску.
Эх, мне бы Карлсона какого завалященького! Взгромоздилась бы я ему на закорки… на загривок, в общем. И полетели бы с ним, как два перекормленных шмеля, слипшихся от чрезмерного употребления меда. И пусть полет наш не отличался бы легкостью и изяществом, но уж над полом мы бы точно воспарили. А это главное.
Хотя… Он же, Карлсон, жужжать должен, как свихнувшийся вентилятор. Нет, это не пойдет. Обойдемся без в меру упитанных мужчин в самом расцвете сил.
Вы можете себе представить слониху на пуантах? Нет? А придется. Потому что по бесшумности и грациозности перемещения в пространстве мы с ней идентичны.
Но ничего, со вторым этажом я справилась, и даже подло затаившуюся визгливую досочку мне удалось миновать вполне благополучно. Дорогой в преисподнюю передо мной темнела лестница. По перилам съехать не получится, я и в облегченном виде не решилась бы. Значит, придется топать по ступенькам.
Вот как раз топать и не надо, будем скользить и дальше будто на пуантах.
Опять получилось! Похоже, бессонницей в этом доме маялся только Хаким, остальные могли похвастаться крепким, богатырским сном.
Они и хвастались, причем довольно звучно. Храп практически всех разновидностей, от робкого бульканья до оглушительного рева, сотрясал стены первого этажа.
Либо на втором этаже я обитала в гордом одиночестве, что само по себе весьма сомнительно, либо там подобрался нехрапучий контингент.
Зато идти по первому этажу – одно удовольствие. Опасаться случайного скрипа просто смешно, он все равно утонет в раскатах храпа. Я увеличила скорость передвижения и, трепеща крылышками эйфории, выскочила в холл, как обнаглевшая вошь на лысину. Ведь кто-то зачем-то оставил здесь свет, тогда как больше нигде света нет. Ну и что сделал бы любой здравомыслящий человек, обратив внимание на этот пустячок? Правильно, остановился бы у входа в холл и внимательно осмотрелся.
Увы, увы, увы, у меня сейчас были проблемы не только со здраво-, но и с процессом мышления в целом.
Видимо, ангел-хранитель действительно поставил на меня все свои сбережения, потому что обитатели холла, трое подчиненных Бахрама, оставленные здесь для охраны, к своим обязанностям отнеслись без должного пиетета. Совсем наплевательски, надо сказать, отнеслись.
Но как же красивы были эти воины во сне, как нежно и мелодично они храпели, обнимая любимые автоматы! Умилительная картина, можете мне поверить. Ничего лучшего я не видела! Сегодня, во всяком случае.
Валявшиеся рядом с ребятками пустые бутылки бодро подмигивали мне стеклянными боками – давай, голуба, не тушуйся, вперед! Видишь, сколько выпили эти славные воины? Теперь они будут спать до утра, пока их бока не вкусят сладостных тычков ботинок Бахрама.
И вовсе я не тушуюсь. Между прочим, некрасиво намекать даме, что ее тело медленно, но верно превращается в тушу. Сама это знаю.
Что ж, вот я и у двери. Теперь все просто, ведь я выхожу. А вот если бы мне непонятно с какого перепугу понадобилось попасть внутрь здания, сложноватенько было бы. Ускоренные курсы владения отмычкой я не заканчивала. Да и отмычки нет. Даже пилочка для ногтей отсутствует, представляете?
Хватит выпендриваться, уноси скорее ноги. А также все, что расположено выше, и побыстрее.
Я осторожно пощелкала замком, потом отодвинула засов. Дверь нехотя приоткрылась, выпуская меня… На свободу? Как же, во двор пока. До свободы еще метров сто плюс высоченный забор.
Ой-ей, а холодно-то как! Днем здесь царствует пока солнце, а вот ночью, оказывается, осень вступает в свои права, с которыми мой спортивный костюм явно не справлялся. Вернуться, что ли, в холл, я там видела висевшую на стуле куртку. Нет, возвращаться – плохая примета, так можно досрочно превысить лимит везения.