– Разберемся, не волнуйся.
Артур спрятал телефон в карман и вернулся к машине. Мама с дочкой все еще сидели, обнявшись. Но Инга уже практически успокоилась и даже улыбалась, слушая Алину.
– Ну что, девчонки, – Артур сел за руль и посмотрел на них в зеркало заднего вида, – дома нас ждут не дождутся бабушкины вкусности, а мы тут застряли.
– Так езжай, чего расселся! – грозно сдвинула брови Алина. – Ходит тут, бродит вокруг машины, задерживает нас. Да, дочура?
Инга улыбнулась и кивнула.
Всю дорогу до дома родители болтали ни о чем, втягивая в эту трескотню дочь. Они старались отвлечь девочку, переключить ее внимание, заставить забыть на какое-то время о происшедшем.
Едва они поднялись в квартиру и бросили чемоданы с сумками в коридоре, как раздался звонок в дверь. Сергей Львович и Ирина Ильинична, обитавшие с детьми на одной лестничной клетке, не стали дожидаться, пока эти самые дети пожалуют с визитом к ним.
Восторги бабушки и дедушки («Ах, как ты выросла! А загорела-то!»), вручение турецких сувениров, рассказы об отдыхе – вся эта веселая суматоха, плавно перекочевавшая из их квартиры в покои деда с бабой и завершившаяся шумным застольем, вытеснила горе Инги, словно раскормленный кукушонок хилого соседа по гнезду. Горе шлепнулось на землю, мрачно полежало там, размышляя о превратностях судьбы, уползло в ближайшие кусты и затаилось.
Уставшую за день девочку после чая с плюшками разморило окончательно. Сон тяжелым камнем ложился на веки, голоса родных сливались в сплошной гул.
Когда Инга последним усилием воли сбросила камень и сумела открыть глаза, то обнаружила себя на руках у папы. Рядом шла мама и ласково улыбалась. «Как же я их люблю!» – успела подумать девочка и заснула.
Уложив дочь, Артур и Алина вернулись в квартиру Левандовских-старших.
Со стола уже все было убрано, Ирина Ильинична устроилась в любимом кресле у телевизора, приготовившись к просмотру очередного куска сериальной резинки. Судя по всему, муж ей ничего не рассказал. После перенесенного женой два года назад тяжелейшего инфаркта Сергей Львович старался ограждать ее от любых волнений.
Вот и сейчас он, поцеловав Ирину Ильиничну в щеку, бодро сказал:
– Ладно, Ириша, наслаждайся своим сериалом, а мы с ребятами пойдем к ним. У них, думаю, рассказов еще на пару вечеров должно хватить.
– Идите уж, – улыбнулась Ирина Ильинична, – говоруны. Только курить там не вздумай, Сережа!
– Вот лишь бы цеу дать! – шутливо проворчал генерал Левандовский, выходя из комнаты. – Что за женщина!
– Самая лучшая! – Артур обнял мать. – Спокойной ночи, мамочка!
– Спокойной ночи, дети.
Осторожно, на цыпочках, Артур и Алина в сопровождении Сергея Львовича вернулись к себе.
Хотя осторожность при ходьбе на цыпочках – понятие весьма относительное.
Но у Левандовских это все же получилось. Возможно, потому, что вымотавшаяся Инга спала очень крепко.
Поговорить решили на кухне. Видимо, это уже записано в ДНК российского человека – все серьезные разговоры должны вестись на кухне. И поверьте, если бы наши бизнесмены не увлекались западным хайтеком, а оформляли залы для переговоров в виде кухонь, процесс подписания договоров с партнерами постсоветского пространства проходил бы гораздо проще.
Артур и Алина выжидающе смотрели на Левандовского-старшего. А тот, словно не замечая их взглядов, налил воды в электрический чайник, нажал кнопку, зазвенел чашками.
– Папа, что ты делаешь? – усмехнулся Артур.
– Да вот, чайку решил заварить.
– Зачем?
– Ну как, беседа под чаек лучше идет.
– Беседа под коньячок лучше идет.
– Вообще-то ты прав. – Сергей Львович отключил чайник, сел на стул и с силой провел ладонями по лицу. – Чаем тут не обойтись. Доставай коньяк. Алина, ты, надеюсь, не против?
– Я – за, – грустно улыбнулась Алина. – Что, все так плохо?
– Хуже некуда.
– Неужели… – Алина закусила губу. – Что-то с ребенком?
– Нет, с ребенком, думаю, все в порядке, – Сергей Львович взял в руки бокал с коньяком и спрятал его в ладонях, согревая.
– Думаешь или уверен? – Артур поставил на стол тарелочку с нарезанным лимоном.
– Я сейчас пока ни в чем не уверен. Ни в чем, что касается Алексея Майорова.
– Майорова? – Артур удивленно посмотрел на отца. – Даже так? Не Леши, не Алеши, а именно Алексея Майорова?
– Даже так, – Левандовский-старший тяжело вздохнул и отпил глоток янтарной жидкости.
– Но почему? – Алина сама не заметила, что судорожно вцепилась в руку мужа.
– Потому что по телефону Алексея его голосом отвечает совершенно чужой человек. И несет этот человек такую ахинею, что становится тошно! – Сергей Львович залпом допил коньяк и отвернулся.
– Я… – Алина беспомощно посмотрела на свекра. – Я ничего не понимаю.
– Я пока тоже, – Левандовский-старший плеснул из надменной пузатой бутылки еще допинга. – В общем, дело обстоит так. Разговора с Алексеем у нас не получилось. Стоило мне спросить об Анне, как этот сопляк сухим официальным тоном сообщил, что он подал на развод и впредь об этой женщине слышать ничего не желает. Ее местонахождение господину Майорову неизвестно, да, собственно, оно его и не интересует.
– Что?!! – Артур и Алина ошарашенно смотрели на генерала, Алина даже покачала головой. – Этого не может быть! Наверное, ты не так понял?
– Да так я понял, так! Я от неожиданности охарактеризовал поведение Алексея не совсем литературно. Суть моей речи сводилась к тому, чтобы господин Майоров прекратил идиотничать и внятно обрисовал мне ситуацию. На что Алексей сообщил, что в подобном тоне он разговаривать не желает, и вообще, он уезжает на очередные гастроли. И если я остыну к моменту его возвращения, он, так и быть, со мной побеседует. О чем и о ком угодно, но не об этой женщине. После чего прервал связь.
– И что теперь? – Алина озадаченно посмотрела на мужа. – Где же Аннушка? Что с ней? Ей же, наверное, плохо сейчас!
Глава 16
Алексей отшвырнул телефонную трубку и раздраженно осмотрелся, подыскивая очередной объект для вымещения накопившейся злости. Вот японцы, те – молодцы, придумали себе резиновые манекены для битья и отводят душу в любое время. А как ему, Алексею, отвести уставшую душу? Она только-только начала выбираться из вонючего липкого тумана, в котором провела последние две недели.
Опустошенная, вымотанная душа Алексея хотела сейчас только одного – покоя. Не было сил бороться с мерзким туманом дальше, вытаскивая из него воспоминания, теплые чувства, эмоции. Себя-то очистить от мерзости полностью не получалось.
А они все звонят, теребят, спрашивают! Сначала – Кузнечик, теперь вот – Сергей Львович. И главное – кричат, возмущаются. Анну им подавай! Да знали бы они…
Алексей хотел было брезгливо поморщиться, как всегда теперь при упоминании Анны, но почему-то не смог. Мышцы лица складываться в привычную гримасу не желали. Что-то внутри него бунтовало. Что-то скрытое пока в ядовитом тумане, но не погибшее, живое.
И вспоминать об Анне с отвращением больше не получалось. Потому что корыстная лживая дрянь вела себя совершенно неподобающим для дряни образом. Она уехала с дачи с небольшой сумкой и исчезла. В квартиру не заезжала, деньги, украшения, вещи не взяла. Бумагу, в которой заранее соглашалась с любым решением Алексея, прислала по почте. И за две недели – ни звука. Ни единого напоминания о себе. Оказывается, даже номер телефона она сменила.
Алексей вытащил из пачки очередную сигарету. Сколько он сегодня уже выкурил? Да какая разница!
В дверь гостиной постучали. Вот, еще и это! Катерина вела теперь себя подчеркнуто официально. Подумаешь, наорали на нее! А нечего было рыдать и причитать: «Где же Аннушка! Как же она, бедняжка, в ее-то положении!» Обычное положение, миллионы баб через это прошли!
Катерина выслушала тогда беснующегося хозяина, лицо ее стало отчужденным, она развернулась и ушла.
Потом-то пришла, но уже отстраненная и холодная. Она по-прежнему безупречно выполняла свои обязанности, но с Алексеем общалась теперь только в случае крайней необходимости, ограничиваясь минимальным набором слов. Прежних пламенных прочувствованных речей больше не было.
– Да, Катерина, входите.
– Алексей Викторович, обед готов, – входить она не стала, только приоткрыла дверь.
– Катерина, может, хватит, а? – поморщился Алексей. – Что за демонстрация, ей-богу! «Алексей Викторович!» Ты еще господином Майоровым меня назови!
– Хорошо, – кивнула Катерина и, развернувшись, направилась в кухню.
– Что – хорошо?
– Хорошо, господин Майоров.
Алексей пнул ногой ни в чем не повинный журнальный столик. Томная тонкостенная ваза, вовсю флиртовавшая со столиком, не удержалась на донышке и упала, разлетевшись на мелкие осколки.
Вдребезги. Как его жизнь, которую он, Алексей, похоже, пнул так же сильно.
Вдребезги. Как его жизнь, которую он, Алексей, похоже, пнул так же сильно.
Шаркая ногами, словно старик, Майоров потащил себя в пищеблок. Есть, как всегда в последнее время, не хотелось. Но придется, завтра начинается очередной гастрольный тур, и надо быть в форме. Если люди хотят слушать его песни, значит, они будут их слушать. А все остальное никого не касается.
Утром за Майоровым заехал Виктор. Вернувшись неделю назад с Канарских островов, отдохнувший и загоревший администратор сразу же нанес визит своему шефу.
Оказалось, правда, что шефу визит этот не особенно и нужен. Еще меньше ему нужны были расспросы о жене. И вообще, не забывайтесь, Виктор! Вы – мой администратор, вот и занимайтесь своими прямыми обязанностями, а в мою личную жизнь не лезьте! Да и язык за зубами держите.
Собственно, Виктор никогда и не бегал с вывалившимся языком, словно употевший кобель, однако объяснять это своему боссу он стал бы раньше. Но не теперь и не этому человеку.
Виктор замкнулся. На семь запоров. И повесил на двери табличку: «Администратор Алексея Майорова. Беспокоить только по служебным делам».
Так что задушевные беседы во время тура Алексей мог вести теперь только с одним человеком – с Ириной. И за десять дней сумасшедшей гастрольной гонки он очень сблизился с этой девушкой. У него словно появилась младшая сестра, ласковая, заботливая и понимающая. Ирина знала все о происшедшем. Она поддерживала Алексея, успокаивала его. И ни разу не позлорадствовала: «А я же говорила!» Она вообще не позволяла себе обсуждать Анну, осуждать ее.
– Знаешь, – Алексей давно уже перешел на «ты» со своей новой подругой, – меня только одно беспокоит.
– Что именно?
– Почему Анна не дает о себе знать? Она ушла тогда практически в чем была, ушла и исчезла. Не взяла НИ-ЧЕ-ГО! И ни на что действительно не претендует. Не звонит, не пишет, не требует.
– Вот и хорошо, – Ирина улыбнулась и протянула ему бокал с вином. Они сидели в номере Майорова, отмечали завершение гастролей. Самолет вылетал через три часа. – Не вижу повода для беспокойства.
– Да как-то это все… – Алексей повертел бокал в руках, потом отставил. Он не смотрел в это время на Ирину, поэтому промелькнувшей на ее лице досады не заметил. – Неправильно это, нетипично для таких женщин.
– Не знаю, – собеседница усмехнулась, – что для кого типично, а что нет. Как-то не задумывалась. Ты лучше скажи, что слышно с оформлением развода? В Москву звонил?
– Все нормально, – Алексей старался говорить спокойно, но голос предательски дрогнул. – Расписка Анны, пусть и не заверенная у нотариуса, помогла формальности быстро уладить. Осталось только одно – каким-то образом передать ей документы о разводе, а заодно сообщить номер счета.
– В смысле? – Ирина удивленно посмотрела на Майорова. – Какой еще номер счета?
– Ира, – теперь уже удивился Алексей, – ты что, предполагала, что я выгоню вон беременную женщину, оставив ее без копейки? Что бы она ни сделала, она была моей женой, и я был с ней счастлив. И если Анна отказалась от каких-либо претензий, то это не значит, что она ничего не получит. Я собираюсь открыть счет на ее имя, куда буду переводить определенную сумму денег, вполне достаточную для безбедного существования.
– Какой же ты! – восхищенно прошептала Ирина. – Я и не думала, что такие мужчины еще остались. Мне казалось, они вымерли.
– Ничего, живем помаленьку, – смущенно хмыкнул Алексей. Затем посмотрел на часы и спохватился: – Ох ты, через полчаса уже выезжаем! А я еще не все вещи собрал.
– Не переживай, я помогу.
Ровно через полчаса они вышли из лифта в холл гостиницы. Весело гомонившая команда, увидев Майорова, притихла. Что-то разладилось у Алексея в отношениях не только с администратором, но и с музыкантами, и с танцорами. А ведь эти ребята вообще ничего не знали об Анне. Видимо, изменился сам Алексей. Но он старался не обращать внимания на возникшее напряжение. Время – лучший психотерапевт, все наладится.
– Алексей, ваш лимузин уже подъехал, – перешедший на «вы» Виктор смотрел куда-то в сторону. Он теперь всегда так разговаривал с Майоровым, словно от одного вида босса его тошнило. – Вы можете ехать в аэропорт.
– А ты? – Алексей упорно игнорировал «выканье» администратора, надеясь, что Виктор скоро успокоится, и все пойдет по-прежнему.
– А я с ребятами на автобусе.
– Как угодно, – кивнул шеф. – Ирина, пойдем.
Верная подруга хотела проводить Майорова до самой квартиры, но Алексей отказался. Общество Ирины его несколько утомило. Там, на гастролях, он нуждался в собеседнике, в друге. Но потом Ирины стало слишком много. А в самолете от липкой, навязчивой заботы костюмерши у Алексея началась изжога. Слишком много сладкого.
Поэтому домой он поехал один, налегке, поручив Виктору заняться получением и доставкой багажа.
Распрощавшись с водителем у подъезда, Алексей вошел в вестибюль. Кивнув подобострастно подхватившемуся консьержу, он направился к лифту. Впервые за последние три года Майоров возвращался в пустую квартиру.
Раздвигая серую, вязкую муть, вынырнуло яркое, спрятавшееся в защитный радужный пузырь воспоминание: он так же возвращается с гастролей, открывает дверь, а там… Сияющие счастьем глаза, синий бант на голове, смешной фартучек. И барабан. И звонкий смех. И…
И впервые за последнее время ему стало больно. Невыносимо больно. Муть испуганно заколыхалась – что-то было не так. На горизонте уже светлело. Ядовитый туман начал рваться в клочья. Безобразие какое! А грязь куда, а слизь, а вонь? К чертовой матери? Да у этой мадам такого добра более чем достаточно.
Впрочем, хорошего много не бывает.
Глава 17
Сколько Алексей просидел в звенящей пустоте квартиры, он не знал. Час? Два? А может, и больше. Пока звон пустоты не стал слишком уж навязчивым и громким.
Майоров сжал руками виски, стараясь загнать пульсирующий звон подальше. Получалось плохо. Вернее, не получалось совсем. К звону добавился стук.
Это же в дверь звонят! И кто же такой упертый?
Да уж, упертый. Причем во всех отношениях.
На пороге стоял мрачный Виктор, у ног его сидели два таких же мрачных чемодана и одна депрессивная сумка. Казалось, стоит Виктору скомандовать: «Фас!», и чемоданы с удовольствием набросятся на Алексея и запинают его углами.
– Извини, задумался и звонок не сразу услышал, – Алексей виновато почесал затылок, затем посторонился: – Проходи, кофе попьем, там Катерина опять гору снеди оставила, поможешь мне.
– Спасибо, я не голоден, – Виктор втащил багаж шефа в прихожую, пригладил слегка растрепавшиеся волосы и повернулся, чтобы уйти.
– Погоди, – тихо проговорил Алексей. – Не надо так.
– Ну почему же, – администратор по-прежнему не смотрел в глаза своему боссу, – по-моему, именно так и надо. Вы это довольно четко объяснили мне в прошлый раз. Четко и громко.
– Извини, что наорал тогда, – Майоров криво улыбнулся, – я за последнее время умудрился со всеми перессориться. Даже с Кузнечиком.
– Со всеми, кто любит Анну, – душа Виктора слегка оттаяла. – Со всеми, кто теряется в догадках, мучается и переживает за нее.
– Не стоит она ни мучений, ни переживаний, ни любви, – Алексей стоял, уперевшись затылком в стену и закрыв глаза. Голос его был сухим и безжизненным. – Я не хочу говорить об этой женщине.
– А придется! – Виктор застыл, возмущенно глядя в лицо Майорова. – Ты постоянно несешь какую-то чушь о женщине, составлявшей смысл твоей жизни! О женщине, любившей ТЕБЯ больше жизни!
– Я бы с удовольствием нес любую чушь, – Алексей открыл глаза и посмотрел на рассвирепевшего приятеля, – но приходится нести камень.
– Какой еще камень?
– Памятник собственной доверчивости и идиотизму.
– Прекрати говорить загадками, в конце-то концов! – Виктор не выдержал, подлетел к Майорову и хорошенечко встряхнул того за плечи. – Ты можешь внятно объяснить, что произошло между тобой и Анной?
– Противно очень, – поморщился Алексей. – Противно и тошно.
– Ничего, переживешь! Ишь ты, цаца какая! Твоя жена, между прочим, всем нам – и мне, и Левандовским – близкий, родной человек, мы с ума сходим от беспокойства за нее и ребенка, а он стоит тут и кривляется: «Тошно, противно!» Надушенный платочек дать? Хотя, если честно, мне тебе по морде дать хочется. И можешь меня потом уволить.
– Хочется – дай, – усмехнулся Алексей.
– Платочек?
– По морде.
– Это я всегда успею. А теперь, – Виктор взял своего шефа под локоток и развернул в сторону кухни, – давай, веди меня к стратегическим запасам Катерины. Но учти – есть буду только я.
– Это почему?
– Потому что ты будешь колоться.
– Я тебе что – кактус?
– Упрямый ишакус.
– Сам такой, – вяло огрызнулся Алексей, улыбаясь.
Стало намного легче, Виктор снова был прежним. Другом, с которым можно поговорить обо всем. И который не будет пеленать Алексея в липкую паутину восхищения, а при необходимости может наградить увесистым пинком. И не только моральным.