— Да… да… немного начинаю соображать… — морща лоб, пробормотал директор и признался: — Правда, не все понимаю… Но все это очень забавно!
— Забавно?! — воскликнул удивленно главный. — Да это же новое направление в литературе! — Он ткнул пальцем в кучу вещей. — Вот тут, на столе, лежит роман! Не в словах, а в вещах! Автор, то есть гений, говорит… э… пишет… э… творит не словами, а вещами. Роман в вещах! Вы слышите, как звучит? Роман в вещах! Ново! Оригинально! — и главный редактор издательства «Галаксис» торжественно поглядел на съежившегося от такой необыкновенной новости директора.
— Роман в вещах… — растерянно повторил шеф и осторожно спросил: — А если это поэма в вещах?
— Может быть, и поэма!
— А вдруг это детектив в вещах!
— Детектив в вещах.
— Возможен!
— А драма в вещах. — Возможна!
— Рассказ? Повесть?
— Безусловно! Даже фельетон в вещах! Очерк! Эссе! Все может быть!
— Нда… — протянул загадочно директор. — Допустим, это все получится гениально. А как это все прочитать? Ну, эту новую поэму в вещах? Роман то есть?
— Как прочитать? — главный редактор на мгновение задумался, но потом нашелся: — А для этого у нас есть роботы. Пусть-ка они поработают! А то зажирели совсем, — главный редактор мстительно посмотрел в сторону кабинета, где стояла техника. Потом торжествующе заявил: — Но это мы с вами открыли гения, а не они! И новое направление в литературе тоже разгадали мы! Ура нам! — И главный редактор, забыв о своей высокой должности, забегал, приплясывая, по кабинету, как простой мальчишка.
— Вы правы! — согласился директор, еле поспевая за ним, но сразу остановился и с сомнением спросил: — А как будет называться это новое направление? Ведь в предисловии к книге надо точно указывать, как это самое называется?
Оба сели на диван и задумались.
Вдруг главный редактор вскочил и выкрикнул:
— Предметный галаксизм! Вот как называется новое направление в литературе!
И, собрав со стола вещи в чемодан, оба помчались в компьютерный кабинет.
Умные машины притихли, когда к ним прибежали руководители издательства. Они даже посвистывать перестали. Видимо, изголодавшись, почуяли пищу.
И директор, и главный редактор в сильном возбуждении, какое можно сравнить только с вдохновением гения, стали подряд, не выбирая, бросать вещи в Пасти роботов, а скорые на ум машины по заданной программе мгновенно переводили все это с языка вещей на язык литературы.
Руководителей «Галаксиса» охватил азарт более сильный, чем при игре в «балду». Когда первое ослепление утихло, они, разбирая переводы, увидели, что у каждой вещи несколько различных сюжетов, потому что каждый из роботов-консультантов был настроен на свой определенный программой жанр. И вот что у них получилось:
«Галстук»
Лирический робот: «Он стоял перед зеркалом с галстуком в руке и, улыбаясь, думал: «Понравится ли ей этот цвет?..»
Детективный робот: «Она взяла галстук и, накинув на шею уснувшего мужа, задушила его…»
Приключенческий робот: «Шеф напутственно сказал: «Галстук в крапинку — это наш пароль».
«Сорочки»
Лирический: «Ей очень понравилась на нем сорочка василькового цвета…»
Детективный: «Убийца решил надеть темную сорочку — пятна крови будут на ней менее заметны…»
Приключенческий: «Вместо сбитого осколком снаряда флага он привязал на штык красную сорочку…»
«Халат»
Лирический: «Приняв ванну, он надел чистый халат и пошел к ней в спальню…»
Детективный: «Завернув труп в халат и спрятав его в шкаф, он выстрелил себе в висок…»
Приключенческий: «Они сделали из халата палатку и переждали в ней грозу…»
«Бритва»
Лирический: «Он торопливо брился, опаздывая к ней на свидание…»
Детективный: «С лезвия бритвы стекали капли крови…»
Приключенческий: «Он быстро разрезал бритвой путы и освободил их из неволи…»
«Чемодан»
Лирический: «Он принес ей на свадьбу полный чемодан драгоценностей…»
Детективный: «Из раскрытого чемодана выкатилась голова с высунутым языком и раскрытыми глазами…»
Приключенческий: «Они приладили парус на чемодан и переплыли море…»
Подобные же переводы получились и из других вещей: домашних тапочек, женской фотографии, любовной записки, носовых платков, пары носков и даже из старой газеты, устилавшей дно чемодана.
Но ошеломляло даже не это. Главный робот, которому дали «переварить» все варианты, выдал заключение:
«Из предложенного можно сотворить роман, поэму, повесть, драму, рассказ, эссе, фельетон в любом стиле, жанре, на любом из 3500 языков мира».
— Не зря мы так долго и терпеливо ждали! — оптимистически изрек директор.
— Гении не часто рождаются! — философски поддержал мысль шефа главный редактор.
— Надо бы еще поработать! Мне кажется, мы не все грани этого таланта раскрыли. Ведь можно же пустить предметы в другом порядке! — серьезно предложил директор, поднимаясь с дивана.
— Вы правы! — горячо поддержал его редактор. — Гения нельзя прочесть за один раз!
И работа закипела вновь! Увлеченные ею, директор и главный редактор не услышали шума подлетевшего к издательству космолета-малолитражки.
Вошедший к ним автор, гений нового стиля, с минуту глядел, как его вещи исчезали в пасти роботов и на табло загорались при этом удивительные фразы.
— Что вы делаете?
Директор и главный редактор, увидев своего кумира, накинулись на него с объятиями и поцелуями.
— Вы гений!
— Вы открыли совершенно новое направление в литературе!
— Вы корифей! — Ваше произведение в вещах — гениальнейший шедевр шедевров!
— Писать вещами, а не словами — это здорово!
Наконец, еле-еле поняв, в чем суть дела, юноша засмеялся и, крутнув пальцем у виска, заявил:
— Какой я чудак! Оставил вам не тот чемодан! И вас ввел в заблуждение, и сам опоздал на свидание…
Быстро затолкав вещи в пустой чемодан и кинув на стол взамен его другой, он выскочил из издательства со словами:
— Вот моя работа! Завтра залечу за рецензией. Ждите…
Когда директор и главный редактор открыли этот, другой его чемодан, их удивление и разочарование было сильнее, чем у погорельцев: под крышкой топорщились обыкновенные исписанные мелким почерком страницы. Новоявленный «гений» даже не удосужился перепечатать свое творение на машинке.
ЮРИЙ КИРИЛЛОВ ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНИЮ
Я возвращался в поздней пригородной электричке. В почти пустом и очень неуютном от того вагоне тускло горел свет, и я выбрал место под плафоном как раз по ходу электрички. Открыл на закладке книгу, приобретенную посредством сданной макулатуры. Именно эта макулатура, как свидетельствовало обращенное ко мне воззвание, позволила мне спасти от вырубки треть дерева, выросшего за 50 лет на благоприятной почве или за 80 — на плохой. Кстати, бумага, на которой были напечатаны сказки, полностью соответствовала той, что в свое время я сдавал на приемный пункт. Но в конце-то концов, какая разница, на какой бумаге воспроизведены такие близкие и памятные с уже далекого детства слова:
— Что ж ты, дурак. Братья велели тебе нас почитать и за это хотели тебе по подарку привезти, а ты на печи лежишь, ничего не работаешь, сходи хоть за водой…
Говорит ему щука человеческим голосом:
— Не ешь, дурак, меня, пусти опять в воду, счастлив будешь!
— Счастлив! Как не счастлив? — язвительный голос прервал мое чтение. — Ну ладно, ему-то она сама в ведро запрыгнула. А ты, ты ведь собственными, вот этими руками из воды ее вытащил.
— Кого? — с недоумением взглянул я на неожиданного собеседника.
— Чего кого?
— Да из воды-то кого я, по вашему мнению, вытащил?
— А при чем здесь вы? Вы как раз ни при чем. Это я вытащил. О себе и говорю. Неужели непонятно, что вот этими руками вытащил я говорящую щуку.
Я ошалело смотрел на человека, сидевшего напротив. Высокий, довольно-таки молодой, симпатичное лицо не портила хмурая задумчивость.
— Стало быть, передо мной собственной персоной сказочный Емеля, извините, дурак, — решил я наконец подхватить шутку.
— Какое там дурак! В тысячу раз глупее. Емеля-то ваш небось не такой простак. Что, не верите? А я от правды ни на шаг не отступил. Вот послушайте. Рыбак я так себе. Не буду хвастать, что из больших знатоков. Хотя кое-что умею. И на удачу не жаловался. Это верно. Раз как-то на озере в отпуске леща поймал. На девять с половиной килограммов потянул. Грамм в грамм. Сразу и взвесил.
— Стало быть, передо мной собственной персоной сказочный Емеля, извините, дурак, — решил я наконец подхватить шутку.
— Какое там дурак! В тысячу раз глупее. Емеля-то ваш небось не такой простак. Что, не верите? А я от правды ни на шаг не отступил. Вот послушайте. Рыбак я так себе. Не буду хвастать, что из больших знатоков. Хотя кое-что умею. И на удачу не жаловался. Это верно. Раз как-то на озере в отпуске леща поймал. На девять с половиной килограммов потянул. Грамм в грамм. Сразу и взвесил.
— Вы что же, — усмехнулся я, — безмен с собой носите?
— Зачем? Я по-рыбацки. Взял палку, с одного конца на леске леща подвесил, с другого — ведро. И литровой банкой воду лил, пока не уравновесило. Ведро полтора килограмма весит. Так и вытянуло девять с половиной. Вот такой, поверите? — Он широко развел руками. В глазах его блестело возбуждение, словно событие только что состоялось.
— Вся деревня сбежалась тогда. Народ все больше престарелый. Сроду у них таких рыбин не ловили. А теперь и подавно, когда вся химия с полей идет. Сорная рыба еще попадается да лягушки пока не перевелись.
Эх, было дело, — с отчаянием махнул рукой странный собеседник. Теперь я этих лещей из любой лужи сколько хочешь вытащу. Пожелать только!
Видя, что попутчик явно хватил лишку, как это случается нередко с заправскими рыбаками, я попытался направить разговор в прежнее русло.
— А щука-то, щука при чем здесь?
— Как это при чем? Она-то и переменила всю мою жизнь. Есть желание слушать — могу рассказать.
Поехал я на водохранилище. Знал, конечно, что не с пустыми руками вернусь. С пустыми-то что за интерес. Только к бережку подошел — тут я ее и увидел. Чего у нее там случилось — до сих пор не знаю. А так будто дремала. Я, понимаешь, увлекающийся человек. Разум у меня как отшибло, в чем был — в воду. В любом случае дурень: она на вид метра два. Это какой же вес! Утащить под воду ей ничего не стоит. Только это я тогда помимо внимания: сгоряча схватил и на берег бросил. Уж потом дошло, что как перышко легкая она. Из чего состоит — кто ее знает. Ну это уж, как говорю, потом было.
Бьется она на берегу как настоящая, а я камень ищу, чтоб успокоить. Голыми-то руками уже боюсь схватить. Нашел каменюку, только подбежал, а она мне человеческим голосом: отпусти, дескать, в воду, а я тебе буду помогать, когда о чем попросишь.
Испугался я, понятно. Уж как было говорю: тут кто хошь испугается, когда рыбина бессловесная заговорит. Но все-таки, сгоряча, должно быть, отвечаю ей:
«Если все можешь, то чего сама себя в воду не спустишь?»
«Ты, — говорит, — мне энергостимулятор — вон ту чешуйку сдвинул, когда на берег выбрасывал. Поставь ее на место, и я тогда сама в воде окажусь. А тебя за хорошее ко мне отношение и доброту — отблагодарю».
Я наклонился и вправду вижу — чешуйка на боку вроде отстала. Контакта, значит, нет. Подвинул на место — а щука уж в воде. Моментальное дело. На глубину ушла, а голос явственно слышу, будто рядом: «Теперь чего хочешь пожелай. Что возможно — выполню. Слова данного не в моей власти нарушать».
«Ну а если невозможное пожелаю?» — спрашиваю у нее, чтобы быть в курсе дела.
«Что невозможно, — отвечает, — выполнить не смогу. Только до невозможного тебе, пожалуй, и не додуматься: для меня многое возможно».
Кое-что для проверки я тут же пожелал. И она, поверите, как обещала, все выполнила. А потом сразу куда-то пропала. Но связь у меня с ней постоянная. Как будто сторожит она каждое мое желание. А тут, как на грех, думы одолевать стали: ну-ка, думаю, захочу чего, а потом и пожалею. А вдруг она обратно все повернуть не сможет? Нет. Уж лучше не хотеть лишнего. А потом и такое в голову ударило: а что, если придет на ум что-нибудь эдакое, чего вовсе и не желаешь — а она выполнит, раз подумал. Так уж лучше ничего не желать.
Понимаете, замучился я с этими мыслями. Только и слежу теперь за собой, чтоб вообще ничего не желать.
Я поразился той мешанине, которая оказалась в голове у моего попутчика. Как видно, с большими завихрениями человек. Как бы там ни было, но я невольно начал оглядываться, рассчитывая при первой возможности перейти на другое место. Просто так подняться и уйти казалось неудобным.
А он, словно догадываясь о моем настроении, возбужденно заговорил:
— Не верите, да? А хотите, я сейчас вам докажу, прямо здесь?
— Перенесете меня в одну из сказок Шехерезады? — невольно улыбнулся я в ответ.
— А ведь это идея: путешествие на Восток, — хлопнул он себя по колену.
…Не помню, как я заснул, но сон пришел мгновенный. Будто неимоверно жгуче палило солнце. Вокруг, до самого горизонта, стелились пески. Местами будто снег лежал и блестел на солнце. Но ясно было, что это соль выступила на поверхности огромных размеров жаровни. Я — вот чудо-то — сидел между горбами верблюда. Сидеть с непривычки было крайне неудобно.
Я повернул голову вправо, и мне стало смешно во сне. Не сдерживаясь, я смеялся так, что явственно слышал свой смех. И было от чего смеяться: рядом, точно на таком же верблюде, двигался мой попутчик по электричке. До чего же он оказался привязчив: во сне — и тут ухитрился стать действующим лицом. Ну да ладно, поедем вместе, мне ведь от того ни холодно, ни жарко. Ох, как жарко! Печет это снящееся солнце будто взаправдашнее, будто наяву. Пить! Скорее воды!
Романтический герой де Сент-Экзюпери был куда выдержанней. Сколько часов он продержался в пустыне, прежде чем был подобран случайным караваном? Впрочем, зачем это во сне вспоминать происшествие, описанное Экзюпери? Странный, очень странный сон. И как по-настоящему неимоверно хочется пить! Я чувствую толчок и вижу, как справа тянется рука с флягой. Хватаю ее, судорожно сжимаю пальцами горлышко и тяну к ссохшимся губам. Пью в расчете на бездонность посудины. А напившись, бросаю фляжку прямо в песок, так как понимаю: потеря во сне — вовсе не потеря.
— Что вы делаете? — слышу в тот же миг знакомый голос моего попутчика. — Это же безрассудно, выливать в пустыне воду!
— Безрассудно? — отвечаю ему с беспечным смехом. — А разве есть такое понятие во сне? Вот вам, смотрите.
Словно с вышки в реку прыгаю я с верблюда в песок. Но нет почему-то легкости парения. Напротив, я ощущаю боль ушиба. Самую реальную боль. Дотрагиваюсь пальцами до пепельно-серого растения, неведомо как укоренившегося в зыбкой подвижной среде. Тащу его на себя и вскрикиваю от неожиданной боли: десятки иголочек впиваются в мою ладонь. Машинально сжимаю кулак и вместе с растением прячу его в кармане брюк.
Да что же это такое: никогда прежде не было во сне такого острого и продолжительного ощущения боли! Внезапно слышу совсем новый звук. Что-то мелькает в нескольких шагах — впереди узкая невзрачная веревочка.
— Назад! — врывается в мои уши крик навязчивого попутчика. — Это змея. Быстро к верблюду!
И вновь в ответ я беспечно смеюсь и без промедления делаю шаг навстречу совсем не опасной мне опасности. Я отчетливо вижу, как в воздухе что-то мелькает, неожиданно пугаюсь и так же неожиданно просыпаюсь.
Качался, качался вагон да и укачал, как видно, меня. А все потому, что еле тянется, — в быстро идущей электричке заснуть трудно. А сон такой впервые вижу. И, главное, все как наяву помню, до самой мелочи.
Но где же мой попутчик? Нет, не сошел еще. Сидит где сидел и почему-то тяжело дышит. Вскидываю на него глаза: «Что с вами?»
— Что со мной? — в громко произнесенных словах звучат гневные нотки. — Со мной-то ничего. А вот вы неслух. И чуть-чуть не поплатились за это. Почему вы не слушали, когда я кричал вам про змею?
Вот тебе раз! Неужели сон продолжается? Мне известно по собственному опыту, что бывает сон во сне. Будто просыпаешься, а на самом деле видишь новый сон.
— Ну что же вы молчите? — еще больше раздражается попутчик. Он нервно дернул ногой и нечаянно задел меня носком ботинка.
Я поморщился, и тут окончательно до меня дошло, что это уже не сон. Но тогда откуда он знает про то, что я только что видел? Не могло ему присниться то же самое, если он также спал.
— Откуда вы знаете про то, что вы мне кричали?
— Здравствуйте! Это я вас предупреждал и не знал, о чем! А вы тоже хороши, должен вам прямо высказать! В незнакомой местности без всякой опаски с верблюда прямо в песок…
Верблюда я уже вынести не мог.
— Так вы, оказывается, гипнотизер! — теперь уже я возмущался. Навязали мне без моего согласия нелепое путешествие. Слишком много на себя берете.
— Ну вот, — усмехнулся попутчик. — Вы же сами, не поверив в мои возможности, хотели испытать меня. По вашему собственному желанию побывали мы на Востоке.
— Вы все-таки надеетесь заставить меня поверить… — Я не закончил фразы, так как ощутил ноющую боль в руке, которую, видно, во сне сунул в карман и все еще продолжал сидеть в неудобной позе. Я освободил руку и поднес к глазам. В ладони было зажато какое-то растение. Сквозь пальцы струйкой сыпался песок.