Мы стояли рядом, очень близко друг к другу, чересчур близко, чтобы я мог сейчас о чем-то серьезном думать. Я чувствовал аромат ее непокорных волос. Он пьянил меня, в голове все кружилось — всплывали в памяти слова, мысли и снова тонули в бездне ее глаз. Я смотрел на чистую гладкую кожу ее лица. Ее губы, тонко очерченные на белой коже и алые, естественной своей силой звали меня.
Когда девушка начинает говорить о серьезном, она нравится мне, у меня всегда возникает неожиданное желание целовать ее, чтобы она поскорей замолчала.
И я качнулся к ней, она потянулась ответно:
— Но разве вы не можете в нас видеть себе подобных?
— В вас, девушках? Всегда! — Я не помню, что отвечал ей еще, я задыхался от близости ее губ.
Очнулся от пощечины. Довольно ощутимой.
— Мне нужна ваша помощь, а не… Нет, — в отчаянье говорила она, даже не мне, а городу. Вы понимаете? Городу! Нельзя, чтобы зло проникло в центр его, туда, где создается…
Она что-то недоговаривала.
— Как вы, люди, беспечны! Сами создали нас…
— Что-о? — Я чуть не подпрыгнул. Если она хочет сказать, что она и есть то привидение, о которых поговаривают, то не слишком ли реальное? Щеку-то ожгла! Взбалмошная девчонка!
Наверное, я смотрел на нее слишком восторженно, как на богиню, потому она и вернула меня к… действительности.
— Спасибо, — сказала она то, чего я вовсе не ожидал. — На Марсе вы тоже можете не встретить себе подобных.
Голубой вечер снял во всем своем великолепии. Луна серебрила и замедляла бег волн, делала его торжественным, величавым.
— Как хочется открыть окно и полететь, — размечтался я от полноты чувств.
— А разве вы летаете?
— Летаем, — усмехнулся я.
— А где же твои крылья? — продолжала она, но ее наивность начинала меня раздражать.
— Вот они! — Я распахнул руки, чувствуя, как закипает во мне непонятная злость, извечная обида человечества на природу за то, что не дала она ему еще и крылья, и только во сне, да и то далеко не каждый, летает. — Послушай, довольно меня разыгрывать!
Я не нашел подходящего слова, а раздражение росло:
— Что-то ты от меня увиливаешь!
Она смотрела на меня глазами, полными слез. Тоска сквозила в ее взгляде. Мне стало не по себе. Я почувствовал себя неуютно, скверно.
— Ты сказал: летать — прекрасно?! Мы видим, как легко летят сюда ваши металлические птицы, на одной из них прилетел ты. У нас нет здесь живых птиц. Я не видела, какие они — настоящие крылья? Если ты сейчас подумаешь о них…
Я слушал ее и изумлялся. Да, я подумал в тот миг о крыльях — она взмахнула руками, и складки ее платья превратились в два больших белых, лебединых, крыла!
— Распахни окно! — приказала она.
Я послушно толкнул створки — в комнату ворвался свежий ветер, все вокруг наполнилось удивительным запахом трав.
Она взмахнула крыльями и вылетела на простор.
— Ах, как это и вправду — прекрасно! — сказала она, вздохнув.
Потом вся просияла на фоне вечернего неба голубым огнем — и исчезла.
Я не мог поверить своим глазам. Только что она разговаривала со мной, я целовал ее, мы с ней даже повздорили. Досада, недовольство собой (ну зачем я заговорил о крыльях?) вытолкнули меня из редакции. Я шел, не глядя под ноги. Я шел и не хотел видеть кривящиеся лица встречных, как отражения, похожие на меня. Я уже ничему не удивлялся в этом одурманивающем и одурачивающем городе. Но я хотел найти ее. Я упрямо не хотел верить, что в этом странном городе живут только таинственные искусственные люди…
Мое внимание привлекла одна из ярких витрин. За стеклом стояли манекены, одетые в новомодные платья. Они казались совсем живыми. Потому я невольно задержался возле этой витрины, когда проходил мимо, мне вдруг показалось, что кто-то внимательно смотрит на меня. Но нет, это были всего-навсего манекены.
Не знаю, что со мной случилось, но только все невозможное, недостижимое притягивает нас с особой силой. Как помешанный, я бежал по улицам, распахивая все двери, которые попадались мне на пути. Я искал и спрашивал ту, первую мою знакомую, свою девушку — и всюду мне встречались удивительные, милые, грациозные создания, и у всех у них были грустные глаза, но все это были другие красавицы…
Машинистки из редакции никто не знал. Я спрашивал, меня не понимали. Странно, что, заходя в разные помещения, я видел девушек… одних только девушек… Но по улицам шли мужчины, одни только мужчины, они, как и я, были крайне чем-то озабочены. Думаю, мой вид говорил им о моей растерянности.
Вот витрина с манекенами. Я вошел в магазин. Мне показалось, что туда юркнула знакомая машинистка… Нет, я ошибся… И тут я испугался мысли о том, что вокруг меня ходят и правда идеальные, хотя и очень разные девушки. Существа, созданные художниками и писателями, вернее — их воображением… Но это же обман! Это же выдумка! А реальные люди верят в эти вымышленные идеалы…
Наконец я заглянул в какую-то квартиру. Комната была, без углов, овальная, а в ней, как обычно, находилась великолепная девушка. Синтетическая шкура на полу, диван, маленький столик, на который хозяйка, вежливо со мной поздоровавшись, сразу поставила фужеры… Она стала отвлекать меня от всяких мыслей, включила музыку, и музыка, заполняя комнату, успокоила меня. Девушка принесла вина, и это окончательно меня расслабило. Столько пережито за один день! Мне не хотелось ни — о чем расспрашивать, ничего рассказывать. Ее тонкие гибкие руки вдруг легли на мои плечи, обвили мне шею — и мы вдвоем погрузились в туман шепота, слез и восторгов. В моей голове был сумбур, и это неудивительно. Мне сейчас хотелось искренности и реальной непосредственности… И все было уже так, как надо… Но в какой-то момент я понял, что и эта девушка — обман… Обман! Проклятье!
Нет, лучше мой реальный город! К черту, к черту! Соблазны квартиры, уюта, приветливых глаз — все это мираж… Девушка отстранилась от меня и, сидя за столом, грустно наблюдала, как я злюсь на нее.
— В этом городе девственницы подкарауливают на каждом шагу, — сказал я грубо. — Но все вы ложь, ложь.
— Да почему же? — невинно усмехнулась она. — Ты же можешь побеседовать со мной…
— Но если я не могу обнять тебя, как реальность, то зачем ты нужна! — закричал я в бешенстве.
Она пожала плечами.
— Вы можете покорить… Вы умеете обольстить! Но это же фикция! Вас нет! Туман! Пар!
Наконец я покинул эту квартиру и выбрался на улицу. Ну, думаю, Алексей-то все-таки реальная личность! Он где-то тут ездит на своей машине! Хотя бы его отыскать! Во дворе дома я увидел старушку, она сидела на лавочке, и я стал расспрашивать ее об Алексее и его машине.
— Нет, не видела пикапчика, — отвечала старушка вежливо.
Ого! Вот пикап! Я бегу к машине, заглядываю в салон, — нет, это другой автомобиль. Как жаль…
Измученный бесплодными поисками, вконец расстроенный, я, решаюсь позвонить в полицию. Во мне оживает тревожное воспоминание бешеной езды с Алексеем в его автомобиле.
— Алло! Мне нужен отдел дорожных происшествий. Скажите, не случилось ли за минувшие сутки аварии, наезда?..
— Что вы! — отвечает мне мелодичный девичий голосок. — В нашем городе-идеале ничего подобного не случается!
Я чертыхаюсь и кричу в трубку:
— Ну, хорошо! А не останавливали кого-либо за превышение скорости, не штрафовали?
Я уверен в этом, зная азартность Алекса.
— Нет! И этого в нашем городе не бывает, — голос невидимой девушки звенит обидой.
Короткие визгливые гудочки. Я швыряю трубку на рычаг. Довести до белого каления такого уравновешенного человека, как я?!
Теперь я не верю этому городу.
Я переживаю одну потерю за другой. Я уже не понимаю, кто реален, кто- нет. Был ли на самом деле Алексей? Из нашего ли он города, с соседней улицы? Или он- тоже плод моего воображения?
* * *Возвращение грустно. Расстроенный, огорченный, являюсь утром в кабинет редактора. Он изучающе рассматривает меня, точно я — редкостная морская раковина. Может, и так, я молчалив и загадочен для него.
— Ты что молчишь? Ну, что видел? Выкладывай.
— Много чего, — вяло отвечаю ему. — Город… Люди… Сказка.
— Нужен репортаж! — говорит он строго.
— О нет! — кричу я в бешенстве. — Нет! Это невозможно.
ХЕЛЬЮ РЕБАНЕ ГОРОД НА АЛЬТРУСЕ
1
Шоссе пересекало незнакомую унылую местность. Казалось, поблизости нет ни одного населенного пункта. Время от времени Герт бросал тревожный взгляд в боковое зеркало.
Погони не было. И маленький пушистый чертик-подвеска веселее заплясал на ухабах.
Но вот вдали замаячил огромный транспарант. Приблизившись к нему, Герт убавил скорость.
«ПОСЕТИТЕ НАШ ГОРОД — ЛУЧШИЙ НА АЛЬТРУСЕ!»
«ПОСЕТИТЕ НАШ ГОРОД — ЛУЧШИЙ НА АЛЬТРУСЕ!»
— прочитал он и поймал себя на том, что машинально проверил, «нет ли в тексте буквы «ы».
Свернув в указанную сторону, он вскоре оказался на окраине города. Двухэтажные коттеджи утопали в зелени. Его поразили огромные указатели на перекрестках. «Впрочем, это удобно, — размышлял он по пути к центру. — Ни о чем не надо спрашивать».
Поставив машину недалеко от ратуши, Герт решил где-нибудь перекусить. Он вышел на ратушную площадь и огляделся. Площадь окаймляли двух—трехэтажные дома, первые этажи которых были заняты под магазины. Неестественно выглядели огромные яркие вывески:
«СУВЕНИРЫ», «ПРИГЛАШАЕТ ГУРМАН», «ТАБАК», «МЭРИЯ»…
А вот и «КАФЕ».
В кафе, где было полно народу, царила странная гнетущая тишина. На свободных стульях висели таблички:
«СВОБОДНО».
Садясь за столик, где уже обедали три пожилые дамы, Герт учтиво поздоровался. Они на мгновение замерли от неожиданности, затем продолжали молча есть.
Подошла официантка, сняла таблицу с его стула и протянула меню. Когда Герт попросил ее принести пару бутербродов и чашку кофе, она испуганно застыла, глядя на него широко раскрытыми глазами. А его соседки по столу поднялись, ни слова не говоря, и пересели за другой столик. Посетители начали оглядываться в его сторону. Герт чувствовал себя неуютно и безуспешно пытался понять, в чем дело.
Когда официантка принесла заказанное и протянула счет, он удивился, увидев сумму, и спросил:
— Почему так много? Сколько стоят бутерброды?
Официантка показала на бланке последнюю строку — «штраф».
— За что? — удивился Герт.
Вместо ответа официантка забрала листок, что-то дописала и вернула ему. Сумма штрафа увеличилась вдвое!
Герт какое-то мгновение смотрел в ее настороженные глаза, хотел уже потребовать заведующего, но, вспомнив, что ему лучше не привлекать к себе внимания, рассчитался.
Выйдя из кафе, он остановился, пытаясь собраться с мыслями. Пошарив по карманам, он обнаружил, что сигареты кончились, и направился к магазину с ядовито-зеленой вывеской «ТАБАК».
Там было лишь двое покупателей. Первый показал на пачку сигарет, положил на прилавок деньги и поднял два пальца. Продавщица молча протянула ему две красно-белые пачки. Так же, ни слова не сказав, получил коробку папирос второй покупатель.
«Что здесь происходит? — ломал себе голову Герт, рассматривая разложенные под стеклом прилавка пачки и коробки. — Ну и названия! «Моцарт»! «Эль Греко»! «Гегель»!..»
Когда подошла его очередь, он спросил:
— Кто лучше, Моцарт или Бетховен?
Продавщица неожиданно заговорила:
— Вы имеете в виду композиторов? — И, пожав плечами, добавила: — Не знаю.
— Конечно же, я имел в виду марки сигарет, — улыбнулся Герт.
Сразу помрачнев, она молча показала на серую пачку сигарет «Бетховен». Он видел ценник, но, чтобы хоть как-то продолжить разговор, спросил:
— Сколько они стоят?
На этот раз продавщица, сжав губы, посмотрела на него откровенно враждебно и подняла сначала четыре пальца, потом кулак.
— Дайте две пачки, — попросил обескураженный Герт.
Пока он доставал мелочь, она взяла бланк, что-то написала карандашом и протянула ему вместе с пачкой сигарет.
— Что-о? Опять штраф? — удивился он. Но спорить, судя по всему, было бессмысленно.
Выйдя из магазина, он остановился у витрины и закурил «бетховенскую» сигарету. В чем дело? Почему с него берут штрафы?
За спиной послышался детский плач — Герт обернулся и увидел, как молодая мама взяла ребенка на руки, и он тотчас успокоился.
— Какое прелестное дитя! — начал было Герт. — Скажите, почему…
Женщина вздрогнула, сунула ребенка в коляску так, что он снова заревел, и поспешила прочь.
«Похоже, я попал действительно в лучший город на этой планете», — мрачно думал Герт, провожая ее взглядом.
На глаза попалась вывеска:
«МЭРИЯ».
«Пойду спрошу у мэра, что здесь творится», — решил Герт.
2
В большом полутемном зале за длинным столом одиноко сидел в высоком кресле маленький печальный пожилой человек. Перед ним на подносе стоял графин с водой и стакан. В углу под сводами зала висел серебристо-голубой металлический шар довольно внушительных размеров.
Герт поздоровался и подошел к столу.
— Я впервые в вашем городе, — сказал он. — И хотел бы у вас кое о чем спросить.
Его бы нисколько не удивило, если бы и мэр на захотел с ним разговаривать, но маленький печальный человек оживился:
— Пожалуйста, присаживайтесь.
— Что происходит с вашими жителями? — спросил Герт, сев поближе к мэру. — Почему они молчат?
— Понимаете… в нашем городе на некоторые темы разговаривать запрещено.
Вот оно что, подумал Герт и осторожно спросил:
— А о чем конкретно?
— О погоде, о моде. Гражданам запрещено рассказывать друг другу о том, какие у них красивые и талантливые дети, о здоровье, о ценах, о дачах, о запчастях для автомобилей… и так далее. Если интересует, могу дать листок со списком — двадцать два пункта…
— Совершенно безобидные темы! — удивился Герт. — Почему же вы их запретили?
Мэр вздохнул.
— Видите ли… у нас есть город-побратим на соседней планете. Мы с ним соревнуемся. Мы думали, что вместо пустых разговоров наши жители, все без исключения, будут интересоваться политикой, заниматься наукой, философствовать, спорить о литературе, живописи, музыке… А они… — Он с досадой махнул рукой.
— Несознательный у нас народ. А какие убытки! Сначала никто не хотел молчать. Пришлось ввести систему высоких штрафов, огромный штат контролеров. Замолчали. Но стало только хуже. Штрафов поступает мало, в основном за счет приезжих. А доходы за пользование телефоном, почтой, ресторанами и кафе резко сократились. Не звонят, не пишут письма, не встречаются. Я думал, это временное явление. Помолчат, помолчат — и заговорят. О политике, науке, искусстве…
В дверь постучали. Увидев входящего, мэр даже руками замахал:
— Я занят! Занят! Сегодня приема уже не будет.
— Извините, — раздался робкий голос, посетитель кашлянул, и дверь глухо захлопнулась.
Налив из графина воды, мэр выпил залпом целый стакан и вздохнул.
— Как он мне надоел! — сказал он, поднялся, подошел к двери и запер ее на ключ. Герт заметил, что мэр слегка прихрамывает.
— Кто это? — поинтересовался Герт, когда мэр снова сел.
Мэр повертел пальцем у виска:
— Горе-изобретатель. Детектор истины он, видите ли, изобрел… — Мэр снова покрутил пальцем и презрительно добавил: — Психолог.
В наступившей тишине стало слышно, как тикает будильник в старом потертом портфеле Герта.
— А нельзя было предвидеть то, что случилось в вашем городе? — спросил Герт после паузы.
— Предвидеть?.. — спросил мэр обиженно. — Вы могли предвидеть, например, нашу встречу? Кстати, вы откуда?
— Издалека… — замялся Герт, сделав неопределенный жест рукой.
— Турист, значит. Очень рад! К нам в последнее время что-то мало приезжает туристов…
Герт поспешил перевести разговор на другую тему.
— Что же, так все и будут молчать?
— Обсуждаем с отцами города, как изменить создавшееся положение. Одни хотят упразднить сразу весь список. Но… это неудобно. Я считаю, лучше отменять пункт за пунктом. Начнем со здоровья. Болезни — тема близкая к науке. Кстати, с завтрашнего дня тема здоровья объявлена разрешенной. В связи с этим состоится общегородской праздник — День здоровья!
— А что, в вашем городе много больных? — спросил Герт.
— У нас самые здоровые граждане на Альтрусе! — обиделся мэр. От несчастного случая, конечно, никто не застрахован… — Он машинально потер правое колено и, заметив взгляд Герта, добавил: — Это случилось не у нас. Перед тем, как попасть сюда, я был мэром прекрасного города…
Часы на ратуше начали хрипло бить.
— Уже семь, — вскочил с кресла мэр. — Мне пора. Вы не торопитесь уезжать?
— Пока нет. — Герт замялся. — Я хотел бы остановиться в вашем городе, если, конечно, не будет проблем с гостиницей.
— У нас прекрасный отель, места есть, — заверил мэр. — Кстати, возьмите список запрещенных тем, — достал он из ящика стола листок и протянул Герту. — Приходите завтра, продолжим нашу интересную беседу. Знаете, здесь решительно не с кем поговорить… — И, провожая Герта до двери, доверительно прошептал ему на ухо: — А я пойду к доктору. Нога побаливает.
«О болезнях у них разрешается говорить только с завтрашнего дня», — вспомнил Герт.