Поэтому Мазуру было велено отдохнуть до утра, и сей приказ он отправился выполнять с превеликим удовольствием. Со Стробачом они расстались на аэродроме. Тимош умотал куда-то с водителем Кривицкого, а Мазур в сопровождении Оксаны вернулся к себе на квартиру, где принял сто пятьдесят «хеннесси» и завалился в койку. Без всяких вариантов.
* * *Первый звонок разбудил Мазура в девятом часу утра. Оксаны рядом не было. Интересно, куда она подевалась? Он сел на кровати и посмотрел на будильник, стоявший рядом с телефоном на тумбочке. Ага, в Москве уже десятый час. Звонила няня и изволила весьма беспокоиться по поводу столь продолжительного Мазурова молчания. Мазур пробормотал нечто соответствующее случаю – дескать, все нормально, командировка она и есть командировка, волноваться незачем, спросил, как там Нинка, как малыш. Выслушав уверения, что все в порядке, пообещал позже перезвонить и нажал кнопку отбоя.
И только он вернулся в объятия Морфея, как телефон грянул вторично. «А чего это, интересно, Оксана не подходит к аппарату, – подумал сквозь сон Мазур, – чего это я должен трубку брать?»
Телефон продолжал звонить. Бормоча ругательства, он еще раз вслепую нащупал на прикроватной тумбочке телефон, приложил к уху, выдавил из себя:
– Мазур…
В трубке раздался сухой голос Говорова, который и сообщил о внезапной кончине нынешней ночью Пасленка Павла Андреевича.
– То есть, как скончался? – вырвалось у Мазура. – Убили?
– По нашим сведениям, умер естественной смертью, – сказал Говоров.
Хрень какая-то. Таких совпадений не бывает – это Мазур знал твердо.
– А что это за ваши сведения? Откуда?
– Ну, мы ж тоже без дела не сидим… Насколько известно, господин Пасленок скончался сегодня ночью у себя на даче от кровоизлияния в мозг.
Ага, на пороге нарисовалась Оксана – облаченная в белую рубашку Мазура. И более ничего из одежды на ней не было. Но никаких игривых мыслей в голове Мазура даже не возникло. Уж слишком ошеломляющей была новость. Сон как корова языком слизнула.
«Что случилось?» – вопросительно подняла брови Оксана.
– Нужны подробности, и побыстрее, – отмахнулся от нее Мазур, и продолжил командным тоном: – Медицинское заключение, осмотр места происшествия… Ведь был же осмотр? В общем, все, касающееся этого дела. Чем более полный будет отчет, тем лучше. Это возможно?
– Постараемся, – сказал Говоров, но не слишком уверенным голосом. – Я не всесилен, тем более, что моя вотчина – терроризм, а тут дело малость другое… политическое. Или бытовое. Официально – категорически не мое поле деятельности, поскольку участие Пасленка в нападении на «Русалку» не доказано.
«Нет, наверное, придется подключать тяжелую артиллерию», – решил Мазур.
Он сперва ополоснулся под холодным душем, высосал кружку премерзкого растворимого кофе, сварганенного Оксаной, и только после этого позвонил Малышевскому – пять минут теперь уже ничего не решали.
Олигарха Мазур не разбудил, тот уже был на ногах, и был уже, разумеется, в курсе происшедшего ночью. Он выслушал просьбу Мазура задействовать все свои связи, нажать на все рычаги и кнопки, чтобы в кратчайшие сроки получить подробные отчеты об обстоятельствах смерти Пасленка, в естественность которой не верилось ни секунды. Малышевский заверил Мазура, что сделает все возможное. Стробачу Мазур звонить не стал, успеется. Да тот и сам, думается, узнает, как проснется. Включит радио или телевизор – и узнает. Или доложит кто-то из его банды… Например, правая рука «реваншиста» Кривицкий. Или сам Иван Сергеевич.
* * *Честно говоря, подобное развитие событий явилось для Мазура полной неожиданностью. Нет, будь он Шерлоком Холмсом или просто сыщиком-профессионалом, тогда, возможно, просчитал бы подобный вариант. Однако Мазур не был ни тем, ни другим… В принципе, такое развитие событий можно было бы предположить, будь в деле замешана фигура помельче. Но то, что с доски в два счета уберут цельного замминистра… Даже не просто уберут, а снесут одним щелчком, как в русской народной шашечной игре под названием «чапаевцы»? Снесут моментально, без каких бы то ни было колебаний? Сие плохо укладывалось в голове…
Впрочем, это только Мазур считал, что замминистра ликвидировали. Официальная версия утверждала как раз таки обратное: дескать, мы имеем дело с самой что ни на есть естественной смертью, каковой сплошь и рядом умирают и простые граждане, и высокопоставленные, что на (простите – в) Украине, что в иных краях. С этой, официальной, версией Мазур ознакомился в девять утра, когда на его адрес электронной почты пришли материалы о смерти Пасленка Павла Андреевича (молодец Малышевский, сработал быстро и качественно, вот что значит связи!).
Это были фотографии с места происшествия и предварительный отчет об обстоятельствах смерти замминистра. Мазур быстро пролистал полученные материалы. Так и есть, все выглядит и впрямь как естественная смерть.
Сзади к нему подошла Оксана, обняла, щекоча прядями волос щеку. Он раздраженно отмахнулся от нее, мол, погоди, не до того. Слишком серьезное это дело…
* * *В общем, события разворачивались следующим образом. Поздно вечером (а если быть скрупулезно точным – то в десятом часу) Пасленок приехал в свой загородный дом, расположенный на Караваевых дачах под Киевом. Сказал жене, что ужинал в городе, что чуть позже выпьет чая, а до того времени хочет хотя бы часок отдохнуть, потому как чертовски устал на работе. Прошел в кабинет, достал из бара бутылку любимого армянского коньяку, налил в бокал примерно граммов сто пятьдесят (совсем как Мазур прошлым вечером, тьфу-тьфу-тьфу), выпил, ничем не закусывая. Затем вышел на балкон, перекурил, лег на диван… На диване его вскоре и поразил, старомодно выражаясь, апоплексический удар. Сиречь обширное кровоизлияние в мозг. Инсульт, иными словами.
Хладный труп обнаружили спустя два часа после того, как произошло кровоизлияние. Жена нисколько не обеспокоилась тем обстоятельством, что через час муж не вышел к чаю, как обещал. Обычное дело: лег отдохнуть и заснул. Собственно, позже супруга и направилась в рабочий кабинет мужа лишь для того, чтобы Павел Андреевич на всю ночь не остался бы на неудобном кабинетном диване, а перебрался в спальню…
По вызову в дом Пасленка вместе со «скорой» прибыла и следственная бригада СБУ. Внезапная смерть чиновника такого ранга – это, знаете ли, событие отнюдь не рядовое, тут, даже если со стороны все выглядит благолепно (в смысле отсутствия явного криминала), расследовать все требуется самым дотошным образом, поскольку ответ придется держать и перед высшим руководством страны, и перед общественностью с их надоедливыми средствами массовой информации. Тем более, смерть публичных людей всегда порождает самые невероятные версии и домыслы, которые лучше разбивать с фактами в руках.
Щелкая кнопкой мыши, Мазур убирал одни фотографии и загружал другие.
Вот снимок кабинета от двери. Прямо перед окном – письменный стол, справа книжный шкаф, слева роскошный кожаный диван, на котором находится покойник. Вот диван с лежащим на нем человеком взят более крупно, видно лицо человека – с глубокими вертикальными складками у носа, с большим родимым пятном на щеке. Из носа стекают две засохшие кровяные струи, этой кровью заляпан и воротник рубашки.
«А господин Пасленок был мужчина видный, – механически отметил Мазур. – Правда, подзапустил себя, брюхо наел немаленькое… Впрочем, при его должности сие простительно. Образ жизни – не позавидуешь. Кабинет, кабинет… Из кабинета на банкет, с банкета на заседание».
Ага, а этот снимок сделан из окна кабинета. Кабинет, кстати, находится на втором этаже… Отдельно была сфотографирована та самая бутылка коньяка.
К девяти часам утра было уже получено исследование содержимого этой самой бутылки. Содержимое вполне подходящее – коньяк без всяких инородных примесей. Во всяком случае, без таких, которые вызывают летальный исход. В фужере тоже никаких жутких веществ, кроме остатков коньяка, не обнаружено…
А вот интересно, с чего это вдруг стали делать анализ коньяка? От переизбытка бдительности? Или это здесь обычная процедура – в случае смерти замминистров брать на анализ то, что они выпивали накануне смерти? Непонятно… Впрочем, не над этим нужно ломать голову…
А все же следовало отдать должное возможностям его нынешних работодателей. Документы, которые он сейчас просматривал, наверняка находятся под грифом если не «гостайна», то «совершенно секретно» – это точно. И доступ к ним имеет весьма ограниченный круг лиц. Малышевский же раздобыл их за какие-то два часа. Впечатляет, что ни говори.
К документам, кстати, прилагались показания жены Пасленка, его персонального водителя, охранника на воротах и прислуги. Мазур пробежал их глазами, но, как и предполагал, ничего интересного для себя не обнаружил.
К документам, кстати, прилагались показания жены Пасленка, его персонального водителя, охранника на воротах и прислуги. Мазур пробежал их глазами, но, как и предполагал, ничего интересного для себя не обнаружил.
Мазур встал, повернулся к Оксане:
– Что скажешь?
– Бывают совпадения… – осторожно сказала она. – Позволь я теперь сяду?
– Да за ради бога…
Оксана села на его место за компом, быстро отыскала в Интернете какой-то поисковик.
Мазур тем временем набрал номер Говорова.
– Посмотрел, – сказал в трубку. – Вы сами-то видели?
– А как же. Я вам это все и отправлял.
– И ваше мнение?
– Ну-у… – Говоров явно собирался с мыслями. – Честно говоря, я ничего странного и подозрительного не увидел. Не люблю, знаете ли, дуть на воду, служба научила не искать черта там, где его нет. Тем более… Кровоизлияние – это ж вроде как следствие повышенного давления. Пасленок был мужик крупный, а у таких всегда давление высокое. К тому же, работал в госаппарате, а такая служба тоже нормальному давлению не способствует, как и здоровью вообще. К тому же, скажите: где в его смерти хоть малейший намек на криминал? Я, например, ничего не усмотрел.
– Время, только время смерти, – вздохнул Мазур. – Время, чтоб умереть, он выбрал крайне неудачно. Или, вернее, весьма удачно, это с какой стороны глядеть… Что ж, верно вы это заметили, что смерть господина Пасленка выглядит естественнее некуда, не подкопаешься. А может, вы знаете для чего проводили анализ коньяка в бутылке и фужере?
– Понятия не имею. Но пробуя мыслить логически… Он пил коньяк перед самой смертью, это установили, и, естественно, решили узнать, а нет ли связи. Причем, я уверен, никто не искал явный криминал, но мало ли – коньяк сам по себе был некачественный и это вызвало… Я не медик, я не знаю, что это может вызвать. Некую закупорку чего-то там в сосудах или еще где, это, в свою очередь, вызвало что-то еще, пошла цепная реакция и закончилось все летальным исходом.
– Но почему эту связь сразу принялись искать? Не дожидаясь вскрытия, медицинского заключения? Может быть, кому-то особо недоверчивому пришла в голову примерно та же мысль, что и мне…
– Что Пасленка отравили?
– Ну да, примерно так. Я бы сказал, Пасленку помогли.
– Если и помогли, то каким-то иным способом, не отравлением. Ведь никакого яда не обнаружили…
– В коньяке яда не обнаружили, а не в теле Пасленка… – сказал Мазур. – Хотя – большинство клеточных ядов вообще обнаружить не удается – даже на самой современной аппаратуре, вы должны это знать. А кроме того…
– Вот именно что «кроме того»! – не сдержался Говоров. – Не можем же мы выкрасть тело из морга республиканской больницы! А чтобы подступиться к телу в самой больнице, да так, чтобы при этом не поднялся хай до небес, чтобы не привлечь внимание всех журналюг страны и иностранных держав – надо задействовать такие административные рычаги… боюсь, не сдвигаемые рычаги. По крайней мере, мною. Это не по моему ведомству. А на меня в администрации и так уже смотрят косо из-за атаки на яхту. В общем, задачка, и уж точно не моего уровня. Это вам к Малышевскому.
– Да я понимаю. А… нужно ли нам ее решать, вот в чем дело, – вопрос Мазура, скорее, был адресован к самому себе, нежели к Говорову. – Мы же не следственные органы и доказательства для суда собирать не должны. И по большому счету плевать, какой именно химией его траванули: мышьяком или, к примеру, полонием. Наша задача иная… На Пасленке, как выясняется, цепочка не замыкалась, если не рассматривать уж совсем бредовой версии, что это он сам себя заказал, верша над собой самосуд за все свои деяния неправедные. Наша наиглавнейшая задача – пройти по цепочке дальше, а не собирать доказательства насильственной смерти Пасленка Павла Андреевича. Поэтому вполне достаточно моей уверенности, что Пасленка убили…
– Но ведь это только ваша уверенность.
– Это вы верно заметили, милейший. Моя. И так уж получилось, что сейчас принимаю решения именно я. Но и ответственность тоже моя…
«Ну не бывает таких совпадений, – мог бы сказать Мазур, если в надумал объяснять что-то Говорову, – что хошь делай, не бывает. Как говорили древние, этого не может быть, потому что не может быть никогда. То есть замминистры, конечно, тоже смертны, как смертен был известный всем дореволюционным гимназистам Кай Юлий Цезарь, как смертны прочие люди… Однако когда люди умирают аккурат после того, как становится известно об их причастности к оченно дурнопахнущему делу, тут уж позвольте не верить никаким сильным по убедительности картинам естественной кончины и никаким заключениям официальных медицинских светил, буде таковые воспоследуют».
Но это были бы лишние слова. В конце концов, Мазур здесь главный, а Говоров пусть делает свое дело на своем посту.
– Итак, будем считать, что я всецело прав, – решительно сказал Мазур. – Подключайте все свои связи в милиции и в СБУ, подкупая кого надо и за сколько запросят, с Малышевским и Иваном Сергеевичем эти расходы мы утрясем. Словом, все силы бросайте на решение вот какой задачи… Начиная с шестнадцати часов вчерашнего дня и до приезда Пасленка к себе домой его день должен быть установлен до минуты. Я уверен, что где-то в эти часы отыщется или незапланированная встреча, на которую Пасленок вдруг сорвался, побросав текущие дела, или неожиданный, не внесенный в списки и не согласованный с секретариатом посетитель. Или любовница, с которой он встречался исключительно по четвергам, вдруг позвонила и разнылась: мол, приезжай, умираю, как хочу тебя. Или какой-нибудь старый приятель, может быть, даже школьный, который частенько захаживал к Пасленку, принесло его и в этот день… Словом, – подытожил Мазур, – я должен знать все, что делал Пасленок в свой последний вечер. Даже если он вдруг незапланированно сорвался в туалет, я должен об этом знать. Допустим, всегда ходил до ветру не чаще одного раза в час, а тут вдруг побег через полчаса. Справитесь с заданием, по силам?
– Управимся. Или как у вас говорили, будем стараться.
– Тогда уж «рад стараться, вашбродие». Хотя так у нас тоже не говорили… Ладно, шутки врозь, пан начальник. Не отвлекаемся. Короче, управиться желательно побыстрее. И еще я хочу получать данные сразу по мере поступления. Звоните, шлите по электронной почте, эсэмэсьте… Да, и еще! Надо каким-то образом раздобыть телефонные номера, с которых звонили Пасленку и по которым звонил Пасленок в указанное время. Естественно с указанием лиц, за которыми закреплены эти номера…
– Непростые задачи ставите, Кирилл Степанович. Вы не забыли, что речь идет о замминистра?
– Такова се ля ви, дорогой Анатолий Витальевич. Если б мы с вами работали в службе безопасности уличного ларька, жилось бы нам не в пример легче… Да, и еще в довесок! Мне нужно, так сказать, жизнеописание господина Пасленка. И не официальная версия, переписанная из трудовой книжки, а…
– Версия с упором на компромат, – закончил Говоров.
– Вот именно, – сказал Мазур. – И то же самое: сразу присылайте мне, как говорится, по мере поступления…
– Ну, с жизнеописанием – это проще всего, – со вздохом сказал Говоров. – С остальным придется попотеть…
Мазур повесил трубку, сказал вслух:
– Уж попотейте, попотейте, р-работнички…
И подумал: «Приятно так работать».
Не надо самому в мыле носиться по городу по всем адресам, а отдал приказ – и жди исполнения. И ведь исполнят в лучшем виде, не за совесть работают – за хорошие деньги и перспективу быть полезным и в дальнейшем…
Он повернулся к Оксане, которая что-то азартно искала по сети:
– И? Что скажешь?
– В чем-то ты прав, если я все верно уловила краем уха, – пожала она плечами, не отвлекаясь от монитора. – Еще тридцать лет назад существовали препараты, способные вызвать сердечный приступ или кровоизлияние у человека вполне здорового и умирать совершенно не собирающегося…
– Правильно мыслишь, – кивнул Мазур и потянулся к сигаретам. Интересно, что она там ищет. – Причем некоторые из этих препаратов были – почему были, они и есть до сих пор – с отложенным сроком действия… Значешь, что это такое?
– Знаю. Некую хитрую химию в виде жидкости без вкуса и цвета подливали человеку, допустим, в суп, он его благополучно съедал, отправлялся по своим делам и какое-то время ходил как ни в чем не бывало, ни о чем не подозревая и ничего не чувствуя. А через несколько дней вдруг бах – и падает замертво. Про изотопы я уж и не говорю…
– Именно. Соображаешь. И, поверишь ли, даже у тебя в парнике растет чудо-овощ, усики которого, если добавить в салатик кому-нибудь, у кого не лады с сердцем, быстро загонят этого кого-нибудь в могилу, и ни одна экспертиза… В общем, не помешало бы все это дело тщательно исследовать с помощью хорошей аппаратуры и толковых спецов.
– У меня нет парника, – очень серьезно сказала Оксана.