Уничтожит Края – и можно наслаждаться спокойной жизнью в личном бункере на личном острове.
– Адольфо, вы ведь курите? Прошу, курите, не стесняйтесь. И не спешите с ответом. Вам ведь наверняка нужны гарантии того, что я серьезный человек, а не босяк с переулка?
Гамбино неуверенно подался вперед всем телом. Затем суетливо вытащил из кармана вонючий сигарный окурок, вставил его в пасть и принялся лупить себя по одежде в поисках спичек или зажигалки.
Источая аромат дорогого парфюма, безнадежно проигрывающего битву с вонью чужого пота и недотлевшего табака, Новак проследовал к столу. Левее светильника с зеленым абажуром – такой же был у Ленина – на столешнице лежал в ожидании босса золотистый кейс. Во всех офисах компаний Новака по всему миру есть точно такие же апартаменты. Они – как близнецы. Клоны. Сделано под копирку. Точность совпадения – до миллиметра, так велел Новак, и его ни разу нигде не подводили. Люди способны на чудеса, если знают, что за небрежность им и их семьям грозит гибель. Одна и та же мебель, высота потолков и площадь. И вещи лежат на тех же местах. Это очень удобно, если сегодня ты в Париже, завтра в Сан-Хосе, а послезавтра – каком-то Мухосранске. Тебе не надо каждый раз привыкать к обстановке, ты всегда будто попадаешь в один и тот же офис, где даже закладка в Библии – той, что в ящике стола, – на странице, где ты закончил чтение в предыдущем городе.
Но это все лирика. От всего этого международного комфорта Новак с радостью готов отказаться за ту сумму, что он планировал заработать в Вавилоне в ближайшие полчаса. А для того, чтобы обогатиться, надо потратиться – это закон бизнеса, ничего личного.
Щелчок – первый замок сдался без боя, щелчок – второй. Кейс обнажил свое отнюдь не пустое нутро. Классика жанра: пачки купюр аккуратными рядами, друг на друге, как только поместились все.
– Адольфо, пересчитывать будете? – Новак показал деньги мистеру Гамбино и по ответному взгляду понял, что сицилиец не только страстно желает пересчитать, но и готов проверить на подлинность каждую купюру.
А вот этого нельзя было допустить. Новак облизал губы. Деньги все равно подлинные, он не стал бы рисковать сделкой из-за такой мелочовки. Да и время иногда – дороже всех денег. Как вот сейчас. Надо вынудить Гамбино отказаться от…
Словно подыгрывая ему, распахнулась дверь. На миг показались сектор коридора и ноги охранников-синоби, решивших вдруг улечься на полу. После чего в апартаменты проникли двое.
Новак замер на месте.
Сигарный окурок выпал из пасти Адольфо Гамбино – сицилиец вмиг позабыл о том, что деньги любят счет.
Глава 9 С2Н5ОН
Вот на чем клином сошлись все тропы Полигона!
Этот промышленный комплекс мы увидели издалека – он светился в темноте болотными ведьмовскими огнями. Они-то и послужили нам с Миленой ориентиром, к которому мы двинули по дороге. Комплекс был накрыт фосфоресцирующим прозрачным покрывалом. Ну, по крайней мере, так казалось издалека.
– Как красиво, Край… – с умилением, показавшимся мне крайне неуместным, выдала Милена, глядя на обозначенные зеленоватым фоном конструкции.
– Угу, – буркнул я.
У меня от этой «красоты» мороз по коже и слабость в коленных суставах.
Ночной Полигон по обе стороны дороги очнулся вскоре после захода солнца и зажил своей собственной жизнью – насыщенной, полной борьбы, плотских радостей и трагедий. Мрак вдоль асфальта ухал, утробно рычал, надрывно визжал в агонии, прищелкивал и шумно пыхтел, ломился через заросли мощными телами и моргал желтыми зрачками, внимательно нас разглядывая. Но ни одна тварь не высунула коготь или клык на дорогу, чтобы выяснить, насколько мы вкусны или хотя бы съедобны в принципе. Договор Резака с Полигоном все еще был в силе. Иначе нам пришлось бы несладко. Да и у самой цели нашего безумного путешествия любой шум сыграл бы с нами злую шутку, выдал бы нас.
Мы подобрались настолько близко, что уже можно рассмотреть детали.
Представьте относительно невысокий бетонный забор, поверх которого никто не удосужился натянуть колючую проволоку. Не Стена, конечно, но не переступишь и с разбегу не перемахнешь. Вот разок только глянешь на заборчик этот – и сразу поймешь: комплекс не во времена Союза отгрохали, а значительно позже. Нет тоталитарной монументальности: на территории все сплошь легкие конструкции, не рассчитанные на тяжкий труд для фронта во время ядерной войны. Под цехами небось даже бомбариков не вырыли.
За бетонным забором не то чтобы скрывались коробки еще не старых, но уже потерявших прежний лоск зданий. Какой тут лоск, если в половине оконных проемов не хватало стекол? В урбанистический пейзаж вклинивались две огромные стальные конструкции – эдакие цилиндры, на которые насадили по покатому конусу, а сверху еще приладили ржавые железные фермы. Правее цилиндроконусов, меряясь высотой, вздыбились труба и водонапорная башня. Интересно, для чего они здесь? А вот штанга ветряка с длинными лопастями как бы намекала, что с электричеством на территории проблем нет…
Я всерьез подумывал штурмовать забор нахрапом, но до этого дело не дошло, потому что Милена заметила небольшое строеньице, которое вполне могло быть проходной для рабочих. Туда-то мы и направились перебежками от куста к кусту.
Не добежав метров двадцать, залегли в траве, чтобы осмотреться.
Отсюда проходная выглядела безжизненно. Стеклянные стены разбиты, осколки на полу и на асфальте перед входом, острые сколы из стальных рам торчат, точно клыки хищного зверя из пораженных некрозом челюстей.
– Давай помалу вперед, любимая!..
Вблизи вид не улучшился, разве что безжизненность стала не такой уж безнадежной. Над крышей проходной пролетела вечерница или, быть может, порхнул подковонос, я слабо разбираюсь в летучих мышах. Между ног у Милены шмыгнуло что-то некрупное, зубастое и сухопутное. Достав из сидора фонарь, я посветил внутрь проходной. Вертушка проржавела. С деревянного загончика для вохры сорваны пластиковые панели, а само дерево набухло от влаги заливающихся в сооружение дождей, обросло трутовиками. Виднелась спинка офисного кресла, на котором в прошлом насиживали геморрой охранники, а теперь на гнилой ткани обивки нашло пристанище зеленое пятно мха.
Обстановка толсто намекала, что проходная давно заброшена, и как бы уговаривала: иди, Край, бери женушку под локоток и топай себе через эту мирную в своей загробной жизни проходную, пусть скрипнет вам вслед вертушка, пусть зацепишь ты ногой гриб да сломаешь, никто не обидится. Тут спокойно. Тут можно.
Но я не верил этому подкупающему спокойствию ни на грош.
И крохотный прибор, висевший у меня на груди, точно кулон, бижутерия из дешевого ларька, легонько так, едва ощутимо завибрировал и самую малость нагрелся.
– Милена, оставайся снаружи, – шепнул я жене и шагнул в пределы проходной.
«Камень» вмиг раскалился так, что стало больно. Чтобы остудить его и спасти себя от ожога, – и не только от ожога! – я отпрыгнул назад.
Пробыл я под крышей заброшенного строеньица долю секунды всего, но успел рассмотреть то, чего не увидел бы снаружи. Внутри все было тщательно обставлено – или лучше сказать «заминировано»? – приборами. С десяток разных устройств, из которых я опознал только «кондер», лежали и облепили стены так, что их невозможно было увидеть, не попав в зону поражения.
Если б не «камень», я наверняка повел бы Милену на территорию комплекса кратчайшим путем – то есть через проходную, напичканную смертельно опасными для людей ловушками.
– Что там, Макс? – спросила жена.
– Могила для дураков.
– Хорошо, что мы умные, – печально пошутила Милена.
Мы убрались подальше от забора. Если периметр комплекса хоть как-то охраняется – грабителей было всего трое, их слишком мало, чтобы организовать нормальное наблюдение, – не следует давать шанс нас засечь. Хотя, быть может, враг нас вычислил и просто ждет подходящего момента, чтобы взять тепленькими. Из-за моей паранойи, рискуя в темноте подвернуть ногу и выколоть ветками глаза – я не включал фонарь, – мы с полчаса крались по лесополосе в отдалении от комплекса. Меньше всего мне хотелось засветиться – буквально! – теперь, когда мы так близко от похищенного общака.
Я надеялся обнаружить дыру в заборе. Разве бывают заборы промышленных объектов без лазеек, заботливо сделанных теми, кому есть что вынести наружу? До нынешней ночи я считал, что таких заборов не бывает в принципе, согласно закону природы, пока что не открытому учеными. Однако уверенность моя пошатнулась…
Под ногой что-то пискнуло. Опять некрупное, зубастое и сухопутное! Я случайно наступил на него, а оно, нет чтобы цапнуть, ломанулось прочь – да прямо к забору. Мама моя родная, да тут, в лесополосе, таких тварей было не счесть! Посадка просто кишела этими грызунами примерно вдвое крупнее крысы и с выпирающими из пасти клыками, увидев которые амурский тигр сдох бы от зависти. И все эти твари двигались в одном направлении – к забору!
Это знак, понял я.
– Милена, давай за ними!
Моя обожаемая блондинка крыс не боялась. Она даже подкармливала тех серых сволочей, что без спросу шастали по нашей квартире. У меня тоже нет земмифобии. Но уж больно много зубастых сухопутных собралось на относительно небольшой площади земной поверхности. В таком количестве меня напрягали бы даже крохотные пушистые крольчата, что уж говорить о мутантах Полигона – эти тупо массой задавят, если им вдруг захочется.
Но ведь пока не задавили. Мало того, они даже помогут нам перебраться через забор. Точнее – под забором. Крысы-мутанты, оказывается, сделали под бетонной плитой солидного диаметра подкоп. Им зачем-то понадобилось проникнуть на территорию комплекса. Медом там намазано, что ли? А диаметр немаленький потому, что шмыгать согласно очереди, по одной, для них не вариант, слишком долго, потому как зверьков у забора собралось ну очень много, и новые постоянно прибывали. А раз так – вот вам нора с пропускной способностью в несколько десятков крыс в секунду.
Милена отступила от меня:
– Край, только не говори, что ты туда полезешь!..
– Не скажу, любимая. Не я, мы туда полезем. Оба. Ты – первая.
Конечно, она сопротивлялась. И даже грозилась подать на развод и лишить меня свиданий с Патриком. Но я безжалостно, без малейших сантиментов и угрызений совести, затолкал ее в подкоп, и дальше уже, шипя, точно кошка, которой оттоптали хвост, она сама – пробкой из бутылки шампанского! – выскочила на другой стороне.
– Край, чего встал? Давай ко мне! – послышалось из-за забора.
И вот тут меня заклинило.
Одно дело супругу благословить на подвиг, а другое – самому сунуться в замкнутое пространство, кишащее грызунами. Нет уж, нет уж! Как-нибудь в другой раз и лучше вообще без меня! Я подожду, пока все пасюки пройдут торжественным маршем, и только потом…
– Край, если ты сейчас же не присоединишься к законной жене, то я, как твоя законная…
Увы, Милена никак не могла повлиять на мое малодушное решение. Я – настоящий мужчина, альфа-самец! – просто физически не мог принять во внимание крайне слабые женские аргументы. Нужны были обстоятельства посущественней, чтобы повлиять на такого опытного сталкера, как я.
И обстоятельства поспешили явить себя.
Со стороны зданий послышался мерный глухой рокот, будто кто-то большой и сильный начал вдруг быстро-быстро лупить кувалдой по крышке канализационного люка. А люк – возле микрофона и колонок, и громкость на максимум, чтобы всем в радиусе пары километров слышно было.
Рокот привел крыс в дикое возбуждение. Они ускорились минимум вдвое и теперь лились в нору одной сплошной биомассой, уплотненной донельзя.
– Край, слышишь? – Милена была по ту сторону забора, и если бы она захотела вернуться, крысы просто не позволили бы ей.
– Еще бы, любимая.
На территории комплекса творится бог знает что – может, там сейчас общак ворованный делят? – а я тут корчу из себя целомудренную деву после семи абортов! И это никуда не годится! Неужто я – мужчина в расцвете лет! – не сумею того, что блондинка-жена сумела?!
Кряхтя и расталкивая локтями крыс, я полез в нору.
Честно скажу, никакого удовольствия от преодоления этого препятствия я не испытал. С детства – с утробы матери! – не люблю что-либо преодолевать. Мне пусть все бонусы приносят на диванчик, где я буду в неге таращиться на экран зомбоящика и попивать безалкогольное пиво, поедая чипсы с беконом центнерами. Но не приносят же!.. Ничего в этой жизни мне не дается просто так. За каждый кусок хлеба приходится сражаться, за место под солнцем – воевать. Вот и нынче я изрядно потеснил крыс-мутантов, чтобы всунуться в их нору сначала головой, потом средней частью организма, а там уж, когда в подкоп вошла задница, намертво застрять. Возле лица, ушей, под локтями, на спине, под животом, между ног и в паху недовольно шевелились клыкастые твари – ведь я перекрыл траффик. Еще немного – и крысы наплюют на договор Резака с Полигоном, который защищает нас с Миленой до сих пор. Супруге мало не покажется, если крысы на нее кинутся, ну а мне так вообще кранты, я ведь разве что пальцами рук и ног могу пошевелить. Ну чисто Винни Пух, который побывал в гостях у Кролика! И ведь что примечательно – всего лишь кусочек высушенного до каменной твердости мяса сожрал! Без хлеба! Не мог я от него так поправиться!
– Край, ты чего, там прописался? – услышал я сквозь натужный писк придавленных мною крыс. – Жить там будешь? Как квартирка?
Надо же, какой искрометный юмор у моей супруги! Ржунимагу! И это… как там еще молодежь говорит… А! Я патсталом!
– Край, не глупи! – судя по голосу, супругу обеспокоила-таки моя задержка. – Вылезай уже! Хоть скажи что-нибудь!..
Ну вот что мне было ей сообщить? Что я застрял – ни вперед, ни назад? Что крысы вот-вот устанут от живой пробки в их тайном ходе, от меня то есть, и либо пророют новую нору, оставив меня тут худеть, либо помогут мне сбросить лишний вес, откусив от тела сталкера десяток килограммов? Оба варианта для меня были совсем не вариантом.
Крысы пищали и ворочались, рокот усилился, Милена то горестно причитала, то умоляла меня отозваться, то молилась боженьке, чтобы со мной все оказалось в порядке и чтобы все это наконец-то когда-нибудь закончилось, потому что она больше не может уже…
Я тоже больше не мог.
Но главное – больше не могли крысы.
Я им надоел.
И они от меня избавились.
Организованной толпой они навалилась на меня с тыла, вдавились мне в подошвы ботинок, в ноги – и это сработало! Я почувствовал, как сдвинулся вперед, чуть-чуть совсем, а потом еще немного, и еще, и… И наконец я увидел небо над головой Милены – супруга, встав на четыре кости, вглядывалась в темноту норы. Едва слышно попискивая, крысы принялись обтекать меня двумя сплошными потоками и исчезать в густой траве.
Мне же ничего не оставалось, как самостоятельно преодолеть последние сантиметры подзаборного пути сообщения и встать на ноги.
Мое появление супруга встретила радостно – кулаком врезала мне по роже. Несильно. Для порядка.
– Край, ты поддонок! Я…
– Любимая, прикрой, – первое, что я сказал Милене, стоило мне только оказаться на территории комплекса.
Меня заинтересовали источники зеленоватого света. Этого добра тут хватало – ими все было усеяно, прямо под ногами валялись. Я наклонился и с опаской тронул один из них кончиком пальца – и тотчас отдернул руку. Источник мигнул и погас. Все еще с опаской, хотя «камень» на груди не предвещал беды, готовый в любой момент выбросить каку, я взял потухший источник и поднес поближе к глазам. Несомненно, это был прибор. Ближайший земной аналог – крохотный диод. Только вот непонятно было, что за источник питания позволял ему светиться. Ничего похожего даже на самую микроскопическую батарейку я не заметил. И вот еще вопрос – почему «диодов» такое крупное скопление? Причем скопление это локализовано? За бетонным забором – ни одного, а здесь… Потухший диод вдруг звонко лопнул на две части у меня в руках. Оба упали на тротуарную плитку и тут же засветились. Я присел. Теперь это были два полноценных «диода». Они что, будто бактерии, делением размножаются?..
Опустив натянутый лук и присев рядом, Милена тронула меня за плечо и указала влево.
По ее наводке я увидел человека метров двух с половиной ростом, не ниже. Нас от него скрывали кусты. Ух, ну прямо-таки хоть сейчас его на матч НБА! Шакил в сторонке нервно выкурил бы две пачки подряд. Из всей одежды на великане было лишь бесформенное нечто на бедрах, едва прикрывающее мужское достоинство, – это если тряпку, которой пару лет уже изо дня в день моют полы, можно назвать одеждой. Такая скудность искусственных покровов позволяла хорошенько рассмотреть телосложение «дяди Степы»: узкие плечи, худые руки и ноги, локтевые и коленные суставы выпирают, будто распухли после продолжительной болезни. И потому движения у великана какие-то неправильные, судорожные. Он будто бросал свое тело вперед, при этом руки его безжизненно болтались из стороны в сторону, сами по себе перемещались в пространстве, а потом, преодолев за шаг метра полтора, на миг замирал. Казалось, ему нужно собраться с мыслями, настроиться для следующего движения.
«Да ему же больно ходить», – понял я. Каждый шаг причиняет ему страдания.
Теория моя подтвердилась следующим обстоятельством: вытянутое и заостренное книзу лицо великана то и дело искажалось – он морщился и одновременно щерился, показывая ряды крупных, но кривых зубов, среди которых хватало прорех.
Если ему так плохо, то лежал бы себе, отдыхал… Что заставило его подняться и отправиться в путь вопреки протестам собственного тела?
Великан остановился на площадке, уложенной тротуарной плиткой, в стыке меж которой проросла трава, и чуть поклонился постаменту – эдаким солнечным часам, где на единственной стрелке, грозящей небу, было написано «PRIMA. Ликеро-водочный завод», а ниже еще много всего было написано, только читать вот недосуг. Чуть постояв, великан двинул, не разбирая дороги, к трехэтажному корпусу, который едва виднелся за могучими кронами деревьев.