Эп. 52.
На словах автора мы видим Чичикова. Он в халате, накинутом поверх белья. Шея его (очевидно распухшая) повязана клетчатым платком, из-под которого выглядывает подушечка из ромашки. Издавая какие-то хрипло-булькающие звуки, склоняясь над тазом, Чичиков полощет горячим молоком с фигой больное горло…
— Петрушка! — окончив полоскание, хрипло сипит он. Но на зов никто не откликается…
Эп. 53.
…ибо Петрушка, дрожа от страха, стоял в это время в какой-то казенной комнате с решеткой перед длинным усатым ротмистром жандармерии. В стороне у стола «странная личность» что-то записывает…
— …В Костроме мы были… городе Нижнем были… Ярославле… — Стирая рукавом слезы и кровь из разбитой губы, рассказывает, заикаясь, Петрушка.
— А не покупал ли твой барин там мертвых?.. — спрашивает ротмистр.
— Не ведаю, ваше благородие… — испуганно лепечет Петрушка. — Истинный Христос-бог, не ведаю! — крестясь, закричал он и повалился и колени.
Ротмистр взглянул на «личность», тот сделал рукой знак «убрать». Распахнув ударом ноги дверь, ротмистр крикнул:
— Убрать!..
Вбежали два рослых жандарма и, подхватив, уволокли Петрушку за дверь, втолкнув вместо него Селифана.
— А ну-ка скажи, любезный, — спрашивает ротмистр Селифана. — Кто твой барин?
— Сколеский советник, ваше благородие, — вытянувшись, ответил Селифан.
— А чем он занимается, где служит?
— У его величества батюшки государя императора, ваше благородие!..
«Личность» удивленно вытягивается.
Эп. 54.
— …А не арестовать ли нам господина Чичикова, как подозрительного человека! — воинственно говорит полицмейстер.
— А если он нас арестует, как подозрительных людей? — ехидно спрашивает инспектор врачебной управы сидящих и гостиной (у вице-губернатора) — председателя палаты, прокурора и самого вице-губернатора.
— Может, он, господа, — опасливо оглядываясь, продолжает инспектор, — и есть подосланный к нам из Петербурга чиновник для произведения тайного следствия по делу тех, умерших…
Все испуганно приподнимаются.
— …Помните… которых мы с вами…
Прокурор бросается к инспектору и закрывает ему рот.
— Тсс!..
— Тсс!
Все с ужасом смотрят друг на друга.
Вдруг распахивается дверь, вбегает бледный, перепуганный почтмейстер.
— Вы знаете, господа, — с трудом переводя дыхание, заявляет он, — говорят, что Чичиков — делатель фальшивых ассигнаций…
Эп. 55.
— …Что за притча, мертвые души? — жалобно спрашивает сам себя губернатор. Он стоит в кабинете на фоне портрета Николая I и непонимающе разводит руками.
— И зачем, для чего покупать их? К какому делу их можно приткнуть…
В двери, втаскивая за руку плачущую дочь, влетает гневная губернаторша.
— Ты слышал? — трагично вопрошает она, перстом указывая на дочь.
— Но, матушка, зачем же ему покупать мертвых?..
— Дурак! — оборвала его губернаторша.
— Не мертвых… А нашу дочь… наше дитя он хочет увезти!.. — и горько зарыдав, губернаторша прижала к себе плачущую дочь…
— Его благородие коллежский советник Чичиков, — входя в кабинет, докладывает пожилой лакей.
— Не принимать! — закричал губернатор, затопав ногами… — Вон, вон его!
Эп. 56.
— Не приказано… — говорит тот же лакей стоящему в передней у лестницы Чичикову.
— Как не приказано? — удивляется Чичиков. — Да ты, видно, не признал меня. Ты всмотрись хорошенько, — говорит он, приподнимая с лица повязку.
— Да вас-то и не велено… — посмотрев на вспухшую шею, сказал лакей, — других можно…
— Вот тебе на! Но отчего же?
— Таков уж приказ…
Эп. 57.
— Петрушка! — через силу хрипит Чичиков, влетая в дверь своего номера.
Появляется мрачный, с подбитым глазом Петрушка.
— Ты где шляешься, сукин сын?
— В участок водили… про вас спрашивали…
— Что?! — как ужаленный, подскочил Чичиков. — Кто спрашивал? Ты что мелешь… пьян, что ли?
— Пьян… — обиженно пробурчал Петрушка. — Вот глаз подбили и два зуба вышибли… Пьян…
Растерянный Чичиков какое-то мгновение стоит точно окаменелый. Затем, скинув шинель, он бросается собирать вещи.
— Тащи чемодан! — отрывисто прохрипел он. — Да крикни Селифану, чтобы немедля запрягал…
Петрушка исчез, через секунду вернулся с чемоданом, следом за ним вошел Селифан, тоже порядком потрепанный в жандармерии.
— Никак нельзя, барин… — остановившись у двери и почесав затылок, робко заявил он.
— Что нельзя?
— Да запрягать-то,
— Почему?
— Да колесо малость того… его вишь… перетягивать надо…
— Подлец ты! — прохрипел Чичиков и, подскочив к Селифану, схватил его за грудки.
— Убить! Зарезать меня хочешь! Две недели сидели… ты хоть бы заикнулся, а теперь как ехать, так ты…
Чичиков ожесточенно ударяет Селифана.
— Пойди, найми кузнецов, — тяжело дыша, продолжал он, — да чтоб в два часа все было сделано! Слышишь!
— Слышу… — пятясь к дверям, пробормотал Селифан.
— А коли нет, так я тебя… — угрожая, двинулся к нему Чичиков, — в рог согну! — узлом завяжу!.. Ну, пошел, ступай!
И, потупив голову, Селифан вышел.
Эп. 58.
«…Чтобы окончательно выяснить, кто такой господин Чичиков и как с ним поступить… — говорит автор, — чиновники, собравшись у полицмейстера, пригласили Ноздрева, так как, по слухам, он был в тесных отношениях с Чичиковым и без сомнения знал кое-что из обстоятельств его жизни…»
Кабинет полицмейстера. Двери заперты. Окна закрыты. Горят свечи. На столе закуска и бутылки. За столом Ноздрев.
Полицмейстер, вице-губернатор, председатель, почтмейстер, прокурор и инспектор врачебной управы сидят вокруг Ноздрева. Все до крайности встревожены и очень похудевшие.
— Верно ли, господин Ноздрев, — спрашивает председатель, — что Чичиков скупал мертвых?
— Верно, — выпивая и закусывая, отвечает Ноздрев. — Да я сам ему продал. И не вижу причин, почему бы не продать.
Чиновники переглядываются.
— А верно ли, — опять спрашивает председатель, — что он хотел увезти губернаторскую дочку?
— Верно, — говорит Ноздрев. — И я сам ему помогал. Договорился с попом из Турмачевки. Поп взял за венчание сто рублей.
— Но… Зачем же для этого покупать мертвых? — недоумевает председатель.
— А… чтобы подарить их губернаторской дочке. За ее здоровье! — подняв бокал, говорит Ноздрев и залпом выпивает.
Чиновники невероятно смущены и подавлены… Пауза…
— А не делатель ли он фальшивых ассигнаций? — привстав с места, спрашивает полицмейстер.
— Делатель, — спокойно подтверждает Ноздрев. — И очень, подлец, ловкий…
Прокурор в ужасе поднимается и, подойдя к Ноздреву, тихо спрашивает:
— По городу ходят слухи… что будто Чичиков… На-поле-он?
Ноздрев одним духом выпивает рюмку водки и, в упор уставившись на прокурора, страшным шепотом произносит:
— На-поле-он!
Прокурор отшатнулся, со стуком опрокинул стул… Чиновники в смятении вскочили, попятились…
Ноздрев тоже встал, пальцем поманил их к себе и, наклонившись к ним, вполголоса продолжал:
— Англичане выпустили его с острова святой Елены… Вот он и пробирается в Россию… — на словах «пробирается» Ноздрев, сверля рукой воздух, таинственно подошел к арке, закрытой портьерой, и, погрозив чиновникам пальцем, скрылся… Чиновники в недоумении переглядываются… и вдруг все в ужасе отшатываются…
Откинув портьеру, в том квадрате арки стоял Наполеон-Ноздрев. Он в треугольной шляпе полицмейстера и мантилии полицмейстерши, которая драпируется на нем, как плащ. Руки его скрещены на груди, клок волос выпущен из-под треуголки.
Чиновники в страхе прячутся за стулья, кресло, стол.
— Вив лемперер! Ура! — заорал Ноздрев и, пошатнувшись, упал на диван и замолк.
Выйдя осторожно из-за прикрытия, чиновники подошли к нему.
— Пьян… — констатировал вслух полицмейстер.
— А знаете, господа, кто этот Чичиков? — хлопнув себя по лбу, внезапно вскричал почтмейстер.
— Кто? Кто? — разом обернувшись, спросили чиновники.
— Это, господа, никто иной, как капитан Копейкин!..
Вдруг грохот в дверь. Все вздрагивают… смотрят на дверь. Грохот сильней… Полицмейстер с испугом открывает дверь, в ней появляется жандармский ротмистр, за ним «странная личность» в темных очках.
— Господа! — выступая вперед, заявляет «личность». — В город только что прибыл генерал-губернатор князь Хованский. Его сиятельство незамедлительно просит вас всех пожаловать к нему!.. — четко и громко объявив это, «личность» и капитан исчезают.
— Господа! — выступая вперед, заявляет «личность». — В город только что прибыл генерал-губернатор князь Хованский. Его сиятельство незамедлительно просит вас всех пожаловать к нему!.. — четко и громко объявив это, «личность» и капитан исчезают.
Полицмейстер, испуганно вскрикнув «Ах!», бросается вслед за «личностью», за ним ринулись председатель и вице-губернатор. Прокурор было тоже рванулся, но хватается за сердце, меняется в лице и падает на пол…
Инспектор и почтмейстер остолбенело смотрят на прокурора, потом начинают метаться.
— Ах, батюшки! — кричит инспектор, бросаясь в дверь. — Доктора! Доктора!
— Воды! Воды! — кричит почтмейстер, выбегая вслед за ним.
Ноздрев поднимается с дивана, оглядывается, видит лежащего на полу прокурора, берет свечу, наклоняется к нему…
Вбегает дрожащий инспектор, у которого в руках графин и стакан с водой. Ноздрев властным жестом берет у инспектора стакан, выпивает воду и, указывая пальцем на прокурора, громко говорит:
— Умер…
Эп. 59.
Вечер. Двор гостиницы. Фонарь. У крыльца снаряженная бричка, около брички Петрушка и Селифан укладывают последние вещи.
Эп. 60.
Номер. Пусто. На полу валяются обрывки бумаг, на табуретке в подсвечнике догорает свеча… Чичиков в шинели и картузе стоит посреди номера и тревожно прислушивается, затем осторожно подходит к окну, выглядывает, берет под мышку шкатулку и, крадучись, идет к дверям… вдруг останавливается.
В дверях стоит дама в черной мантилии и вуали, в руках у нее саквояж.
— Нет, я должна была к тебе прийти! — трагически восклицает дама и, рванувшись к ошеломленному Чичикову, обнимает его. — Что свет? Толпа людей, которые не чувствуют! — целуя его, страстно шепчет дама. — Что жизнь? Долина горестей…
— Но позвольте! — с трудом вырвавшись из объятий, перебивает ее Чичиков.
— Кто вы? Что вам угодно?
— Я та, что вам писала… — откинув вуаль, говорит дама.
Чичиков отпрянул. Перед ним стояла Анна Григорьевна.
— …и та, которую вы отвергли на балу… — грустно улыбнувшись, добавляет она.
— Простите, но я… — чуть смущенно, но вместе с тем сухо произносит Чичиков. — Мне, видите ли, надо немедля ехать… бежать… — вырывается вдруг у него.
— Да, да, бежать! Бежать! — подхватывает Анна Григорьевна. — В пустыню! В горы! На край света! — вдохновенно продолжает она, снова обнимая Чичикова. — О, как я мечтала навсегда покинуть этот город!….
— Оставьте меня!.. — грубо отстраняя ее, кричит Чичиков. И для осторожности несколько отступает.
— Это у вас от безделья, сударыня… — зло говорит он. — Шили бы вы рубахи… вязали чулки, да рожали…
— Ах, вот как?! — гневно перебивает его Анна Григорьевна. И, закрывшись вуалью, поворачивается и гордо направляется к дверям…
Остановившись у дверей, трагически, с надрывом произносит она и, как видение, исчезает…
— Дура… Черт бы ее побрал… — облегченно вздохнув, выругался Чичиков… и замер… услышав шум подъехавших к гостинице экипажей. Подскочив к окну, он выглянул и, схватив шкатулку, стремительно кинулся к дверям…
Но из дверей, навстречу ему, появляются: жандармский ротмистр, «странная личность», за ними два жандарма.
— По приказу его сиятельства генерал-губернатора, — четко говорит ротмистр, — вы арестованы…
Чичиков в ужасе застывает…
Эп. 61.
— …В острог! В Сибирь! С мерзавцами и разбойниками! — кричит генерал-губернатор… на стоящего перед ним в его кабинете Чичикова.
— Виноват, ваше сиятельство! — падая на колени, вскричал Чичиков. — Я мерзавец! Я негодяй! Но бог свидетель, я всегда исполнял долг гражданина! Я всегда любил и уважал начальство! — задыхаясь от страха, он подползает к ногам генерала.
— Подите прочь!.. — кричит генерал, отпихивая его носком сапога.
— Смилуйтесь! Пощадите, ваше сиятельство… — хватаясь за сапог и целуя его, плача, выкрикивает Чичиков.
— Прочь! Взять его!
— Сжальтесь! Пощадите! Старуха мать! Жена! Дети! — орет, лобзая сапоги, Чичиков. Жандармы оттаскивают его, волокут по полу к дверям. Чичиков отбивается, визжит, плачет…
— В острог! В Сибирь! На каторгу! — орет взбешенный генерал-губернатор.
Эп. 62.
Особая комната главной канцелярии. Шкафы. У одного из шкафов стоит какой-то пожилой, важный чиновник и «странная личность». В руках чиновника толстая книга «Купчих крепостей». У «странной личности» опечатанная чичиковская шкатулка.
Книгу и шкатулку вкладывают в шкаф, а шкаф закрывают на ключ и запечатывают сургучной печатью…
— Шка-ту-лка! — доносится издалека чичиковский вопль…
Эп. 63.
— Шкатулка!.. — кричит Чичиков, бешено колотя кулаками железную дверь мрачной, полуподвальной камеры острога.
— Моя шкатулка… — стонет он, бессильно прислонясь к стене. — Ведь там все!.. Имущество… Деньги… Бумаги… Все разнесут… Все украдут…
Где-то далеко возникает похоронный звон.
— О боже… — тяжело дыша, продолжает Чичиков. — Какая судьба! Какая судьба… Потом и кровью добывал я копейку, чтобы в довольстве остаток дней прожить… Покривил, не спорю, покривил… Но ведь я трудился, я изощрялся. А эти мерзавцы, что тысячи с казны берут, что грабят небогатых и последнюю копейку сдирают с того, у кого нет ничего! За что же мне такие несчастье?.. Почему же другие благоденствуют! Всякий раз, как только я начинаю достигать плодов… и уже, кажется, рукой их… Вдруг буря! Вихрь! Подводный камень… И сокрушение в щепки всего корабля! За что же такие удары… — с болью стонет он. — Где справедливость небес?! Ведь я три раза сызнова начинал! Снова терял… И опять начинал! За что же такие удары? О господи! За что?! — в отчаянии Чичиков разрывает на себе одежду и, громко зарыдав, падает на солому…
Похоронный звон ближе. Запел, нарастая, хор певчих:
Недвижно, словно мертвый, лежит на соломе Чичиков. Поет, разрастается похоронный хор, наполняя собой камеру… Медленно приподнимаясь, Чичиков испуганно вслушивается… Затем вдруг вскакивает, бросается к окну и, прильнув к решетке, смотрит.
— A-а, прокурора хоронят! — зло усмехаясь, кричит он. — Жил, жил и умер. И вот напечатают теперь в газетах, — издевательски продолжает Чичиков, — что скончался почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг… Эх вы! Мошенники! — потрясая кулаком, кричит он. — Весь город мошенники. Один был порядочный человек, да и тот свинья!..
Злобно захохотав, Чичиков плюнул в окно и, отойдя, с тяжелым стоном опустился на скамейку…
Затихает похоронный хор, удаляясь все дальше и дальше…
Вдруг Чичиков насторожился, приподнял голову. За дверью послышались шаги, лязг ключей, запоров, наконец, дверь с визгом отворяется и в камере появляется «странная личность», за ней силуэтом виднеется жандармский ротмистр.
«Личность» подошла к Чичикову и, вежливо поклонившись, отрекомендовалась:
— Самосвитов.
Встречались.
Знаю все…
Но… не отчаивайтесь… — загадочно улыбнувшись, «личность» приблизилась к Чичикову и тихо добавила, — тридцать тысяч.
Чичиков вздрогнул, отшатнулся.
— Тут уж всем: и нашим, и генерал-губернаторским, и… — жестом дополнила «личность».
— И мне… мне удастся освободиться?.. — взволнованно спросил Чичиков.
«Личность» молча кивнула головой.
— Но позвольте… — дрожащим от волнения голосом спрашивает Чичиков, — как же я могу… Мои бумаги, деньги… Шкатулка…
— Не беспокойтесь… — перебивает его «личность». — Ночью получите все.
— А лошади?.. А бричка?..
— Все будет готово. Ждите, — спокойно сказала «личность» и, еще раз улыбнувшись, двинулась к дверям…
Эп. 64.
Ночь. Особая комната главной канцелярии генерал-губернатора. Шкафы. В дверь быстро одна за одной входят две фигуры в темных плащах. Войдя, они открывают плащом небольшой фонарь, тускло освещая себя и комнату, — это «странная личность» и жандармский ротмистр. Подойдя к одному из шкафов, «личность» срывает печать, открывает его и вынимает шкатулку.
Ротмистр тем временем сгребает к шкафам какие-то бумаги и, достав из фонаря огарок свечи, поджигает их. Вспыхнули, загорелись бумаги, повалил дым… юркнув, скрылись за дверью фигуры…
Эп. 65.
Рассвет. Тревожные удары набата. Из-за угла выскакивает закутанный в шинель Чичиков, за ним со шкатулкой в руках Петрушка.