- А это что такое?
- Это радиомикрофон. Кто-то за тобой активно наблюдает.
Ну что ж, маячок и микрофон дело рук спецслужбы, которой приспичило прослушивать мои разговоры.
- Слушай, а как мне дальше со всем этим быть?
- Ну, это уже не по моей части. Я специалист по машинам, а не по радио.
К вечеру я отыскал специалиста и по радио. Мой старый школьный товарищ был дока в радиоделе, и сейчас он работал на радиофирме, занимающейся шпионскими штучками.
Я без труда нашел его телефон и договорился о встрече через несколько дней. Объяснив ему ситуацию, я спросил:
- Как мне со всем этим обращаться?
- Тебе надо приобрести рацию, нацеленную на милицейскую волну, сканирующее устройство, а нечто типа глушняка я сделаю тебе сам.
Через несколько дней после заказа такая аппаратура была готова. Теперь я мог с помощью рации, которую купил на Тушинском радиорынке, без труда слышать все разговоры, которые велись в машине, следовавшей за мной по пятам. Специальный приборчик, вмонтированный под пепельницей машины, включался и создавал сильные помехи на линии, когда я говорил по телефону. Кроме того, знакомый показал мне прибор, устанавливающий, нет ли в моей квартире радиомикрофонов. С такой шпионской техникой я вскоре понял, что меня, пожалуй, "ведут" все спецслужбы Москвы.
Неприятности стали нарастать как снежный ком. Как-то я пришел в "Матросскую тишину" проведать своих клиентов. Вызвал одного, другого. Они и поведали мне, что к ним приходили чужие следователи и очень интересовались моей персоной: с какого момента я являюсь их адвокатом, кто меня нанимал, как они меня знают, нет ли у меня знакомых среди сотрудников "Матросской тишины" и прочее. Все уже были в курсе, что мой основной клиент совершил побег, и сообщали мне о слухах, которые ползли по "Матроске". А слухов было много.
Одни говорили, что его на самом деле убили и инсценировали побег. Другие уверяли, что его выкрали. Третьим побег казался наиболее вероятным.
Но более "острые ощущения", оказывается, ждали меня впереди. Однажды позвонила моя коллега, адвокат Ольга О., и сообщила, что меня срочно просил прийти в больницу Алексей, второй адвокат, работавший со мной по делу Солоника.
- А что случилось? Ты не знаешь?
- Он жестоко избит.
- Как избит?
- Приходи - узнаешь у него.
Я сразу же выехал в больницу. Алексей лежал на койке весь перебинтованный, несчастный и удрученный.
- Как все это произошло? - спросил я.
Алексей стал рассказывать:
- Примерно 13 августа я должен был ехать в отпуск в Германию, заняться международным автотуризмом, посмотреть вместе с женой в Амстердаме парусную регату. 29 июля я ездил на своем "опеле" за покупками и около 12 часов ночи вернулся домой в Митино. Когда я вошел в подъезд, из лифта вышли четверо парней лет двадцати - двадцати пяти, все на одно лицо, и начали молча бить меня каучуковыми дубинками со свинцовым наполнителем. Такими пользуется спецназ. Я закрыл голову руками и пытался объяснить им, что они перепутали меня с кем-то, что я не коммерсант, а адвокат, предлагал им деньги - две тысячи долларов. Но они в разговор не вступали. Закончив бить меня, они даже не взяли мою сумку, а в ней были деньги, кредитные карточки международного банка, газовое оружие, ключи от машины, от квартиры, золотое кольцо с бриллиантом. Кое-как я сумел добраться до соседа, и мы вызвали милицию и "скорую помощь".
- Как ты думаешь, кто это мог сделать?
- Версий много. Может быть, это связано с Солоником? Но ведь я вышел из этого дела за месяц до его побега, ты же знаешь это не хуже меня. К тому же на бандитов они не были похожи.
Мы долго обсуждали его состояние, возможные версии нападения. От врачей я узнал, что у Алексея были множественные переломы костей черепа, оскольчатые переломы рук. Ему провели операцию по шрифтованию переломов рук, и она прошла удачно.
Алексей лечился еще целый год и все это время не работал. Те, кто его избил, пока не найдены.
Я покинул больницу, в голове роились вопросы. Прежде всего, было не понятно, насколько избиение Алексея связано с делом Солоника? Получалась неувязка: то нас всячески контролируют и "ведут" спецслужбы, то вдруг человека, находящегося "под колпаком" спецслужб, подвергают избиению. Это очень странно.
Я стал более предусмотрительным и осторожным, перестал пользоваться домашним телефоном, старался звонить из автомата. Сменил номер пейджера и сотового телефона. Стал более внимательно присматриваться к слежке.
А слежка продолжалась. Многих людей, наблюдавших за мной, я уже знал в лицо. Рация моя постоянно работала, и то и дело было слышно: "Объект сдал", "Объект принял", так что я знал и какие машины были у меня на "хвосте", и когда их хозяева пересаживались с одного автомобиля на другой.
КАК Я ГОТОВИЛ СЕНСАЦИЮ
Лето постепенно заканчивалось. Осень была на носу. Сенсация о побеге Солоника стихала, но время от времени появлялись новые известия: то его видели в Европе, то по телевидению выступал какой-то высокий чин из МВД.
Где-то в начале сентября заместитель министра МВД генерал Колесников дал интервью, где снова упомянул о Солонике и в угрожающей форме намекнул, что мы, мол, знаем тех, кто ему помогал, и в скором времени возьмем их и привлечем к ответственности. Я не сомневался, что эти намеки могли относиться и к нам.
Так оно и вышло. В конце сентября я приехал в консультацию. Наш секретарь Катя с бледным лицом подошла ко мне:
- Вам повестка!
Разворачиваю, читаю: вызвать такого-то на допрос в Региональное управление по борьбе с организованной преступностью на Шаболовку, 6. Номер кабинета, дата, время приема.
Вот и началось! Все в духе нашей правоохранительной системы: вызывают в понедельник, но сообщают об этом за два дня до назначенного срока, то есть за субботу и воскресенье тебе дают время хорошенько перенервничать, дескать, зачем и почему тебя вызывают, а кроме того, в выходные дни ты ничего и ни у кого не сможешь узнать. Вот и сиди и ломай голову.
Хорошо знакомые психологические приемы. Но теперь они применялись не к моим клиентам, а ко мне самому. Ясное дело, что в РУОП вызывают не для того, чтобы объявить благодарность или выдать премию. Готовиться надо к худшему. Не исключены арест или задержание.
К чему лукавить: есть у меня определенные связи в правоохранительных органах - не без этого! Мои знакомые делились со мной своей информацией. Одному из них я и позвонил, разъяснил ситуацию.
- Что-нибудь можешь узнать? - спросил я.
- Постараюсь, - пообещал он.
К вечеру раздался телефонный звонок. Мы договорились встретиться в одном из укромных местечек Москвы. Соблюдая все правила предосторожности и конспирации, мы уединились в одном из кафе и постарались, чтобы никто не мог за нами наблюдать.
Он сказал:
- В отношении тебя ведется разработка: возьмут на беседу и могут задержать. Планируется, что допрашивать тебя будет сам начальник РУОП Вадим Рушайло.
Веселенькая новость, ничего не скажешь!
Как же быть? Что делать? Как себя обезопасить?
Я поехал в Президиум Московской городской коллегии адвокатов, написал заявление, что никакие наркотические средства и оружие на допрос в РУОП я с собой брать не собираюсь, зашил карманы своего пиджака, но потом решил надеть свитер. Зашил карманы брюк. Пригласил знакомых адвокатов, заранее оплатив услуги, и попросил в случае моего задержания приехать помочь мне и вступить в дело. Для обеспечения полной безопасности предстояло позаботиться и о гласности, то есть созвать прессу.
Смекалка моя должна была изощряться вовсю. Я позвонил в несколько редакций газет, на телевидение. Представился, рассказал о себе - интерес вызвал громадный. Вокруг моей личности стал разгораться ажиотаж. Я заявил, что не исключаю возможности своего задержания прямо у здания РУОПа, поэтому и назначил свидание с журналистами на Шаболовке, 6, к моему прибытию на допрос.
В назначенное время я приехал со своим помощником, с коллегами-адвокатами. Журналисты меня уже ждали. Я дал интервью корреспондентам и телевидения и прессы и только после этого отправился на допрос. Журналисты остались меня ждать, предвкушая сенсацию: а вдруг меня еще арестуют или задержат?
Я поднялся на третий этаж РУОПа и вошел в обозначенный в повестке кабинет. Здесь уже сидело человек шесть-семь. В смежной комнате тоже были люди. Но все прикинулись, что шибко заняты и меня даже не замечают. На самом деле оперативники с большим интересом вглядывались в мое лицо, изучали мою реакцию, потом следили за ответами на вопросы.
Худощавый русоволосый мужчина средних лет, в очках, назвался следователем, взял мою повестку и спросил, есть ли у меня с собой какой-либо документ. Я выложил ему свои документы. Он присел и предложил мне расписаться в протоколе, что я допрашиваюсь в качестве свидетеля. Я сразу уточнил:
- Свидетеля в отношении кого? Своего клиента Солоника?
- Свидетеля в отношении кого? Своего клиента Солоника?
- Да, об этом тоже будет речь.
- Но по закону я не могу быть свидетелем и давать какие бы то ни было показания, связанные с моим клиентом Солоником. - И я тут же положил на стол заранее написанное заявление.
Следователь быстро ушел в соседнюю комнату, с кем-то, видимо, проконсультировался и, вернувшись через несколько минут, сказал:
- Беседа будет касаться не самого Солоника, а его побега.
- Но о побеге я знаю только из средств массовой информации.
- Хорошо. Я проведу с вами допрос, а потом с вами побеседует один из руководителей РУОПа.
Так, значит, встречи с Рушайло не миновать, и информация моего знакомого оперативника была верной.
Теперь оставалось только гадать: будет ли мне предъявлено какое-либо обвинение и задержат ли меня в качестве подозреваемого?
Как бы там ни было, я старался держать себя в руках.
Посыпались вопросы; когда я видел Солоника, знал ли кого-нибудь из его окружения, знакомых, друзей; когда видел в последний раз Наташу и прочее и прочее. Отвечал я односложно: ничего не видел, ничего не знаю, ничего конкретного сказать не могу.
Время от времени кто-то звонил следователю, вероятно, наша беседа прослушивалась и по телефону он получал какие-то новые инструкции о том, как вести себя со мной.
Мои ответы явно раздражали следователя. Он то бросал ручку, то начинал со мной спорить, то прямо намекал, что советует мне беречь свое здоровье, чтобы не потерять его так, как это случилось с моим коллегой Алексеем Загородним. Так вот оно что?! - какая наглость!
Наконец он признался, что я уже давно "под колпаком". Я сделал удивленные глаза:
- Не может быть! А зачем?
- Ну как же! Нам интересна ваша судьба.
Беседа продолжалась более двух часов. Я весь выдохся, устал, - и мне все было уже безразлично. Наконец-то протокол беседы был подписан, и я встал.
- Куда мне идти теперь? - спросил я у следователя.
- Я провожу вас домой.
- Но вы же сказали, что со мной будет беседовать кто-то из руководства?
- Вы знаете, он уехал на совещание.
Значит, что-то произошло. Руководство не посчитало нужным со мной разговаривать, потому что меня внизу ждали журналисты и я мог сразу же дать им информацию, или же, возможно, были и другие причины.
- Меня провожать не нужно, я сам могу дойти, - сказал я.
- Нет, режимное учреждение не Ботанический сад, чтобы по нему спокойно прогуливаться, я вас провожу до дверей.
Следователь шел немного прихрамывая. Я молчал. У двери он неожиданно, как бы оправдываясь, сказал:
- Вот видите - ранение... помоложе был, под пули лез...
Хотелось спросить: "А сейчас что, поумнее стали?" - но сдержался.
Я не знал, как мне с ним прощаться, но все же осторожно протянул ему руку:
- До свидания.
- До свидания, может быть, еще встретимся, - сказал он.
Подобный финал беседы нисколько меня не обрадовал.
Журналисты ждали меня. Я не скупился на интервью. А на следующий день я стал знаменитым адвокатом.
Я БЕРУСЬ ЗА РАССЛЕДОВАНИЕ
Допрос в РУОПе был последней каплей. Загадочный побег Солоника не сулил ничего хорошего и в дальнейшем. Угроза опасности по-прежнему тенью следовала за мной. Надо было быть готовым ко всему. А что, если прежде всего самому разобраться в побеге Александра Солоника? Идея собственного расследования показалась мне очень даже заманчивой.
Я приехал в "Матросскую тишину" и после ритуала всех формальностей стал вызывать к себе одного за другим клиентов. Надо было получить от них хоть какую-либо информацию. Но сведения у них были отрывочные: кто-то что-то знает, слышал - и никаких конкретных фактов.
Полдня в следственном кабинете страшно меня утомили. Я вышел в коридор и заметил очень знакомое лицо. Это был сотрудник следственного изолятора. Я машинально двинулся за ним. Свернув в другое крыло, он вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Я пытался припомнить, кто же он. Ну конечно же я его видел в Большом Кисельном переулке. Он сидел в приемной в ожидании допроса. Значит, мы с ним вместе были в роли подозреваемых! Прекрасно! Можно попробовать что-нибудь узнать от него.
Я постучался.
- Войдите!
Я молча вошел. Сотрудник изолятора поднял на меня удивленный взгляд.
- Здравствуйте. Вы меня не помните?
Он посмотрел на меня внимательнее.
- Кажется, припоминаю... Да, вы адвокат Солоника.
- Совершенно верно. А я видел вас в Большом Кисельном переулке.
- Да, точно... - протянул он. - Садитесь. Я присел.
- Как у вас дела? - поинтересовался я.
- Сейчас уже более-менее ничего, хотя все получили достаточно большие взыскания.
- А что?
- Как что? Было служебное расследование, всех коснулось. Например, дежурного по следственному изолятору и старшего по корпусу отправили на пенсию. Заместителю дежурного объявили строгий выговор. Начальник СИЗО и его заместитель предупреждены о несоответствии занимаемой должности. Вот как нас всех наказали! После побега наш девятый режимный корпус переименовали в СИЗО-4 и создали как бы спецтюрьму. Хотя я не понимаю, зачем было переименовывать?
- А как вообще все получилось? - спросил я.
Он удивленно посмотрел на меня и призадумался: а стоит ли, собственно, посвящать меня в курс дела? С другой стороны, побег Солоника как-то уже освещался в СМИ.
- Ну как... Где-то в одиннадцать часов вечера из камеры на третьем этаже, напротив той, где сидел Солоник, раздался стук. Одному из заключенных стало плохо с сердцем. Старший по корпусу вызвал врача. Пришли два фельдшера, вызвали заместителя дежурного по следственному изолятору. Камеру, в которой находилось шесть человек, открывали в присутствии Меньшикова. Для этого он спустился с четвертого этажа на третий. Фельдшеры осмотрели больного, сделали ему укол и ушли. Но через двадцать минут дежурный прапорщик по третьему этажу вызвал их снова. Больной стал терять сознание. Процессия вернулась, на сей раз в сопровождении двух зеков с носилками. Перед тем как открыть камеру, прапорщик опять вызвал Меньшикова, потому что в камеру можно было входить при надежной охране, но не докричался его. Младший сержант Меньшиков так и не явился. Прапорщик потом объяснял, что это его не смутило: может, в туалет пошел человек, может, со слухом плохо... Камеру открыли, больного унесли, а старший по корпусу пошел искать своего единственного помощника. Обошел четвертый этаж - никого нет. Пятый - то же самое. Поднялся несколькими ступеньками выше и - обомлел. Входная дверь в прогулочный двор - настежь, навесной замок болтается. Прапорщик сделал еще несколько шагов и едва не грохнулся в обморок. С крыши вниз спускался альпинистский шнур.
Началась тревога. Охранники стали проверять камеры. Все оказались на месте. Снова пошли по камерам. Заглянули и к Солонику: на шконке лежал человек и спал. Но один из проверяющих сдернул одеяло и вместо Солоника увидел свернутый матрас.
В СИЗО понаехала уйма начальства - опера, следователи... Установили, что шнур был длиной около двадцати метров и спускался как раз на крышу одной из бытовок по улице Матросская тишина, где стоял вагончик.
Стали делать обыски. В камере беглеца Солоника нашли коробку от патронов к пистолету "браунинг" калибра 7,65. А в комнате, где Меньшиков хранил свои личные вещи, обнаружили несколько карабинов. Стало ясно, что Меньшиков сделал слепки с ключей, принес пистолет, веревку и таким образом помог Солонику бежать.
Объявили розыск. А дальше - следствие. Несколько раз допрашивали, угрожали Лефортовом. А виновным по побегу все же был признан Сергей Меньшиков. Стали распутывать эту версию. Выяснили, что он был принят на работу в СИЗО в ноябре, то есть спустя две недели после того, как в "Матросскую тишину" поместили Солоника. Сергей Меньшиков пришел сюда из коммерческой структуры, хотя имел там неплохой заработок. Короче, сделали вывод, что его специально наняли, чтобы освободить Солоника.
Но помимо того, что Сергей Меньшиков организовал побег, каким-то странным образом в тот день должны были дежурить трое дежурных по корпусу, но ни один из них на работу не вышел. Впрочем, это уже не наше дело, - закончил рассказ оперативник. - А как у вас дела?
- У нас так же, как и у вас. Допросы, слежки, все по-старому.
Мы попрощались. Я вышел на улицу. Теперь я представлял картину побега Солоника.
ГОЛОС СОЛОНИКА И ТРУП В ВАРИБОБИ
Прошло почти полтора года. После моего допроса в РУОПе жизнь моя стала нормализоваться. Меня больше не беспокоили из-за побега Солоника. Однако нельзя сказать, чтобы интерес к Солоникуупал. На страницах средств массовой информации порой появлялись статьи, по НТВ показали фильм "Курганский терминатор", в криминальной хронике, освещая какие-нибудь убийства, часто сравнивали их с почерком Александра Солоника. Страна о нем не забывала.
Где-то в конце января 1997 года по моему мобильному телефону раздался неожиданный звонок. Я снял трубку и услышал голос, похожий на голос Александра Солоника. Он говорил скороговоркой, вероятно из-за недостатка времени. Сообщение было кратким: