— Можно предположить, что работать будут одновременно…
— Мы тоже так считаем. Согласно полученной от «крота» информации, тянуть с диверсиями СБУ не станет, все может произойти уже сегодня ночью.
— Вам не кажется, Вадим, что эта публика перенимает повадки исламских террористов? Убить как можно больше людей, и неважно, что они ни в чем не виноваты.
— Мы сталкивались с этими парнями, — отозвался Репнин. — Они охвачены ненавистью. Убей русского — неважно, кого: женщину, ребенка. История простит, а НАТО прикроет. У фашистов к славянам было меньше ненависти, чем у этих «демократов» к россиянам. Им вбили в головы, и они свято верят, что все несчастья Украины исходят от России. Дай им волю, они бы передвинули Россию на Северный полюс. На полном серьезе обсуждают возможность присоединения к Украине Кубани, Ростовской области, Воронежа — дескать, исторические области Украины. Психушка, в общем. А вы говорите… Тем более им обещана полная безнаказанность. Для того и существуют средства манипулирования идиотами, — усмехнулся Репнин, — сокращенно СМИ. Ладно, Глеб, я все сказал, что хотел. Много работы. Удачи вам.
— И вам, Вадим.
— Все хорошо? — спросила Анюта, когда он отбросил телефон.
— Все отлично, — ответил он, задумчиво уставившись на шампанское в руке. Почему бы не выпить за верность его догадок?
Они валялись весь день, и ничего не происходило. К пяти часам вечера выбрались на пляж, быстро искупались и побежали обратно. «Ужас какой-то, — жаловалась Анюта, — у меня появляется зависимость — лежать с тобой в постели». Он признался, что и с ним происходит то же самое. «И что это значит?» — гадала Анюта. «Это очень подозрительно, — вздыхал Глеб, — будем разбираться». А к шести часам, когда начались сумерки, у кого-то из соседей по второму этажу прорвало водопроводную трубу! Коридор огласился криками, топотом. Глеб с Анютой подскочили, испуганные, — что, уже теракт? Глеб выбежал в коридор, позабыв, что он, мягко говоря, без одежды. То есть вообще. Хихикнула какая-то девчонка, пробегая мимо. Он в ужасе захлопнул дверь, кинулся одеваться, снова помчался в коридор и облегченно вздохнул. Ничего страшного, прорыв трубы — еще не теракт. Панику учинила женщина средних лет, которая решила принять душ у себя на первом этаже… ну, и приняла, когда на нее с потолка обрушилась холодная вода. Она перелилась через порожек, хлынула в номер. Дама голосила, как горлица. Суетились горничные, прибежал садовник. Гуськом побежали вниз — там действительно была Венеция, разве что на гондолах еще не плавали. Но ненормативная лексика висела такая, что гондолы уже не требовались. Вода продолжала поступать, перекрыть ее было нечем. Возмущались жильцы соседних номеров, которых тоже затапливало. Ругалась соседка Анюты — и ей досталось. Бегал бледный мужик с отверткой, не знал, куда ее воткнуть. «Где инструменты? — кричал садовник. — Где все ваши долбаные инструменты? Чем я, по-вашему, должен затягивать вентиль в подвале?!» — «Все инструменты у Кача в подсобке! — кричала администратор Ольга Борисовна, прибывшая в разгар половодья. — Он взял отгул, а ключи не оставил! Я его накажу за это! Сбивайте замок, Семен Аркадьевич, он на соплях висит!»
Сопли, судя по всему, были качественные. Вода еще долго хлестала, разнообразя жизнь отдыхающих. Но Глеба Туманова это уже не касалось. Он поднялся наверх, уединился в дальнем конце коридора, нетронутом «стихийным бедствием», и жадно закурил под табличкой, запрещающей это делать, пытался упорядочить неуправляемые вихри в голове. Эмоции зашкаливали. Вот так случайно и узнаешь самое важное. «Все инструменты у Кача в подсобке…» Люди, заложившие взрывчатку, упоминали персонажа по фамилии Кач. Этот тип должен был их увезти… А Кач — это добродушный сторож пансионата Федор Никодимович, фамилию которого прежде не упоминали… Как просто допустить ошибку! Не соотнести две вещи, которые под носом! Простодушный пенсионер, любитель рыбной ловли. Вечно бегающий со своим чемоданчиком, если где-то поломка… И все это время он был под носом! А сегодня взял отгул, что логично — встретить диверсантов, сопроводить их к тайнику, тайно провести в пансионат (естественно, ночью), показать в подвале места, куда лучше всего заложить взрывчатку. Он прекрасно знает этот подвал, знает, как провести в здание посторонних. Если кто-то заметит, можно и нож под ребро — какая разница, если все взлетят?
Может, ошибка? Подозревает невиновного? Но нет, все сходилось. Фамилия редкая, странно допустить подобное совпадение. Не знал, кого нужно отвезти ночью? Глупость. Налицо вся банда: местные радикальные отморозки — возможно, из Симферополя, диверсионная группа, которая прибудет ночью, местный агент, рядящийся под добропорядочного российского гражданина… Кто там еще? «Парочка агентов госдепа»? Качу сообщили, что закладка произведена, сообщили время прибытия группы. Он сам, понятно, не ходил к «схрону», зачем? Какие основания не доверять полученной информации? Поэтому и не знает, что взрывчатке давно «приделали ноги». Никто из банды не знает. Прибудут по условному сигналу, полезут за арбитом… тут группа Репнина их и накроет! Заодно и Кача, который будет присутствовать. Одновременно нейтрализуют диверсантов у ЛЭП…
В чем тогда причина беспокойства? Попасть в шкуру человека, исправно выполнявшего свою работу, а потом взрывающего ее вместе с кучей гражданских? Нет, не хотелось ему в эту шкуру. Разве что прострелить ее в нескольких местах…
Он должен был известить Репнина. Новость для майора не принципиальная, но доложить надо. Глеб отстучал вереницу цифр. Чудесно — номер недоступен! Спецназ работает, называется. Тогда отправил эсэмэску, кратко описав суть дела. Подождал немного — сообщение не доставлено. Ладно, когда-нибудь дойдет. И что ему делать в этой ситуации? Набраться терпения, забыть про Кача? Он не мог. Но и подставить ребят из спецназа — тоже не мог!
Глеб метался по коридору. А вдруг у спецназа что-то пойдет не так? Противник тоже не дурак, и в СБУ случаются светлые головы. Он позвонил комбригу Аксакову. Олег Юрьевич, как ни странно, отозвался. Глеб рассыпался в извинениях — но ведь реально, нет других контактов!
— Хорошо, я понял тебя, капитан, — проворчал комбриг, выслушав краткую прочувствованную речь. — Не ты первый, не расстраивайся — все великие открытия делаются случайно. Я сообщу куда следует. Но не забывай, что твоя информация пойдет по кругу, и неизвестно, когда дойдет. Не настолько я велик. Информация любопытная, согласен, но скажи, это играет большую роль? Пусть не схватят старичка на месте преступления — думаешь, он далеко уйдет?
Все правильно, логично. Но имелся в деле какой-то осадок. Не факт, что Кач пойдет к «схрону» вместе с диверсантами. Зная ориентир, от услуг пенсионера могут отказаться, будет тормозить. А вот в пансионате он понадобится обязательно. Услышит шум, выстрелы, иным способом узнает о провале — пустится в бега, а этот мужик не такой уж немощный, может быть опасен…
— Наконец-то нашла тебя, — возвестила Анюта, возникая в крыле. — Потопа испугался, Глеб? Неисправность устранили, вода уходит. Да что с тобой? — расстроенно всплеснула она руками. — Вот скажи, что сейчас в твоих глазах? Ты словно открыл вторую Америку, но этому не рад!
— Нам с одной бы справиться… — проворчал Глеб. — Ты Кача не видела?
— Кто это?
— Сторож. Федор Никодимович.
— А-а… Так он сегодня отпросился после обеда — сказал, что родственники приезжают из Майкопа… Это заведующая всем объясняла, когда его подсобку ломали.
Ни хрена себе, родственники из Майкопа! Он чуть не задохнулся от возмущения.
— Так, — взяла его за грудки Анюта. — Что происходит, Глеб? Говори только правду, иначе я с тобой больше не играю. Почему я должна за тебя беспокоиться?
Он помялся, но как соврать, глядя в такие глаза?
— Вот это да… — изумленно пробормотала она. — Его ведь здесь все знают… Улыбается, никому не отказывает, детишек по загривку треплет. Вчера пацаненку из Тюмени конфетку дал — сама видела… Ты не мог ошибиться?
— Мог, — вздохнул Глеб, — но не сейчас. У диверсантов должен быть союзник в пансионате, который проведет их в подвал. Остальной персонал на ночь расходится. Элементарно, об этом я даже не думал… Хочу проследить за его домом, Анюта. Осторожно, чтобы не навредить своим. В деле много нюансов. Диверсанты могут расположиться у него дома в Новом Свете. Не факт, что все пойдут к «схрону», кто-то может остаться, а потом скроется… Нужно узнать его адрес. Сделать это деликатно, не вызвав подозрений.
— В номер иди, — вздохнула Анюта, — и жди меня.
Почему у женщин получается лучше, чем у мужчин? Слишком умные? Не признают тактику слона в посудной лавке? Анюта ушла, он выкурил еще одну сигарету, потащился в номер. Снова попытал счастья с телефоном — майор спецназа был недоступен, как Господь Бог. Он валялся на кровати, закинув ноги на спинку, а руки за голову, весь надутый, как индюк. Через полчаса вошла Анюта, смерила его взглядом, вздохнула:
— В номер иди, — вздохнула Анюта, — и жди меня.
Почему у женщин получается лучше, чем у мужчин? Слишком умные? Не признают тактику слона в посудной лавке? Анюта ушла, он выкурил еще одну сигарету, потащился в номер. Снова попытал счастья с телефоном — майор спецназа был недоступен, как Господь Бог. Он валялся на кровати, закинув ноги на спинку, а руки за голову, весь надутый, как индюк. Через полчаса вошла Анюта, смерила его взглядом, вздохнула:
— Вот смотрю я на тебя и даже не знаю, кто тебе поможет. К психотерапевту поздно, к психиатру рано. Не понимаю, — пожала она плечами, — почему яйцеклетка должна бегать за сперматозоидом и выполнять его работу?
— Не преувеличивай, — усмехнулся Глеб, — я ни о чем тебя не просил.
— И все же я это сделала. Местные девчонки убирают в столовой, я попросила чаю, угостила их коробкой новосибирских конфет, которые на всякий случай привезла из дома.
Девчонки попробовали и оценили. Мы разговорились. Я сказала, что подумываю о покупке дома в Новом Свете. Вернее, не я, а мой парень. Они хором принялись меня разубеждать — мол, страшная дыра, даже море в поселке без нормального пляжа. Крым большой — я что, полная дура? Есть Коктебель, Форос, Ялта, Севастополь на худой конец… Сами они из Нового Света, живут на Морской улице. Я напросилась в гости — типа, посмотреть, как живут люди. Спросила, как бы невзначай, кто еще из персонала живет в поселке. Все хором сказали, что Федор Никодимович. Я спросила: хорошо ли живет? Девчонки подтвердили: дом неплох, и участок обширный. Стоит ли удивляться — при Союзе в милиции работал, да и после продолжал. И жена у него небедная была. Адреса не знают, но если идти по улице Громова, его дом последний справа. Дальше за забором — свалка, скалы начинаются. Дом не спутать — там забор в дырочку, и граб стоит, постриженный в форме яйца… Я спросила: а когда он будет? Девчонки ответили, что дядечка — человек ответственный, утром будет точно — обещал посмотреть проводку к холодильным установкам, коротит там что-то…
— Девочка, ты молодец, — заулыбался Глеб, слез с кровати и сжал ее в объятиях.
— Стараюсь, — манерно потупилась Анюта. — Надо же как-то развеивать миф о мужском превосходстве.
— Этим и ограничишься, — отрезал он. — Я знаю, где улица Громова.
— Мы оба знаем, — хмыкнула Анюта. — Когда гуляли, обошли с тобой весь поселок. Не помню забор в дырочку, но яйцевидный граб помню хорошо.
— Забудь! — Глеб был настроен решительно. — Дело к ночи, хочу проследить за домом. Диверсанты поедут к нему, надо знать, в полном ли составе они отправятся на дело. Если кто-то останется в резерве или будет их прикрывать, у спецназа возникнут проблемы. Если все чисто, сделаю вид, что меня там нет.
— Ты всерьез убежден, что пойдешь один? — удивилась Анюта.
Глава седьмая
Глеб крупно пожалел, что не сделал все сам. Девчонка оказалась настырной, уперлась, как длинноухое животное. Сдвинуть эту глыбу было нереально. Только усыпить, или привязать к батарее. «Я не оставлю тебя, — умоляла она. — Только через мой труп, ясно? Идем вдвоем, или никто не идет! Я все равно тебя догоню, потому что знаю, куда ты пойдешь. Глебушка, милый, ты только не переживай, я спортивная девушка…»
Лучше бы призналась, что стало скучно и хочется пощекотать нервы! Он сдался, хотя считал последним делом — втягивать женщину в авантюру.
Дневная одежда исключалась, ночи холодные. Одевались в то, в чем прибыли в Крым. Джинсы, кроссовки без дырок и сеточек. Он облачился в серую джинсовую куртку, Анюта — в темно-фиолетовую шерстяную кофту.
Уходили по одному. Пансионат еще не утих. На лестнице Глеб столкнулся с бывшим соседом из Таганрога. Тот улыбнулся, как злейшему врагу, что-то забормотал о «прекрасном вечере с нитями звездных рек» и скачками понесся вверх. У подножия лестницы он увидел Эдуарда, в руку которого вцепилась колоритная мадам — новая и, похоже, поднадоевшая пассия. Эдуард пихнул его локтем, когда проходил мимо, и Глеб оступился, чуть не протаранив стену. Ах ты, гад! Но ввязываться в потасовку не стал — только драки ему сейчас не хватало! Ладно, Эдичка, один — один…
Он вышел из холла на крыльцо. У входа стояла машина с шашечками. В нее грузилось семейство неуклюжего толстяка, чью жизнь он не дал забрать Посейдону. Мамаша утрамбовывала близнецов на заднее сиденье, ругала водителя — почему машину обеспечили лишь одним детским креслом, ведь просили два! И что теперь, по очереди их усаживать? Глава семейства курил на крыльце. Увидел Глеба — заулыбался. Хорошая примета — узреть «на посошок» своего ангела-хранителя. Сунул руку, полез обниматься.
— Уезжаем, к сожалению, отпуск заканчивается. В полночь летим на Минск, а оттуда в родные Черкассы. Приятно было познакомиться, удачи вам, счастья…
— И вам, сударь, — улыбнулся Глеб и помахал рукой отдувающейся супруге. — Будьте осторожны на водах, берегите себя, помните, что вы нужны своим детям… — И быстрым шагом направился к дороге. Проверил карманы куртки — деньги, сигареты, телефон. Документы не взял, да и шут с ними. Минута прошла — вернее, протащилась, как обезноженная черепаха. С изгиба аллеи выскользнула фигурка, подошла к нему, и они под ручку шли по обочине, которая освещалась лишь фарами проезжающих машин.
Поселок приближался, тянулись скучные заборы из профильного листа, увитые охапками вьющейся зелени. Дома сельчан прятались за пышными плодовыми деревьями. Местность знакомая — гуляли здесь два дня назад. Навстречу проехала машина — и округа погрузилась в какое-то зловещее безмолвие. Люди в поселке ложились рано. Отдыхающих было немного. За деревьями, во дворах и окнах горел свет, там текла жизнь, но все это происходило словно за экраном. Дорога казалась вымершей. А когда свернули в переулок и вышли на улицу Громова, стало глухо как в танке. Вдоль дороги произрастала акация, заглушающая все звуки. Прохожих не было. До конца улицы (а значит, до нужного дома) оставалось метров семьдесят, когда из переулка за спиной стала выезжать машина. Глеб среагировал мгновенно. Свет фар еще давал разворот, а он уже схватил Анюту за руку, потащил влево — за колонку, водруженную на бетонный помост, и зашипел, чтобы села и не «отсвечивала». Сам пристроился рядом, обнял ее.
— Какие приключения… — забормотала Анюта. — Но это же просто машина…
А на ней могли приехать простые диверсанты! Чутье не обманешь. Мимо них, шелестя шинами, проехал невзрачный микроавтобус, старенький, вроде бы «форд», с высокой колесной базой. И ведь он прав! Водитель начал тормозить у последнего домовладения, повернул направо. Ворота не отличались «крутизной», но работали с пульта. Разомкнулись, микроавтобус въехал внутрь.
— Пошли, — выдохнул Глеб.
Они перебежали дорогу по диагонали, бросились к забору, увязая в траве, — мимо недозрелого грецкого ореха, мимо молодого, но богатого листвой граба, постриженного в форме яйца. Растительности у забора хватало — она могла скрыть их от любопытных глаз. Они сидели в траве, приникнув к ограде. Забор был выложен с крупными ромбическими отверстиями — типа, смотрите, мне нечего скрывать! Двор не прибранный, завален мусором, в дальнем конце стояли какие-то подсобки. Дом просматривался лишь частично — дом как дом, крыльцо, сетка на столбиках, с которой свисали ворохи винограда. Машина стояла под этой сеткой. Водитель сидел в кабине и плавно продавливал педаль газа, что-то не нравилось в работе двигателя. Потом вышел, обошел свой транспорт, придирчиво осмотрев колеса. Глеб затаил дыхание. Это, без сомнения, был сторож. Долговязый, сутулый, слегка прихрамывал. Лица не видно, все смазано, но это точно был он. И никаких признаков, что в машине находился кто-то еще. Он подошел к правому борту, откатил дверь и забрался внутрь. Вытащил что-то металлическое, видимо, насос, и отправился подкачивать шины. Свет в видимой части дома не горел. Стояла тишина. Мужчина работал в подозрительном одиночестве. Откуда прибыл — неизвестно. Глеб покосился за спину. На улице тоже тихо.
— Почему же у него забор дырявый, — прошептала Анюта, — если злодей, что клейма ставить негде?
— Заборы не выбирают, — объяснил Глеб. — Какой достался, с таким и живет. Кто его будет подозревать в незаконной деятельности? Благопристойный пенсионер, выполняет свою работу, детишек конфетами прикармливает…
Сторож открутил насос, бросил его в салон. Потащился в дом, вытирая руки ветошью. Было слышно, как ключ ковыряется в замке. Дверь заскрежетала, потом захлопнулась, и стало тихо.
— Кстати, насчет детишек… — задумчиво пробормотала Анюта. — Я обманула тебя. Прости, Глеб. У меня есть дочь. Ей пять лет. Зовут Ульянушка, я оставила ее с няней, которой доверяю… Мой первый и единственный брак не прошел бесследно, он был с последствиями… Не обижайся, я не смогла сказать… Знаешь, какая она хорошенькая и смышленая. В детский садик не ходит, половина зарплаты идет на нянь и преподавателей развивающего обучения…