Сторож открутил насос, бросил его в салон. Потащился в дом, вытирая руки ветошью. Было слышно, как ключ ковыряется в замке. Дверь заскрежетала, потом захлопнулась, и стало тихо.
— Кстати, насчет детишек… — задумчиво пробормотала Анюта. — Я обманула тебя. Прости, Глеб. У меня есть дочь. Ей пять лет. Зовут Ульянушка, я оставила ее с няней, которой доверяю… Мой первый и единственный брак не прошел бесследно, он был с последствиями… Не обижайся, я не смогла сказать… Знаешь, какая она хорошенькая и смышленая. В детский садик не ходит, половина зарплаты идет на нянь и преподавателей развивающего обучения…
Глеб с любопытством покосился на девушку. Анюта как-то сжалась, почти сливалась с темнотой. Самое время для потрясающих признаний.
— Все хорошо, Анюта, не бери в голову, — улыбнулся он и коснулся ее плеча: — Позднее мы все обсудим, сделаем выводы и примем меры, хорошо? А пока давай займемся делом и помолчим.
Несколько минут они лежали неподвижно. За оградой было тихо. На веранде за шторами поблескивал желтоватый свет. Посреди двора стоял микроавтобус. «Может, ошибка в расчетах? И старик вообще не при делах? Однофамилец? Путаница со странным словом «Кач»? Или подвозил каких-то дальних знакомых (родственников), не зная, что они сделали?»
Майор Репнин по устоявшейся традиции был недоступен. Оставалось только ждать.
Заснувшую крымскую степь сторожила полная луна. Холодный свет озарял заросшую ковылем равнину, опоры линии электропередачи, похожие на гигантских внеземных пришельцев. Из низины выбрался грузовичок с закрытым кузовом. Под капотом в свете фар поблескивал черный регистрационный знак Министерства обороны России. Грузовик притормозил, с него скатились трое в камуфляжной форме, рассыпались под кюветом. Машина тронулась дальше, съехала с дороги и забралась за горку разбросанных камней, которую венчала приметная скала «провокационной формы». Водитель выскочил из кабины и побежал, пригибаясь к дороге, чтобы присоединиться к своим. Четверо лежали у дороги, зарывшись в траву. Рослый малый с обрюзгшим лицом разглядывал в бинокль стальные опоры, небольшой каменистый обрыв на подступах к линии. Бинокль оснащался встроенным прибором ночного видения. Из зеленоватого сумрака в окулярах выплывали перегибы каменистого обрыва, свисающие пучки дерна, комья глины, известняковые образования, торчащие, как шишки на уродливом лбу. Наблюдатель застыл, подкрутил колесо увеличения. Изображение приблизилось. Обозначилась массивная раздвоенная глыба под обрывом, ворохи жухлой травы по ее краям. Оба ориентира были на месте. Здоровяк удовлетворенно крякнул.
— Все в порядке, сержант? — прошептал лежащий рядом крепыш со щеточкой усов под носом.
Шмыгнул носом третий — высокий и рыжий. Перевернулся на бок, выудил из-под живота автомат с укороченным стволом и откидным прикладом, пристроил рядом. Зашевелился, подполз четвертый — ладно скроенный, с оттопыренными ушами. Он волок за лямку вещмешок, из которого торчали рукоятки двух саперных лопаток. Там позвякивали еще несколько металлических изделий.
Старший шикнул на подчиненных, чтобы не шуршали, еще раз все осмотрел, прослушал погруженную в безмолвие степь. Все четко, как и было обещано.
— Рогаченко, за мной! — поднялся он на корточки. — Буханка, Фроленко, разойтись по флангам — и вперед! Да не отсвечивать мне тут…
На обрыве, куда они направлялись, тоже что-то шевельнулось. Отполз бугорок, похожий на спину маленького одногорбого верблюда. Отогнулся полог накидки, очертилось скуластое лицо капитана Рудницкого — заместителя командира группы спецназа «Ягуар». Его покрывал маскировочный грим, в темноте поблескивали только глаза, отражая луну.
— Парни, внимание, все их видят?
— Ну, наконец-то нарисовались… — прокряхтел в переговорник старший лейтенант Амбарцумян. — Почтили своим присутствием… Все бока уже отлежал, места целого нет… — Он запыхтел, меняя позу: — Ох, болят мои донорские органы…
— А я замерз, блин, — раздался в ухе шепот лейтенанта Балабанюка. — Что за погода нынче — днем в майке, ночью в фуфайке… Корректируем план, Максим? Вроде ждали двоих, максимум троих — а тут сразу четверо, да глянь, какие здоровые…
— План не меняем, — сказал Амбарцумян.
— А что там с правом на ошибку? — встрепенулся Балабанюк.
— Разговорчики… — прошипел Рудницкий. — Тишина в эфире… Ошибку захотели… Я вам такое устрою право на ошибку — всю жизнь у меня ее отрабатывать будете…
Трое спецназовцев лежали на краю обрыва, идеально сочетаясь с неровностями ландшафта. Навстречу приближались четыре объекта. Двое, пригнувшись, бежали к «схрону», еще двое приотстали, рассыпались.
— Максим, да они в нашей форме. Вот поганцы… — глухо ругнулся Балабанюк. — Мужики, а давайте закажем им в морге столик на четверых?
— Пусть лучше посидят до конца своих гребаных лет, — проворчал Рудницкий, не сводя глаз с приближающегося противника. — В нашей стране хватает подходящих мест, где можно нормально посидеть с друзьями… Стрелять на поражение только в том случае, если сами попросят, это ясно?
— Ясно, Максим… — вразнобой отозвались офицеры.
Двое уже подбегали к обрыву. Остановились, стали вертеться. Из-под мышек у них торчали стволы коротких автоматов. Старший махнул рукой. Еще один человек подбежал к нему. Четвертый остался в стороне, включил фонарик и полез на обрыв, цепляясь за пучки дерна. Видимо, решил проверить, что творится наверху. Наверху все было нормально. Он отошел от обрыва метров на десять, выключил фонарь. Вся округа просматривалась как на ладони. Примятый ветром ковыль, монолитные бетонные опоры стальных конструкций, одну из которых этой ночью предстояло повалить. Диверсант озирался. Все было тихо, но он вдруг почувствовал что-то неладное, насторожился, вытянул шею. Ноздри хищно зашевелились, стали раздуваться.
— Фроленко, ну, шо там, все о’кей? — позвал снизу старший.
— Да, сержант… — отозвался диверсант.
— Так не мучь корову за вымя, тащи сюда свою задницу…
— Иду, сержант…
Но Фроленко определенно что-то почувствовал. Из парня вышел бы толк, имей он побольше мозгов и смекалки. Неясное чувство не отпускало его. Может, дух чужой почуял. Он помялся, отошел в сторону. Это было ошибкой. Так ведь и раздавить можно «беззащитного» спецназовца! Что-то выросло у него за спиной, подсекло ногу, одновременно сильное предплечье сдавило горло. Он даже хрипеть не смог, дергался, как птица в силке. Силушки дурной было много — рванулся, едва не вырвавшись. Ситуацию спас нож спецназовца, вошедший в бок, словно в масло. Ноги диверсанта подкосились, и он упал спиной на землю. Спецназовец помог ему лечь, отстранился, чтобы не забрызгало кровью. Рот его беззвучно открывался. Спецназовец опустился на колени, заткнул ему рот и прошептал, словно убаюкивая:
— Тише, приятель, тише… — Давай без криков, хорошо? Ты же не герой? Тебе же все едино, назад не вернешься…
Диверсант затих, отмучился. В лунном свете поблескивал оскаленный рот, щетинистые усы, залитые кровью.
— Где он там возится, чтоб его… — выругался сержант Горбач — старший в подгруппе диверсантов. — Ладно, панове, не ждем его, вытаскивай взрывчатку…
Диверсанты сгрудились над трещиной, отбрасывали сухую траву. Вскрылась полость, в которую затолкали рюкзаки. Сопели от усердия, вытаскивая их на поверхность, взваливали за спины. Ушастый рядовой Буханка решил посмотреть, что там внутри, потянул за лямку. Взрывчатку из рюкзаков, разумеется, вытащили. Заменили древним хозяйственным мылом в «безымянных» упаковках — решив, что так смешно и надежно.
— Мыло какое-то, блин… — прокомментировал он.
— Нечего разглядывать, — шикнул на него Горбач. — Ты шо, Буханка, специалист? Мыло ему, видите ли, подсунули… Вон Рогаченко с Фроленко — они специалисты, с них и бери пример…
Верзила Рогаченко с «взрывчаткой» на плече уже карабкался на обрыв. Протянул руку, чтобы помочь отдувающемуся сержанту, тот забрался, помог ушастому. Диверсанты побрели к ближайшей опоре, поблескивающей в лунном свете.
— Эй, а где Фроленко? — обнаружил нехватку подчиненных сержант. Трое встали, завертели головами. В окружающем пространстве было безлюдно. Бугры и трава неплохо маскировали лежащих.
— Всем стоять, не шевелиться! Оружие на землю! — вдруг прогремел хорошо поставленный голос. — Спецназ Федеральной службы по борьбе с террором!
Как бульдозером в спину! Хлопцы, засада, москали позорные!!! Все трое оказались как стреноженные кони — мешали рюкзаки с мылом. Рассыпались, загалдели, стали стряхивать с себя неудобную ношу, чтобы дотянуться до автоматов. Подпрыгивал, как конь, самый рослый боец — рядовой Рогаченко. Очередь над головами пользы не возымела. Ну что ж, всего лишь убедились, что имеют дело с упертыми фанатиками, не знающими, что такое смерть!
— Огонь, хлопцы, огонь, гаси москалюк!!! — визжал, как подорванный, сержант Горбач. Он первым избавился от рюкзака, повалился на колени, вскидывая ствол. Вторая очередь ударила точнее, вырвала автомат, давая понять, что это не игрушка. Сержант заголосил, покатился на спину.
Остальные успели по разу выстрелить. Но били вслепую, не видя мишеней. Они не оставляли спецназу выбора. Все трое ударили на поражение. Диверсантов расшвыряло, как огородные пугала по грядкам. Рослый Рогаченко катился вниз, давя полынь. Бронежилеты украинские спецназовцы сегодня не надели. Не было нужды, считалось, что достаточно одного российского камуфляжа. Кувыркался через голову, впитывая свинец в организм, ушастый Буханка — раскинулся, как на пляже в солнечный день. Спецназовцы прекратили огонь — кого-то и живым надо брать. Задергался сержант Горбач — словно жаба за воротник попала! Одутловатая физиономия раскалилась, как фонарь. Матерясь на весь белый свет, он выхватил пистолет Макарова, принялся лупить в черную ночь! Стрелял не туда, оттого и не спешили его «удалять». Он выпустил пять пуль (из восьми возможных) — и вдруг, захохотав диким смехом, приставил ствол пистолета к рюкзаку, нажал на спуск! Герой, решил жизнь отдать, но уничтожить всех врагов! Спецназовцы с любопытством смотрели на этот спектакль — они знали, что в рюкзаках. А сержант Горбач опять истошно орал, всаживая в рюкзак последние пули. Рвалась ткань, лопались коробки, летели пахучие куски «советского» хозяйственного мыла.
Несостоявшийся самоубийца тупо смотрел на истерзанный рюкзак, который почему-то не взрывался. Поднял голову, почувствовав, что рядом кто-то стоит.
— И еще два года за порчу государственного имущества, — голосом сурового, но справедливого судьи сообщил капитан Рудницкий.
Обессилевший сержант застонал и повалился на спину.
— Вяжите его, парни, — приказал Рудницкий. Вызываем «вертушку». Отстрелялись, слава богу, долго же мы тут куковали.
— Теперь на базу, и подлечиться, — бодро заметил Амбарцумян и объяснил, перехватив вопросительные взгляды товарищей: — Я про консервативную терапию говорю — водкой зовется.
Он отошел к обрыву и извлек рацию. Нейтрализация диверсантов у ЛЭП — самая простая часть задания. Парням у пансионата сложнее. Хотя, возможно, и у них уже отгремело…
Только и успел бросить взгляд на часы — без двух минут час ночи, — как хлопнула дверь в доме. Сутулая фигура спустилась с крыльца. Сторож Кач куда-то собрался — надел штормовку, сапоги, натянул на макушку кепку и захромал к машине. Глеб напрягся, покосился на Анюту. Свернувшись клубком и сунув кулак под голову, она бессовестно посапывала. Так и сказала полчаса назад: «Начнется что-то стоящее — разбуди».
Сторож пересек двор, остановился, сорвал недозрелую виноградину из грозди над головой, бросил в рот, пожевал и выплюнул. Кислятина. Но, видимо, взбодрился. Он открыл машину, уселся за руль. Глеб растерялся. Перехватывать его на выезде — все испортить. Диверсанты попались ушлые: старик заберет их в условном месте, когда они изымут из «схрона» взрывчатку, доставит в пансионат, делая вид, что прибыл один. Кто-то останется снаружи, другие проникнут в подвал через заднюю дверь…
Почему он так нервничает? Диверсанты не изымут из «схрона» взрывчатку, ее там нет! Спецназ позаботится об устранении РДГ. Единственное, что может случиться — старик почувствует опасность и даст деру. Далеко ли уйдет — пожилой, хромой, безоружный? Глеб смотрел, как пенсионер заводит двигатель, разворачивает посреди двора микроавтобус. Машинально вынул телефон, повторил последний исходящий звонок. Он даже не надеялся, что Репнин отзовется…
И вдруг отозвался!
— Да… Кто это?… Конечно, морпех, я помню вас, но, извините, сейчас не самое подходящее…
— Стоп, Вадим! — быстро проговорил Глеб. — Уж выделите двадцать секунд, чтобы выслушать.
Хватило пятнадцати — краткий отчет о личности господина Кача и выезжающем из ворот микроавтобусе. А этот упырь действительно выезжал! Минивэн сворачивал на дорогу, а хлипкие ворота со скрипом закрывались. Он уже катил по дороге, переключил передачу! Пока не быстро — тормозил перед выбоинами. Проснулась Анюта, села на колени, стала протирать глаза.
— Вот черт… — пробурчал Репнин. — Глеб, вы молодец, извините меня… Сейчас у нас начнется, мы ждем диверсантов, заложили в «схрон» муляж. Послушайте, вы можете за ним проследить? Повисеть у него на хвосте? Не останавливать, а то он успеет предупредить сообщников — а только проследить? Я постараюсь быть на связи — во всяком случае, приму ваше голосовое сообщение… может, с небольшим опозданием…
— Да можно в принципе… — растерялся Глеб. — Но знаете, я с девушкой… долго объяснять, Вадим, она тоже отдыхает в пансионате… — Он растерянно смотрел, как мимо проезжает предположительно серый микроавтобус «форд» с единственным пассажиром (он же водитель).
— Глеб, оставьте девушку, она никуда от вас не денется… Сейчас темно, людей нет, бегите обочиной, чтобы не заметил…
— Хорошо, Вадим, я понял, сделаю.
— Я все слышала, — сипло поведала Анюта. — У этих дурацких телефонов голос собеседника можно услышать в Анапе.
Это был лихой забег! Он не стал ей ничего объяснять. Буркнул лишь: «Выжди, и малой рысью — в пансионат», — а сам сорвался с места! На дорогу не совался, держался пространства за обочиной. Пару раз споткнулся — темнота, чтоб ее! Но быстро приноровился, припустил вдоль кустов. Хорошо, что в кроссовках, а не в шлепанцах вышел на прогулку! Машина шла неспешно, он успевал за ней. Старался не уходить от кустов — стоит этому демону посмотреть в зеркало… Бежал размеренным темпом и был уверен, что сторож его не видит. Микроавтобус сворачивал в переулок. Глеб притормозил, сел на колено. А когда машина вошла в узкое пространство между заборами, перелетел дорогу, присел за оградой. Удалялись габаритные огни. Становилось опасно висеть на хвосте. Впрочем, если он окажется в «мертвой зоне»… Глеб припустил и через несколько секунд прижался к заднему бамперу. Можно было вцепиться в него руками, пусть буксирует. Кач тащился с черепашьей скоростью, он реально мог добежать до двери и вытащить этого засранца! Заднее стекло было покрыто грязью, а в зеркала он никак не попадал…
Поселок вымер, некому было задавать неудобные вопросы. Переулок оборвался, микроавтобус выворачивал на прямую дорогу к пансионату. Глеб метнулся к столбу электропередачи, присел за скошенной опорой. Кач не спешил, поворачивал медленно, словно нарочно издевался. Возможно, он имел в запасе время. За спиной вдруг кто-то задышал, затопал. Он резко обернулся, и Анюта чуть не рухнула ему в объятия, споткнувшись на ровном месте. Присела рядом, тяжело дыша.
— Ты куда собралась? — зашипел он. — Я кому сказал…
— Глеб, я с тобой… Ну, пожалуйста, Глеб, я не подведу…
Вот какого, спрашивается, рожна? Он сам в этом деле на птичьих правах, так еще женщину втягивает. И не простую женщину, а женщину, которая очень ему нравится.
— Ладно, шут с тобой. Бежишь за мной след в след, пригибаешься, разговорами не отвлекаешь… Давай…
Задача усложнялась. Широкая прямая дорога, заборы… Они бежали вдоль зарослей акации. Анюта сопела в затылок, несколько раз наступила на пятки. Водитель ускорился, пришлось поднажать. Неужели потерял спортивную форму? Бежать становилось труднее, кололо в груди. Габаритные огни постепенно отдалялись, превращались в какое-то фоновое мерцание…
«Зачем он бежит? — уже дважды пробуждалась мысль. — Притормози, свяжись с Репниным. Этот тип направляется в пансионат. А если нет? Кто знает, где у них встреча? Что вообще происходит? А вдруг у диверсантов имеется план «Б»? Анюта отстала шагов на двадцать, но еще не выдохлась. Еще сто метров, двести… Не здесь, дальше…»
До пансионата оставалось меньше версты, когда «Форд» съехал на обочину и остановился. Глеб перебежал вправо, махнул рукой — ложись! Пошел на корточках, стараясь не торчать над проезжей частью. Прибыл? Здесь будет ждать? Заглох двигатель, но габаритные огни работали. Хлопнула дверца — Кач выбрался на дорогу, осмотрелся. Обошел вокруг капота и спустился в кювет. До него было метров двадцать. Он посмотрел на часы, закурил, потом достал телефон, приложил к уху и, повернувшись спиной, приглушенно забубнил. Глеб напрягся. Надо узнать, что говорит этот вурдалак! Это может быть стратегически важно! Он затаил дыхание, пополз вперед, обогнул пару буераков. Бормотание делалось явственнее. Дьявол, это была не речь, а какая-то абракадабра!
Старик переиграл его! Он резко повернулся на 180°, выбросил правую руку… черная дыра пистолета смотрела прямо в лоб. Глеб застыл, пригвожденный к земле. «Ну, что ж, твои просчеты оказались верны», — мелькнула последняя юмористическая мысль.