Однако итог, как это часто бывает, оказался достаточно далек от замысла. Первым результатом позитивной дискриминации в сфере образования стало снижение качества последнего. Проводившиеся в начале 1970-х гг. исследования уровня подготовки в американских колледжах показали, что у афроамериканцев, поступивших в колледжи благодаря квотам, гораздо более низкие результаты тестирования, а среди студентов, имеющих задолженности, только 10 % белых и 90 % чернокожих. Это соотношение, конечно, со временем несколько изменилось, поскольку имело социальную, а не культурную природу и объяснялось тем, что чернокожие школьники получали образование в муниципальных школах бедных кварталов. Тем не менее и сегодня высказывается озабоченность низким уровнем образованности среди чернокожих и испаноязычных американцев, и в качестве одной из причин указывают систему позитивной дискриминации при приеме этих групп в высшие учебные заведения. Беда в том, отмечает известный американский журналист и политолог Д. Фрам, – что численность легальных и нелегальных иммигрантов из Мексики и Центральной Америки, которые не проявляют большого интереса к образованию, растет. Низкоквалифицированные работники дорого обходятся коренным жителям. Для исправления ситуации Д. Фрам предлагает пойти на отмену расовых привилегий, остановить массовую нелегальную иммиграцию (по оценкам, нелегальные иммигранты составляют около 5 % рынка рабочей силы США) путем ужесточения наказания для работодателей, использующих труд нелегалов, пересмотреть иммиграционную политику страны в пользу образованных и перспективных (замещающая иммиграция) и поощрять большие американские семьи с помощью если не религиозной морали, то разумно ориентированной налоговой политики.[87]
Следует также отметить, что групповая модель включения, опиравшаяся на специальные эксклюзивные права или позитивную дискриминацию, повлекла за собой и другие негативные последствия. После того как чернокожие и представители коренного населения Америки – индейцы обрели особые права, их стали требовать иные маргинализированные группы. Защитники мультикультурализма пришли к выводу о необходимости включать в качестве привилегированных культурных меньшинств в мультикультурном обществе сообщества, объединенные определенным стилем жизни. В итоге постепенно не только американской, но и общемировой стала тенденция к увеличению числа обладающих самосознанием «мы»-групп, в пользу которой сыграл моральный авторитет и признание ценностей различия и аутентичности, а также усиливающееся внимание мирового сообщества к коллективным правам. В Соединенных Штатах сложилась ситуация, когда наиболее вероятным кандидатом на любую должность предстала чернокожая лесбиянка-инвалид как индивид, принадлежащий сразу к четырем типам исключенных (женщина, расовое меньшинство, сексуальное меньшинство, физически альтернативно одаренная).
Действительно, в 1980–1990-е гг. в США была реализована впечатляющая система мероприятий, основанных на учете расовой и этнической принадлежности американцев:
• практика назначения представителей ряда расовых групп на высшие государственные посты;
• ряд мер, направленных на обеспечение политического представительства этих групп;
• пересмотр содержания ряда школьных и университетских дисциплин и программ, цель которых состоит в отражении исторического и культурного вклада основных расовых и этнических групп в развитие страны;
• увеличение возможностей представителей языковых меньшинств использовать родной язык при обучении и в обще-ственно-политической жизни и др.[88]
Сегодня в рамках политики различия в ряде штатов США реализуется практика так называемой избирательной географии, т. е. границы избирательных округов проводятся таким образом, чтобы число округов, в которых этнические или расовые меньшинства составляли большинство, было максимальным. В результате выросло число афроамериканцев и испаноамериканцев в депутатском корпусе (в настоящее время даже в южных штатах по крайней мере 10 депутатов являются представителями афроамериканской расы), однако одновременно политически дискриминируемое большинство белых избирателей стало проявлять недовольство.[89] Тем не менее в ноябре 2008 г. американцы избрали президента-афроамериканца Барака Обаму.
Проблема заключается в том, что предоставление особого статуса той или иной, зачастую искусственно образованной, общности само по себе способно привести к возникновению групповой солидарности, сделав такую общность реальной под действием «логики юридически определенной категории». Из-за предоставления предполагаемой группе особого правового статуса неизбежно возникает вопрос о критериях членства в этой группе и ослаблении, хотя и не полном исчезновении, дополняющих друг друга идентичностей. Обращение к категории «традиционная культурная группа» при обосновании этих особых прав может привести к закреплению определенных властных отношений, отстаиваемых заинтересованными членами такой группы, которые выступают, уже опираясь на «традицию».[90]
Таким образом, «постмодернистский упор на различия и аутентичность привел к расширению границ между группами, усилению чувства исключительности, повышению значимости коллективных прав за счет прав индивидуальных; [сторонников такого подхода. – В. С.] заботят не столько создание и институционализация культуры, сколько следствия культурных различий. Проще говоря, среди всех интеллектуальных течений постмодернизм закрепил нечто, давно исчерпавшее себя, – идею аутентичности», – отмечает К. Цюрхер.[91] Американский вариант политкорректности, призванный формировать толерантное отношение к «другим» и признавать любую непохожесть: религиозную, этническую, гендерную и т. д., – стал превращаться в некую новую форму нетерпимости, которая канонизирует употребление политкорректного языка до степени ритуала и предпочитает следование букве, а не духу мультикультурализма.
Эти проблемы еще более обостряются в связи с тем, что, как оказалось, позитивную дискриминацию, вначале мыслившуюся в качестве временной меры для преодоления социально-структурного неравенства, невозможно отменить. «Представители меньшинств, для которых позитивная дискриминация означала ощутимые преимущества на рынке труда и образования, категорически воспротивились свертыванию этой практики. В итоге сегрегация общества по этнорасовому признаку не только не была преодолена, но и стала добровольной. Активисты этнических и расовых меньшинств, энергично взявшиеся за стилизацию жизненно-стилевых различий под фундаментально-культурные, углубили сегментирование общества по этнорасовому и этнолингвистическому признаку».[92] В результате в начале 1990-х гг. западные страны, прежде всего США и Канада, «столкнулись с феноменом так называемого реактивного мультикультурализма. Его носители – этнические и культурные меньшинства. Если раньше их члены стремились скорее к слиянию с большинством, то теперь они, напротив, настаивают на собственной инакости. При этом утверждается, что их идентичность отлична от идентичности окружающих столь радикально, что ни о каком сближении просто не может быть речи».[93] Более того, представители культурных меньшинств теперь уже считают, что для ликвидации дискриминации необходимо не просто равноправие, когда то, что их отличает, утверждается как «равно достойное», а такое к ним отношение, которое наделило бы их группу новыми привилегиями по сравнению с большинством или другими меньшинствами.
Противников политики мультикультурализма, которых сегодня немало, страшит то, что дальнейшая реализация ее принципов приведет к еще большей фрагментации социума и даже сепаратизму, которые уже ставят под угрозу американскую национальную традицию и единство нации, а также неразрывно связанные с ними либеральные ценности. Вместе с тем многие признают, что если бы практики мультикультурализма не было вовсе, возможно, законодательно провозглашенные равными права чернокожих или инвалидов так никогда бы и не были реализованы из-за ранее сложившихся в американском обществе отношений.[94] В результате – очередной тупик, выхода из которого пока не найдено. Как констатирует Дж. Грей, «возникновение групповых или коллективных прав является, вероятно, наихудшей формой легализма, вытеснившего традиционный идеал толерантности… <…> Мультикультурализм и толерантность расходятся в том, что в рамках толерантности признается, что прочная свобода предполагает нечто большее, чем согласие с законами и конституционными правилами, а именно общность культурных ценностей и моральных взглядов по широкому кругу вопросов <…> подобные отклонения от старомодного идеала толерантности приведут к распространению еще более старомодной нетерпимости».[95]
Противников политики мультикультурализма, которых сегодня немало, страшит то, что дальнейшая реализация ее принципов приведет к еще большей фрагментации социума и даже сепаратизму, которые уже ставят под угрозу американскую национальную традицию и единство нации, а также неразрывно связанные с ними либеральные ценности. Вместе с тем многие признают, что если бы практики мультикультурализма не было вовсе, возможно, законодательно провозглашенные равными права чернокожих или инвалидов так никогда бы и не были реализованы из-за ранее сложившихся в американском обществе отношений.[94] В результате – очередной тупик, выхода из которого пока не найдено. Как констатирует Дж. Грей, «возникновение групповых или коллективных прав является, вероятно, наихудшей формой легализма, вытеснившего традиционный идеал толерантности… <…> Мультикультурализм и толерантность расходятся в том, что в рамках толерантности признается, что прочная свобода предполагает нечто большее, чем согласие с законами и конституционными правилами, а именно общность культурных ценностей и моральных взглядов по широкому кругу вопросов <…> подобные отклонения от старомодного идеала толерантности приведут к распространению еще более старомодной нетерпимости».[95]
Как следствие, в Соединенных Штатах «традиционная» расовая напряженность в отношениях между белыми и черными дополняется новыми поводами для размежевания и конфликтов: между американцами – выходцами из Европы и Латинской Америки, а также между чернокожими и латиноамериканцами, с одной стороны, и азиатами – с другой. Хотя справедливости ради надо отметить, что политика позитивной дискриминации позволила избавиться от крайнего радикализма афроамериканцев и отчасти «смягчить» расистские стереотипы белых американцев.
Еще одно следствие практики мультикультурализма в Америке – это потенциальная опасность политизации этничности. Преодолеть эту тенденцию сложно уже потому, что этническое предпринимательство может быть чрезвычайно доходно. В идеале существующие в США общественные объединения этнических меньшинств должны были взять на себя часть забот по адаптации и интеграции вновь прибывающих иммигрантов в американское общество, а также лоббировать интересы своих членов в местных органах власти. В США данная идея реализована и в целом дает позитивные результаты. Однако именно в этой среде уже появились люди и организации, которые начали спекулировать на этнорасовой проблематике, превращая различия в политический ресурс и выдвигая все более радикальные политические требования. Так, латинские студенческие организации американских университетов выступают сегодня за возвращение юго-западных американских штатов Мексике. Столицей новой мексиканской провинции называют Лос-Анджелес (согласно данным переписи 2000 г., в городе белые составляли 46,9 % населения, в то же время для 41,7 % горожан родным языком является испанский). Президент Лиги объединенных граждан латиноамериканского происхождения высказывает мнение, что рано или поздно «Калифорния станет мексиканским штатом».[96] Эти прогнозы не выглядят такими уж фантастическими в свете кардинального изменения демографического баланса в южных штатах США (в Калифорнии и Техасе англосаксы уже сегодня составляют меньшинство) и превращения испанского языка в официальный язык ряда территорий.
Негативная реакция белых американцев не заставила себя ждать. Уже в начале нового века 72,0 % населения США выступало за резкое сокращение иммиграции. Данные другого опроса, проведенного в середине 2000 г., свидетельствуют, что 89 % американцев поддерживают требование о признании английского языка единственным государственным языком Соединенных Штатов.[97] Люди могут мирно жить вместе и при этом отличаться друг от друга и иметь глубокие разногласия по многим вопросам, однако их совместная жизнь становится невозможной, если одни признают свое превосходство и даже гипотетическую возможность применения силы к своим оппонентам.
Как уже отмечено, многие американские исследователи оценивают результаты политики мультикультурализма с изрядной долей скепсиса. В частности, историк А. Шлезингер-младший считает мультикультурализм идеологией, сущность которой заключается в том, чтобы заменить американские общественные идеалы «ассимиляции фрагментацией, интеграции – сепаратизмом».[98] «Концепция культурного многообразия, – пишет другой американский исследователь А. Блум, – укрепляет групповщину, кроме того, она препятствует реализации прав личности, провозглашенных Декларацией независимости».[99] В адрес сторонников мультикультурализма слышатся обвинения в том, что они придают культурным различиям статус фетиша вместо того, чтобы стимулировать граждан воспринимать страну постоянного проживания как свой общий дом, и др.[100]
Действительно, для такого рода суждений есть серьезные основания. Так, согласно результатам переписи населения 1990 г., только 5 % граждан США считают себя «просто американцами», остальные относят себя к одной из 215 этнических общностей. Поэтому многие американские исследователи, особенно консервативные, к числу наиболее острых вопросов политической жизни страны относят иммиграцию, позитивную дискриминацию, билингвизм, национальный суверенитет, национальное единство и роль США в мире.[101]
В качестве альтернативы политике различий известный социальный философ А. Этциони выдвинул идею плюрализма в единстве и определяет современную Америку как общность в общности. Смысл этого лозунга, по мнению немецкого социального философа П. П. Мюллера-Шмида, заключается в следующем: «…уважение ценностей различных культур, но при этом ориентация на основные общие ценности, сплачивающие нацию, в первую очередь демократию, основные права и взаимное уважение».[102] Не случайно американский политолог К. Калхун указывает на то, что сегодня особенно важно «создавать публичное пространство, где люди могут вовлекаться в общий дискурс не только для того, чтобы принимать решения, но и для того, чтобы творить культуру и даже создавать и пересоздавать свои собственные идентичности».[103]
1.3. Проблемы политики мультикультурализма после 11 сентября 2001 г
После 11 сентября 2001 г. и провозглашения президентом Дж. Бушем-младшим курса на борьбу с международным терроризмом число американцев, отрицательно относящихся к мусульманам и исламу как религии, которая, по их мнению, поощряет насилие и терроризм, резко увеличилось с 14 % в 2001 г. до 33 % в 2006 г., и акции мультикультурализма упали почти до нуля.[104]
Как и многие американские консерваторы, С. Хантингтон полагает, что наиболее действенное средство предотвращения дезинтеграции Соединенных Штатов – это не политика мультикультурализма, а культурная ассимиляция иммигрантов: «Я считаю, – писал маститый политолог в своей последней книге, – что Америка может это сделать и американцы должны заново обратиться к англо-протестантской культуре, традициям и ценностям, которые на протяжении трех с половиной веков разделялись американцами всех рас, народностей и религий и были источниками их свободы, единства, мощи, процветания и морального лидерства, как силы добра в мире».[105]
На практике США вряд ли удастся последовать этому рецепту. «Отказ от “священной коровы” мультикультурализма невозможен не только по культурно-идеологическим соображениям, но и в силу демографической динамики. По прогнозам, к 2050 г. каждый четвертый американец будет испаноязычным, а Соединенные Штаты превратятся во второе по численности испаноязычное государство мира после Мексики. Еще 13–15 % американцев составят иммигранты из стран Азии. Столь значительное демографическое присутствие усилит стремление иммигрантов поддерживать и развивать собственную отличительность от окружающих. Тем более что мексиканцы, в отличие от старых и новых иммигрантов европейского происхождения, с трудом поддаются аккультурации и зачастую не желают учить английский язык. <…> Смогут ли Соединенные Штаты, радикально изменившись расово и культурно, остаться прежними в политическом и экономическом отношении? В то время как интеллектуалы дебатируют [по поводу этой проблемы. – В. С.], радикальные пессимисты из числа американских правых начинают готовиться к вооруженной борьбе за “американский Техас”».[106]
Постоянно растет и мусульманская община США, но пока нет достоверных данных о численности американских мусульман: ее то завышают до 7,0 млн, то занижают до 1,2 млн. По оценкам Pew Research Center, в Америке проживает 2,5 млн мусульман, две трети из которых родились вне Штатов. Около 23 % – новообращенные мусульмане, из них 58 % – афроамериканцы, 34 % – белые.[107]