Я помолчала и решила подбирать слова более осторожно.
– Обещаю, что никогда не посмотрю на тех девочек.
Ямараджа пытливо изучал мое лицо, затем медленно кивнул.
– Спасибо, – устало произнес он.
Теперь из его голоса совершенно исчез гнев. Наверное, Ямараджа думал, что со мной не оберешься хлопот, будто с ученицей в автошколе, которая постоянно врезается в ограду во время первого занятия по вождению.
По крайней мере, я поняла, что Минди пока в безопасности. Мы должны поблагодарить за это Ямараджу.
– Было весьма любезно прийти и спасти меня.
Буря в его глазах абсолютно улеглась.
– Не уверен, что ты нуждалась в спасении.
– Возможно, но было здорово наблюдать за тем, как ты заставил улепетывать того старикашку.
Уголки его рта поползли вверх.
– Я задавался вопросом, позовешь ли ты меня. Сестра была уверена, что да.
– У Ями сложилось обо мне такое впечатление?
– Она считает, что ты, вероятно, будешь меня отвлекать.
– Надеюсь, она права.
Он кивнул.
– Она всегда права.
– Ямараджа… – произнося его имя вслух, я слегка вздрогнула.
– Зови меня Яма. «Раджа» – просто титул.
– Что он означает?
– Принц или что-то вроде владыки.
Я удивилась.
– То есть я называла тебя Владыка Яма?!
Он боролся с улыбкой, которая становилась все шире.
– Ты это сказала лишь раз или два.
– Но в мыслях я именно так тебя и называла! – застонала я, чувствуя себя растяпой. – Ладно, но сейчас и впрямь знаю твое имя! А оно сработает? Если я тебя позову, ты услышишь меня и обязательно придешь?
Он склонил голову в знак согласия.
– Имя важно, но здесь как при путешествии в определенное место тоже нужна связь.
– Сегодня ночью ты появился. Похоже, связь между нами наладилась.
– Да, – он шагнул ко мне, – но она могла бы быть и крепче, мало ли что.
– И как мы этого добьемся? – прошептала я, смежив веки.
– Вот так.
Едва наши губы повстречались, меня охватило сильное, пьянящее чувство. Оно расцветало в груди, заставляя прерываться дыхание, и рассеивало остатки страха, которые еще тлели во мне после долгой ночи. Но я желала большего и прижалась к его рту своими губами: поцелуй стал чувственным и страстным.
Ветер, дувший с реки, превратился в сухой и пронизывающий ураган. Мое тело будто пронзили тысячи покалывающих кожу булавок. Мои глаза на миг открылись, и я увидела сноп искры, как в тот раз, когда Яма возник из тьмы, чтобы спасти меня. Вокруг его ног пылал воздух.
– Это ты сделал? – пробормотала я.
– Не только я.
А потом слова стали нам не нужны.
* * *Часом позже я тихо спустилась в спальню, безопасную, гостеприимную и знакомую. Кожу до сих пор покалывало. Тело казалось легче. Лед в душе почти растаял, испарившись под губами Ямы.
Но намечалась серьезная проблема. На моей кровати, уставившись на телефон, сидела мама.
После ночных происшествий я и забыла, что она пришла ко мне в комнату как раз перед моим погружением в реку. Конечно, она меня не видела, и я по-прежнему находилась на обратной стороне, но не могла же я оставаться там вечно.
Прижавшись к Яме, я казалась себе могущественной, будто для меня нет преград, но сейчас почувствовала себя маленьким ребенком, которого вот-вот спустят с небес на землю. Если бы я выскользнула на улицу и вернулась через парадную дверь, притворившись, что прогуливалась, как бы мама отнеслась к моим эскападам? После такой недели она могла бы взбеситься или, что еще хуже, начала бы проверять меня каждую ночь.
Я гадала, сколько отсутствовала, и на миг прижалась к стене. Что же делать? Ведь я не могла позволить, чтобы она и дальше сидела на кровати, размышляя, куда запропастилась ее дочь. Нужно было придумать разумное объяснение, почему я не лежу в постели.
Минди тоже исчезла. Вероятно, она снова спряталась в мамин шкаф, что натолкнуло меня на одну мысль…
Я пока не стала спецом по хождению сквозь стены, но дверца шкафа была приоткрытой, когда я натягивала джинсы. Я прошмыгнула внутрь и устроилась на ворохе мятой одежды. Мой шкаф оказался не таким просторным, как мамин, но его хватило, чтобы свернуться калачиком и притвориться спящей.
Я несколько раз резко вдохнула, заставляя сердце биться чаще, и вскоре моя связь с обратной стороной начала ослабевать. В щель проникала косая полоса света, и я увидела, что мир вновь обрел свои яркие краски.
Перейдя грань, я бесшумно сбросила с себя джинсы и худи, после чего тихо зевнула.
После долгого нервного ожидания в тишине я собиралась зевнуть погромче, но мама меня опередила:
– Лиззи?
Я толчком распахнула дверцу. Та отворилась с заунывным скрипом, и я увидела недоуменное мамино лицо.
– Привет, – сонно проворчала я. – Почему ты здесь?
– Я услышала твой голос и вошла посмотреть, что стряслось. А тебя не было… – Она покачала головой. – Ради бога, Лиззи, что ты делаешь у себя в шкафу?
– Сплю. – Я села, моргая и потягиваясь, – Мне приснился очень страшный сон, и когда я проснулась, мне просто показалось, что здесь безопасней.
При виде печали на ее лице я почувствовала себя ужасно. Но вымышленные кошмары были лучше, чем объяснения: «Ко мне пристал злой психопомп, после чего я отправилась навестить дом старого серийного убийцы, ах да, и втюрилась».
– Лиззи, мне так жаль. Хочешь поговорить о сне?
Я покачала головой.
– Так, ерунда: ни аэропортов, ни террористов. Просто… ноги застряли в черной липкой дряни, и я тонула.
– Звучит жутко, детка.
– Прости, что разбудила, – сказала я, выкарабкиваясь из шкафа и вставая.
Мама выдавила из себя улыбку, поднялась с кровати и заключила меня в долгие объятия. Когда мы их разомкнули, она взглянула на мое самодельное гнездышко на полу.
– Забавно, – сказала она, – раньше, маленькой, ты боялась шкафов, но в том доме, где выросла я, были огромные встроенные шкафы, куда можно войти. Бывало, я там оставалась на ночь вместе с…
Я ждала продолжения, но мама до сих пор разглядывала ворох одежды. Она опустилась на колени и подняла что-то с пола шкафа. В ее руке блеснул… кухонный нож, который я взяла с собой в загробный мир. Должно быть, он вывалился из кармана, когда я быстро стягивала с себя джинсы.
Я попыталась улыбнуться.
– Ну да, я как-то перепугалась.
На ее лице появилось знакомое грустное выражение.
– Прости, мама. Знаю, это кажется странным.
Она осторожно держала нож обеими руками.
– Я знаю, каково это, все время бояться. После того как моя подруга исчезла, я долгое время была почти такой же, как ты. Чего только не сделаешь, чтобы почувствовать себя в безопасности.
Я согласно кивнула, вспомнив лица тех маленьких девочек, и поверила, что мать меня по-своему понимает. А еще я знала, что непременно вернусь в Пало-Альто и позабочусь о том, чтобы убийца больше никому не причинил вреда.
Глава 19
Поджигая, она больше всего радовалась спичкам. Ей нравилось, как гремят в коробках эти уложенные тесными шеренгами деревянные солдатики и как они распускаются между ладонями жаркими цветами. Даже их остатки были прекрасны – тонкие, черные, скрученные – после того, как они догорали дотла – вплоть до загрубелых от огня кончиков пальцев.
Ариэль Флинт никогда не ходила в школу без спичек.
Сегодня она пришла слишком рано и поэтому направилась в логово курильщиков: укромный уголок школы, образованный двумя времянками, прижавшимися к задней стене спортзала. Много лет назад в этих временных строениях располагались классы. Сквозь мутные окна были видны классные доски на стенах. Теперь там находился склад школьного драмкружка, забитый старыми декорациями, бутафорией и вешалками с изъеденными молью костюмами. Времянки запирались, но стояли на шлакобетонных блоках, и в случае непредвиденных осложнений можно было проползти под ними.
Когда тем ранним утром Ариэль подошла к задней стене спортзала, неприятности уже начались. Петерсон – школьный охранник – стоял на колене и вглядывался в тени под времянками. Он выкрикивал угрозы вслед какому-то удирающему ученику, рация в его руке что-то сердито шипела.
Ариэль, пригибая голову, мгновенно повернула обратно. Примерно раз в месяц Петерсон уничтожал логово курильщиков, устраивая облаву. В результате этих мер пойманные «преступники» оставались после уроков и поступали на «службу обществу», то есть раздавали отстойную еду, что готовят в кафетерии. При мысли о том, что ей неделю придется носить сетку для волос и подавать ленчи, Ариэль пустилась в бегство, направляясь к задним дверям спортзала.
Минутой позже она ворвалась в помещение. Дверь за ее спиной захлопнулась, наполняя пустой зал грохочущим эхом вперемешку со скрипом ботинок по сосновому полу. На мгновенье она замерла, тяжело дыша и придумывая оправдания, но охранник Петерсон не последовал за ней.
Минутой позже она ворвалась в помещение. Дверь за ее спиной захлопнулась, наполняя пустой зал грохочущим эхом вперемешку со скрипом ботинок по сосновому полу. На мгновенье она замерла, тяжело дыша и придумывая оправдания, но охранник Петерсон не последовал за ней.
Улыбнувшись, Ариэль крутанулась в середине баскетбольной площадки и изобразила попадание мяча в корзину под аплодисменты невидимой толпы. Не промахнулась!
В прошлом году она написала доклад об азартных играх для урока по психологии, где рассказала про опыт над голубями, которые сидели в клетках и получали еду, нажав на рычаг. Кормушка каждый раз выдавала одну порцию пищи, и голуби нажимали на него только тогда, когда чувствовали голод. Если устройство вообще прекращало выдавать еду, то голуби быстро теряли к нему интерес. Однако когда рычаг работал по принципу игрального автомата, выдавая то густо, то пусто, у голубей развивалось что-то вроде зависимости. Даже при избытке пищи они хотели посмотреть, что получится, если дернуть за рычаг еще раз.
Голуби, как и люди, полны азарта.
Когда Ариэль писала доклад, она поняла, что риск поимки в логове курильщиков из той же серии. Если бы Петерсон заявлялся туда каждый день, все нашли бы другое место для курения или, возможно, вообще бросили вредную привычку. Но если бы никто не пытался их поймать, курение было бы не столь притягательным. Однако Петерсон наведывался ровно столько, чтобы поддерживать интерес к запретному делу.
Очевидно, курильщики средней школы «Рейган» пристрастились к никотину, а не к азартным играм, и были бы не прочь, чтобы их оставили в покое. Сама Ариэль никогда не курила. Она приходила, чтобы поджигать чужие сигареты. Ей нравилось наблюдать, как вьется над губами дым, доставляло удовольствие смотреть, как при каждом вдохе вспыхивают огненные кончики сигарет. Для нее риск быть замеченной являлся частью увлекательности поджога, малого или большого.
– Что ты делаешь, Флинт?! – зарокотал голос из конца спортзала.
Ариэль отвернулась от пустых трибун и обнаружила, что к ней шагает взбешенная Эрин Дейл.
– Ничего, – сказала Ариэль. – Просто забросила победный мяч.
Тренерша Дейл остановилась в нескольких метрах от Ариэль и скрестила руки на груди. На ней как всегда была узкая майка без рукавов, спортивные штаны, волосы она стягивала в длинный конский хвост. На левом плече из-под майки выглядывали три красных когтя. Никто никогда не видел всей татуировки, но Ариэль была уверена, что это свернувшийся между грудей тренерши дракон.
– Как мило, что вы интересуетесь спортом, мисс Флинт. Но ты ходишь в «мартинсах»[56] по моему сосновому полу.
– Ой, верно. – Ариэль посмотрела вниз и увидела вокруг ног спираль крошечных черных отметин. – Надо же, простите.
Тренерша Дейл холодно рассматривала Ариэль. В спортзале Ариэль занималась только бегом, прыжками и лазаньем – полезными навыками, когда надо быстро сбежать – и была безнадежна во всем, что включает в себя мяч и игру на очки. Но ей нравилась тренерша Дейл, и ей не пришло бы в голову пачкать пол на ее площадке.
В знак раскаяния Ариэль подняла провинившуюся ногу и, пытаясь удержать равновесие, начала развязывать шнурки. Почти не покачнувшись, она стащила ботинок, а потом проделала то же самое со вторым.
– С координацией движений и гибкостью у тебя все в порядке, – сказала тренерша Дейл. – Жаль, что на уроках ты их нечасто демонстрируешь.
Ариэль не ответила. Стопы в тонких гольфах мерзли на полу спортзала, и под строгим взглядом тренерши она казалась себе маленькой кающейся грешницей.
Распахнулась одна из задних дверей. Зашел Петерсон с рацией в руке.
– Привет, тренер, – сказал он, поглядывая на Ариэль. – Кто-нибудь здесь проходил?
Сердитое лицо тренерши Дейл не изменилось.
– Не знаю, я не видела. А вы кого-нибудь видели, мисс Флинт?
Ариэль покачала головой.
Похоже, Петерсон не поверил, но отсалютовал тренерше и вышел, чтобы возобновить свою охоту снаружи.
Минуту помолчав, тренерша распрямила скрещенные руки.
– Бесполезно тебе рассказывать, как плохо сказывается курение на легких и выносливости. Но ты же знаешь, что от него губы становятся тоньше?
– А еще желтеют зубы, становится вялой кожа, появляются морщины под глазами, – процитировала Ариэль. – Поэтому я и не курю.
Тренерша Дейл прищурилась и подошла поближе, так что они оказались лицом к лицу. Ариэль старалась не пялиться на выглядывающие из-под майки красные когти.
Женщина принюхалась.
– По моему мнению, от тебя пахнет дымом.
– Да, но это не сигаретный дым. Я развела этим утром костер… чтобы согреться.
Тренерша подняла бровь. Однако Ариэль не врала. Сигареты пахнут совсем не так, как добропорядочное пламя.
Ариэль побаловала себя по пути в школу. Костер был маленьким, в выгоревшей бочке из-под масла позади дискаунтера «Shop’n Save».[57] Кто-то оставил в контейнере для мусора кучу метровых картонных трубок для фейерверков, мимо которых просто невозможно было пройти. Она сложила их на дне бочки пирамидкой, и всего через несколько минут сооружение обвалилось, выбрасывая в воздух мириады искр.
– Как скажешь, Флинт. Иди за мной.
Держа ботинки в руках, Ариэль поплелась за ней к женской раздевалке.
Раздевалка пахла застарелым потом и дешевым мылом. Тренерша Дейл отворила дверь в «клетку», именно так все называли ее офис со стенами из металлических решеток, выдвинула ящик стола и достала оттуда новенький розовый ластик размером с зажигалку.
Она бросила ластик Ариэль, и та поймала его свободной рукой.
– Это должно сработать. Если что, придется поплевать.
Ничего не понимая, Ариэль уставилась на ластик. Тренерша Дейл вздохнула и потянулась к ней через стол. Она выхватила ботинки из рук Ариэль, открыла ящик, бросила их туда, задвинула ящик и заперла его на ключ.
– Получишь их назад, когда я не найду на своей площадке ни одной отметины.
– Ясно, но… – Ариэль оборвал пронзительный звук первого звонка.
Тренерша Дейл села за стол, взяла блокнот, ручку и задрала ноги на стол.
– До первого урока пятнадцать минут. Иди-ка лучше вытирай, Флинт. Помни только, что надо тереть вдоль волокон древесины.
Ариэль собралась было возразить, но тут же поняла, что дело плохо. Она вздохнула, развернулась и пошла через раздевалку обратно на площадку. Сердце больше не трепетало ни от того, что она сбежала от Петерсона, ни от умирающих остатков ее хорошего отношения к тренерше Дейл.
Вот ведь тоска.
Она встала на колени в центре площадки и насчитала двадцать штук черных разводов. Потерла самую маленькую отметину ластиком, поплевала на нее пару раз, и пятно, наконец, полностью исчезло.
Ариэль посмотрела на большие круглые часы над дверью. Через двенадцать минут начнут проверять, кто пришел на урок, а отметин еще девятнадцать. Сомнительно, что тренерша Дейл напишет ей объяснительную насчет опоздания.
В этом-то и загвоздка, когда тебя поймали. Одно нарушение приводит к другому, и вот тебя уже признали трудным ребенком, который не подлежит исправлению. Но ей ничего не оставалось, кроме как продолжать оттирать черные пятна, не обращая внимания на мерзнущие ноги.
Она не оттерла еще и половины, когда прозвенел звонок на первый урок. Минуту спустя из раздевалок хлынула толпа девушек, переодевшихся в форму для хоккея на траве.
Тренерша Дейл шла следом и покрикивала:
– Четыре круга, дамы! Углы не срезать!
Ариэль допустила ошибку, подняв глаза, и поймала на себе взгляды бегущих. Она заметила, как на их лицах мимолетное смущение сменяется смесью веселья и жалости.
Она снова уставилась на розовый ластик, безнадежно двигая им по черным отметинам. Ариэль прекрасно умела становиться незаметной. Но посреди спортзала, где вокруг нее бегали два десятка девчонок, которым больше не на что смотреть, от этого ее умения было немного пользы. Она почувствовала, что щеки горят, а ноги продолжают мерзнуть.
– Время не ждет, Флинт, – крикнула тренерша Дейл со скамейки запасных. – Мне нужна баскетбольная площадка.
– Простите, – промямлила Ариэль, просто чтобы хоть что-нибудь сказать.
Она слышала, как бегуньи шепотом повторяют ее фамилию. И она отгородилась от присутствующих, сосредоточившись на черных отметинах перед собой…
В этот момент она почувствовала, как раскалился под розовым ластиком пол, как растет жар на кончиках собственных пальцев. Сознание расширилось, но не наружу, к смешкам окружающих девчонок, а вниз, проникнув в сами материалы, из которых был построен зал. Она ощутила сосну под ладонями и коленями, распознала кислород, запертый в крошечных клетках древесных волокон, древесную смолу и слои масляной краски, придающие дереву цвет. Затем сознание двинулось дальше, к сухой древесине трибун, к висящим на стенах транспарантам. Она уловила запах кислоты в наполовину стершемся ластике и тепло нитей накала в лампочках над головой.