Он сказал, нежно и серьезно, как никогда:
— Кира, я хотел бы, чтобы ты была не такой, какая ты есть.
Потом она уткнулась своим лицом в его плечо и прошептала:
— И мы больше никогда не будем говорить об этом. А теперь нам вообще не нужно говорить, ведь так? Мне нужно встать и припудрить нос, а тебе — снять пальто и принять ванну, и я приготовлю тебе обед… Но сначала позволь мне посидеть с тобой, несколько секунд, просто посидеть… не двигайся… Лео.
Ее голова медленно заскользила по его груди, к коленям, к ногам.
III
Три дня спустя зазвонил дверной звонок, и Кира пошла открывать дверь.
Она приоткрыла ее на длину цепочки и увидела, что за порогом стоит полная женщина в очень дорогом пальто. Ее лицо с массивным подбородком заученным жестом было вздернуто вверх, открывая статную белую шею. Полные губы, тронутые ярчайшей фуксиновой помадой, были приоткрыты, обнажая белые крепкие зубы. Поглаживая рукой широкий зеленый шелковый шарф, она пропела изящным, тщательно подобранным голосом:
— Здесь живет Лео Коваленский?
— Да… — ответила Кира, недоверчиво уставившись на бриллианты, сверкающие на толстых белых пальцах женщины. Кира по-прежнему держала дверь на цепочке. Тоном вежливой настойчивости женщина произнесла:
— Я хочу его видеть.
Кира впустила ее. Женщина, прищурив глаза, вопросительно и с любопытством осмотрела ее.
Аео с удивленным видом поднялся с дивана. А женщина, театрально вытянув руки ему навстречу, воскликнула:
— Лео, как я рада вас видеть! Я же обещала вас найти, помните? Я решительно настроена стать вам обузой!
В ответ на ее смешок Лео даже не улыбнулся. Изящно поклонившись, он сказал:
— Кира, это Антонина Павловна Платошкина. А это Кира Александровна Аргунова.
— О! Аргунова?.. — произнесла Антонина Павловна, словно отмечая для себя факт, что Кира не носит фамилию Лео. Она протянула руку, согнутую в запястье, словно приготовленную для поцелуя.
— Антонина Павловна и я были соседями в санатории, — объяснил Лео.
— И он был совершенно неблагодарным соседом, должна я вам пожаловаться, — грубовато рассмеялась Антонина Павловна. — Он так и не подождал меня, а я так хотела, чтобы мы поехали на одном поезде. И к тому же, Лео, вы не сообщили номер своей квартиры, и я битый час добивалась его у управдома. Управдомы — неизбежное зло наших дней, и мы, интеллигенция, должны относиться к ним с чувством юмора.
Сняв пальто, она осталась в дорогом шелковом платье, сшитом по последней моде, и в пластмассовых заграничных сережках. Ее волосы были тщательно зачесаны назад, лишь два завитка спускались на пухлые напудренные щеки. Волосы были невероятно рыжими и при каждом движении колыхались, словно маятник. Платье тесно облегало фигуру, толстые бедра и тяжелые ноги. Под платьем виднелись невероятно тонкие лодыжки и крошечные ступни, которые казались раздавленными непомерной тяжестью. Она села, и живот тут же вывалился ей на колени.
— Когда вы вернулись, Тоня? — спросил Лео.
— Вчера. Ужасная поездка! Эти советские поезда! Я думала, что растеряю все, чего достигла в санатории. Я лечила нервы, — пояснила она, взглянув на Киру. — У всех восприимчивых людей в наши дни обязательно расшатанные нервы. Но Крым! Он спас мне жизнь.
— Да, там было прекрасно, — согласился Лео. — Очаровательно.
— Но когда вы уехали, Лео, Крым потерял все свое очарование. Знаете, Лео был самым очаровательным пациентом в санатории, и все были в него влюблены. Платонически, конечно, можете не беспокоиться, — подмигнула она Кире.
— Я и не беспокоюсь, — ответила та.
— Лео любезно давал мне уроки французского. Наткнуться на такого человека, как Лео, такое облегчение в наши мрачные дни. Простите меня, Лео. Я понимаю, что я непрошеный гость, но это было бы выше моих сил — потерять дружбу такого человека, особенно в этом мерзком городе, где так мало настоящих людей!
— Отчего же, Тоня, я действительно рад, что вы разыскали меня.
— О, эти люди! Среди них так много знакомых, которые разговаривают, пожимают тебе руку… Но что они значат? Ничего. Пустое место. Да кто из них понимает глубокое значение духа или настоящий смысл нашей жизни?
Лео улыбнулся медленной непонимающей улыбкой, но сказал:
— Можно заполнить жизнь каким-нибудь интересным делом, если, конечно, оно не запрещено.
— Совершеннейшая правда. Конечно же, современная культурная женщина по природе своей неспособна оставаться пассивной. У меня, например, имеется обширная программа на предстоящую зиму. Я хочу освоить культуру и религию Древнего Египта.
— Чего, простите? — спросила Кира.
— Древнего Египта. Я хочу воссоздать для себя его дух во всей полноте. В этих далеких цивилизациях есть огромное значение, таинственная связь с нашим временем, чего мы, современные люди, не умеем ценить… Я уверена, что в предыдущей инкарнации я… А вы не интересуетесь теософией, Лео?
— Нет.
— Я, разумеется, ценю вашу позицию, но лично я долго изучала и много размышляла об этом. В теософии есть трансцендентная истина, объяснение многих загадочных явлений нашей жизни.
Словом, я из тех натур, что тянутся ко всему мистическому, но не думайте, что я старомодна. Я ведь еще изучаю и политическую экономию, да-да, не удивляйтесь!
— Тоня, но зачем?
— Нужно шагать в ногу со временем. Чтобы критиковать, нужно понять. А знаете, в этом есть что-то забавное и романтическое: труд, рынок, капитал. Кстати, вы не читали последний сборник стихов Валентины Сиркиной?
— Нет, не читал.
— Просто восхитительно. Такая глубина переживаний, и притом — вполне современно, вполне. Там есть строчка, постойте, как же это… «мое сердце — асбест, что гасит пыл доменной печи моих эмоций…» — что-то вроде этого. Превосходно!
— Должен вам сказать, что я не читаю современных поэтов.
— Я принесу вам эту книгу, Лео. Я уверена, что вы ее поймете и оцените. Да и Кире Александровне тоже понравится.
— Спасибо, — сказала Кира, — но я вообще не. интересуюсь поэзией.
— Правда? Как интересно! Но тогда вы уж точно любите музыку.
— Фокстроты, — сказала Кира.
— Да? — зажигательно улыбнулась Антонина Павловна, при этом ее подбородок выдался вперед, а лоб — как бы откатился назад; губы ее открывались как-то медленно, словно с трудом. — Кстати, о музыке, — она обернулась к Лео, — это еще один важный пункт моей программы на зиму. Коко пообещал достать мне место в ложе на каждый концерт в Филармонии. Бедняжка Коко! В душе он глубоко артистичен, если к нему найти правильный подход, но в раннем детстве ему не привили любви к симфонической музыке. Так что в ложе мне, вероятно, придется сидеть одной. У меня мелькнула чудесная мысль, Лео! Может быть, вы разделите мое одиночество? С Кирой Александровной, конечно.
Кивнув Кире, она вновь обернулась к Лео.
— Спасибо, Тоня, но боюсь, зимой у нас не будет для этого времени.
— Лео, дорогой! — Она вытянула руки в широком жесте сочувствия. — Конечно же, я все понимаю! Ваше трудное положение… О! Эти времена не для таких людей, как вы. Но все же не теряйте мужества. У меня есть кое-какие связи… Коко ни в чем не может мне отказать. Он так не хотел отпускать меня в Крым. Он так скучал по мне — не представляете, как он был рад снова видеть меня! Да, он предан мне, больше, чем муж. Брак — старомодный предрассудок, вы со мной согласны? — улыбнулась она Кире.
— Крым, должно быть, благоприятно сказался на вашем здоровье, — холодно сказал Лео.
— О, это райский уголок! Такого места больше нет нигде! Темное, бархатное небо, алмазы звезд, море, божественная луна! Я никогда не понимала, почему вы оставались равнодушным к ее колдовским чарам. Я думала, что вы — совершенно неромантичны, но теперь я понимаю, почему.
Она бросила быстрый взгляд на Киру. Этот взгляд на мгновение застыл под прямым, пристальным взглядом Киры. Затем, жеманно улыбнувшись, она отвернулась и со вздохом произнесла:
— Странные вы существа — мужчины. Чтобы понять вас, настоящей женщине нужно изучить целую науку. Лично я познала ее на своем горьком опыте. — Она устало вздохнула, театрально пожав плечами. — Я знала героических офицеров Белой армии, знала и грубых железных комиссаров. — Она резко рассмеялась.
— Да, я открыто признаю это, а почему бы и нет? Мы же здесь современные люди… Конечно, многие меня не понимали, но я не сержусь, я прощаю их. Знаете ли, положение обязывает.
Кира сидела на ручке кресла и, пока они разговаривали, рассматривала свои ногти. За окном было уже темно, когда Антонина Павловна посмотрела на свои усыпанные бриллиантами часы.
— О, как уже поздно! Я так восхищена, что совсем потеряла чувство времени. Я должна бежать домой. Коко, наверное, впал в меланхолию без меня, бедный малыш.
— О, как уже поздно! Я так восхищена, что совсем потеряла чувство времени. Я должна бежать домой. Коко, наверное, впал в меланхолию без меня, бедный малыш.
Она открыла сумочку, достала маленькое зеркальце и, изящно держа его двумя прямыми пальцами, внимательно изучила свое лицо прищуренными глазами. Она достала маленькую красную бутылочку и крошечную щеточку и покрыла губы пурпурными мазками.
— Восхитительная штука, — пояснила она, показывая бутылочку Кире, — намного лучше, чем помада. Я заметила, что вы не очень-то пользуетесь помадой, Кира Александровна. А зря. Я вам твердо это рекомендую. Говорю вам, как женщина женщине, никогда нельзя пренебрегать своим внешним видом, знаете ли. Особенно,
— дружелюбно и интимно засмеялась она, — особенно, когда приходится охранять такую ценную собственность.
У двери коридора Антонина Павловна повернулась к Лео:
— Не беспокойтесь об этой предстоящей зиме, Лео. С моими связями… Коко, конечно, знает самых высоких… я даже побоюсь шепотом произнести те имена, которые он знает и… конечно, Коко, как пластилин в моих руках. Вы должны познакомиться с ним, Лео. Мы можем много сделать для вас. Я уж позабочусь, чтобы такой восхитительный молодой человек, как вы, не пропал в этом советском болоте.
— Спасибо вам, Тоня. Я ценю ваше предложение. Но, надеюсь, я еще не совсем пропал — пока что.
— Какую именно должность он занимает? — вдруг спросила Кира.
— Коко? Он — заместитель управляющего Пищетреста — это официально. — Антонина Павловна таинственно подмигнула ей с усмешкой, понизив голос, а затем, взмахнув рукой с бриллиантами, вспыхнувими искрами в свете электрической лампочки, она протянула:
— Аи revoir, mes amis. Скоро увидимся.
Закрыв дверь на цепочку, Кира выдохнула:
— Лео, я удивлена!
— Чем же?
— Тем, что ты знаком с такой отвратительной…
— Я не позволяю себе критиковать твоих друзей.
Они прошли через комнату Мариши. Та сидела в углу, у окна, подняв от книги голову, и удивленно глядела на Лео, испуганная тоном его голоса. Они прошли в свою комнату, и Лео хлопнул за собой дверью.
— Ты могла бы хотя бы быть вежливой, — заявил он.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты могла бы сказать хоть пару слов — хотя бы парочку в час.
— Она же пришла не для того, чтобы меня слушать.
— Я не приглашал ее. И она — не моя подруга. Но не надо было устраивать трагедии из этого.
— Лео, но где ты это нашел?
— Это грелось в том же санатории, и у этого были иностранные книги, которые приносят истинное наслаждение после того, как четыре дня почитаешь советский бред. Вот как мы познакомились. Что тут плохого?
— Но, Лео, разве ты не видишь, чего ей нужно?
— Конечно, вижу. А ты что, на самом деле думаешь, что она это получит?
— Лео!
— Ну, тогда почему я не могу говорить с ней? Она — безвредная дура, которая пытается что-то строить из себя. И у нее, действительно, есть связи.
— Но общаться с таким человеком…
— Она ничем не хуже, чем то красное быдло, с которым все время приходится общаться. И, по крайней мере, она — не красная.
— Ну, как знаешь.
— Ох, да брось ты, Кира. Она больше не придет сюда.
Он вдруг тепло улыбнулся ей, его глаза были веселыми, словно ничего не случилось, и она сдалась, положив ему на плечи свои руки и прошептав:
— Лео, разве ты не понимаешь? Такие люди никогда не должны смотреть на тебя.
Он засмеялся, похлопывая ее по щеке:
— Пусть смотрит. Меня от этого не убудет.
* * *Лео сказал ей:
— Напиши своему дяде в Будапешт немедленно. Поблагодари его и скажи, чтобы он больше не посылал нам денег. Со мной все в порядке. Мы сами будем теперь зарабатывать. Я записал всю сумму денег, которые ты мне посылала. А ты записывала все свои расходы, как я тебя просил? Мы должны начать выплачивать ему деньги — если он достаточно терпелив, ибо один черт знает, сколько времени это займет.
Она прошептала: «Да, Лео», не глядя на него.
Он однажды заметил на ней золотые наручные часы и нахмурился:
— Откуда это взялось?
Она ответила тогда:
— Это — подарок. От… Андрея Таганова.
— О, неужели? Так ты принимаешь от него подарки?
— Лео! — крикнула она на него дерзко, но затем стала оправдываться: — Почему бы и нет, Лео? У меня был день рождения, и я не могла обидеть его.
Он презрительно пожал плечами:
— Ох, да мне все равно. Это — твое собственное дело. Что касается меня, то я бы не чувствовал себя нормально, если бы носил что-то, купленное на деньги ГПУ.
Она спрятала зажигалку, шелковые чулки и духи. Она сказала Лео, что красное платье заказала к его возвращению. Но, к его удивлению, она не любила надевать его.
Она проводила большую часть времени в Зимнем дворце, говоря зевающим экскурсантам:
— Долг каждого сознательного гражданина знать историю нашего революционного движения, чтобы быть бдительным, просвещенным борцом за дело Мировой Революции, которая является нашей высшей целью.
По вечерам она пыталась уговорить Лео: «Мне сегодня нужно уйти. Я обещала Ирине…» или: «Я, действительно, должна идти сегодня. На собрание экскурсоводов». Но он заставлял ее остаться дома.
Она, временами, смотрелась в зеркало и дивилась своим глазам, о которых люди говорили ей, что они такие чистые и честные.
Она никуда не выходила по вечерам. Она не могла оторваться от него. Она не могла насмотреться на него, она сидела молча, свернувшись в кресле, и наблюдала за тем, как он ходит по комнате. Она смотрела на очертания его тела, когда он стоял у окна, отвернувшись от нее. Он стоял, уперев руки в бока, его тело слегка клонилось вперед, и из-под его темной, потрепанной рубашки виднелись напряженные мышцы его загорелой шеи, эти мышцы волновали ее, словно были каким-то предвестьем, обещанием его лица, которого она не видела. Тогда она вставала, неуверенно подходила к нему и проводила рукой по твердым сухожилиям его шеи, не говоря ни слова, не поцеловав его.
Потом, она думала с холодным интересом о том другом человеке, который где-то ждал ее. Но она знала, что должна увидеть Андрея. Однажды вечером она надела свое красное платье и сказала Лео, что обещала зайти к своим родителям.
— Можно мне пойти с тобой? — спросил он. — Я не видел их с тех пор, как вернулся, и должен повидать их.
— Нет, не в этот раз, Лео, — ответила она спокойно. — Я бы не хотела этого. Мама… так изменилась… я знаю, вы не поладите с ней.
— Тебе нужно именно сегодня идти, Кира? Я ненавижу, когда ты уходишь и оставляешь меня одного. Я так долго был без тебя.
— Я обещала им, что приду сегодня вечером. Я не пробуду там долго. Я скоро вернусь.
Она надевала пальто, когда в дверь позвонили.
Мариша пошла открывать дверь, и они услышали голос Галины Петровны, мощной волной доносящийся до их комнаты:
— Что ж, я рада, что они дома. Я вот подумала, если они навещают других людей и забывают собственных родителей и…
Галина Петровна вошла первой; Лидия шла следом; Александр Дмитриевич шаркал вслед за ними.
— Лео, дорогой мой мальчик! — Галина Петровна кинулась к нему и расцеловала его в обе щеки. — Я так рада тебя видеть! Добро пожаловать назад в Ленинград.
Лидия слабо пожала им руки; она сняла свою старую шляпку, тяжело села и стала возиться со шпильками в волосах: длинная прядь волос выбилась из небрежно скрученного завитка на затылке. Она была бледной и ненакрашенной; ее нос блестел, она скорбно уставилась в пол.
Александр Дмитриевич пробормотал:
— Я рад, что ты здоров, мой мальчик, — и неуверенно похлопал Лео по плечу с робким, испуганным выражением, какое бывает у животного, знающего, что его сейчас побьют.
Кира спокойно посмотрела на них и сказала с холодной уверенностью:
— Почему вы пришли? Я как раз собиралась идти к вам, как и обещала.
— Как ты… — стала говорить Галина Петровна, но Кира прервала ее:
— Ну, раз уж вы здесь, то раздевайтесь.
— Я так счастлива, что ты снова здоров, Лео, — сказала Галина Петровна. — Гы мне как сын родной. Ты для меня настоящий сын. Все остальное — буржуазные предрассудки.
— Мама! — слабо запротестовала Лидия.
Галина Петровна расположилась в удобном кресле. Александр Дмитриевич, как бы извиняясь, сел на краешек стула у двери.
— Спасибо, что пришли, — любезно улыбнулся Лео. — Единственной причиной того, что я не зашел к вам, является…
— Кира, — докончила за него Галина Петровна. — Знаешь ли ты, что за все время, пока тебя не было, мы видели ее не более, чем три раза?
— У меня для тебя есть письмо, Кира, — вдруг сказала Лидия.
— Письмо? — Голос Киры слегка задрожал. На конверте не было обратного адреса, но Кира узнала почерк. Она равнодушно кинула письмо на стол.