Напомнив кратко биографию философа и мыслителя, папа отметил, что тот оставил богатое наследие, которое не должно быть забыто. После этого он перешел к политической части своего выступления: «Сегодня мы собрались в этом университете, который сохраняет как одно из его самых драгоценных сокровищ наследие Варела… Я знаю также, что на Кубе можно говорить о плодотворном культурном диалоге, который гарантирует более гармоничный рост и развитие творческих инициатив гражданского общества» [465].
Выбрав в качестве образа фигуру Ф. Варела, папа транслировал ту же самую идею, что предлагал аудитории в Польше: все культурное наследие страны говорит о том, что ее истинная суть состоит в принятии демократических ценностей. При этом неслучайность выбора именно этой исторической персоналии обусловливалась тем, что на ее примере особенно ярко можно было продемонстрировать, что независимость Кубы совсем не обязательно должна быть сопряжена с коммунистическим строем.
Словно желая снизить политический накал своего присутствия на Кубе, на следующий день, 24 января 1998 года, выступая в Сантьяго-де-Куба, понтифик сказал следующее: «Церковь, погруженная в гражданское общество, не ищет политической власти, чтобы выполнить свою миссию; она лишь хочет быть плодотворным семенем общей пользы, присутствуя в структурах общества»[466]. При этом папа не уточнил, что он имеет в виду под «общей пользой».
24 января Иоанн Павел II встретился с людьми, страдающими различными заболеваниями. После практически аполитичной первой речи в этот день, на встрече с «больными и страдающими» папа вновь вернулся к политической проблематике, умело увязав ее с тематикой встречи. Высказавшись на тему человеческих страданий, понтифик неожиданно перешел к совсем другим вопросам. Следует отметить, что эта тема была наиболее ожидаема наблюдателями, особенно кубинскими эмигрантами. Папа заговорил о политических заключенных: «Страдание бывает не только физическим. Также страдают души, что мы можем видеть на примере тех, кто изолирован, преследуется, заключен в тюрьму за различные преступления, в том числе за свои идеи, диссиденты, которые на самом деле мирные. Эти узники совести находятся в заключении за то, за что собственная совесть не осуждает их. Все, чего они хотят, – активно участвовать в жизни общества с возможностью высказывания своих идей в условиях уважения и терпимости. Я поддерживаю попытки возвращения этих заключенных в общество. Это – жест высокой гуманности…, жест, который… усиливает социальную гармонию в стране»[467].
Это высказывание папы было публичным подтверждением того, что он реализовывает возложенное на него доверие, так как вопрос об освобождении заключенных обсуждался им непосредственно и во время сорокаминутной беседы с Ф. Кастро, состоявшейся во Дворце Революции. Как отмечал после нее официальный представитель Ватикана Наваро-Валье «учитывая высокий моральный авторитет тех, кто обращается с просьбой, и гуманитарный характер запроса, он был воспринят с интересом»[468].
Следует отметить, что Ф. Кастро услышал воззвание папы. Спустя две недели после его визита на Кубе было освобождено около 300 политических заключенных, что было жестом доброй воли со стороны кубинского правительства и демонстрации того самого диалога, к которому призывал Иоанн Павел II. То, что Кастро пошел на подобный шаг, разумеется, следует оценивать как большой успех политической миссии папы.
Кстати, примечательно, что речь папы, в которой он просил освободить политических заключенных, не транслировалась по кубинскому телевидению.
На следующий день своего визита папа встретился с представителями некатолических церквей Кубы, объединенных в кубинский Совет церквей, в который входят представленные на острове протестантские течения. В ходе встречи обсуждались сугубо религиозные вопросы, а понтифик заметил, что, несмотря на различия в культе, все христиане на Кубе должны преследовать одну цель – вести кубинское общество к истинному Христу.
25 января Иоанн Павел II произнес речь во время службы на площади им. Хосе Марти в Гаване. Это выступление стало одним из наиболее политизированных за весь визит. В нем папа обратился к международной проблематике, высказав свое понимание современных политических процессов и путей их дальнейшего развития. Заметив, что последние два столетия единственным средством разрешения противоречий на международной арене является конфликт, понтифик раскритиковал неолиберализм, сказав: «В международном сообществе мы, таким образом, видим небольшое количество стран, становящихся чрезвычайно богатыми за счет увеличивающегося обнищания большого числа других стран; в результате богатые становятся еще богаче, в то время как бедные – еще более бедными»[469].
Перейдя к теме свободы, папа подчеркнул, что лишь свобода, основанная на правде, является истинной, делает человека не объектом, а субъектом в этом мире.
Провозглашая свободу основной ценностью, понтифик прямо заявил: «Достижение свободы – это ответственность и обязанность, от которой никто не может уклониться» [470].
Таким образом, кубинцам однозначно предлагалось сделать политический выбор.
Интересно, что в стенограмме этой речи, представленной на официальном сайте Ватикана, отмечено, что после этого заявления толпа начала скандировать: «Папа свободен и он хочет, чтобы все были свободными». На что понтифик ответил: «Да, он живет с той свободой, для которой Христос и освободил вас»[471].
После этого папа произнес, пожалуй, свои самые знаменитые слова, обращенные к кубинскому народу: «Все знают, что у Кубы есть христианская душа, и это принесло ей всеобщее признание. Призванная преодолеть изоляцию, она должна открыть себя миру, и мир должен потянуться к Кубе, ее людям, ее сыновьям и дочерям, которые являются, конечно, ее самым большим богатством. Это – время, чтобы начать новый путь, требующий обновления, которое мы испытываем на пороге третьего тысячелетия христианской эры!» [472].
Безусловно, по своему пафосу и высоте данное высказывание папы было на уровне его же хрестоматийной фразы, сказанной в Польше в 1979 году: заполните сердца.
Отдельного внимания заслуживает встреча папы с кубинским епископатом, состоявшаяся тогда же, 25 января. В отличие от простых людей, клириков не надо было убеждать в необходимости веры. Также им вряд ли надо было объяснять их истинное предназначение в политическом процессе на Кубе. В ходе встречи папа поделился своими впечатлениями от визита отметив, что кубинский народ возлагает большие надежды на Церковь, некоторые из них превышают определенную Церкви миссию, но церковное сообщество в максимально возможной степени должно все их рассмотреть.
В своей заключительной речи, обращенной к папе, Кастро был краток. Он обозначил основной результат визита, давая понять своим оппонентам, что в случае с Кубой стратегия «ostpolitik» не имеет действия: «Я думаю, что мы показали хороший пример миру: вы – посещая то, что некоторые называют последним бастионом коммунизма; мы – принимая религиозного руководителя, которому они же хотят приписать ответственность за разрушение социализма в Европе. Были и те, кто предсказывал апокалиптические вещи. Некоторые даже мечтали об этом»[473].
Переходя к библейским аллегориям, Кастро сравнил Кубу с молодым Давидом, который вступил в схватку с филистимлянином Голиафом «ядерной эры» в лице Соединенных Штатов. Очевидно, что, приводя данный пример, команданте хотел не только воспользоваться красивым образом, но и сказать о том, на чьей стороне в конечном итоге будет победа. Присутствие папы рядом придавало этим словам дополнительное, почти сакральное значение. Своим присутствием понтифик как бы подтверждал правоту Кастро, что последнему и было нужно. Таким образом, правы оказались те наблюдатели, которые считали, что руководитель Кубы извлечет максимум пользы из визита столь внушительного морального авторитета западного мира, как папа римский.
Однако, как представляется, вульгарные трактовки подобной политики Кастро, предлагаемые американской стороной и оппозицией, не вполне соответствуют действительности. Руководство Кубы не столько искало способов укрепить свою личную власть, сколько пыталось создать позитивный фон вокруг Кубы с целью поиска выхода из тяжелейшего экономического кризиса, вызванного крушением Восточного блока. В конечном счете правы были те аналитики, которые отмечали непохожесть кубинского режима на другие социалистические режимы, как в Латинской Америке, так и за ее пределами. Население Кубы демонстрировало феноменальную приверженность своему руководству.
При этом, однако, поддержка курса, проводимого руководством страны, базировалась в этот период не на верности коммунистическим идеалам, но на желании сохранить независимость Кубы в условиях глобализации и расширения мира «рах americana». Социализм, как и в случае с Китаем, становился все больше внешним атрибутом политического режима, в то время как его сущность постепенно менялась в сторону понимания необходимости определенных преобразований, при условии сохранения политического суверенитета.
При этом, однако, поддержка курса, проводимого руководством страны, базировалась в этот период не на верности коммунистическим идеалам, но на желании сохранить независимость Кубы в условиях глобализации и расширения мира «рах americana». Социализм, как и в случае с Китаем, становился все больше внешним атрибутом политического режима, в то время как его сущность постепенно менялась в сторону понимания необходимости определенных преобразований, при условии сохранения политического суверенитета.
В своем заключительном слове Кастро сделал упор на открытости освещения визита папы как для иностранных журналистов, так и для всего населения острова. Он напомнил, что все средства массовой информации освещали визит понтифика, заявив, что это, пожалуй, первый случай, когда событие в столь маленьком государстве, как Куба, освещалось столь большим количеством людей.
Несколько провокационно прозвучали слова Кастро о том, что он принимает глобализацию, как ее провозглашает папа – глобализацию солидарности. Тем самым им уравнивались идеологические стремления Кубы к единству всех народов («Государства исчезнут: человечество создаст единую семью народов»[474]) и христианское стремление к признанию единого Бога. Резюмируя, Кастро подчеркнул, что если глобализация солидарности подразумевает борьбу с бедностью, эксплуатацией и так далее, то идеи папы о «евангелизации и экуменизме не будут в противоречии с этим»[475].
Визит папы на Кубу всколыхнул кубинскую эмиграцию в Майами. Некоторые из оппозиционеров надеялись, что после приезда папы на острове начнется демократическая трансформация или даже народное восстание. Ни того ни другого не произошло. Как отмечала «Нью-Йорк Таймс», «после пяти дней пребывания папы на Кубе многие здесь оказались в большом замешательстве, видя телевизионное изображение огромных толп, открыто исповедующих свою веру и становящихся даже еще более объединенными в своей надежде»[476]. Тем не менее оппозиция стояла на той точке зрения, что визит папы нисколько не легитимизирует власть Кастро, так как сам визит стоит меньше, чем папская «критика, его требования по освобождению политических заключенных и призыв к кубинцам стать творцами своей собственной истории, построить общество, основанное на свободе»[477].
Ф. Кастро, разумеется, дал свою оценку визита понтифика на Кубу, которая сводилась к тому, что папа приезжал на остров без каких-либо намерений вмешиваться во внутриполитическую жизнь страны. Упоминая об экономических трудностях, переживаемых Кубой, Ф. Кастро говорил следующее: «В этом контексте, в империи (США. – Авт.) и в других местах, визит папы римского стал чем-то, что приведет к окончательному краху социализма на Кубе. Они полагали, что революция падет как стены Иерихона перед звуком труб. Но папа римский не нес с собой трубы и не ехал с намерением погубить революцию»[478].
Так или иначе, визит понтифика имел свои последствия для Кубы и ее политической системы. Как отмечал известный российский исследователь Б. Мартынов, «диалог идет, визит папы Иоанна Павла II в 1998 году привел к большим переменам. В целом же ситуацию на Кубе можно сравнить с тем, что было у нас в 1987–1988 годах. Идут открытые дебаты, люди собираются на площади Революции в центре Гаваны. Никто их не разгоняет»[479].
Слова Б. Мартынова подтверждаются и высказываниями кардинала Ортеги, который спустя больше чем десять лет после визита папы сказал следующее, комментируя современный этап государственно-конфессиональных отношений на Кубе: «Начиная с посещения папы римского Иоанна Павла II наша способность общаться с правительством постоянно возрастала. Мы живем в более нормальной ситуации, чем прежде»[480].
В 2005 году папа римский Иоанн Павел II скончался. И Фидель, и Рауль Кастро откликнулись на это событие. Ф. Кастро написал следующее послание в Книге соболезнований, которое имеет смысл процитировать полностью, так как искренность слов команданте в данном случае не вызывает сомнений:
«Папе Римскому Иоанну Павлу II
Покойтесь с миром, неутомимый борец за дружбу народов, враг войны и друг бедных.
Усилия тех, кто хотел использовать Ваш авторитет и великую духовную власть против правого дела наших людей в их борьбе против гигантской империи, были напрасны.
Вы посетили нас в трудные времена и могли чувствовать благородство, солидарность духа и моральную доблесть людей, которые приветствовали Вас с особым уважением и привязанностью, потому что Вы знали, как ценить совершенство и любовь человеческого бытия, что и было причиной Вашего долгого паломничества на Земле.
Прежде, чем вернуться в Рим, Вы сказали, что ограничение экономических мер, наложенных извне, было несправедливым и этически недопустимым. Этим Вы навсегда заслужили благодарность и привязанность всех кубинцев, которые сегодня отдают Вам заслуженную дань уважения.
Ваш уход причиняет нам боль, незабываемый друг, и мы страстно желаем, чтобы Ваш пример был продолжен»[481].
7 апреля 2005 года в официальном печатном органе компартии Кубы появилась статья под названием «Сделать папу ответственным за крушение социализма – значит упростить анализ истории», в которой подробно разбиралось очередное выступление Кастро, в котором он обращался к роли Иоанна Павла II в недавней мировой истории. Спустя семь лет после визита папы на Кубу Кастро вновь возвращался к своей идее о параллели глобализации солидарности и кубинской социалистической идеологии. Первый раздел статьи был озаглавлен именно так: «Фидель повторяет общие черты между гуманистическими идеями папы римского и тем, что защищает кубинская Революция» [482].
В статье, в частности, отмечалось, что папа был в целом критически настроен по отношению к капитализму, особенно после окончания холодной войны. Подчеркивалось, что понтифик активно выступал против «неолиберальной глобализации и потребительской природы капиталистических обществ, а также политики, которая ускоряет экологическую деградацию»[483]. Кроме этого, приводились слова Кастро, который в своем выступлении говорил о том, что ничто не может сравниться с гуманизмом, который кубинский народ проявляет по отношению ко всем нуждающимся. В качестве примера авторы статьи приводили принятых после аварии на Чернобыльской АЭС украинских детей.
Таким образом, Кастро вновь подтверждал свой курс на расширение горизонтов возможных трактовок социализма, не отодвигая в сторону ее христианский вариант. Разумеется, речь не шла о замене одного другим, но провозглашалась их равнозначность и равновеликость. Тем самым кубинский лидер давал понять, что Куба открыта для самых разных идей, а время репрессий по отношению к Церкви «по советскому образцу» ушло в прошлое.
Католическая церковь была необходима кубинскому руководству если не в качестве союзника, то, по крайней мере, и не в качестве жесткого критика и оппонента. Причиной этой необходимости было остававшееся нестабильным экономическое положение, но не только оно. Как представляется, постепенная трансформация социалистического режима по пути расширения плюрализма, так или иначе, вносила свои коррективы в развитие социально-политической парадигмы в целом. Режим менялся диалектически: демократические элементы вводились как сознательно, так и под давлением обстоятельств. К концу 1990-х годов Кастро пришел к осознанию бесперспективности закрытого социализма корейского типа. Новые условия требовали обновления идеологических установок. В качестве решения был найден «католический путь», позволявший синтезировать идеи социализма и христианства, без особенного ущерба для первого.
Еще одной причиной поворота в сторону Католической церкви было то, что Латинская Америка являет собой именно католическую цивилизацию, хотя и не чистого, синкретического типа. Тем не менее, по меткому определению К. А. Хачатурова, именно она является «главной епархией католицизма», так как каждый второй католик в мире проживает в странах Латинской Америки[484]. Таким образом, быть частью латиноамериканской цивилизации, но не признавать католицизм, оппонировать ему – непросто, это может привести к серьезным последствиям как политического, так и экономического характера. Ф. Кастро всегда это хорошо понимал, но лишь в условиях постбиполярного мира ему окончательно удалось примирить христианство с кубинским вариантом социализма, заложив тем самым мину замедленного действия под всю политическую систему нынешней Кубы.
В ноябре 2010 года в нескольких километрах от Гаваны вновь была открыта семинария – первая, построенная после революции. В ее открытии участвовал Рауль Кастро, а также делегация американских католических священнослужителей. Архиепископ Томас Венски, глава делегации североамериканской Конференции католических епископов назвал все происходящее «очень значимым событием». Кардинал Ортега, в свою очередь, отмечал, что новая семинария появилась в том числе и потому, что у Церкви есть «друзья, особенно в Соединенных Штатах, которые помогли реализовать эту мечту»[485].