Федор, несясь по коридору, слышал сзади топот. Надир тоже. У Магира проснулся инстинкт охотника — если кто-то убегает, его нужно догонять. Шума было столько, что могло показаться, что цыганский табор заселяется в многоэтажку вместе с лошадьми и повозками.
Гош наконец-то нашел горох, запах которого не переносил как-то пострадавший из-за него Магир, и достал зерна из целлофанового пакета. Латник повел носом, поморщился и исчез.
В этот момент загнанный в угол Федя схватил со стены огнетушитель и стукнув его клапаном об пол, развернулся и направил струю на преследующего. Так как Магир исчез, вся пена досталась Надиру.
Гош перевел часы назад, заставил выпить по стакану водки Федю, Надира и Рогаликова. Потом шепотом спели «Под крылом самолета…» и после того, как долго друг друга провожали, легли наконец-то спать (причем все перепутали, и куратор устроился с Федей, а Надира положили со Стрелкиной).
Поднос
На следующее утро Игорь проснулся рано — в одно время с Федором, который после ночных приключений, никому и ничему не доверял и уже успел сбегать в соседние комнаты и убедиться, что уже многие поднялись. Большого желания идти в институт Гош, конечно же, не испытывал. Но первой парой была лекция по истории КПСС. Попробуй такое пропусти! Замучают в деканате, а он уже итак в группе риска.
Умывшись и одевшись, он пошел в столовую — надо было чего-нибудь съесть — в желудке урчало.
Обычно питающиеся с утра студенты ели первое, второе и третье, чтобы уже потом, в течение дня не обременять себя посещением общепита, а лишь перехватывая слегка на ходу.
Гош, также сторонник того, что завтрак нужно съесть самому, игнорируя как друзей, так и врагов, взял борщ, котлету с рисом и компот. Подойдя к свободному столику, он поставил поднос и пошел взять ложку и вилку.
Когда вернулся, его ожидал сюрприз: за столом сидел очень черный негр и ел его борщ. Гош, мягко говоря, удивился и сел напротив. Взял с подноса второе и машинально стал есть. «Кому же компот достанется?», — думал Игорь, не отрывая глаз от весьма характерного представителя далекой Африки. Негр, выпучив глаза, подналег на борщ. «Фиг тебе, а не компот!», — Гош тоже прибавил скорости, перемалывая зубами рисинки, как мельничными жерновами. Игорь редко когда проигрывал, вот и этот пищевой армреслинг он тоже выиграл. Наградой был компот из сухофруктов, оказавшийся весьма кстати, учитывая вчерашнее обильное возлияние. Победитель гордо встал и пошел относить посуду, думая о том, как все-таки голодно живется африканским студентам, раз они вынуждены открыто воровать еду. «Не дай бог так оголодать!», — сочувственно подумал Гош.
Через несколько шагов его взгляд упал на соседний столик. На нем стоял его поднос с борщом, котлетой с рисом и компотом. Гош аж вспотел от ужасной догадки — он располовинил негритянский завтрак самым бесстыжим образом. Богатое воображение мигом нарисовало ему то, как дружественный африканский студент в это прекрасное декабрьское утро, купив себе поесть (по роковому стечению обстоятельств, то же, что и Гош), с радостью принялся поглощать всевозможные полезные продукты, находящиеся в борще. Но не тут-то было! Неожиданно напротив нагло уселся какой-то бледнолицый с хамской улыбкой и похмельным лицом. И вот это мурло берет его рис с котлетой и начинает есть!!! Потом выпивает компот и уходит! Куда смотрит посольство, деканат, вся прогрессивная общественность?! Ведь африканские дети не доедают… «Стоп, стоп, стоп!», — Игорь покраснел так, как даже вареные раки не краснеют.
Не оборачиваясь и чувствуя на себе удивленно-возмущенный взгляд черного парня, похититель чужих калорий, поставил пустую посуду на первом же попавшемся столе и пулей вылетел из столовой.
«Свободу Анжеле Девис!», — подвел итог Гош и пошел в институт.
Финская граница
Практически каждому человеку известно это мерзкое состояние, когда кажется, что тебе в челюсть забили раскаленный гвоздь и тысячи маленьких искр каруселью кружат внутри черепной коробки и остервенело жалят. Когда ноет так, что согласился бы, чтобы на время отрубили голову. Нет возможности думать о чем-либо другом, кроме этой ужасной боли. Холодный пот струится по лбу и вопрос «Мама, зачем ты меня родила?» пульсирует в висках.
У Гоша болел зуб. Неделю назад у него выпала пломба и образовалась такая дыра, что пища в желудок практически не попадала — вся, как в пропасть, падала в дупло.
Визит к стоматологу был так же неизбежен, как пенальти в ворота любимого Гошем «Черноморца» в выездной игре.
Толстая тетка, так же похожая на дантиста, как Бармалей на доктора Айболита, посадила его в кресло, навалилась на него всем своим могучим телом, заорала: «Не закрывайте рот!» и впилась железным жалом в несчастного паренька. Временами ему казалось, что она хочет досверлиться до живота.
Игорь был мужественным человеком, но в данной ситуации он позволил себе немного поскулить и ущипнуть до синяка локоть палача-стоматолога.
Все рано или поздно заканчивается. Закидав цементом зачищенное дупло, врачиха нехотя отпустила Гоша. Тот, качаясь, вышел из кабинета. Состояние у него было как у лифтера, попавшего в воздушную яму.
Придя в общагу, он лег на кровать и попытался забыться сном. Внутреннее состояние было неоднозначным — с одной стороны боль ушла, а с другой было ощущение, что в застенках у Мюллера побывал. Поспать не дали. Бесцеремонно, на правах друга детства, вломился Вова-борец. Он учился в Авиационном институте, который находился недалеко от гошиного общежития и потому заскакивал довольно часто.
— Че, спишь, деятель?!
— А, летчик…
— А ну-ка подъем!
— У меня зуб…
— Какой-такой зуб? В субботу «Черноморец» с «Зенитом» в Питере играют. Сегодня выезжать надо!
— Чего, прям сегодня?
— Не, ну можно и через полгода. Заодно и хоккей посмотрим.
— Да иди ты на фиг!
— И тебе доброго здоровья!
Гош задумался. Он был болельщиком с большой буквы и так страстно переживал за любимую команду, что однажды во время подачи углового так сильно сжал руку случайно подвернувшегося соседа по трибуне, что сломал ему два пальца.
— Голова раскалывается — зуб только что лечил.
— А мы твою головушку водочкой, водочкой! Не зря же я ее с собой взял! Как знал! Как знал! Где у тебя стаканы.
Как все малопьющие люди, Игорь быстро пьянел, поэтому с настороженностью отнесся к предложению товарища. Но было уже поздно. Вова открыл бутылку и рот, через который потек, весело плескаясь, словесный поток.
— За «Черноморец»!
— За победу!
В пивнухе, которую они посетили после того, как допили пузырь, можно было опьянеть от одной внутренней атмосферы, однако сам пенный напиток был такого качества, что солод, из которого он был сделан, пожалуй, подал бы в суд на пивоваров. Насосавшись пива, как комары крови, друзья зашли в ресторан на ЖД-вокзале. Тосты, один фантастичней другого, напутствовали водку, начинающую путь по пищеводу. Потом была сложная погрузка в плацкартный вагон, чем-то напоминающая штурм Зимнего дворца пьяными матросами.
Затем был вагон-ресторан. Кислые лица официантов, теплая водка, холодные котлеты, дребезжащие стекла, сигаретный дым…
…Все! Темный экран!..
…Два тихих наркомана, найдя укромную деляночку, как коты вокруг сметаны, кружили пчелами среди кустов, заготовляя на зиму коноплю. Занимались они этим настолько сосредоточенно, что со стороны могло показаться, будто они собирали упавший с пятого этажа чайный сервиз. Притомившись, они сели на перекур.
— Хорошая трава нынче уродилась, — сказал первый.
— Улетная, — похвалил второй.
Помолчали. Докурив, съели по бутерброду и продолжили свою работу…
…Темный экран. Но уже со звуком. Пенье птиц, шелест листьев. Словно что-то предчувствуя, несколько помятый молодой человек, с зажатой в правой руке полупустой бутылкой, не мог решиться открыть глаза, хотя уже прошло некоторое время с момента его пробуждения. Именинника просят закрыть на несколько секунд глаза, прежде чем вручить подарок. Тот в сладостном томление ждет, когда же позволят посмотреть, что ж за чудесный презент он сейчас получит. Похожие чувства испытал лежащий на земле парень, только томление его было далеко не сладостным.
Наконец-то глаза открылись. Солнечный свет, преломленный зрачками, устремился на глазные нервы. Конечно же он ожидал какого-то сюрприза, но не такого же!
«Где это я?», — с тревогой подумал Гош.
Лежал он на траве небольшой полянки, с трех сторон сдавленной густым лесом. С четвертой стороны, словно на экране широкоформатного кинотеатра, виднелись бескрайние поля. Как ни силился Игорь, он не мог вспомнить, как сюда попал. Однако это были еще не все новости. В двух шагах от него спал щуплый престарелый субъект в стареньком спортивном костюме. Он был лыс, усат, очкаст, носат и неухожен. Худой он был настолько, что обычно на рентген его не посылали.
Гош осторожно, словно был в зарослях крапивы, поднялся и отряхнулся. Он вывозился так, что стал похож на сапоги агронома. Хотелось бы, конечно, вчерашнюю веселость перенести на почву нынешнего дня, но сильно мешало похмелье — неизбежный атрибут радостного кануна.
В руке у него была бутылка с сухим вином. Сделав несколько хороших глотков, он успокоился и попытался придать мыслям хоть какую-то стройность.
«Если я ничего не помню, то может хоть дядька этот в курсах?»
— Эй, мужик! А ну подъем! На зарядку становись!
Человек проснулся, дико огляделся кругом, привстал и, судя по тому, что он с испугом посмотрел на Гоша, что-то вспомнил.
— Дядя, как мы на этот остров необитаемый попали? Расскажи, а то я маюсь тут в догадках.
Мужчина захлопал ресницами, почесал затылок и, едва шевеля засохшим языком, стал рассказывать:
— Судить игру в Ленинград ехал. Я — Болотов, судья республиканской категории. В вагоне-ресторане ужинал. Когда салат доедал, вошли вы с товарищем, оба сильно пьяные. Подсели ко мне за столик. Когда узнали, что я буду судить матч «Черноморца», стали требовать, чтобы я выпил за здоровье всех игроков, тренеров и массажистов команды.
— Ну и что, выпил? — спросил мрачный, как туча, Гош.
— А куда деваться, когда так просят? Потом стали требовать, чтобы я назначил пять пенальти в этой игре. Разумеется, в пользу южан.
— Ну и что, назначил?
— Так игра же только сегодня вечером.
— А как мы здесь-то оказались?
— Вы с другом стали всех заставлять пить за вашу любимую команду. Потом все хором кричали «Черноморец — чемпион!», потом, поделив посетителей на две команды, вы пытались устроить футбольный матч прямо в ресторане.
— Ты в моей команде был?
— Нет, я судил. Потом пришел начальник поезда, которому вы сходу, не раздумывая, засветили под глаз. Ваш товарищ дернул стоп-кран, и мы остановились посреди леса. Вас официанты и проводники с огромным трудом вытолкали из поезда.
— А ты-то каким образом здесь?
— Вы, когда вас вытаскивали из вагона, мертвой хваткой вцепились в меня и стали кричать, что я ваш друг. Вот они меня вместе с вами и вытолкали.
— А Вова где?
— Не знаю. Наверное дальше поехал. Он, когда стоп-кран дернул, упал в тамбуре, и его какая-то проводница молодая к себе в купе увела.
«Да, дела! Вова там теперь под стук колес железнодорожным сервисом наслаждается, спеша на встречу с футболом! А я тут в лесу, среди волков, с кретином-судьей».
— Ладно, пошли, выбираться как-то надо. А без тебя игру-то проведут?
— Конечно, проведут. Запасной судья есть. А где мы находимся, вы не знаете?
— Я думал, ты знаешь.
«На фиг я эту водку пил?! Ни капли больше!»
— А зовут-то тебя как, судья?
— Михаил Петрович. Миша.
Пройдя метров двести, они услышали какие-то звуки, похожие на те, как если бы мушкет вместо шомпола чистили березовым веником. Приблизившись к источнику шума, Игорь и Миша увидели двух молодых людей странного вида, срывающих острые листья с каких-то кустарников. Они были так увлечены своим занятием, что не услышали, как подошли отставшие от поезда.
— Здорово, мичуринцы! — крикнул Гош.
Собиратели гербария неадекватно прореагировали на приветствие. Один, который был в клетчатой рубашке, поначалу присел от неожиданности, потом резко, словно пружина, выпрямился и побежал по конопляному полю, оставляя за собой просеку. Второй, с плеером, упал на землю и закрыл лицо руками.
— Ого, как у вас тут незнакомцев бояться! — Гоша все эти приключения начали веселить.
— Не надо, не надо! — орал наркоман.
— Чего не надо-то?
— Бить не надо!
— Я и не собирался. Да вставай ты, чудо! Мы просто спросить хотели, где находимся. Потерялись, короче. Ехали в Ленинград. А доехали, не доехали, а может и переехали, не знаем.
После того, как нарк понял, что эти неместные его бить не будут и плеер не заберут, он успокоился. «Лохи какие-то. Какой им тут Ленинград! Подколоть что-ли?»
— А вы в Питер ехали?
— Ну да!
— Так вы его проехали. Тут до финской границы двести метров. Вся зона простреливается! Залегайте! Отползайте в лес. Пристрелят!
Михаил Петрович упал, как колос под косой. Гош рухнул рядом.
— Давай в лес, мужики! — орал наркоман.
Непримиримые враги на стадионе — фанат и судья — здесь дружно и согласованно, словно ящерицы по песку, быстро поползли в лес.
«Финляндия — это же капстрана! Из института точно выгонят! А может еще и посадят», — думал Гош.
«Весь костюм испачкал! От Лерочки влетит», — тоскливо подумал судья, до конца не проникшийся кризисностью момента.
В лесу чуток передохнули.
— Куда теперь? — Миша, оценив характер и сообразительность своего молодого товарища по приключениям, признал лидерство за ним.
— У тебя, я смотрю, под курткой майка белая. Давай ее сюда!
— Это еще зачем?
— Без вопросов, быстро снимай! А то пристрелят, как сусликов!
Майку Гош повесил на сломанную ветку и стал махать импровизированным белым флагом.
— Погранцы! Мы свои, русские, не стреляйте! Заблудились! Грибы собирали!
Поплутав по лесу с полчаса, потенциальные нарушители на заставу не наткнулись, а вышли на шоссе.
— Там какой-то указатель, — Миша кивнул на синюю табличку.
«А где же застава?» — думал Гош, идя к знаку.
— Кукуево. До Москвы 130 километров, — прочитал Гош.
Он был ошарашен, как баптист, случайно попавший на стриптиз. Когда он пришел в себя, то извергающиеся из его уст ненормативные выражения, были настолько сочны и крепки, что даже бродившие невдалеке шакалы, поджали хвосты и призадумались.
— Где этот ботаник! — взревел Игорь.
Однако активные поиски результата не дали. «Первый раз меня так кинули», — с горечью подумал Гош. «А где же пограничники?» — так и не въехал Михаил Петрович.
Домой добрались на попутках только к вечеру. «Черноморец» игру выиграл. Вова по приезду все рассказал в подробностях.
«Ничего, я тоже неплохо развлекся!» — ухмыльнулся Гош.
По большому кругу
Сколько веревочке не виться, сколько студенту не учиться…
Поскольку к пятому курсу Игорь все-таки взялся за голову, дипломный проект он сдал без особого напряжения. Не мог студент стать специалистом с высшим образованием, не пройдя последнего испытания. Оно заключалось в следующем… После получения диплома будущие инженеры разбивались по своим группам и от дверей общежития пускались в не очень длительное, но увлекательное путешествие. Нужно было обойти квартал, заходя в каждую рюмочную, разливочную, пивную и выпивая там по сто граммов вина. Поход засчитывался, если хотя бы один из группы дойдет и дотронется до ручки входной двери общежития.
Веселые и озорные собрались ребята из Гошиной группы в то летнее утро, последнее утро их студенческой жизни.
— Ну, что, витязи науки, инженеры-экономисты? По маленькой? — Гош радостно смеялся.
— Масло все с утра поели? А то развезет! — волновался Витя.
— Своих не бросать, с чужими не драться! — напутствовал Андрей.
— Вперед!
Первые пять-шесть пивнарей прошли на «ура». Дальше пошли потери.
— Держаться! — Гош шел медленно, но твердо.
Еще три рюмочные — и остались они втроем. Гош сам еле стоящий на ногах потихоньку тянул болтающегося, как сосиска, Витю и мычащего Андрея. Вот уже вышли на прямую! Кабаков уже больше нет! Осталось каких-то пятьдесят метров. Бабах! Упали!
Кое-как с Витей поднялись. Теперь вдвоем. Дойти надо! Пацаны на них надеются. «Магир!» — мелькнуло в голове Гоша. Он достал ручку плохо слушающимися пальцами и перевернул ее. Верный друг тут же оказался рядом, подставил железное плечо и доволок пьяных вусмерть молодцов до заветной двери.
— Ура! Ура! — что есть силы, заорали Гош и Витя. Их крик услышали сквозь хмель многие одногруппники.
— Ура! — подхватили они. — Ура! Мы — инженеры!
— Спасибо, Магир! Выручил брат, — сказал Гош и хотел пожать ему руку, но неловко повернулся и ручка, его волшебная ручка, выскочила из руки, упала на асфальт и разбилась. Магир тут же исчез. Гош мгновенно протрезвел.
«Неужели все?» И тут же мысли стали чисты, как снег на Эльбрусе.
«Да, все! Прощай, Магир! Прощай, верный друг! Стой себе в музее, мы тебя не забудем. А теперь что? А теперь буду рассчитывать только сам на себя! Ну, и на друзей, конечно» — подумал Гош, поднимая и отряхивая Витю Ленского…
…Прошли годы. И уже занесена песком дней Гошина туманная юность. И плещутся у самых ног волны зрелости. И не спрятаться уже под зонтиком лекарств от палящих лучей времени. И вальяжный шезлонг развлечений уже не убаюкивает предчувствие неизбежного расставания с лучшим из миров.
Щемит сердце и спирает дыхание, когда отматываешь пленку дней назад и в который раз смотришь затертые до дыр самые дорогие кадры детства и юности. И те воспоминания придают силы, и жизнь вновь обретает смысл. А на душе становится сладко, как после съеденной 30 лет назад сахарной ваты.