Люди изучали под микроскопом ее жизнь и жизнь ее рода. Одни говорили, что подобное исследование должна была проводить еще ее прабабушка, другие считали, что необходимо выждать пару поколений, чтобы «вино настоялось». Именно упоминание о вине и толкнуло Анику на новую встречу с Максом Верноном.
Шум вокруг ее персоны был таким громким, что, казалось, затмил предстоящие выборы. Общество лихорадило, и вместе с ним лихорадило рейтинг главы колоний. Первые недели Зои Мейнард – соперник Вернона на предстоящих выборах – не оглашала свою позицию касательно решения главы колоний изучить жизнь Города клонов, работу ученых и поставить вопрос о гуманности подобной программы, сделав отчеты абсолютно прозрачными, но затем, когда мнение общества по этому вопросу разделилось надвое, приняла решение выступить с критикой. Никто не знал, каким было ее мнение в действительности, потому что как соперник Вернона она не могла поддержать его, потеряв голоса недоброжелателей принятого главой колоний решения. Да и проект не принадлежал ей. Если она поддержит Вернона, то крах на выборах ей обеспечен. Так что вариант был только один – критика программы.
– Мы не готовы к переменам. Еще не время. Нужно подождать, – говорила она, и люди начинали видеть в ней консерватора, коим Зои Мейнард никогда не была в действительности. Но камень был брошен, и приходилось подстраиваться под круги на воде, которые расходились теперь от места падения брошенного камня.
Аника Крейчи встретилась с Зои Мейнард лично в одном из самых популярных ток-шоу, причем о том, что на шоу будет приглашена кандидат на пост главы колоний, Аника не знала. К ее удивлению, Зои Мейнард не пыталась раздавить ее или принизить. Наоборот, казалось, уже сейчас она строит плацдарм для отступления, на случай если идея консерватизма провалится. Но все это было завуалировано. Особенно для зрителей. Официально Зои Мейнард относилась к Анике Крейчи как к элементу сложной политической системы, построенной Максом Верноном, намекая на манипуляцию людьми и Городом клонов в преддверии выборов.
Аника не особенно слушала эти длительные политические заочные перепалки. Из всего происходящего вокруг она поняла одно – до выборов осталось семь месяцев, так что на исследование у нее есть ровно столько времени. После программа будет либо закрыта, либо интерес общества угаснет и мнение социолога никого не будет интересовать. В таком случае это станет провалом всего рода Крейчи. О последнем Аника думала как-то отрешенно. Никогда прежде она не хотела выделиться, но сейчас, в свете всех этих прожекторов и интервью… Сейчас она, словно один из клонов, которому ученые моделируют сознание, поверила в то, о чем говорило большинство, – отчет о жизни в Городе клонов будет кульминацией рода Крейчи за последние поколения. И чувство ответственности возросло.
Анике снова начали сниться оставшиеся в детстве кошмары. Она жила в Городе клонов, где по улицам ходили лишенные костей и мозгов животные. Кошки и собаки мяукали и лаяли, открывая лишенные языков рты. У Аники в руках был список, и она вычеркивала из него всех домашних животных, не понимая целесообразность их клонирования, – вот свиньи, курицы и коровы имели смысл как продукты питания, а на кой черт клонировать детали домашних животных? Как быть с клонами людей, Аника так и не решила. Их ведь нельзя есть и нельзя использовать как механизмы рабочей силы…
Она смотрела на клонов, понимая, что они должны быть похожи на людей, но видела лишь собранные воедино выращенные в цехах запчасти. Даже Лола Бор, с которой встречалась во сне Аника, была какой-то ненастоящей, словно ей не только промыли мозги перед отправкой в Город клонов, но и удалили пару органов и костей, отсутствующих у клонов. Сначала Аника замечала неизбежные отличия – у клонов не было пупков, и у подруги пупок тоже отсутствовал, но потом она заметила отсутствие языка. В брюшной полости зияла дыра, и Аника видела, что у Лолы нет кишечника. «Хорошо еще, мне не снится ее уродливый ребенок», – думала, просыпаясь, Аника, пытаясь подготовить себя к предстоящей косметической операции.
Врачи обещали, что как только она вернется в колонии, пупок ей вернут, но Аника была уверена, что если они и сдержат слово, то пупок ее уже будет другим, не таким, как раньше, а значит, и возвращать его не имеет смысла.
– Может быть, ограничимся просто особой формой одежды? – спрашивала она комитет по контролю над предстоящим исследованием, но они лишь качали головами.
Именно из-за этой операции Аника Крейчи и встретилась с Максом Верноном во второй раз. Вернее, он сам встретился с ней.
– Говорят, ты готова отказаться от исследования, потому что боишься лишиться пупка? – спросил он, когда Аника явилась в его кабинет.
– Я не боюсь лишиться пупка, а просто не хочу. И нет, я не откажусь от исследования, если меня заставят делать операцию, – Аника пыталась сдержать улыбку, но не могла. – К тому же пупок – это ведь не нос, верно?
– Верно, – согласился глава колоний.
Он подошел к Анике и начал расстегивать ей блузку. Казалось, обнажившаяся грудь совершенно не интересна ему – Вернон смотрел только на пупок.
– Думаю, когда все закончится, врачи смогут не только вернуть его, но и сделать лучше, – сказал он, заглянув Анике в глаза.
– Я не хочу лучше, я хочу, чтобы он был таким, как сейчас, – сказала она.
– Значит, будет как сейчас, – пообещал ей Вернон и отвел к старому дивану, потертая кожа которого на этот раз уже не показалась Анике такой липкой и мерзкой, как прежде.
– И снова никакой репродукции? – спросила Аника.
– Не сейчас, – сказал Вернон.
Спустя полчаса они расстались – холодно и официально.
* * *Подписание договоров и обязательств проходило в здании комитета. Белое непрозрачное стекло, из которого по большей степени состояли стены здания, изнутри выглядело серым и невзрачным. Стальной цвет не придавал сочности, как это планировалось изначально, а угнетал и давил официальностью – так, по крайней мере, казалось Анике. Такое же впечатление произвели на нее и члены комитета. На их фоне Аника отметила, что, будучи таким же политиком, Макс Вернон разительно отличается от них. Эти люди были…
Ей в голову пришли фантастические идеи, появлявшиеся в прессе. Идеи о том, что в недалеком будущем комитет будет сформирован исключительно из машин. Ведь для того, чтобы анализировать и работать по заданной программе, не нужна человеческая пластичность сознания и творческий подход. Все это лишь формулы, догмы, сложные вычисления. И сейчас члены комитета, казалось, пытались соответствовать этому образу. Сталь, стекло и серые лица. Если бы не репортеры и съемочная группа, то Аника смогла бы поклясться, что это еще когда-нибудь приснится ей в кошмарном сне. Но сейчас кроме серых лиц членов комитета здесь были и обычные люди. Да, и здесь был Макс Вернон.
Неосознанно Аника старалась держаться как можно ближе к нему. Ничего личного, просто среди людей комитета он выглядел самым настоящим, самым человечным. В старом кожаном диване в его кабинете – и в том было больше жизни, чем в этих серых лицах. О диване Аника вспомнила, когда случайно коснулась руки Макса Вернона. Он не заметил этого прикосновения. Не заметили и репортеры. Да и Аника почти не заметила, потому что это было на уровне чувств. Ничего общего с материальным миром, и уж тем более миром политики. По крайней мере, ей хотелось так думать. Особенно если учитывать, что то, чем они занимались с Вернон на диване, не понимается и не одобряется комитетом. Никакой репродуктивной функции. Никакой пользы для общества. Словно время повернуло вспять и они снова оказались в изжившей себя эпохе до Возрождения.
Политика стала какой-то живой, неспланированной. Особенно если судить по тому факту, что, когда с формальностями в комитете было покончено, глава колоний отказался от кортежа и прошел пешком два квартала от здания комитета до своей администрации. Вначале члены его команды старались держаться рядом, отделяя Вернона от жителей Седьмой колонии, но Вернон отослал их прочь. Аника шла рядом с ним, вспоминая известные сведения о жизни до Возрождения.
Тогда людей было слишком много, чтобы ценить жизнь одного из них. Тогда фанатики и конкуренты устраивали покушения на президентов. Да что президентов! Аника где-то читала, что в те времена убивали и просто так – из ревности, после приема наркотиков, ради азарта и чувства опасности. Сейчас все это было в прошлом. Когда ценность жизни возведена в абсолют, а центр мира насчитывает семь тысяч человек, глава колоний может позволить себе пройти пешком два квартала без охраны. Может побыть один. И это желание, казалось, поняли даже рядовые жители, которые оставили Макса Вернона. Аника тоже хотела отстать, раствориться в толпе.
– Если ты сейчас свернешь на перекрестке, то окажешься в моем кабинете раньше меня, – сказал неожиданно Вернон. – Раньше всех, – добавил он так, чтобы никто кроме Аники не смог его услышать.
– Если ты сейчас свернешь на перекрестке, то окажешься в моем кабинете раньше меня, – сказал неожиданно Вернон. – Раньше всех, – добавил он так, чтобы никто кроме Аники не смог его услышать.
Потом он ушел – неспешно, словно турист, приехавший из соседней колонии. «И что это значит?» – подумала Аника, провожая главу колоний взглядом, хотя старый кожаный диван уже мелькал перед глазами. Она чувствовала его запах. Чувствовала вкус сладкого вина во рту. «И никакой репродукции», – подумала Аника и тут же сама пристыдила себя за подобные мысли.
По дороге в кабинет Вернона она пыталась убедить себя, что осталась еще пара подписей или какие-то договоренности, не предназначенные для оглашения общественности. Она увидела здание администрации и ускорила шаг, понимая, что сомнения замедлили ее и Вернон должен уже вот-вот появиться из-за поворота. Перед дверью в кабинет главы колоний Аника снова на мгновение засомневалась, как засомневалась, когда спустя четверть часа в кабинет вошел Макс Вернон.
– Я все правильно сделала? – растерянно спросила она.
– Почти. – Вернон посмотрел на старый диван и закрыл дверь в свой кабинет.
Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и начал расстегивать пуговицы своей идеально белой рубашки. Аника подошла к дивану и тоже начала раздеваться. Они не разговаривали, не смотрели друг другу в глаза. Даже когда все закончилось – молча оделись и разошлись, вернее, ушла Аника. Происходящее казалось и странным, и нормальным одновременно. В конце концов, кто знает, каково это – вступить в отношения с главой колоний? Кто знает, каково это – иметь отношения, не заботясь о репродукции?
Аника подумала, что когда окажется в Городе клонов, в бывшей Первой колонии, то старая база данных сможет дать ей ответы на многие вопросы. «Скорее бы», – нетерпеливо думала она. Впрочем, с таким же нетерпением Аника ждала и новой встречи с Максом Верноном, который, как она надеялась, был просто обязан проститься с ней. Проститься в своем кабинете, уложив на этот старый кожаный диван…
Но прощания не было. По крайней мере, такого прощания, как хотела Аника. Хотя Вернон и появился на причале, когда корабль с экспедицией готовился к отплытию, его кабинет остался недосягаем. Причал скрылся из вида, но Аника все еще надеялась, что глава колоний сможет устроить им настоящее прощание.
– Нервничаете? – спросил капитан, неверно истолковав печаль в глазах Аники.
Она кивнула, надеясь, что дальнейших расспросов не будет.
Глава третья
Они достигли россыпи островов посреди океана на излете ночи третьего дня. Могли и раньше, но капитан сказал, что лучше будет высадиться под прикрытием сумерек. Тучи затянули небо, и звезд не было видно, лишь настырно светилась ядовито-желтая луна. Правда, светлее от этого не становилось. Ночь была почти абсолютной.
Судно пришвартовалось к пристани старой электростанции, снабжавшей электричеством острова, когда Город клонов был еще Первой колонией. Сама электростанция находилась на отдаленном от других островов клочке суши, попасть на который не мог без специального разрешения ни один из клонов, а тем, что работали здесь, были вживлены чипы, позволявшие контролировать их. Это была сравнительно новая технология, и Аника думала, что, когда покинет это место, выскажется против подобной процедуры, вне зависимости, к каким придет выводам. И общество ее поддержит. Сначала клоны, затем люди. Хватит с них и комитета по контролю за репродукцией. Медицина – это, конечно, хорошо, но нужно развивать лечение, а не программирование человеческого сознания.
Капитан лично помог Анике выбраться на причал. Их встретил высокий чернокожий атлет по имени Луд Ваом, и это оказался первый клон, с которым познакомилась Аника. Клон с чипом, контролирующим сознание.
– Он отвезет вас в Первый сектор города, – сказал капитан Анике. – И можете не утруждать себя манерами, утром ему сотрут воспоминания.
Анике не понравилось пренебрежение в голосе капитана, но она решила промолчать. Луд Ваом поздоровался и взял тяжелый чемодан Аники.
– Следуйте за ним, – сказал капитан и ловко забрался на борт своего небольшого судна.
«Вот и все прощания», – хмуро подумала Аника, провожая уплывающий корабль взглядом. В черной воде отражалась желтая луна. Клон за спиной нетерпеливо покашлял. Аника вздрогнула, вспомнив свое первое знакомство с главой колоний. Поднявшись с дивана и приведя в порядок одежду, она так же неловко покашляла, пытаясь привлечь к себе внимание. Да, этого хватило, чтобы испытать к клону симпатию. К клону, который не вспомнит ее утром, не узнает, если встретит на улице. Аника подалась вперед, пытаясь заглянуть ему в глаза. «На первый взгляд самый обыкновенный. Тело точно самое обыкновенное».
– Не так давно сюда привезли мою подругу, – сказала Аника, продолжая смотреть клону в глаза. – Ее зовут Лола Бор. У нее был ребенок-мутант. Ты что-нибудь знаешь об этом?
– Нет, – сказал клон.
У него был низкий, глубокий голос. И еще он выглядел усталым. Не физически усталым. Нет. Скорее усталость была психологической. «Разве клоны способны на такие чувства?» – Аника хмурилась, пытаясь вспомнить все, что прочитала об этом месте. Странно – она выучила наизусть свою легенду, чтобы слиться с толпой, но вот детали жизни клонов… Об этом писали и говорили так много и так прозрачно, что можно было посвятить изучению всю жизнь, но так и не добраться до сути.
– Нам нужно идти, – сказал Луд Ваом. – Ночь скоро закончится. Люди увидят нас. Начнут задавать вопросы.
– Люди? – Аника растерянно уставилась на него, но чернокожий гигант так и не понял этого взгляда.
– Это вам нужно, не мне, – хмуро сказал Луд Ваом.
«Да, при капитане он был более дружелюбным», – подумала Аника, засеменив следом за гигантом.
Они вышли через главные ворота электростанции. Железобетонный пирс врезался в коралловый риф.
– Мы поплывем на этом? – растерянно уставилась на резиновую лодку Аника.
– Ты предпочтешь добираться до островов вплавь?
– Нет, но… – Аника поджала губы, увидев, как Луд Ваом швырнул в лодку ее тяжелый чемодан. Следом за чемоданом чернокожий гигант запрыгнул в лодку сам и нетерпеливо уставился на Анику. – А лодка выдержит наш вес? – спросила она, видя, что борта уже сейчас едва не скрывались под водой целиком.
Луд Ваом включил электродвигатель. Резиновая лодка вздрогнула. Аника сдалась, забралась неуклюже в лодку и боялась пошевелиться, видя, как черная в темноте вода скрывает борта лодки. Не так она представляла себе этот путь. Особенно после журналистов и телекамер в Седьмой колонии, после Макса Вернона… Сейчас происходящее больше напоминало сон. «Или же сном были последние месяцы?» – подумала Аника и снова уставилась на чернокожего гиганта. Он правил лодкой. Его взгляд был устремлен в ночь, словно глаза могли видеть в темноте. Или же он просто знал этот маршрут наизусть? Может быть, подобное путешествие под покровом ночи было для него нормой? Скольких людей он уже переправил с электростанции на острова Города клонов? И кем он считал их всех? Кем он считал сейчас ее?
– Кто я? – спросила Аника.
Луд Ваом наградил ее хмурым взглядом.
– Я задала вопрос, – решила она идти до конца. – Кем ты меня считаешь? – она заметила мимолетную нерешительность в глазах гиганта. – Отвечай!
– Ты беглянка, – сказал Луд Ваом и смущенно опустил голову. – Вы все беглецы.
– И от кого же мы бежим? – спросила Аника.
– От системы. Шесть колоний уже не те, что прежде, – Луд Ваом сокрушенно покачал головой. – Не хотел бы я там оказаться.
– Так ты считаешь, что живешь в Первой колонии? – не сдержалась Аника. – Очень интересно… Я хочу сказать…
– Вы эгоисты, – сказал с укором чернокожий гигант. – Вместо того чтобы изменить жизнь в своих колониях, вы бежите оттуда, надеясь на лучшую жизнь здесь.
– Так ты думаешь, что в других колониях жизнь хуже, чем в Городе клонов?
– Где?
– Я говорю, ты думаешь, что в других колониях жизнь хуже, чем в Первой?
– Мне стыдно, что я перевожу вас на острова.
– Зачем тогда перевозишь?
– Кто-то должен заниматься этим. В конце концов, вы ведь не виноваты. Это система.
* * *Огромный остров вынырнул из темноты как-то неожиданно. Резиновая лодка резво подползла к берегу, маневрируя между острыми рифами, грозившими порезать ее. Луд Ваом выбрался из лодки, замочив ноги. Аника думала, что он вытащит лодку на берег, но гигант потребовал, чтобы она последовала за ним. Вода была теплой. Аника подняла подол платья, пытаясь не замочить его. Луд Ваом наградил ее тяжелым взглядом, словно она сделала что-то до неприличия пошлое. Аника проигнорировала этот взгляд. Луд Ваом вытащил лодку на песчаный берег, огляделся, убедившись, что никто не наблюдает за ними и, взяв чемодан, выбрался на дорогу, где стояла старая машина. Двигатель заревел как-то неестественно громко, выбросив облако черного дыма.