– Это кто? – спросил неожиданно жестко Вернон.
– Друг, – сказала Аника.
– Друг?
– Лола Бор едва не отправила меня в сумасшедший дом, а Семенов забрал меня из участка, – Аника растерянно улыбнулась, только сейчас поняв, что, вероятно, перешла какую-то границу или почти перешла.
Вернон молчал, переводя взгляд с Аники на Семенова и обратно. Пауза затянулась. Неожиданно Семенов шагнул вперед и представился, назвав свой статус и положение в обществе. Статус сумасшедшего прозвучал как-то неестественно официально, словно это была не болезнь, а какая-то специальность, на которую нужно сначала выучиться. Макс Вернон кивнул и машинально – вероятно, включилась выработанная политическая лояльность – представился в ответ.
– Глава колоний? – переспросил Семенов. – Всех колоний? Я имею в виду… – он обернулся и растерянно уставился на Анику, затем снова на Макса Вернона. – Первая колония действительно стала Городом клонов? – спросил он.
Вернон осторожно кивнул. Аника подумала, что он взволнован, потому что их разговор может услышать Луд Ваом. Или же нет? Или же это был ее собственный страх? В конце концов, кем был Луд Ваом для Макса Вернона? Всего лишь далеким связным, которому стирают воспоминания каждый раз после сеанса связи. Пока ты не увидишь этого человека, пока не окунешься в эту жизнь, ты не поймешь всей глубины. Это будет все равно, что смотреть на утопающего и давать ему советы, которые он уже не слышит. Он в панике. Ему нужна рука помощи, борт лодки, спасательный круг, но не совет… не совет…
– Как продвигается работа над родословной? – услышала Аника голос Макса Вернона. Этот политически корректный голос, который подразумевает совсем другое, нежели озвучивает. Вернон знал, что отчет должен быть готов. Он ждал, что Аника передаст реконструкции через связного. Но он не спрашивал об этом напрямую.
– Я закончила реконструкции, – сказала Аника, жалея, что не владеет политической гибкостью, как ее любовник… Да, именно любовник… Все эти истории, отчеты… Весь этот мир клонов, казавшийся со стороны еще более невинным, чем мир колоний… Все это заставляло как-то по-новому, трезво смотреть на свои восприятия. И восприятия эти, казалось, не могут принадлежать настоящему. Разве что далекому прошлому, еще до начала Возрождения. Вот тогда это было нормой. А здесь… – Не думаю, что тебе понравится результат родословных, – сказала Аника, ловя себя на том, что думает о кожаном диване, о главе колоний… Сколько прошло времени с того дня? Близость перестала казаться чем-то зазорным. «Просто удовольствие», – так, кажется, говорил тогда Макс Вернон. – Не знаю, поможет тебе это или нет, – сказала Аника, глядя любовнику в глаза, – но если верить архиву, то настоящих политиков почти не осталось на начало Возрождения. Прямая линия прослеживается лишь у моего рода. Мейнарды наши родственники, но… это очень далекая ветвь. Ее предки почти такие же никчемные, как и твои. И я подумала… Если мы с тобой… вместе… А во мне течет кровь настоящего политика… Может быть, это тебе поможет? – Аника смотрела на Вернона, но он думал о чем-то другом, далеком.
– Ты сказала… – начал он спокойно, сдержанно, – ты сказала, что род Зои Мейнард был таким же… никчемным, как и мой? – в глазах главы колоний горел огонь.
– Фактически в первые три поколения начала Возрождения твой род жил отдельно. Они думали, что все люди умерли, поэтому… кровосмешение было естественным… Они боролись за выживание… – Аника замолчала. Тишина показалась ей зловещей, жуткой.
– Этот отчет у тебя с собой? – хмуро спросил Вернон.
Аника кивнула.
– Хорошо… – глава колоний думал о чем-то пару долгих мгновений. – Передай отчет связному… – губы Вернона дрогнули. – Вот только… – он пытался соблюдать политическую корректность. – На кой черт ты притащила сюда своего психа?
– Я… – Аника растерянно попятилась от экрана. – Он мой друг… – сказала она. – Единственный друг.
Вернон молчал, и Аника пыталась понять, что стало причиной его недавней вспышки гнева: ревность или тревога, что в истории появился лишний свидетель? Все говорило в пользу второго, но Аника хотела верить в первое. Хотя ревновать к клону было крайне сложно. Фактически он ведь не был мужчиной. Уж точно не мог уложить на старый диван ни одну женщину. Никто из клонов не мог. Может быть, женщины их и могли жить с настоящими мужчинами, по крайней мере, могли притвориться, но вот мужчины… Аника еще думала, как сказать обо всем этом своему любовнику, когда связь прервалась. «Он бросил меня, – подумала как-то растерянно Аника. – Бросил здесь, одну, среди клонов. Он предал меня».
Глава восьмая
Реконструкция родословной была закончена, но Аника продолжала копаться в архиве. Прошлое увлекало ее, притягивало. Жизнь, которая была в этом мире до начала Возрождения. Настоящая жизнь, а не эти колонии с комитетом планирования семьи, не Город клонов с центрами репродукции… Все это время Семенов был где-то рядом – не путался под ногами, но исправно посещал архив, утопая в его данных. О связи с главой колоний на холмах, откуда была видна нить горизонта, где сливались океан и небо, он не вспоминал. Лишь однажды, почти две недели спустя, попросил Анику показать ему реконструкцию ее родословной. Аника не смогла отказать.
Они проследили судьбу рода Крейчи вплоть до дня, когда уцелевшее человечество оставило Первую колонию. Здесь Аника сделала паузу, но Семенов попросил продолжать, словно он все еще сомневался в том, какой была в действительности реальность. Аника обиделась, оставила его наедине со своей реконструкцией.
– Я видел того чернокожего гиганта, – сказал Семенов, когда Аника хотела уже уйти.
– Видел? Где? – спросила она, застыв в дверном проеме.
– Мне кажется, он следит за мной.
– Мне кажется, у тебя просто богатое воображение, – сказала Аника.
Она не оборачивалась, стоя к своему странному другу спиной. Да и к другу ли? Просто никого другого не было рядом. Просто Семенов оказался единственным, кто мог заполнить пустоту этого мира. У других, взять к примеру Наташу Рупник, на это просто не было времени. А кто-то, как Лола Бор, необратимо изменился. Аника подумала, что она и сама, наверное, изменилась, и, когда настанет время возвращаться в реальность, будет сложно войти в привычный ритм жизни. Да и какой будет жизнь? Кто будет занимать кабинет главы колоний? Кто будет сидеть на его старом кожаном диване?
Аника вспомнила последний разговор с Верноном. Сможет ли он простить ее за то, что она стала причиной краха его политической карьеры? Сможет ли понять, что ее вины здесь нет? Ведь она просто делала то, о чем он сам попросил. Аника подумала, что, возможно, имело смысл умолчать о некоторых деталях его рода. В конце концов, он не был для нее посторонним человеком. Почему нельзя было просто немного помочь? Для этого не нужно врать, достаточно просто сказать, что не смогла найти детали. И все… Аника обернулась и посмотрела на Семенова.
– Думаешь, мне нужно было сделать то, что хотел Вернон? – спросила она.
– А что он хотел? – растерянно спросил Семенов.
– Он хотел остаться главой колоний на второй срок.
– А разве так можно?
– Я не знаю, – Аника задумалась.
Она еще смотрела на Семенова, но уже видела, как Макс Вернон размышляет о ее поступке, взвешивает его правильность и прощает. Аника хотела, чтобы он простил ее. Хотела, чтобы, покинув Город клонов, ей было к кому вернуться. Тем более что ей было плевать, кем будет Вернон – главой колоний или кем-то другим. Он интересовал ее как мужчина, как лучший кандидат для репродукции. Думая об этом, Аника почему-то вспомнила Наташу Рупник, ее семью, дом. Нет, ее жизнь с Верноном будет другой. Большой дом, чистые дети. Тишина, покой.
– Знаешь, что я думаю о Верноне, – сказала Аника Семенову. – Он использовал меня. Уложил на тот старый диван и думал, что после этого я все сделаю ради него. Он надеялся, что я воссоздам реконструкцию его родословной так, как это будет выгодно для него, а когда понял, что этого не произойдет, взбесился… – Аника замолчала, но волнения не было. Где-то глубоко в душе она всегда знала это, лишь хотела убедить себя в обратном.
* * *Если бы Семенов не был клоном, то Аника, возможно, закрутила бы с ним роман. Не ради того, чтобы насолить Вернону, нет, ему было плевать – она уже поняла это. Закрутить роман Аника хотела ради себя – один корабль шел ко дну, и нужно было срочно перебраться в спасательную шлюпку. После можно будет снова с головой уйти в работу… Но Семенов был клоном, был просто другом, а друзья сейчас были нужны Анике меньше всего. Да и странным был Семенов, непостоянным. Иногда он исчезал на несколько дней, а потом появлялся в архиве и вел себя так, словно отлучился всего на пару часов. И еще Анику раздражала его паранойя. Особенно когда он пытался убедить ее, что за ним следит Луд Ваом.
Если бы Семенов не был клоном, то Аника, возможно, закрутила бы с ним роман. Не ради того, чтобы насолить Вернону, нет, ему было плевать – она уже поняла это. Закрутить роман Аника хотела ради себя – один корабль шел ко дну, и нужно было срочно перебраться в спасательную шлюпку. После можно будет снова с головой уйти в работу… Но Семенов был клоном, был просто другом, а друзья сейчас были нужны Анике меньше всего. Да и странным был Семенов, непостоянным. Иногда он исчезал на несколько дней, а потом появлялся в архиве и вел себя так, словно отлучился всего на пару часов. И еще Анику раздражала его паранойя. Особенно когда он пытался убедить ее, что за ним следит Луд Ваом.
– Он не может следить за тобой, – говорила Аника. – Каждый раз после того, как он встречается со мной, ему стирают память. Он не знает меня, не знает тебя. На кой черт ему следить за нами?!
– Не за нами, а за мной, – настырно говорил Семенов, и Аника начинала думать, что он действительно немного помешался после того, как узнал правду.
Потом Семенов уходил. Несколько раз Аника наблюдала за ним из окна, втайне надеясь, что увидит чернокожего гиганта, который идет за ее странным другом. Но никто не следил за Семеновым. Да и какой смысл был в этой слежке?
Каждое утро Аника смотрела местные новости, где освещалась жизнь других колоний, но цензура работала настолько исправно и качественно, что, зная правду, Аника начинала верить в то, что показывают в новостях. Оставалось лишь найти мужчину и отправиться с ним в центр клонирования, чтобы получить ребенка. К подобным мыслям Аника относилась как к шутке, но шутка всегда вызывала какой-то подсознательный гнев и нетерпение. Ждать дня, когда можно будет вернуться в Седьмую колонию, становилось все сложнее и сложнее.
– А что если тебя оставят здесь? – спросил как-то раз Семенов. – Ты ведь не знаешь, как глава колоний поступил с твоими отчетами. Если они имеют такой вес для его карьеры, то он может просто выкинуть их, а от тебя избавиться, как от единственного свидетеля.
– Так в нашем мире не поступают, – сказала Аника.
– То, чем вы занимались у него в кабинете, тоже необычно для вашего мира, но это было.
– Это другое. Это было просто удовольствие. А фальсифицировать отчет, оставить меня здесь… Черт возьми, Семенов, сколько раз объяснять тебе, что в моем мире человеческая жизнь возведена в абсолют?
– Я и не говорю, что кто-то покушается на твою жизнь. Тебя просто оставят здесь.
– И как ты себе это представляешь? Половина мира знает, кто я и где сейчас нахожусь. Здесь – и то уже есть люди, которые знают правду.
– Вот поэтому я и говорю, что за мной следят…
– Никто за тобой не следит!
Три дня спустя Семенов пропал, а еще два дня спустя Наташа Рупник начала говорить, что его органы потребовались для трансплантации и он стал частью программы помощи соседним колониям.
– Подумать только! – говорила она. – Бесполезный псих, а спас кому-то жизнь. – И врожденный инстинкт к самопожертвованию заставлял ее по-настоящему завидовать. – Интересно, безумие передается через донорские органы? – вредничала она.
* * *Аника не знала, как обстоит дело с безумием и донорскими органами, но в том, что паранойя Семенова возродилась после смерти в ней, сомнений не было. От Семенова избавились как от нежелательного свидетеля. Да, Семенов был всего лишь клоном, но… что будет дальше? Ее действительно оставят в Городе клонов или же тоже распотрошат на органы, как Семенова?
Вечерами, когда на город опускались сумерки, Аника выглядывала из окна, но улица была пустынна. Никто не следил за ней. «А может быть, – с надеждой думала она, – произошедшее с Семеновым – случайность?» Аника понимала, что подобных случайностей не бывает, просто хотела верить. Она убедила себя, что смерть Семенова не имеет никакого значения, наоборот – где-то в реальном мире одной из колоний жил человек, которому органы его клона спасли жизнь. Вероятно, когда она выберется отсюда, то сможет найти этого человека. Настоящего человека, а не жалкую копию, подделку. Так Аника убеждала себя, пока не наступил очередной день связи – последний день, потом будет заключительный месяц работы в Городе клонов и долгожданное возвращение домой. И плевать, кто будет в тот момент у власти. Главное, что колонии останутся там, где были до этого. Главное, что еще будет стоять дом, куда она сможет вернуться.
Аника увидела знакомую машину и помахала рукой связному, хотя и знала, что он не отреагирует на это приветствие. Луд Ваом был по обыкновению хмур и молчалив. Аника села в машину. Чернокожий гигант курил, но Аника уже привыкла к этому едкому синему дыму, начинавшему ассоциироваться у нее со своим домом, с приближением момента, когда настанет время вернуться. Они покинут Первый сектор, покинут Город клонов…
Машина миновала пригород, выскочила на безлюдное пыльное шоссе и лихо устремилась в горы.
– Ого! – растерялась Аника. – Мы куда-то опаздываем? – она посмотрела на связного.
Луд Ваом молчал. Его полные губы были плотно сжаты. На одном из холмов он свернул с дороги. Машина остановилась так резко, что Аника едва не ударилась лицом о приборную панель.
– Какого черта? – прикрикнула она на связного, но он уже вылез из машины.
– Выходи, – хмуро велел он Анике, открыв ей дверку.
Никогда прежде она не видела оружия в человеческих руках. На картинках, в музеях, в телевизионных программах, но не так, не нацеленным в лицо.
– Выходи, я сказал! – прикрикнул на нее чернокожий гигант.
Руки у него дрожали, по лицу катились крупные капли пота.
– Почему? – спросила Аника, не веря в возможность, что кто-то, пусть даже руками клона, мог забрать у человека жизнь. Только не у человека. Только не другой человек. – Ты не можешь причинить мне вред, – сказала чернокожему гиганту Аника. – Ты – клон, я – человек. Ты не имеешь права. Ты создан, чтобы жертвовать собой ради таких, как я. Ты… – она выбралась из машины.
Луд Ваом поднял револьвер, нацелившись Анике в грудь. Что-то в его голове боролось, сопротивлялось. Крупные капли пота, скатываясь по высокому лбу, попадали в глаза. Руки тряслись.
– Нет, ты не можешь, – сказала Аника и попятилась. – Ты – клон. Ты не можешь… – она увидела, как напряглась его рука, готовая нажать на курок. – Я знаю твою жену, – сказала Аника. – Ее зовут Эрдэнэ. У вас двое детей. Один появился в Третьем секторе, второй уже здесь. Ты не помнишь, но ты сам рассказал мне об этом.
Луд Ваом замер. Аника понимала, что пока говорит, он не выстрелит в нее, но говорить больше было не о чем. Если только рассказать о том, как устроен мир на самом деле. Но будет ли ему интересна эта история? Ведь он всего лишь клон, собирающийся забрать жизнь человека.
– Тебе кто-то велел это сделать, да? – спросила Аника, чувствуя, как в груди закипает гнев. – Кто-то хотел, чтобы я умерла? Отвечай! – взвизгнула она, и чернокожий гигант невольно вздрогнул, нажав на курок.
Барабан был пуст. Луд Ваом еще трижды нажал на курок, прежде чем вспомнил, что патроны, которые капитан на пристани передал ему вместе с револьвером, лежат в правом кармане его брюк. Но первый шаг был сделан. Он перешел грань. Он готов был забрать у человека жизнь. Но человек все еще был жив.
Трясущейся рукой Луд Ваом достал из кармана пригоршню патронов, но не смог удержать их на ладони. Блестящие в лучах заходящего солнца, они упали к его ногам, звякнули, ударившись о камни. Сейчас Луд Ваом был похож на безумца, хотя Анике казалось, что весь мир сошел с ума. Даже эти рассыпанные по земле патроны стали частью безумия. Словно слепец, лишившийся своего подаяния, Луд Ваом упал на колени и шарил ладонями по земле. Казалось, что сейчас он ничего не видит, ничего не слышит.
Аника развернулась и побежала прочь.
* * *Когда Луд Ваом поднялся на ноги, его жертва уже превратилась в далекую, смазанную точку. В налитых кровью глазах не было ненависти, только тупое следование прописанным программам. Луд Ваом забрался в машину. Аника слышала, как заревел старый мотор, заскрипела резина. Машина неслась к ней, неся смерть. Пот заливал преследователю глаза. Луд Ваом шумно дышал и старался быстро моргать. Дорога то раздваивалась, то сжималась, заставляя его вилять из стороны в сторону. Что-то было не так, что-то неправильно – чернокожий гигант чувствовал, но не мог понять. Поэтому оставалось лишь давить на газ.
Аника сдалась, остановилась. Обернувшись, она смотрела, как стальной монстр мчится к ней, неся смерть. Окончательно утратив связь с реальностью, Луд Ваом жал на газ. Дорога снова сжалась, не осталось ничего, кроме крошечной полоски света. И неожиданно в этой полоске он увидел женщину. Аника замерла, закрыла глаза. Заскрипели тормоза. Луд Ваом крутанул руль, избегая столкновения. Машина вылетела с дороги и, кувыркаясь, покатилась вниз по каменному склону. Какое-то время Аника смотрела на груду искореженного железа внизу между камней, затем начала спускаться. Страха не было. Если бы Луд Ваом хотел убить ее, то он бы не свернул. А если он свернул, значит, теперь она обязана помочь ему. Пусть он и клон.