Вот на судах Михаила дело обстояло несколько лучше. Боевые топоры имелись, а поскольку почти каждый русский мужик плотницким топором владел сызмальства, то, считай, отбиться можно. У двоих даже сабли есть, и пользоваться они ими умеют. Да еще лучник свой – Савва.
Костя собрал кормчих и десятников.
– Завтра предстоит самая опасная часть пути. Поворот на Каму, Казань рядом. То, что там дозоры казанских татар стоять будут, я не сомневаюсь. Придется с боем прорываться. У кого оружие есть, иметь под рукой, у кого кольчуга или броня трофейная – надеть. Если щиты есть – повесить на борт. Думаю, понимаете – на левый, откуда опасность исходит. Главное – скорость движения. Идете все сразу. Ставьте паруса, гребцы пусть себя не жалеют. Если и удастся татарам какое судно захватить, все равно не останавливайтесь, прорывайтесь. Не думаю, что будут большие потери – не мастера татары на воде воевать. И топите их ушкуями, лошадей топите. Для татарина лошадь – все, не будет лошади – ни ехать ему, ни плыть. Если на берегу нам бой навяжут – не ждите, поднимайтесь по Каме вверх, пока силы будут. Все ли понятно?
– Все! – дружно ответили кормчие и десятники.
– Ну, с богом!
Переночевали, а утром – в путь. Не завтракали, потому как уже просто было нечего есть. Попили забортной воды из реки, чтобы желудок не слишком сильно урчал. Хоть в одном повезло русским – ветер дул попутный, ровный и сильный. Под парусами ходко шли, аж вода под форштевнями на носу шипела. Гребцы отдыхали пока, знали, что вся их работа – впереди. Михаил раздал оружие. Савва с луком на носу уселся, повздыхал – стрел маловато.
Двоих отчаянных парней из бывших невольников, которых в последний день в команду взял, когда Спиридона в Сарае убили, Мишаня посадил у левого борта. Одного Макаром звали, другого – Ефремом. В руках – сабли трофейные, глаза азартом горят.
Михаил свою саблю достал, из ножен вынул, провел куском сала по лезвию – ржавчина не так брать будет, да и от крови отмывать легче. Вложил саблю в ножны и отложил в сторону; взял в руки трофейную, что у убитого ордынца забрал. Раньше все как-то руки до нее не доходили. Уселся на корме, недалеко от Павла, вытащил саблю из ножен. Чудной узор по лезвию идет, никогда такого раньше Мишаня не видел, да и лезвие необычное – темное. От древности, что ли?
Мишаня взмахнул саблей в воздухе. Лезвие описало полукруг, с непривычным звуком разрезая воздух, как будто разрывало его.
– Ты где такую саблю диковинную взял? – спросил Павел.
– У татарина убитого.
– Считай, повезло тебе, парень.
– Что, вправду такая ценная?
– Дамаск это черный. Редкая очень и дорогая. Сам раньше не видел, но слышать – слышал. Бают, сабля эта броню как репу режет.
– Да ну?! – удивился Мишаня, однако же к поясу именно эту саблю прицепил. – И откуда ты все знаешь?
– Если уши есть – услышишь. А голова – чтобы запоминать и думать, а не только чревоугодничать, – с важным видом ответил кормчий.
Впереди идущие суда стали медленно уваливать вправо. Показалась стрелка Волги и Камы. В месте слияния – как море широка. Встань на лодке в центре – противоположные берега в дымке теряются. Смешиваются воды двух полноводных рек, вот и крутит воду здесь. Водоворотов полно, потому суда к правому по ходу берегу прижимались – и к своим всадникам поближе и от татар подальше.
Они благополучно прошли поворот и поплыли по Каме вверх. Тут уж и гребцы за весла сели. Проскочить бы опасное место с ходу. Да легко только в сказках бывает.
Отошли версты две, как увидели – на реке лодки поджидают, не меньше десятка, а в них татары кричат что-то, руками на караван показывают. И на обоих берегах конница татарская. Сколько их – тяжело сказать: левый берег высокий, с судов просматривается плохо. Зато татарам раздолье – сверху по судам из луков стрелять удобно, видно все как на ладони.
Татары даже успели несколько стрел выпустить, да тут Костя подоспел, конницей ударил. Татар-то маловато было, полсотни всего. Дозор на ушкуйников или на небольшую группу конных рассчитан был, а тут – две сотни русских всадников с тыла несутся.
И пошла рубка! Суда выстроились в три параллельные линии, а в каждой линии шли настолько близко друг к другу, чтобы от борта до борта только веслами работать, не зацепить да не сломать. И вперед!
На лодках татары сначала руками махали, пытаясь остановить караван, угрожали. Потом, увидев, что угрозы на русичей не действуют, стали стрелы пускать. А что десяток лодок против почти сотни крепких судов?
Часть лодок смяли сразу, проломили борта, разметали. Татары – пловцы никудышные, да и кто хорошо плавать сможет при полном вооружении? Шлем да кольчугу быстро не сбросишь, как и пояс с ножом и саблей. А на них еще и поддоспешники, которые быстро намокают и тянут вниз, на дно, не хуже грузил.
Татары на тех лодках, которым увернуться от первого удара удалось, пробовали проскочить между ушкуями. Тщетно! Гребцы ушкуев вытащили весла из уключин и давай ими по лодкам бить! Держали одно весло вдвоем, потому как – тяжелое, и удар таким веслом борт на лодке проламывал.
Татары в злобе и исступлении из луков стреляли, убить успели несколько гребцов, но и сами ко дну пошли.
На нескольких ушкуях тоже лучники нашлись. Только татарин из лодки приподнимется – ему стрелой в бок – р-раз! И всего-то треть судов успела опасное место пройти, а от лодок лишь щепки одни да кое-что из одежды плавает.
Своих убитых ушкуйники тоже за борт сбросили – суровая необходимость боя: веса меньше, ушкуй быстрее пойдет. Мертвому уже не поможешь, а живым жить надо и до дому поскорее добраться.
На левом по ходу движения – казанском – берегу татары выстроились в линию, дали залп из луков, да не долетели стрелы, в воду попадали. Широка Кама!
Караван прорвался, гребцам топорами и помахать не пришлось. Ушкуйники с тревогой смотрели на медленно проплывающий мимо них берег, где схватились русские и татарские конники.
Но постепенно бой русской и татарской конницы остался позади, и, судя по крикам и звону оружия, продолжался. Ушкуйники продолжали тяжелый подъем вверх по Каме. Костя ведь сам сказал: не останавливаться, прорываться. Только вперед!
«Как там трофеи наши на судах после схватки – целы?» – подумал Михаил. Насколько он мог охватить глазом, все суда каравана были целы. Потери, конечно, были – Мишаня сам видел проплывающие по реке тела гребцов, но суда были целы, стало быть – и трофеи тоже.
Татары на своем, казанском берегу вскочили на коней и скрылись в глубине берега, явно что-то замышляя.
– Небось за помощью поскакали, – заметил Павел. – Теперь, поди, попытаются конницей выше по течению караван перехватить. Только ничего у них не выйдет. На Каме перекатов нет, а если будем на стремнине держаться – ни одна стрела не долетит. Вот коннице нашей достаться может. Как-то у них там дела?
– Должны пробиться. Костя – воин опытный, башковитый, – уверил его Мишаня.
– Это – да. Да вдруг татарам помощь подошла? Не забывай – ордынцы по следу идут.
Оба с тревогой посмотрели назад, но караван уже прошел пологий поворот, и место боя осталось далеко позади, даже звуки не долетали.
Корабельщики на судах каравана перевели дух. С переднего ушкуя крикнули:
– Э-ге-гей, братья-славяне, велики ли потери?
– У нас – ни одного! – бодро крикнул в ответ Михаил.
На других судах, следовавших перед лобановской тройкой, дела были похуже. В столкновении с татарским речным дозором от стрел лучников погибли десятки гребцов.
Гребли до вечера, и только когда ветер спал и парус обвис бессильно, встали на якорь. К берегам не приближались, но сдвинулись со стремнины к правому по ходу берегу. Вдруг ночью какое судно с верховьев опускаться будет? Не разминется впотьмах да и врежется. Само потонет и несколько тяжело груженных судов из каравана на дно за собой увлечь запросто может.
Гребцы спать завалились, а Савву Михаил дежурным поставил. Земли вокруг чужие, враждебные, как бы татары пакость какую не учинили. Но – обошлось, ночь спокойно прошла.
Утром стали судить-рядить – дальше плыть или Костю с конницей ждать.
– Надо двигаться вперед, татары из Казани конную рать вдогон послать могут, – настаивали одни.
– А Костя? Вдруг им помощь наша нужна, раненых забрать?
– Он же сам приказал – не ждать, всем караваном плыть в вятские земли – сокровища сберечь.
Порешили кормчие все-таки двигаться дальше.
Ветерок слабый, едва парус наполнил. Однако же ушкуй, хоть и медленно, преодолевая течение, но вперед шел, как и другие суда. Ушкуйники назад больше глядели – не видать ли воеводы Юрьева?
Лишь около полудня вдали увидели скачущих всадников. И пока не понять – Костя или татары? Всадники приближались.
– Свои! – заорал кто-то. Видать, глаз зоркий – разглядел русские доспехи.
– Он же сам приказал – не ждать, всем караваном плыть в вятские земли – сокровища сберечь.
Порешили кормчие все-таки двигаться дальше.
Ветерок слабый, едва парус наполнил. Однако же ушкуй, хоть и медленно, преодолевая течение, но вперед шел, как и другие суда. Ушкуйники назад больше глядели – не видать ли воеводы Юрьева?
Лишь около полудня вдали увидели скачущих всадников. И пока не понять – Костя или татары? Всадники приближались.
– Свои! – заорал кто-то. Видать, глаз зоркий – разглядел русские доспехи.
И в самом деле – это скакал Костя Юрьев с конной ратью. Даже на глаз видно было – не все всадники караван догнали. Четвертая их часть у слияния Волги и Камы осталась лежать в степи. И раненые были, едва державшиеся от слабости в седлах.
Пристал караван к берегу, перенесли бережно раненых на лодьи да ушкуи.
Костя вздохнул облегченно.
– Теперь хоть руки развязались. Раненых не бросишь, а воевать с ними несподручно. Удачно получилось, что у каравана ход замедлился, и мы вас догнали.
Он отвел в сторону Глеба, что плыл на ушкуе с трофеями из ханского дворца, и Мишаню.
– Плохо дело. По правому берегу вдогонку идут казанские татары, сотни две. Лазутчики мои костры посчитали на их стоянке. А по левому – ордынцы, тоже не меньше – как клещ вцепились, все никак не отстанут. Их башкиры задержали, и мы оторвались было, а тут бой с казанскими некстати начался. Кыпчаки не более чем в полудне пути от нас. Если степняки соединятся…
Костя не договорил, махнул рукой.
К воеводе подходили с проблемами десятники. Один вопрос решался, да тут же возникал следующий.
Улучив момент, Костя вернулся к прерванному разговору:
– Нам бы только до вятских земель добраться. Там леса глухие, непроходимые. А главное – с охотниками я заранее переговорил, неожиданность преследователей ждет. А вы держитесь вместе – ты, Глеб, и ты, Михаил. Чтобы суда в целости до Немды довести.
– Костя, соромно мне от басурманов бегством спасаться, я ведь воин, и люди мои тоже. Дай нам коней, тебе помощь будет.
– А с караваном кто останется? Его совсем без защиты оставлять негоже. Там ценностей на ушкуях – ого-го! Даже после дележа на эти деньги весь Хлынов купить можно! Помнишь, я тебе о великом князе Московском…
Костя снова замолчал, поглядел на Михаила. Мишаня понял, что слова эти вырвались у Кости случайно и вовсе не предназначались для его ушей.
– Потом, в Немде договорим, если живы будем.
– Должны добраться, Костя, непременно там будем, – горячился Глеб. – Только ты уж до вятских земель продержись со своими конными.
Караван продолжил путь. Костя с конной ратью следовал по берегу.
И все-таки настигли их татары. Сначала вдали пыльное облако появилось, которое стало быстро приближаться. Видимо, в стремлении непременно настигнуть русичей не жалели татары лошадей, чувствовали, что еще немного – и уйдет лакомая добыча из рук, потому торопились.
Пыль заметили и ушкуйники, и Костя. Караван продолжил путь, а Костя с конной ратью затаился в небольшой роще, в которой всадники едва укрылись.
Татары совершили две роковые ошибки: не поменяли лошадей на заводных, вступив в бой на усталых, взмыленных конях, и второе – изменив своим привычкам, не пустили впереди дозор, не сомневаясь, что и так заметят конную рать Юрьева издалека. И этими промахами они лишили себя важного преимущества.
Обычно татары начинали бой издалека, осыпая противника градом стрел, убивая, раня врага еще на расстоянии и этим расстраивая его боевые порядки. Еще до столкновения противник нес потери и был деморализован.
Костя подпустил врага поближе и, когда татары начали проноситься между рощей и рекой, внезапно ударил им вбок. Ввиду неожиданного удара татары понесли потери. Их отряд оказался рассеченным надвое. Заводные кони, которых татары вели за собой в поводу, в бою только мешали. А русские неистово работали саблями и топорами, понимая, что от исхода именно этого боя многое зависит. Ни татарам, ни русским ждать помощи было неоткуда. Крики, звон оружия, ржание лошадей – все слилось в оглушительный шум.
Татар изначально было больше, но от внезапного бокового удара русских они сразу потеряли много людей, и теперь сеча шла почти на равных. На караване услышали шум битвы, бывшие невольники закричали:
– В сечу хотим, басурманам отмстить! – Они бросили грести и начали требовать оружие.
Поддались кормчие их напору, пристали к берегу. И Мишаня не устоял, поддался общему порыву.
– Кто со мной пойдет в бой на татар?
Согласились все гребцы – бывшие невольники. Да их и уговаривать было не надо. Голодные, не успевшие отъесться на судовых харчах, вымотанные тяжелым трудом на ушкуях, они требовали:
– Оружия!
– Павел, пристань к берегу и жди.
Гребцы со всех трех судов Михаила, захватив топоры, перебрались на берег и толпой побежали к месту конного боя. Следом за ними, захватив дамасскую саблю, помчался и Михаил. Рядом с ним бежал Савва.
Вот и татары. Они, пережив и преодолев шок и растерянность от внезапного нападения конной рати русских, развернулись в боевой порядок и теперь с двух сторон наседали на воинов Юрьева. Увлеченные схваткой, назад они не смотрели. А зря!
Савва остановился, пустил одну стрелу, вторую, третью… Он бил в спины татарские, и ни одна стрела не прошла мимо цели.
За шумом боя татары не слышали топота множества ног бегущих к ним бывших невольников. А те, добежав, топорами били татар по ногам, не в силах дотянуться коротким оружием до груди или головы всадников. Они стаскивали их с лошадей и вдвоем-втроем молотили топорами по кольчугам, в неистовстве мутузили их кулаками. Да ни одна кольчуга не выдержит удара боевым топором.
Вот и Михаил добежал. За ним, не отставая, мчался Савва. Заводные лошади мешали добраться до татар. Недолго думая, Михаил ударил саблей из черного дамаска скакуна по задним ногам. Лошадь заржала от боли и присела, как собака. Михаил взлетел по ее крупу, и, как с трамплина, прыгнул на татарина. Еще в прыжке он широким полукругом ударил саблей по телу татарина. И только тогда заметил, что на татарине не кольчуга вовсе, а кираса. «Не пробить – только саблю сломаю», – пронеслось в голове Мишани.
Однако, к удивлению купца, дамаск разрубил кирасу и глубоко вошел в тело татарина. Михаил с трудом вытащил саблю. Татарин поник, всем телом припав на шею лошади, но не падал. Слева и справа от него плотно сгрудились другие лошади и всадники. Так он и сидел в седле, наклоняясь – уже мертвый татарин.
Татарин справа повернул голову и, увидев русского, перебросил саблю из правой руки в левую, но ударить не успел. В спину ему, между лопаток, вошла стрела, пробив доспехи. «Молодец, Савва!» – мысленно отметил Михаил.
Он мгновенно обернулся влево, а подбежавшие гребцы стаскивали татарина с лошади, причем, похоже, уже мертвого. Дрогнули татары, не ожидавшие удара с тыла. Конечно, гребцы из невольников – не заправские воины, но ярость заменила им умение и опыт. Тем более что нападали они вдвоем-втроем на одного татарина. А невдалеке за ходом схватки внимательно следили ушкуйники, готовые в случае необходимости ринуться на подмогу гребцам.
Заводные лошади явно мешали маневрам татарских конников. Пытаясь обеспечить себе простор для действий, татары стали обрубать поводья заводных лошадей, чтобы выбраться из плотной конской массы.
Да не тут-то было! Поздно! Невольники набрасывались на них, как лайки на затравленного медведя: кто-то бил лошадь по морде топором, кто-то мутузил по ногам татарина, а некоторые – видно, из бывших лесорубов, довольно метко метали топоры в цель, ну прямо как на торгу, на потеху публике, – скоморохи кидали ножи.
Туго пришлось татарам. И то сказать – подбежавших с ушкуев гребцов было сотни две на поредевшую сотню татар, к тому же связанную боем с ратниками Кости. Помогло русичам переломить сопротивление татар то, что они ударили в спины. А татары в толчее повернуться не могли – тесно. Остатки другой половины добивали уже вместе – конники и гребцы. Из боя живыми, нахлестывая лошадей, посчастливилось уйти лишь нескольким татарам. Преследовать их не стали. Зачем? За поражение от прорвавшихся русичей, увезших сокровища, свои же и казнят.
Убедившись, что татары разбиты, повернул назад и отряд ордынцев на той стороне Камы. В одиночку, без татар, немногочисленным и к тому же потрепанным долгим переходом кыпчакам не одолеть русское войско.
Воины спешились и вместе с гребцами собирали трофеи – железо стоило дорого, и бросать его было расточительно.
Дорого досталась победа русским! И среди всадников, и среди гребцов были немалые потери.
Увидел Костя Михаила.
– Ты как тут?
– Гребцы, видя, что навалились на вас татары, поднялись как один и оружие стали требовать, в сечу рваться на помощь! Где же мне быть, как не с моими людьми?