– И правда вольный, – засмеялся Костя, – я захотел в Котельнич, и ты поехал.
Воины просто заржали. Михаил насупился.
– Не обижайся на моих дуболомов, – отсмеявшись, сказал Костя, – им бы пожрать посытнее, вина попить да девок потискать. А между девками сабелькой помахать.
Ехали весело, с шутками. В дороге не останавливались, на ходу пожевали замерзших пирожков да сала – кто что взял.
На каждых санях на виду мешки лежали.
– Костя, в мешках-то чего?
– Солома. Надо же чем-то оружие прикрыть! И вид деловой – купец товары на продажу везет. Все чин чином. И еще: сани пустые – чего в той соломе весу? Значит, лошади не устанут, за день пройти больше сможем. Смекаешь?
Костя периодически оборачивался назад. «Погони опасается, что ли?» – подумалось Михаилу.
К вечеру они добрались до села Мурыгино. Заночевали на постоялом дворе. Мишаня как чувствовал, что расплачиваться за постой, еду для людей и овес для лошадей придется ему, потому кошель поясной с серебром взял. А Костя посмеивается одно, вроде не его люди и обоз.
Утром поели плотно. В пути, чтобы не тратить попусту короткие зимние дни, ели дважды – утром и вечером. И в дороге Костя опять в седле вертелся, назад оборачивался.
– Костя, может, тебе кто шило в седло подложил? – пошутил Михаил.
– Сигнала жду, – серьезно ответил воевода. – Коли изменник подлый в Хлынове, он должен сообщникам сигнал передать. Верхового не послать – мы начеку, перехватим, вот и остается – дымы.
– Это как? – удивился Мишаня.
– Просто. Зажигают костер, ветки ели бросают или, на худой конец, тряпье – лишь бы дым погуще был. Двое над костром холстину держат. Сложили вдвое – дым идет, растянули – прекратился на время. Дымом сигнал передать можно, он далеко виден; даже сообщить – сколько человек едет.
– Вона как! – Мишка о таких воинских хитростях не знал и был немало удивлен. Теперь он и сам иногда оборачивался назад, но кроме дымов от печных деревенских труб ничего подозрительного не замечал.
На вторую ночь остановились они в деревне Боярщина. Поскольку шли на санях вдоль правого берега Вятки, Мишаня определил: вчера прошли двадцать верст, сегодня – столько же. До Котельнича оставались три дня пути. Конечно, на санях по льду было бы куда как удобнее – ни оврагов тебе, ни колдобин. Однако лед еще тонкий, человека, может, и выдержит, а лошадь с санями – провалится. Казалось бы – одна река связывает два города, а добраться можно толком летом по воде и глубокой зимой по льду.
Утром отъехали совсем немного – верст пять, как воины и Мишаня заметили сзади сигнальные дымы. Один столб, второй… пятый.
– Ага, купились на обоз все-таки, поверили, что купеческий, а нас пятеро всего! – довольно улыбнулся Костя.
А Мишаня – так и огорчился. Чему радоваться, если неизвестно, сколько людей на перехват Кости выйдет.
Еще верст через пять справа в Вятку впадала река Великая, и в этом месте Вятка разделялась на два рукава, образуя посредине узкий и длинный остров. Место для засады удобное. Расположит враг на острове ватажку, и все равно, как Костя пойдет – слева или справа в обход острова. Одно мешало – лед тонкий.
Костя ехал рядом с первыми санями, где ездовым был десятник и сидел Михаил. Костя обсуждал с десятником Кондратом, где вероятнее всего засада будет. Мишаню поразило то, что говорили они об этом вполне обыденно. А ведь на кону были их жизни!
Наконец они решили, что засады на острове не будет. Людей там спрятать, конечно, можно, но как коней по льду перевести? Не выдержит лед.
Лед и впрямь коней не держал, только решение Кости и Кондрата было ошибочным. Коней на остров никто не переводил – их спрятали под кручей, где сходились два рукава реки.
Санный след от проехавших ранее обозов из открытого поля сворачивал в лес. Едва обоз углубился между деревьев саженей на сто, как тишину нарушил треск, и поперек дороги упало дерево, перегородив путь обозу.
– Тревога, к оружию! – вскричал Костя.
Воины соскочили с саней и, как по команде, сбросили тулупы, оставшись в кольчугах и войлочных поддоспешниках. В схватке тулупы только мешают, а поддоспешник вкупе с усиленными физическими движениями замерзнуть по-любому не даст.
Сброшены с саней мешки с соломой, взято оружие. Воины опоясались саблями, в руках – сулицы. И Михаил, глядя на их приготовления, расстегнул и сбросил тулуп, оставшись в суконном жилете. Пояс с саблей на себе застегнул, вдел сапог в стремя «козьей ножки», взвел тетиву да болт наложил.
А сзади – за обозом уже – нарастает приглушенный снегом стук копыт.
Воины побежали к хвосту обоза – туда и Костя с охраной поскакал.
Остался Мишаня один. Что делать? Здесь ждать или, как все, бежать в конец обоза?
Пока он раздумывал, из-за поваленного дерева вышли два мужика. «Может, они такие же крестьяне, как ездовые в обозе», – промелькнула у Мишани мысль.
Мужики были молодые, здоровые и крепкие. В руках поблескивали сабли, за поясом – топоры плотницкие. Вот кто деревом дорогу обозу перегородил!
Мишаня, укрытый крупом коня, поднял арбалет, прицелился, задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Арбалет дернулся в руках, и болт ушел в цель, попав разбойнику прямо в грудь. Вмиг хищная улыбка сошла с его лица, молодец побледнел, выронил саблю, схватился обеими руками за грудь, захрипел и упал. А сзади схватились уже – слышен был храп коней, звон оружия, крики.
Только Мишане смотреть назад было недосуг – ногу в стремя вставлять да тетиву арбалетную натягивать нужно. Второй-то мужичок поначалу удивился, что товарищ его упал. Но, подбежав к нему, увидел торчащий из груди хвостовик болта. Он тут же присел за дерево, лишь верхушка шапки виднелась – опасался получить такой же «подарок» от невидимого стрелка. Да, видимо, чем-то выдал себя Мишка. Шапка за поваленным деревом в сторону стала двигаться, а потом и вовсе пропала из вида.
Мишаня одной рукой саблю из ножен вытянул и лезвием в мешок соломенный воткнул, чтобы под рукою была. Отвлекся он, а сучок неподалеку хрустнул. Не видать под снегом ветки, вот и выдал себя противник неосторожно.
Вскинулся Мишаня, повернулся всем телом, а противник бежит навстречу из леса. Шапку оставил где-то, полушубок сбросил, кольчуга сально блестит. Рот разинут, а что кричит – разве услышишь, когда битва сзади?
Не было времени целиться – Мишаня только арбалет успел довернуть на мушке да спуск нажать. И то – их уже шагов десять всего и разделяло. Учитывая, что враг его прыжками на Мишаню несся, это – мгновения.
Повезло Мишане – попал он, да только вскользь. Болт кольчугу разбойнику пробил и вырвал кусок кожи с мышцами.
Противник от удара развернулся, остановился на мгновенье от шока и ринулся на Мишаню с удвоенной от боли злобой. Михаил успел отбросить арбалет на сани, схватить саблю в правую руку, а в кисть левой вытряхнуть из рукава грузик кистеня.
Противник обрушился мощно, наносил удары сверху, сбоку, пытался уколоть. Михаил с трудом отбивал атаки, подставляя саблю. Уходя от нападения, наклоняясь, он успел острием сабли резануть противника по незащищенному броней бедру. Штаны из плотной ткани вмиг окрасились кровью.
Мишане было не до атаки – самому остаться бы живым. Сабли, сталкиваясь между собой, высекали искры.
Но ранение сыграло свою роль. Противник заметно ослабел от потери крови, движения его немного замедлились, дыхание участилось. Мишаня, отбив атаку саблей, ударил снизу кистенем. Удар грузика пришелся по кисти врага. Видимо, он был сильным, потому как противник вскрикнул и выронил саблю. В глазах его впервые за время схватки мелькнул страх. Он посмотрел за спину Мишани, надеясь увидеть, что товарищи его теснят Костю с людьми и что помощь близка.
Мишане тоже хотелось обернуться, да нельзя было.
Враг его выхватил левой рукой плотницкий топор из-за пояса. Кисть правой руки была багровой и деформирована. «Кости-то я ему сломал!» – обрадовался Мишаня.
Да рано он радовался! Противник осознал, что его время уходит с каждой потерянной каплей крови, струящейся из ран. Заревел он, аки медведь, желая устранить Мишаню, и кинулся вперед, размахивая топором.
Сабля длиннее, но против топора не защита. Один удар, второй! Сабля жалобно звякнула и сломалась пополам. Противник вскинул левую руку с топором, издал торжествующий крик. Он намеревался обрушить на Мишаню топор, слегка подставив раненый бок с распоротой кольчугой. И Мишаня не упустил шанс, воткнул в прореху кольчуги обломок сабли в локоть длиной и провернул в ране. Глаза врага округлились, он попытался вдохнуть, отступил на шаг, выронил топор, схватился левой рукой за торчащий в ране обломок, но силы его покинули. Он качнулся и упал на спину.
Мишаня перевел дух и обернулся назад. Хорошо, что он не сделал это раньше, иначе боевой дух его не был бы так силен. Около двух десятков конных теснили людей Кости. От Мишани до места схватки оставалось не больше четырех саней.
У хвоста обоза виднелись убитые. Видно, слишком много было нападавших, а Костя переоценил свои силы. «Если нападавшие победят, в живых не оставят никого. Надо помочь Косте! Как он там сказал – ты просто упади в сани и жди? Если бы я так сделал, то был бы уже трупом», – несколько отстраненно подумал Мишаня.
Он схватил арбалет – единственное его оружие, взвел тетиву, наложил болт. Бьющиеся с нападавшими люди Кости заслоняли обзор. Мишаня перебежал на другую сторону обоза и увидел крадущегося человека. Сильно прогнувшись, он спрятался за сани, собираясь напасть со спины обороняющихся. В руке его поблескивал лезвием боевой топор. Мишаню он пока не видел. Михаил вскинул арбалет. До крадущегося мужика было шагов двадцать, и он нажал на спуск. Болт угодил в левую половину грудной клетки. Воин с топором умер сразу. Ткнулся носом в снег, который окрасился хлынувшей кровью, и даже не дернулся.
Мишаня снова взел тетиву, наложил болт. Однако его заметили. Один из противников на коне перемахнул через сани и направился к Мишане, держась левой стороны обоза. Опытный был, к шее коня пригнулся так, что попасть в него было трудно. А конь все ближе и ближе.
Михаил схватил левой рукой мешок с соломой и швырнул в коня. Мешок только с виду полный, но легкий. Конь шарахнулся от летящего мешка в сторону, открыв всадника. Мишаня повел арбалетом, сделав упреждение, и выстрелил.
Заржал конь, закричал всадник. Господи, да в кого же я попал? Конь по инерции проскакал немного и завалился на бок, придавив всаднику ногу.
Первым желанием Мишани было метнуться к нему и добить. А из оружия – только арбалет. Зарядил его Мишаня на всякий случай и решил разжиться какой-нибудь саблей или топором. Вон сколько убитых лежит! Согнувшись в три погибели, укрываясь за санями, подобрался он к убитому им мужику, вытянул из-под руки его боевой топор и почувствовал себя увереннее. Таким же путем вернулся назад – и к всаднику.
Тот сверкнул глазами зло, держался, пытаясь освободить прижатую тушей коня ногу, но не получалось. А вторая нога, что к Мишане обращена была, вся в крови и правый бок у коня в крови, а из него хвостовик болта торчит. Оказывается, болт всаднику в ногу попал, пронзил ее, сломав кость, и в бок лошади угодил.
– Что, добавить вернулся? Всех вас изобьем, лизоблюды московские!
– Ага, только ты этого уже не увидишь.
Мишаня взмахнул топором, вонзив лезвие глубоко в грудь всаднику. Была на всаднике кольчуга, да не выдержала удара – тяжел топор!
Дернул Михаил топор за рукоять, пытаясь вытащить, да где там, застрял прочно в костях. Зато теперь можно не опасаться раненого в своем тылу. Повернулся Мишаня к месту основного боя. А тут – перемены разительные, и не в пользу Кости.
Сам Костя на коне сидел, от нападавших саблей отбивался – черным дамаском, что Мишаня подарил. Рядом с ним дюжий десятник Кондрат саблей машет. А противников трое осталось, и все на конях. Известно, против конного пешему долго не продержаться.
Поднял Мишаня арбалет, подошел поближе. Пот глаза заливал. Михаил шапку сбросил, рукавом рубахи пот утер, прицелился. И только один из нападавших саблей взмахнул над Кондратом, как Мишаня выстрелил.
Болт противнику в грудь угодил. Удар был такой силы, что всадника вышибло из седла. Мишаня хотел снова зарядить арбалет, кинулся, а холщовой сумки, что висела через плечо и в которой лежали болты, нет. То ли сам обронил, то ли срезало лямку во время боя.
Положил арбалет на сани – действенное оружие не раз ему сегодня помогало, и побежал к месту схватки. На ходу поднял со снега сулицу – коротенькое копьецо, да так с разбега его в спину противника, который на лошади был, и всадил. Сулица – оружие метательное, но и так получилось неплохо.
Всадник дернулся, получив удар, сабля из его руки выпала, и он стал клониться вперед, на шею коня. Тут и Кондрат добавил ему саблей, окончательно сбив на землю.
– Все!
Все противники повержены, и даже стонов раненых нет. Битва была ожесточенной – бились до смерти.
Мишаня огляделся. Из оставшихся в живых – он и, как ни странно, – без единой царапины. Кондрат жив, но в крови.
– Ты ранен?
– Пустое – царапины! То кровь врагов.
А вот Костя вызывал опасения. Он еще держался в седле, но глаза были закрыты, а сам качался, как пьяный. Кондрат с Мишаней подскочили к нему, бережно стянули с седла и уложили на снег.
– Костя! Куда тебя? Где болит?
Кондратий ощупал кольчугу – цела. На левом предплечье – порез от сабли, на левом же бедре – глубокая кровоточащая рана.
Вдвоем они перенесли Костю в сани и уложили на мешки с соломой – все же помягче. Кондрат ловко – видно, опыт большой – взрезал ножом штанину и перевязал рану белой холстиной, предварительно засыпав ее сухим толченым мхом. Затем он перевязал Косте руку и укрыл его медвежьей шкурой.
– Крови потерял много. Но – отойдет, жить будет!
У Мишани от сердца отлегло – все-таки прикипел он к Косте.
Кондрат окинул взглядом место схватки – еще несколько минут здесь звенели сабли, слышалось отчаянное ржание коней и возгласы: торжествующие – победителей и предсмертные – умирающих.
– Собирай оружие – да на сани. Возвращаться будем.
Мишаня бросился собирать и складывать в сани сулицы, сабли, ножи, копья.
– И кольчуги снимай! – распорядился Кондрат.
Он умыл лицо снегом, вытер об себя руки и стал ловить лошадей. Набралось аж три десятка – целый табун. Взяв веревку, он привязал к ней уздечки, чтобы кони не разбежались.
– Теперь давай сани на ход разворачивать.
А попробуй их разверни на узкой лесной дороге, да еще и с лошадью!
Возились долго. Ветерок поднялся, поземка на-чалась.
Мишаня отыскал свой тулуп и шапку, оделся.
Кондрат поднял с земли свалившуюся сулицу, бросил ее на груду оружия в санях и повернулся к Мишане:
– А теперь самая тяжелая работа нам будет – своих убитых на сани грузить. Не бросать же их в лесу непогребенными!
Пока всех погрузили, взопрел Мишаня да и устал изрядно. За хлопотами и не заметил, как смеркаться начало.
– Ехать надо, – заключил Кондрат. – Костю в тепле согреть надо да вином теплым напоить. Мы и так времени много потеряли. Пойду, сочту противников. Костя ведь, как в себя придет, обязательно спросит.
Кондрат прошелся по месту боя, считая убитых, возле некоторых останавливался и что-то разглядывал. Вернувшись, удовлетворенно кивнул.
– Много врагов положили – три десятка и еще два сверху. Заметь – все конные и в броне. Учитывая, что наших только пятеро было – вполне неплохо, потому как пешему против конного устоять трудно – особенно если не в строю. Я, когда убитых считал, заметил, что есть погибшие от болтов арбалетных. Твоя работа?
– Моя.
– Молодец, купчина! Косте обязательно обскажу. А я все назад поглядывал. Когда, думаю, эти ударят, что дерево свалили. Не дождался, а после, в бою, и думать о них забыл. Теперь вижу – в трудный момент положиться на тебя можно, парень. Я думал – молод еще, да и не воин – не новик даже, – из торговых. Струсишь, думал, всю схватку в санях просидишь, а то и в лес утекешь. Ошибся, выходит. Да ты не обижайся за думки мои такие. Ну, трогаем, парень!
– Меня Михаилом зовут.
– Запомню я.
Михаил, сидя в санях с раненым Костей, правил передней лошадью. К саням уздечкой была привязана вторая лошадь с санями, за той – третья – все десять. Кондрат же ехал верхом на Костином жеребце, и к его седлу веревкой были одна за другой привязаны все верховые лошади – как из Костиной охраны, так и трофейные. Хорошо – снегу было немного, и лошади в нем не увязали.
Затемно добрались они до Боярщины. Остановились на постой, заняв лошадьми и санями весь постоялый двор. Прислуга с ног сбилась, пока задала овса всем лошадям.
Костю перенесли в отдельную комнату, напоили теплым вином и куриным бульоном. Спать уложили ближе к печи.
Утром Кондрат заявил:
– Ты здесь с Костей оставайся – слаб он еще. Я тебе одни сани оставлю, а остальной обоз уведу – убитых в Хлынов отвезти надобно. За Костей приглядывай, а я, как обоз в Хлынов приведу, сразу назад. Понял?
– Все выполню в точности.
Мишаня подобрал себе саблю из трофейных и забрал арбалет. Жалко, болтов к нему нет. Ну, так не беда – купить можно. Покормил проснувшегося Костю. Слаб тот еще был, и пока Мишаня поил его бульоном с кусочками хлеба, сидел, опершись о стенку. Потом устало улегся.
– Где Кондрат? – спросил он тихо.
– Обоз с оружием в Хлынов увел, обещал вскоре вернуться.
– Быстро не получится. Обоз медленно идет. Ты как?
– Повезло – ни одной царапины.
– Говорил же тебе: лежи в санях – пронесет.
Мишаня не стал говорить Косте, что и он внес посильный вклад в победу над противником. Еще подумает Костя, что он хвастается.
– Ты спи, Костя, тебе сил набираться надо. Кондрат убитых врагов счел, говорит – три десятка и еще два.