Савва и Мишаня сделали еще по выстрелу. Удалось убить еще одного вотяка – он упал с лошади и тащился за ней по снегу, поскольку нога его застряла в стремени.
Конные в поле настигли убегавших и гнали их к обозу. У саней их связали, надавали тумаков и бросили сверху на их же товарищей. Вотяки спешились, обошли убитых русичей и своих, собрали и уложили в сани оружие. Собрались кучкой около саней с раненым предводителем и переговаривались, яростно размахивая руками. Потом, видимо приняв какое-то решение, разбежались по обозу. Привязали уздечки лошадей к впереди стоящим саням. На первую лошадь обоза уселся вотяк, и обоз тронулся. Он свернул с санного пути и направился по их же следам на восток.
– Домой направились, суки! – выругался Савва. – Что делать будем?
– Сам не знаю, – признался Мишаня. – Одна лошадь на двоих, быстро ехать не сможем. За помощью надо. Тут ближе всего Шадрино.
– Туда уж небось наши беглые купчики с обоза к вечеру заявятся. Как оглашенные гнали от страха. Так что поперед нас будут, если лошадей не загонят.
Михаил задумался.
– Шадрино – село крупное, однако дружины там нет. Захотят мужики хлыновские купцов выручить или нет – вот в чем закавыка. А ежели ждать, пока купцы до самого Хлынова доберутся да помощь назад приведут, не один день пройдет!
– А ежели снег пойдет, то все следы скроет, – подхватил Савва. – Тогда не найти гнезда вотяцкого, а обозники в неволе сгниют.
– Правильно думаешь, охотник. Мыслю – по следу идти надо.
– Я один пойду, – твердо заявил Савва. – Ты правильно сказал, я – охотник. Следы на снегу читаю, ночью в лесу не замерзну, себя не обнаружу. Двоим рисковать смысла нет. К тому же двоим укрыться сложнее, быстрее нас обнаружить могут. Лошадь у нас одна, вот и скачи на выручку. Из Шадрино людей приведешь – хорошо, ну а не получится – тогда в Хлынов, к воеводе. Ты с Костей на короткой ноге, он в помощи не откажет.
Мишаня думал недолго.
– Согласен, разумно говоришь, – он обнял Савву. – Ты береги себя, не рискуй попусту. Я обязательно с подмогой вернусь. Жди в Шадрино или здесь, на этом месте. Удачи тебе!
– И тебе бог в помощь.
Мишаня взгромоздился на лошадь. Неудобно без седла, ногам опоры нет. Однако приспособился кое-как. К вечеру в Шадрино въехал. На верховой лошади, да с седлом, было бы быстрее. Однако, как не погонял Мишаня лошадку, с галопа она переходила на рысь, а затем и на шаг. Тягловая – что с нее взять?
В селе светились еще окна. Мишаня постучался в ближайшую избу.
– Где староста проживает?
Мишане показали. Оказалось, купцы с обоза уже были у старосты, и он знал о нападении. Зевнув и почесав под мышкой, он заявил:
– Не согласны мужики шадринские обозников хлыновских выручать. Кабы свои, шадринские были, – другое дело. У каждого – семья, а дело опасное. Из оружия только топоры, куда с ими на супостата?
Однако в ночлеге Мишане не отказал, лошадь в свою конюшню поставил, овса задал. Но утром отказали седло продать – нет у нас шорника. Тебе продам – как сам буду? Так и пришлось Мишане ерзать и зад отбивать на спине лошадиной.
Гнал без остановок. Жалко животину, но обозники русские в беде, выручать надо.
Через два дня он въехал в Хлынов – уже затемно. Уж и ворота городские заперты были, еле упросил стражу впустить. И – сразу к Косте.
– Выручай, воевода. Обоз в беду попал – вотяки напали, людей побили, а большею частью в полон попали. Я уж не говорю о лошадях да товарах.
– Да где я тебе тех вотяков сыщу? Они в лесах глухих обитают.
– У меня по следу ушкуйник мой пошел, Савва – из охотников бывших. Он выследит.
Костя сразу оживился.
– Это меняет дело! Давно пора вотякам укорот дать. Завтра с утра будь здесь; сотню выделю – дорожку покажешь.
– И еще просьба, Костя. Лошадь у меня тягловая да без седла. Как вотяков увидел, постромки перерубил и – в лес. Дай хоть какого-нибудь верхового коня.
Костя хохотнул:
– Своя мошна от денег ломится, а верхового коня не купил! Жадность замучила?
– Да ты же знаешь – я товар на ушкуе вожу. Зачем мне лошадь?
– Ладно, найдем тебе конягу посмирнее.
Мишаня добрался до дома, отдал лошадь Митрофану, сам похлебал щей – и в постель.
После вторых петухов Лиза растолкала его.
– Ой, хозяин! У дома людей полно, при оружии! Не случилось бы худого!
Мишаня поднялся, быстро оделся и вышел. У ворот стояло десять верховых – в тулупах, при – оружии.
– Долго спать изволишь, купец! Готов ли?
– Поесть не успел.
– Потом подхарчишься. Садись, – Мише подвели верхового коня.
– Садись, не бойся – он смирный!
Воины засмеялись.
Подъехали к дому воеводы, а там уже сотня дожидается.
На крыльцо вышли Костя с Кондратом. Увидев Мишаню, они поздоровались.
– Ну вот, Кондрат, и проводник твой. Знаком?
– Еще как!
– Тогда езжайте с богом и возвращайтесь с победой. Сам бы поехал – аж руки чешутся, да не могу, дел много.
Мишаня с Кондратом ехали впереди колонны. Только в полуверсте, опередив их, скакали двое дозорных.
– Кондрат, ты же десятником был?
– Был, а ноне – сотник! – гордо заявил Кондрат.
– Прими мои поздравления! – прокричал Михаил.
Дальше скакали молча. Попробуй поговори, когда трясет и встречный ветер слезы из глаз выжимает.
До вечера до Шадрина добрались. А там – на постоялый двор.
Мишаня – сразу к хозяину:
– Нет ли у тебя на постое худощавого парня именем Савва?
Хозяин мотнул головой.
– Два дня постоялый двор пустой. Боятся обозники ездить.
Понятное дело – в Шадрино, Ладейно и Хлынове весть о нападении на обоз разнеслась мгновенно.
Проснулись рано и, едва рассвело, отправились в путь.
К полудню Мишаня узнал знакомые места. Вот дорога в лесу, где они с Саввой отбивались от вотяков. Вот поле, где напали на обоз. Там еще стояло несколько брошенных пустых саней, валялись слегка припорошенные снегом трупы русичей и вотяков. А где же Савва? Договаривались же здесь встретиться!
– Ну, где твой охотник? – сурово спросил Кондрат.
– Договаривались, что он здесь ждать будет. Может, вотяки далеко ушли? Не успел он вернуться?
– В какую сторону они ушли?
– Сюда, – махнул рукой Михаил.
На снегу еще были видны следы конных копыт и саней. По ним и двинулись дальше. Местами – особенно в низинах – следы терялись под снегом. Тогда дозор впереди описывал широкий полукруг, и след вновь находили.
К вечеру остановились на стоянку в лесу. Лошади обгрызали еловые ветки. Костер не разводили, боясь себя обнаружить. Спали на снегу, хорошо – полушубки овчинные теплые. Ноги только мерзли в сапогах. Валенки бы сюда, да в них не повоюешь – даже ноги в стремя не вденешь.
Утром снялись со стоянки быстро. Дозор следы отыскал. В лесу-то они сохранились лучше, чем в поле да лощинах.
Было уже за полдень, когда дозор увидел и задержал мужчину. Это оказался Савва.
– Прости, Михаил, не успел вернуться. Коня нет, лыж нет, а по снегу идти быстро не получается.
– Ты нам главное скажи – вотяков не упустил? – вмешался Кондрат.
– Нет, до места выследил. Верст через десять деревня ихняя – с полсотни домов. Пленных в амбаре большом заперли. Из похода вотяков двадцать два человека вернулось – я счесть успел. И в деревне еще два десятка воинов оставалось. Вождь ихний, которого я стрелой ранил, помер. Если я не ошибаюсь, сегодня хоронить будут его или сжигать. Какие у них порядки, у этих язычников, – кто его знает.
Савва замолк. Кондрат сплюнул.
– Ежели они язычники, то на похоронах жертву человеческую приносят.
– Тогда чего мы стоим? – горячо воскликнул Михаил. – Савва, веди!
Савве дали коня из запасных, и сотня по его следам пошла к вотякской деревне. Но как ни торопились они, а почти полдня ушло. Быстро по лесу не поедешь – ноги коням сломать можно. Попади копыта в барсучью нору или на кучу валежника – поди разгляди, что там под снегом.
К вечеру вернулись дозорные.
– Впереди, в полуверсте, деревня ихняя. Суетятся чего-то, поленья в центре складывают – вроде костер большой палить хотят.
– Савва, проводником будешь. Веди два десятка вокруг деревни. Надо, чтобы ни один вотяк не ушел. Мужчин всех убить, стариков – тоже. Женщин и детей – в плен. Продадим их потом татарам. Пусть на своей шкуре испытают, что вятичам готовили, – жестко распорядился Кондрат.
Савва с воинами уехали. Выждав время, Кондрат сказал:
– Приготовились!
Воины скинули полушубки и шапки, из чересседельных сумок достали и надели шлемы. Запасные кони и полушубки остались под охраной двух воинов.
– Вперед, только молча!
Конный отряд выбрался из леса на обширный луг вокруг деревни, рассыпался полукругом и начал разбег. Воины выставили вперед копья. Мишаня стоял рядом с Кондратом. Копья у него не было, да и пользоваться им он не умел – держал в руках заряженный арбалет.
– Вперед, только молча!
Конный отряд выбрался из леса на обширный луг вокруг деревни, рассыпался полукругом и начал разбег. Воины выставили вперед копья. Мишаня стоял рядом с Кондратом. Копья у него не было, да и пользоваться им он не умел – держал в руках заряженный арбалет.
В деревне их заметили поздно. Большинство жителей собралось вокруг огромного костра, и лишь случайно кто-то из них заметил чужих воинов. Тут же поднялся крик, женщины и дети кинулись по домам, надеясь укрыться. Вотяки-мужчины пытались выстроиться цепью и организовать оборону.
Мишане вспомнилось вдруг, что вотяки так же напали на обоз, а русские пытались защищаться. Сейчас ситуация поменялась с точностью до на-оборот.
Удар конницы был сокрушительным. Снег окрасился кровью. Не меньше половины мужчин были смяты первым ударом.
Мишаня заметил, как из деревни, схватив детей, бежали к противоположной опушке женщины. Но навстречу им выезжали русские конники.
В центре улицы, на небольшой площади ярко полыхал громадный костер, на самом верху которого виднелось тело убиенного вождя. Пламя уже добралось до него, тело корчилось, и смотреть на это было жутковато – казалось, что вождь ожил и хотел подняться, чтобы встать на защиту деревни.
Воины дрались с вотяками на саблях. Мишаня держался чуть позади. Неожиданно он заметил, как один из вотяков схватил горящую головешку и побежал от места боя в сторону. Мишаня почуял неладное и ударил коня пятками в бок, пустив вскачь за вотяком.
Избы уже заканчивались. Вотяк подбежал к большому амбару.
«Поджечь хочет! – вспыхнуло в мозгу у Мишани. – Там же пленники!»
Михаил остановил коня, вскинул арбалет, и только вотяк замахнулся горящей головней, чтобы закинуть ее на крышу из соломы, как Мишаня нажал на спуск. Вотяк рухнул в снег, головня, зашипев, погасла.
Мишаня подбежал к амбару. На крепких двустворчатых дверях висел пудовый железный замок.
«Самому не сбить!» – отчаялся Миша. Он заскочил внутрь ближайшей избы и остановился, оглушенный визгом женщин и детей, забившихся в угол.
– Топор давай!
Женщины испугались еще больше, визг перешел в вой. Видимо, они решили, что русский хочет разбить им головы.
– Топор давай, мать вашу! – выругался Мишаня.
Одна из старух указала на дверь.
«Выгнать хочет, что ли?» – подумал Мишаня. Потом дошло – инструменты в санях лежат, в самих комнатах их не хранят.
Впопыхах он пробежал сени, не заметив развешанного на стене инструмента. Схватив топор, вернулся к амбару, обухом топора двумя ударами сбил замок и отворил одну створку двери.
– Выходи, люд православный, свобода!
Из проема выглянуло несколько испуганных лиц.
– Да это же купчик молоденький, из обоза нашего!
И тут же из амбара посыпался народ. Оказалось, что тут сидели в заточении не только хлыновские обозники. Были и устюжане – даже люди из Ярославля и Владимира.
Большую партию живого товара для продажи приготовили вотяки. Кто-то благодарил Мишаню за спасение, некоторые, не веря в освобождение, бросились в лес. Были и такие, кто, выломав жерди из забора, побежали по улице к центру, надеясь встретить обидчиков и поквитаться.
Мишаня взял лошадь под уздцы и повел к площади.
Бой уже закончился. Недалеко от костра сидели на снегу связанные вотяки. Сюда же подтянулись и освобожденные пленники.
– Что с ними делать будем? – с коня вопрошал Кондрат.
– Смерть! Смерть им!
Не раздалось ни одного голоса в защиту.
– Повесить! – распорядился Кондрат.
Воины шустро перекинули веревки через ветки деревьев, и вскоре все пленные вотяки уже были повешены.
– Как тати поганые сдохли, а не воинами в бою погибли! – сплюнул Кондрат. – Идите по домам, забирайте сани и своих лошадей.
И сами воины тоже пошли по избам – собирали трофеи: шкурки зверей, оружие, железные изделия.
На околице формировался обоз. Купцы, отыскав своих коней и сани, выезжали на окраину деревни. Женщин и детей, разрешив им одеться, сажали в сани. По избам как ураган прошелся – забрали все, что имело мало-мальскую ценность.
– Поджигай! – скомандовал Кондрат.
Воины с факелами подожгли все – избы, хлева, амбары, сараи.
Вскоре вся деревня превратилась в один большой костер. Жар стоял такой, что его ощущали на большом расстоянии, и под санями таял снег.
– Еще одному разбойничьему гнезду пришел конец. И так будет со всеми, кто не хочет жить в мире с соседями! – громко – так, что слышал весь обоз, сказал Кондрат. – А теперь – в Хлынов.
Они отошли от горящей деревни верст на пять и стали на ночевку. Мишаня спросил у Кондрата:
– Чего было деревню жечь? Переночевали бы в теплых избах, пленных жителей – в амбар, а поутру бы уже и тронулись.
– Неразумно! Никто не может быть уверен, что кто-то из жителей не сбежит, да и с соседней деревни воинов не приведет. К тому же я свою сотню знаю. Пока все пиво из погребов не выпьют, не остановятся. Имеют право – деревню на меч взяли. А башкой своей не думают, что опасно. Вот и увел их от греха подальше.
Объяснение простое. Мишаня думал иначе, не зная психологии победителей. Правда, воины и здесь пили найденное в деревне вино, но украдкой. Потому как пить в походе в боевых условиях – серьезный проступок. Учует сотник – дома, в Хлынове, придется плетей отведать.
Едва рассвело, они стали собираться в путь. К Кондрату подошел один из десятников:
– Какого черта взяли их в полон, сам не пойму. Из-за темноты, что ли?
– А что такое?
– Да старух полно.
– Заруби их, и вся недолга. Все равно татарам их не продашь.
– Кондрат, постой, – встрял в разговор Миша, – не бери грех на душу. Тебе они не нужны – так отпусти.
– Эка удумал! – выругался десятник. – Где же это видано – полон отпускать?! Хотя бы выкуп получить.
– Кондрат! Все равно их не продашь – отпусти. Деревня их сожжена, сыновья и мужья убиты. Куда им возвращаться?
– Известно куда – в соседние деревни.
– Вот! Придут и расскажут, что воины их на русский обоз напали. А не прошло и седмицы, как заявились в деревню русские воины. Женщин и детей в полон взяли, воинов убили, деревню сожгли. Как думаешь – будет ли у других воинов желание беспокоить наши земли, обозы грабить? Да они трижды подумают, чтобы на свои жилища беды не навлечь.
Кондрат подумал, хлопнул Мишаню по спине. А кулаки у него пудовые, рука тяжелая – Мишаня аж присел.
– Мудр не по годам, как змей-искуситель. За то тебя Костя и жалует. Быть по-твоему.
Кондрат повернулся к десятнику.
– Слышал? Отпусти с миром.
Воины пошли по обозу, отыскивая старых, больных да калечных, – отвели их в сторону. Набралось изрядно.
Кондрат встал на сани.
– Эй, вы! Мы вас освобождаем, идите себе с миром. Соплеменники не оставят вас без крыши над головой. И передайте своим воинам и вождям – впредь так будет всегда. Ежели кто нападет на наши деревни, села или обозы, сам будет наказан. Наше возмездие постигнет всех, и ваша деревня – только первая. Пусть убоятся! Хотят жить мирно – пусть торговать приезжают. Ну а если руки чешутся саблей помахать, так мы эти руки обрубим.
С этими словами Кондрат спрыгнул с саней. Пленные и воины слушали его речь с удивлением. Мишаня, знавший Кондрата и ранее, подумал, что такой длинной речи от него он не слышал никогда.
Старухи, не веря в свое освобождение, потихоньку побрели по санному следу назад, к сожженной деревне. Оглядывались сперва часто, опасаясь каверзы – не начнут ли русские в спины из луков стрелять? Так и ушли.
А обоз, вмиг полегчавший, отправился дальше, на Шадрино. Засветло еще встали на постой. Для воинов переход был плевый, но освобожденных обозников и пленных надо было кормить, да и замерзли они за день пути.
Все-таки, с остановками и ночевками, обоз добрался до Хлынова. Когда в городе узнали, что обоз с освобожденными невольниками на подходе, то семьи купцов и ездовых вышли встречать его прямо к городским воротам. Радостные возгласы, объятия, слезы радости.
Мишаня слез с коня – так же, как и Савва. Они отдали поводья воинам и простились с Кондратом.
– Славные вы парни, ей-богу, есть в вас жилка воинская. С удовольствием взял бы вас в свою сотню.
– Костя тоже обещал к себе в сотню взять, да не сдержал обещания, – смеясь, ответил Мишаня. Потом серьезно: – Не мое это.
– Жалко, хорошие бойцы пропадают.
А поутру Мишаня проснулся известным человеком. Пошел по городу, а купцы – в годах, с сединой в бороде – первыми шапку ломают.
– Доброго здоровья, Михаил. Заходи, коли что надо, ко мне в лавку, за полцены любой товар отдам.
Приятно Михаилу – послужил городу и купечеству. Не забыли люди, что Михаил не бросил обозников в беде – сам от врагов отбился и помощь привел. А еще – он сам, один к амбару с пленными добрался, не дал вотяку его поджечь, замок сбил и полон выпустил.