Где Вы? Я Вашей новой квартиры не знаю*, а Вы мне не пишете. Кланяйтесь Екатерине Николаевне. Дома я проживу до 20 окт<ября>. Пишите.
Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Соболевскому В. М., 15 октября 1895*
1597. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ
15 октября 1895 г. Мелихово.
Ст. Лопасня, 95, 15/X.
Дорогой Василий Михайлович, посылаю рассказ*. Так как он идет простым, а не заказным письмом, то я буду думать, что он пропал, до тех пор, пока не получу известие, что он дошел благополучно. Мне хотелось бы прочесть его в корректуре. Моя сестра (адрес ее известен Михаилу Алексеевичу: Сухаревская-Садовая, д. Кирхгоф, кв. 17) уезжает из Москвы домой в четверг утром; будьте добры послать ей корректуру, которую я прочту в четверг вечером, а в пятницу утром пошлю обратно.
У нас тепло. Желаю Вам всего хорошего и низко кланяюсь.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 21 октября 1895*
1598. А. С. СУВОРИНУ
21 октября 1895 г. Мелихово.
21 окт.
Спасибо за письмо, за теплые слова и приглашение. Я приеду*, но, вероятно, не раньше конца ноября, так как дела у меня чёртова пропасть. Во-первых, весною я буду строить новую школу* в селе, где попечительствую; за̀годя нужно составить план, сметы, съездить то туда, то сюда и проч. Во-вторых, можете себе представить, пишу пьесу*, которую кончу тоже, вероятно, не раньше как в конце ноября. Пишу ее не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены. Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви.
Читал я о провале Озеровой* и пожалел, ибо нет ничего больнее, как неуспех. Воображаю, как эта жидовочка плакала и холодела, читая «Пет<ербургскую> газ<ету>», где ее игру называли прямо нелепой. Читал об успехе «Власти тьмы» в Вашем театре*. Конечно, хорошо, что Анютку играла Домашева, а не «маленькая крошка»*, которая (по Вашим словам) Вам так симпатична. Этой крошке нужно Матрену играть. Когда я был в августе у Толстого, то он, вытирая после умыванья руки, сказал мне, что переделывать свою пьесу он не будет. И теперь, припоминая сие, думаю, что он уже тогда знал, что пьеса его будет in toto разрешена для сцены. Я прожил у него 1½ суток*. Впечатление чудесное. Я чувствовал себя легко, как дома, и разговоры наши с Л<ьвом> Н<иколаевичем> были легки. При свидании расскажу подробно.
В «Рус<ской> мысли» в ноябре пойдет «Убийство», в декабре другой рассказ — «Ариадна».
А я в ужасе — и вот по какому поводу. В Москве издается «Хирургическая летопись», великолепный журнал, имеющий успех даже за границей. Редактируют известные хирурги-ученые: Склифософский и Дьяконов. Число подписчиков с каждым годом растет, но всё еще к концу года — убыток. Покрываем сей убыток был всё время (до января будущего 1896 г.) Склифосовским; но сей последний, будучи переведен в Петербург, практику свою утерял, денег у него не стало лишних, и теперь ни ему и никому на свете неизвестно, кто в 1896 г. покроет долг, в случае ежели он будет, а судя по аналогии с прошлыми годами, надо ожидать 1000–1500 р. убытка. Узнав, что журнал погибает*, я погорячился; такая нелепость, как гибель журнала, без которого нельзя обойтись и который уже через 3–4 года будет давать барыш, гибель из-за пустой суммы — эта нелепость ударила меня по башке, я сгоряча пообещал найти издателя, уверенный вполне, что найду его. И я усердно искал, просил, унижался, ездил, обедал чёрт знает с кем, но никого не нашел*. Остался один Солдатенков, но он за границей, вернется не раньше декабря, а вопрос должен быть решен к ноябрю. Как я жалею, что Ваша типография не в Москве! Тогда я не сыграл бы такую смешную роль маклера-неудачника. При свидании я изображу Вам в картине верной пережитые волнения. Если бы не постройка школы, которая возьмет у меня тысячи полторы, то я сам взялся бы издавать журнал за свои деньги — до такой степени мне больно и трудно мириться с явной нелепостью. 22-го окт<ября> я поеду в Москву и предложу редакторам, как последнее средство, просить субсидию, 1½—2 тысячи в год. Если они согласятся, то я прикачу в Петербург и стану хлопотать. Как это делается? Вы меня научите? Чтобы спасти журнал, я готов идти к кому угодно и стоять в чьей угодно передней, и если мне удастся, то я вздохну с облегчением и с чувством удовольствия, ибо спасти хороший хирургический журнал так же полезно, как сделать 20 000 удачных операций. Во всяком случае, посоветуйте, что мне делать.
После воскресенья пишите мне в Москву. Больш<ая> московская гостиница, № 5.
Как пьеса Потапенко?* Вообще что Потапенко? Жан Щеглов прислал мне унылое письмо*. Астрономка бедствует. Во всем остальном пока всё обстоит благополучно. В Москве буду ходить в оперетку. Днем буду возиться с пьесой, а вечером — в оперетку.
Низко Вам кланяюсь. Пишите, умоляю.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 26 октября 1895*
1599. А. С. СУВОРИНУ
26 октября 1895 г. Москва.
26 окт. Б. московская гостиница, № 8.
Что Фингал есть Потапенко*, Москве уже поведал Станюкович, бывший здесь проездом. Да, Вы это справедливо изволите говорить, что в писаниях Фингала нет «нерва». Потапенко человек простодушный, и мне кажется, что длинные рассуждения ему совсем не подобают, он должен писать образами, и чем раньше в своих фельетонах он перейдет к беллетристике или полубеллетристике на манер Атавы, тем скорее попадет он в ту именно жилу, в какую хочет попасть.
Нет, не искушайте меня без нужды*, раньше ноября я не могу приехать. Не поеду, не кончивши пьесы*. А приехав, остановлюсь не у Вас, а на Б. Морской во «Франции», ибо работы у меня по горло; остановившись у Вас, я буду только ходить да искать, с кем бы побеседовать, и уже через неделю начну гнать себя из Петербурга, испугавшись своего ничегонеделания. Я имею намерение прожить в Петербурге не меньше месяца. Если Вы настойчиво пожелаете, чтобы я остановился у Вас, то я приеду в Петербург тайно от Вас и проживу во «Франции» три недели, потом перееду к Вам с таким видом, как будто с вокзала, и проживу у Вас неделю.
Дочери Толстого очень симпатичны*. Они обожают своего отца и веруют в него фанатически. А это значит, что Толстой в самом деле великая нравственная сила, ибо, если бы он был неискренен и не безупречен, то первые стали бы относиться к нему скептически дочери, так как дочери те же воробьи: их на мякине не проведешь… Невесту и любовницу можно надуть как угодно, и в глазах любимой женщины даже осел представляется философом, но дочери — другое дело.
Вы пишете: «По этой записке возьмите для нее сто рублей* из кн<ижного> магазина». Но этой записки при письме не оказалось. Да и самой астрономки я не вижу; говорят, что она уехала к своей сестре в Батум. Что касается «Хирург<ической> летописи», то она сама, все хирургические инструменты, бандажи, бутыли с карболкой кланяются Вам до земли. Радость, конечно, великая. Мы решили так: если мысль о субсидии осуществима, то ехать мне и хлопотать и по получении субсидии возвратить Вам полторы тысячи*. В ноябре я повидаюсь с Склифосовским и в самом деле, если это возможно, поеду к Витте спасать сих наивнейших людей*. Это дети. Трудно сыскать менее практичных людей. Как бы ни было, полторы тысячи рано или поздно мы возвратим Вам. Мне в благодарность за мои хлопоты бесплатно вырежут геморроидальные узлы — операция, для меня неизбежная и уже начинающая волновать меня. А Вас будут славословить и, когда приедете в Москву, покажут Вам новые клиники около Ново-Девичьего монастыря. Клиники сто́ит посещать так же, как кладбища и цирки.
Пишите. Полторы тысячи пришлите на мое имя и, если можно, не почтой, а через магазин. Как прошла пьеса Потапенко?* Что Анна Ивановна, Настя и Боря? Воображаю, как вырос Боря. Поклон всем, m-lle Эмили также.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 2 ноября 1895*
1600. А. С. СУВОРИНУ
2 ноября 1895 г. Москва.
Я бесконечно Вам благодарен, так благодарен, что и выразить не могу. Но представьте себе, «Хирургическую летопись» удалось устроить в Москве*. Полторы тысячи пойдут обратно в Петербург*, и вместо сих денег я попрошу у Вас только позволения напечатать в «Нов<ом> вр<емени>» объявление, напечатать один раз и, если можно, на первой странице. Пришлю текст сего объявления 15-го ноября.
Астрономка в Батуме. Ваша записка* покоится в моем красном портфеле.
По Москве ходят слухи, будто в октябре Вы приезжали в Москву вместе с Яворской. Вас видели.
Послезавтра уезжаю домой в Мелихово. Мой сосед* изъявил желание променять свою усадьбу на кусок моего поля. И, таким образом, моя усадьба увеличится вдвое. Земельный банк соглашается на мену. Но Маша, вероятно, не согласится, так как она хозяйка и для нее покос дороже парка.
Пьеса моя растет, но медленно*. Мешают писать. Но всё же уповаю кончить в ноябре. Часто болит голова. Денег нет.
Скажите: чья это пьеса «Честное слово»?* Мне прислали ее из Вашей типографии. Уж очень короткая пьеса. Отчего Вы не попытаетесь поставить в своем театре Метерлинка*? Если бы я был директором Вашего театра, то я в два года сделал бы его декадентским или старался бы сделать. Театр, быть может, казался бы странным, но все же он имел бы физиономию.
И отчего Вы не ставите пьес Золя? Ведь его «Тереза Ракэн»* очень недурная пьеса.
Новая пьеса Сумбатова*, говорят, имела средний успех.
Желаю Вам всяких благ и еще раз благодарю.
Ваш А. Чехов. 2 ноябрь.
Шавровой-Юст Е. М., 2 ноября 1895*
1601. Е. М. ШАВРОВОЙ-ЮСТ
2 ноября 1895 г. Москва.
Скорее напишите мне, где Вы. Я страшно виноват перед Вами и хочу исправить свою ошибку*. Пишите мне по адресу: ст. Лопасня. Около 15 ноября буду в Москве*. Остановлюсь в Большой московской гостинице.
Ваш А. Чехов. 2 ноябрь.
На обороте:
Ее высокоблагородию Елене Михайловне Юст.
Б. Афанасьевский пер., д. Малевинского, кв. Шавровых.
Чехову Г. М., 3 ноября 1895*
1602. Г. М. ЧЕХОВУ
3 ноября 1895 г. Москва.
3 ноябрь.
Милый Жоржик, на мое письмо Фоти ответил* мне между прочим следующее: «Я не считаю себя вправе принять благодарность за вашу сестру. Я исполнил только долг и считаю, что рекомендовал по совести самую подходящую кандидатку для ремесленного училища, находящегося в заведовании г-жи Аноповой в Петербурге». Далее он просил меня узнать, «что это за училище и каково будет намерение рекомендованной мной кандидатки».
Я в Москве, завтра уезжаю домой. Сию минуту была у меня Маша и говорила, что получила от тебя письмо*.
Был снег, а сегодня распутица.
Будь здоров и счастлив. Кланяйся своим.
Твой А. Чехов.
В Петербурге я буду приблизительно в конце ноября.
Семенковичу В. Н., 5 или 6 ноября 1895*
1603. В. Н. СЕМЕНКОВИЧУ
5 или 6 ноября 1895 г. Мелихово.
Многоуважаемый Владимир Николаевич! Московский доктор Я. А. Корнеев спрашивает меня в письме*, где живет П. В. Аверьянов и получил ли он (генерал) от него (Корнеева) открытое письмо. Если Вам случится быть у П. В. раньше меня, то благоволите спросить его насчет этого открытого письма. Я бы теперь поехал к нему, но дороги ужасны. Не потрудится ли П. В. сам написать Корнееву? Нижайший поклон Евгении Михайловне.
Ваш А. Чехов.
На обороте:
Его высокоблагородию Владимиру Николаевичу Семенковичу.
Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 6 ноября 1895*
1604. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)
6 ноября 1895 г. Мелихово.
Ст. Лопасня. 6 н.
Милый Жан, в последний мой приезд в Москву* всякие дела и хлопоты издергали и затолкали меня, и я не мог выбрать ни одного вечера, чтобы поужинать и потолковать с Вами. Я в Москве буду опять между 10 и* 15 и в сей раз непременно побываю у Вас. Кроме всего прочего, мне еще хочется спросить у Вас: не поедете ли Вы со мной в Петербург? Я отправляюсь в Се<верную> Пальмиру перед 20 ноября.
Суворин кланяется Вам и спрашивает: нет ли у Вас пьесы?* Если есть, то пошлите или повезите. Он весьма чтит Вас и, я думаю, хорошо заплатит и обставит пьесу, как говорится, лучшими силами.
Есть ли в Кокоревской гостинице телефон?
В Москве я видел Гурлянда*, который сообщил мне, что Вы приехали в Москву и остановились в Б<ольшой> московской гостинице. Видел я и Сергеенку.
Вот, Жан, если бы Вы приехали ко мне в деревню*, то я дал бы Вам особый флигель, особую прислугу, кормил бы Вас на убой… У меня теперь тихо, все разъехавшись.
Будьте здоровы, до свиданья. Желаю Вам счастья.
Ваш А. Чехов.
Это письмо сестра отвезет сегодня в Москву и там опустит его в почтовый ящик. Пишите.
Михайлову А. А., 6 ноября 1895*
1605. А. А. МИХАЙЛОВУ
6 ноября 1895 г. Мелихово.
Многоуважаемый Алексей Антонович, я пришлю Вам сена, но не раньше, как завтра утром. Сегодня нет лошадей дома — повезут на станцию, а те, которые в конюшне, хромают. Пусть уж Ваша корова попостится. Это для души хорошо.
Ваш А. Чехов.
P. S. А если пришлете подводу сегодня, то дам сена сегодня же. Вообще с лошадями у меня плохо.
На обороте:
Его высокоблагород<ию> Алексею Антоновичу Михайлову
Чехову М. П., 7 ноября 1895*
1606. М. П. ЧЕХОВУ
7 ноября 1895 г. Мелихово.
7 н. Мелихово.
Вот что пишет Суворин: «Я просил его об Мише, чтоб его сделал начальником отделения в Ярославской каз<енной> палате или перевести в большой город. Он записал и, думаю, исполнит*» и т. д.
Вот что пишет m-me Юст*: «Что поделывает Михаил Павлович? Скажите ему, что старых знакомых нехорошо забывать и что карточку, которую он просил, я ему вышлю».
Значит, поздравляю и с переводом и с карточкой. Вареникова еще не видел. Если увижу, то или напишу особо, или сделаю внизу сего приписку. Будь здрав. Кланяйся Крониду Ив<ановичу>*.
Твой А. Чехов.
Иваном было получено письмо на твое имя. Я поглядел на свет и увидел, что в конверте имеется другое письмо*. Я разорвал конверт, извлек оное и посылаю.
Справка: Вареников уехал в Екатеринослав.
На конверте:
г. Углич. Его высокоблагородию Михаилу Павловичу Чехову.
Шавровой-Юст Е. М., 7 ноября 1895*
1607. Е. М. ШАВРОВОЙ-ЮСТ
7 ноября 1895 г. Мелихово.
7 ноябрь. Ст. Лопасня.
Многоуважаемая collega! Во-первых, на Вашей карточке Вы указали только дом — но не назвали переулка*; во-вторых, по адресу, данному мне Немировичем-Данченко (драматургом), я послал Вам краткое письмо*, послал дней 10 тому назад. В этом письме я спрашивал, где Вы, и каялся в своих преступлениях. Дело в том, что Ваши рукописи найдены у меня на чердаке* (какое кощунство!). Нашла сестра. Оказалось, что, когда я был за границей, моя прислуга всё, что показалось ей лишним, связала в тюк и отправила вместе с пустыми бутылками и ящиками из-под сигар на чердак. Извиняюсь, извиняюсь и извиняюсь; снисхождения не заслуживаю. Рукописи Ваши были ближе к небу — единственное утешение для людей и вещей, осужденных на пребывание непосредственно под крышей. Вот эти рукописи:
1) «Ошибка».
2) «Мертвые люди».
3) «Каштанка».
4) «Нервы».
5) «Она».
6) «Без маски».
Все ли сии шесть нумеров прислать Вам или же только некоторые из них?
Жду скорейшего приговора. Наказание, к которому Вы присудите меня, я отбуду с покорностью, с полным сознанием своей вины.
Насчет «Бабьего лета» поговорю*, но не раньше 15 ноября, ибо раньше сего числа не буду в Москве.
Спасибо за память. Пишу пьесу для моск<овского> Мал<ого> театра*.
Желаю Вам счастья и побольше охоты читать Шопенгауэра* и бывать в театрах. Нужно стараться, чтобы жизнь была интересна*. Не правда ли?
Ваш cher maître
А. Чехов.
На конверте:
Петербург.
Ее высокоблагородию Елене Михайловне Юст.
Фурштадтская, 8.