– Вы меня не слушаете?
– Простите… задумался.
– О чем это, позвольте спросить?
– О вас… – сам того не ожидая, ответил Славка чистую правду.
Ева улыбнулась. Ей все больше начинал нравиться новый знакомый. Она присмотрелась к нему повнимательнее и нашла, что он весьма хорош собой.
– Да? А мое знакомство с Аглаей Петровной вас больше не волнует?
– Извините, – Смирнов почувствовал неловкость. – Конечно… я слушаю. Откуда вы знаете Соломирскую, если не секрет? Читаете ее рубрику?
– Иногда я просматриваю журналы, но лично с Аглаей Петровной мы познакомились только теперь, когда… В общем, я захотела с ней встретиться! Не знаю, зачем… Я часто руководствуюсь не логикой, а чувствами. А вы?
– Наверное, со мной это тоже бывает, – усмехнулся Смирнов. – И что же? Милейшая Аглая согласилась побеседовать?
– Да. Правда, ничего особенно интересного она мне не сообщила, кроме одной детали. Когда она вошла в дом и увидела там… ну, вы понимаете… она очень испугалась. И только во время нашего разговора вспомнила, что кроме прочего видела там… трость.
– Трость? На месте убийства?
– Да.
– Ну и что?
– Она сказала, что знает, чья это трость!
– Как это – «чья»? Матвеева, наверное…
Ева отрицательно покачала головой:
– Я никогда не видела у него никакой трости. Зачем она ему? У него с ногами все было в порядке!
– Странно… А почему Соломирская обратила на это внимание? Трость не ахти какая диковинка…
– Она любит всякие старинные вещи, это ее хобби, что ли… А трость необычная, с ручкой из слоновой кости… редкая и запоминающаяся вещь. Она могла принадлежать Денису Аркадьевичу, но мне об этом ничего не известно. А Соломирская говорит, что уже видела эту трость у одного человека… и запомнила ее. Потому что ей очень понравилась пума.
– Пума? – не понял Смирнов. – Что это еще такое?
– Фигурка, вырезанная из слоновой кости, на ручке…
– Черт! – Славка, отвлекшись, еле успел затормозить на красный свет. Ехавший сзади автомобиль чуть в него не врезался. Из окна, изрыгая поток нецензурных ругательств, высунулся водитель.
– Так вы говорите, Аглая Петровна узнала трость? – продолжал Смирнов, когда они снова поехали. Его, казалось, ничуть не взволновал инцидент у светофора.
«Олег бы долго бесился и возмущался, – подумала Ева, невольно сравнивая мужчин. – Он даже вылез бы из машины и начал на повышенных тонах доказывать недовольному водителю, что ему следует не орать, а надо было бы раньше тормозить. Перепалка могла бы окончиться дракой. А вот Всеслав вообще никак не среагировал на ругань, как будто не заметил».
– Теперь вы меня не слушаете!
– Ой, извините… – Ева хихикнула. Ей было очень спокойно с этим Всеславом. Она могла позволить себе быть самой собой, не рискуя навлечь на себя немилость и не боясь вызвать разочарование. При Денисе она, пожалуй, не могла бы допустить со своей стороны глупого хихиканья.
– Я спрашивал, кто владелец трости? Соломирская назвала его вам?
– А… да, конечно! Она сказала, что видела точно такую же трость у Наумова.
Славка пытался вспомнить, где он слышал эту фамилию. Как назло, на ум ничего не приходило.
– Наумов… Наумов… Кто это?
– Иван Николаевич, известный финансист, управляющий каким-то отделом в министерстве…
– А-а… припоминаю. Популярная личность. Аглая небось брала у него интервью для читательниц своего журнала?
– Именно так. Он как раз болел, что-то с ногой… Ходил с палкой – с тростью то есть! Той самой, между прочим! Во всяком случае, Аглая Петровна в этом уверена.
Славка вздохнул. Это еще ни о чем не говорит. Если трость не изготовлена на заказ, то их может быть несколько. Он сказал об этом Еве.
– Так нужно спросить у Наумова. Если трость не его, то…
– Что?
– Значит, это другая, – заключила Ева.
– Гениально! – Славка засмеялся.
– Не стоит веселиться раньше времени, – обиделась Ева. – Если в доме Матвеева была другая трость, то Наумов должен показать свою.
– Как это у вас все просто получается! – разозлился Смирнов. – Спросить у Наумова! Должен показать! Как будто это мальчик с вашего двора! Да ничего он никому не должен! Может быть, он вообще не пожелает с нами разговаривать! Имеет право. Это не тот человек, к которому запросто заходят поговорить о том, о сем… и если он не захочет…
– Захочет, – тихо произнесла Ева. – Я чувствую… Таких вещей, как эта трость, не может быть много. В любом случае, никто, кроме нас и Аглаи, не знает, что трость чужая. Даже если на ней обнаружат отпечатки пальцев, то неизвестно, чьи они! То, что Соломирская видела такую же трость у Наумова, – случайность! Это удача, которая сама идет нам в руки.
– Вы прямо как мисс Марпл, – усмехнулся Славка, вынужденный признать, что в словах Евы есть смысл. – А почему вы думаете, что Наумов захочет с нами разговаривать?
– Не с нами, а с вами, – поправила его Ева. – Не думаете ли вы, что я собираюсь повсюду вас сопровождать и светиться? Мой муж не придет в восторг от такого моего поведения. Вам не кажется? Хватит и того, что я вам кое-что рассказала! А дальше уж дело ваше. Идите к Наумову и поговорите с ним. Если трость не его, он не захочет и слышать о том, чтобы встречаться с вами! Но если это его вещь… Вы что, думаете, Наумов не вспомнил, где он мог ее оставить? Это сейчас жжет ему мозги, подобно раскаленному железу. Он в панике! По меньшей мере, он не спал ночь и с ужасом ждет, что к нему придет милиция или вездесущие репортеры. Не знаю, как это все обычно происходит, но… Наумову сейчас не позавидуешь! У него уже был совсем недавно скандал с убийством, и второй ему явно ни к чему!
– Уже был? О каком убийстве идет речь? – насторожился Слава.
Славка начал что-то смутно припоминать. Действительно, вот откуда ему известна фамилия Наумова! Громкий скандал, связанный то ли со взятками, то ли…
– В том-то и дело! – Ева помешала ему как следует окунуться в воспоминания. – Наумова подозревали в убийстве журналистки, которая написала какую-то статью…
– Вспомнил! Черт! Вот это да! Как я мог забыть?.. Наумов… Ну конечно! Убийство журналистки Ольги Гаевской, всколыхнувшее весь город, – осенило Смирнова. Он помолчал немного, собираясь с мыслями. – Но ведь ничего не было доказано? Убийцу так и не нашли, а Наумов вроде бы оказался ни при чем, – сказал он вслух.
– Соломирская тоже говорила мне что-то подобное. Убивал Наумов журналистку или не убивал, но второй скандал, связанный с убийством, ему совершенно ни к чему. Вы согласны?
– Еще бы! Такой известности никому не пожелаешь!
– Значит, если трость его – а я почему-то чувствую, что это так и есть, – он непременно заинтересуется вашим звонком и согласится на встречу, – сказала Ева.
– Нужно еще узнать его телефон…
– Не нужно, – сказала Ева и достала из сумочки свой блокнот. – Аглая Петровна дала мне и адрес, и номер телефона. У вас есть ручка?
Смирнов вытащил из кармана пиджака ручку и дал Еве.
– Вот! – торжественно сказала она, вырывая из блокнота листок с записанными данными. – Теперь дело за малым – позвонить Наумову. Вы обещаете держать меня в курсе? Ведь я помогла вам, не так ли?
Сыщик был вынужден признать, что она ему действительно очень помогла, и пообещал сообщать ей все, что ему удастся узнать.
На том они и расстались. Славка подвез Еву к магазину и смотрел, как она шла, стуча каблучками, по молодой кленовой аллее к дверям супермаркета, пока они не закрылись за ней. Он почувствовал необъяснимую легкую грусть, как в детстве, когда праздник кончается.
Стараясь забыть о Еве, Слава начал обдумывать все, что ему удалось узнать во время разговора с ней. Первое, – ее отношения с Матвеевым. Если это интимная связь, то ясно, зачем ей непременно нужны дневники. А вдруг восторженный любовник описывал там в красках прелести их взаимоотношений, в том числе и постель? Не захочешь, чтобы посторонний читал такое. И вообще…
Второе: каким образом с Матвеевым связан Олег Рязанцев? Они просто соседи по даче? Друзья? Или… Вот это «или» Смирнову меньше всего нравилось. Но было похоже, что именно так дело и обстояло – Матвеев «оказывал услуги», как это теперь называется, определенным структурам. В том числе и службе безопасности. Знал ли Рязанцев о связи своей жены и Матвеева, если она была? Если была и знал, то у него мог быть мотив для убийства, старый, как мир… – ревность! А какие новые мотивы появились для того, чтобы отнять жизнь у человека? Никаких! Люди по сути своей изменились очень мало.
Хорошо! Если это Олег убил Матвеева, то он тоже будет искать дневники, опасаясь того же, что и Ева. С другой стороны – записи могут навести на него подозрения. Сейчас никому в голову не приходит, что Рязанцев может иметь отношение к убийству, но если выяснится, что у Евы и Матвеева… Славка почувствовал, как горит у него лицо. И сердце странно колотится. Что это? Неужели он все-таки ревнует? Вот это уже совсем дико!
Смирнов остановил машину у киоска и купил воды. Нужно немного охладить горячую голову. Он пил воду и продолжал думать о Еве. Следил за ней Олег или это было просто совпадение, что он пришел домой сразу после нее? И то и другое могло быть правдой. Тогда появлялся следующий вопрос. Если Олег следил за женой, то с какой целью? Матвеев мертв, и по сему поводу мотив для слежки отпадает. В чем же дело? Может, он догадывается, что Ева будет искать дневники? Или думает, что она знает, где Матвеев их прятал? В таком случае Рязанцев надеется, что жена покажет ему дорогу к тайнику.
Славка все больше склонялся к выводу, что дневники не найдены. И что практически никто не догадывается, где они спрятаны.
Сегодня на сцене появился новый персонаж – Иван Николаевич Наумов. Трость! Если предположить, что она принадлежит Наумову, то как трость могла попасть на место убийства? Тоже интересный вопрос. Матвеев купил ее у Наумова? Возможно, но зачем? Были ли они вообще знакомы – Наумов и Матвеев? У Славки появилось ощущение, что были. В любом случае поговорить с Наумовым необходимо. Если, паче чаяния, трость все-таки окажется не его, то он сможет сказать, где он ее приобрел. Владельцев подобных вещей не может быть много. Это же не серийный выпуск?! Наверняка трость или сделана на заказ, или приобретена в антикварном магазине.
Что-то подсказывало Славке: трость принадлежит Наумову, и они с Матвеевым были знакомы. И Наумов каким-то образом оставил свою трость в доме Дениса Аркадьевича, ныне покойного. Интересно, когда Наумов был у Матвеева и оставил трость, хозяин дома пребывал в живых – или уже нет? И знает ли Наумов о том, что его приятель умер насильственной смертью? Наверное, знает! Иначе давно поинтересовался бы судьбой трости. Ведь у него болит нога и он хромает, если верить Аглае Петровне. А может, Наумов уже выздоровел?
Словом, вопросов у Славки накопилось гораздо больше, чем ответов. Он решил, что не стоит откладывать дело в долгий ящик и нужно сегодня же позвонить Наумову.
Прекрасный летний день обещал быть жарким. На ясном небе не было ни облачка, а в воздухе пахло горячими булочками. Смирнов почувствовал, что проголодался. Он с трудом нашел место для парковки в тени огромной липы и направился в кафе перекусить. Легкое беспокойство не давало ему расслабиться и получать удовольствие от вкусной еды и красивого вида с открытой веранды. Маленький белый храм вдалеке, утопающий в молодой зелени, ярко сверкал золоченой луковицей купола, напоминая о вечном – о покое, о любви к ближним…
Славка поймал себя на том, что снова думает о Еве. Ему отчего-то стало страшно за нее. Олег Рязанцев с его жестким, холодным взглядом не должен быть с ней рядом. Она совсем другая… нежная и порывистая… А Олег… опасен.
Глава 11
Плотно задернутые шторы едва пропускали свет. Иван Николаевич лежал в полумраке комнаты, вдыхая прохладу летнего воздуха, и размышлял. Боль в суставе чуть-чуть отпустила благодаря лекарству, и он смог немного поспать ночью. Что ему снилось? Сон был неприятным, даже зловещим. Пустынная темная улица, темные громады домов, в которых не светятся окна, где-то очень высоко в черном небе тускло мерцает луна… Вокруг царит неестественная, мертвая тишина. На безлюдной дороге стоит машина с открытыми дверцами. В ней на заднем сиденье – женщина, откинувшая безжизненную голову…
Сколько раз ему уже снился этот сон! Когда же все это кончится?
Боль в ноге усилилась. Наумов сел на кровати, посмотрел на часы. Не может быть! Неужели он так долго спал? На часах было шесть вечера.
Дверь в комнату приоткрылась, заглянула жена:
– Тебе звонили.
– Кто?
– Какой-то Смирнов.
– Я же просил…
Жена вздохнула, входя в комнату с чашкой горячего чая.
– Он сказал, что дело очень важное. Касается Ольги…
– Ольги? О господи! Что хотел этот…
– Смирнов, – подсказала жена.
– Ну да, Смирнов. Что ему надо?
– Он хочет поговорить с тобой.
– Ладно, – Наумов закрыл глаза и сморщился, потирая ногу. – Завтра, может быть, я смогу…
– Он сказал – сегодня. Дело очень срочное. Он позвонит через полчаса.
Иван Николаевич обреченно кивнул головой. Придется поговорить с этим Смирновым. Почему они не хотят оставить его в покое?
Кто – «они», Наумов и сам не знал. «Они» – это все те люди, которые превратили страшную трагедию в предмет шантажа и шумихи в прессе, которые лезли везде и всюду со своими дикими домыслами и абсурдными обвинениями, от которых невозможно скрыться, как нельзя убежать от самого себя. Уже вроде бы все утихло… так еще какой-то Смирнов объявился!
– Принеси мне телефон.
Через полчаса Наумов согласился поговорить со Смирновым у себя дома, в рабочем кабинете, если тот не возражает.
Славка не возражал. Ева была права: скорее всего, трость принадлежит Ивану Николаевичу. Что ж, тем лучше!
Наумов поразил Славку своей бледностью. Кажется, он действительно сильно болен, это видно невооруженным глазом. Смирнов окинул взглядом кабинет – трости нигде не было.
– Присаживайтесь! – Иван Николаевич жестом указал на мягкое кресло у стола. – Я, с вашего позволения, воспользуюсь стулом. Кресло глубокое, потом тяжело вставать, знаете ли… Чай, кофе?
Славка поблагодарил и отказался.
– Тогда, может быть, коньяк?
– Спасибо, нет.
В кабинете слабо пахло лекарствами. На отделанных темным деревом стенах висели большие картины с видами Севастополя. В детстве Славка каждое лето проводил у бабушки в Севастополе и знал город и окрестности, как свои пять пальцев.
– Севастополь – моя родина, – сказал Наумов, перехватив взгляд гостя. – Однако не перейти ли нам к делу? Чем могу быть полезен?
– У меня к вам только один вопрос, уважаемый Иван Николаевич. Где ваша трость?
Ему показалось, что Наумов сейчас свалится со стула, так его качнуло назад. Как будто Славка его ударил. Хозяин кабинета судорожно вздохнул и еще сильнее побледнел, что казалось невозможным при его землистом цвете лица.
– Ч-что вы имеете в виду, молодой человек?
Иван Николаевич попытался взять себя в руки, и ему это более-менее удалось. Во всяком случае, со стула он не упал и даже несколько порозовел. Это приободрило Смирнова, который было испугался, что вместо разговора придется вызывать «неотложку».
– Вы не волнуйтесь, Иван Николаевич, – как можно проникновеннее сказал гость. – Я не из милиции и не из других официальных органов. У меня частный интерес. Возможно, мы сможем помочь друг другу.
– Почему я должен вам верить?
– Рискните! Никто не знает, чья трость…
– Что вам нужно? – перебил его Наумов. – Говорите прямо.
– Вы знали Матвеева?
Наумов молча кивнул головой. Его глаз дернулся. Видимо, нервный тик.
– Давно?
– Не очень. Это связано… – Наумов не мог подобрать подходящее слово. – В общем, с тех пор, как разразился скандал со взятками… статья была в газете. Вы, наверное, слышали? – У Наумова снова дернулся глаз, и он потер это место, как бы придерживая мышцу рукой. – Потом убили Олю, а подозревали в этом меня. Ничего глупее не могли придумать!
– Вы имеете в виду Ольгу Гаевскую, журналистку? – уточнил Смирнов.
– Конечно, кого же еще? Сначала появилась эта дурацкая статья в газете, что я беру взятки и прочее… Это все вранье. К тому же, даже если бы такие факты и имели место, они недоказуемы! Я был поражен, когда прочитал. Видите ли, мы с Ольгой были знакомы… довольно близко. Ну и… когда поднялась эта шумиха, я попросил Оленьку о встрече. Хотел сам спросить ее, в чем дело. Взяток я не брал, и бояться мне было нечего. Просто не мог понять, зачем ей это нужно…
– Встреча состоялась?
– Да, конечно. Оля как раз приехала из Болгарии, где отдыхала на Золотых Песках – ее даже не было в Москве. Мы встретились. Она была удивлена не меньше меня и сказала, что никакой статьи не писала, что сама ничего понять не может. Статья вышла под ее псевдонимом… В газете никто ничего толком сказать не мог. Думаю, кто-то заплатил большие деньги, чтобы появилась эта клевета. Хотя зачем? Повредить мне она никоим образом не могла – так, сплетни, и все, разве что нервы попортить. Есть, знаете, любители сделать подлость – просто так, из любви к искусству. Мы поговорили, подумали, кому это могло бы понадобиться, но так ни к какому выводу и не пришли. Оля собиралась поместить в газете опровержение… А на следующий день ее убили.
– Из-за статьи? Как вы считаете? – спросил Слава.
Наумов помолчал в раздумье, потом отрицательно покачал головой.
– Это бессмысленно. Я же говорю, статья мне повредить не могла. Обычные сплетни. И без Олиного опровержения все уладилось бы. Я ее отговаривал, не хотел, чтобы она встревала в эту… грязь. За что ее было убивать? Тем более – мне?