Я непроизвольно сглотнула. У отца железные нервы. Картинка, ожидавшая его на даче, не из приятных, не говоря уже о декорациях в виде двух покойников.
— В больнице его огорошивают новостью о смерти первой дочери и отпаивают коньяком, — продолжал рассказывать Дмитрий. — Не знаю, кому пришла в голову мысль о подмене, но всех свидетелей смерти девочки оправляют в отпуск, дают отгулы или ещё как удаляют из больницы. Златорианне выдают ребёнка, которого она ни разу не видела, и все счастливы. Врачи идут на эту аферу, потому что боятся полномасштабного расследования, которое непременно учинила бы Нирра, узнав о смерти долгожданной внучки. Решение устраивало всех. Высокопоставленная бабушка счастлива, мать ни о чем не подозревает, отец не возражает воспитывать одну дочь вместо другой.
Что ж, надо отдать должное Демону: он очень хорошо узнал нашу семью за эти дни. Так легко представить себе, как отец идёт на подлог ради мамы, ради себя и, может быть, хоть на капельку ради меня. Но гадкая мысль — что было бы, не погибни первая девочка — всё равно подтачивала изнутри.
— Помнишь, как повела себя та монашка у ворот?
— Да. Испугалась, — голос у меня сел.
— Но не меня, как остальные. Сначала она разговаривала нормально. Почти, — Дмитрий нахмурился. — Она увидела тебя. Жаль, не удалось её допросить. Тебя узнали. Или не тебя. Кого-то ты ей напомнила, кого-то, кто не мог прийти. Или мог, но не в живом теле. Думаю, они видели блуждающую. Лена, ты не похожа ни на одного из родителей.
Надо было возразить, родители часто говорили, что характер у меня папин, а внешность мамина, но я не смогла.
— В обители не держат фотографий, и всё это, конечно, вилами по воде писано, но другого объяснения нет.
— Поехали в Палисад, — попросила я, — пожалуйста. Хочу к родителям.
Эта ночь не стала ни переломной, ни судьбоносной. Мне удалось остаться собой. Две руки, две ноги, голова. Возможно, что-то надломилось глубоко внутри, куда я ещё не готова была заглянуть. Но я это, я. Алленария Артахова. Запомнилось отчаянное желание закрыть глаза и отмотать всё назад, как фильм, представить, что ничего не было.
Стоило взять маму за руку, как всё стало на свои места. Этими руками она мазала зелёнкой разбитые коленки, гладила и прижимала к себе, когда мне нездоровилось. Отец учил читать, писать и плавать, последнее безуспешно. Помню, в каком шоке они были, когда, вернувшись из летнего лагеря, я продемонстрировала свою новую причёску — короткую рваную чёлку, выкрашенную в красный цвет. Тысячи воспоминаний, которые есть в жизни каждой семьи, пронеслись перед глазами. Родители всегда были рядом, пусть не всегда понятные, иногда занудные, но МОИ.
Стоило разобраться в себе, и принять решение, не бывшее ни простым, ни лёгким, но единственно верным, стало легче. Я уснула на кушетке, которую сердобольные медсестры принесли в палату, когда увидели, как посетительница клюёт носом.
Утром ничего нового о состоянии родителей врачи сказать не могли. Говорили много, но понятным было едва ли слово из пяти. Ехать куда-то, даже в Вороховку, не было ни малейшего желания, вправить мозги было некому, и я всё больше склонялась к мысли остаться в больнице.
Вмешалась, как обычно, бабушка.
— Да, — ответила я на звонок.
— Алленария, — хрипота из её голоса так и не прошла.
— Как себя чувствуешь? — зная, как она относится к таким вопросам, я всё же не смогла не спросить.
— Так же, как и неделю назад, — отрезала Нирра. — Станин рядом?
— Ну, да, только… — очень хотелось её спросить, хотелось узнать, что же произошло в ночь моего рождения, несмотря на то, что услышать ответ было до безумия страшно.
— Дай ему трубку, — перебила она.
— Э-э… он не совсем рядом… подожди, — я вышла из палаты.
— Где вы? — подозрительно спросила бабушка.
— В Палисаде.
— Ясно. Опять слезы льёшь. Кого жалко больше: их или себя? — настроение Нирры не улучшилось.
— Себя, — призналась я.
— То-то.
Я спустилась на первый этаж. Выход на стоянку через коридор направо. Псионник должен быть где-то поблизости от автомобиля.
— Мне долго ждать? — проворчала бабушка.
Двойные грязно-зелёные двери на улицу.
— Лена?
Асфальтовая парковка прямо перед входом была, низенькое железное ограждение тоже, чахлые кустики всё так же росли на куцем газоне. Два автомобиля замерли у дальнего края. Машины Дмитрия не было.
— Алленария!
Я повертела головой.
— Бабушка, ты не могла бы перезвонить?
— Нет, не могла бы, — Нирра вздохнула, и скомандовала. — Приезжайте. Найди парня и сразу сюда.
— Но…
— Не перебивай. У меня здесь три дела из архива, аналогичных твоему. Блуждающие не в первый раз преодолевают привязку. Всё поняла?
— Может, ты сама вернёшься? У нас тоже есть, что рассказать.
— Ленка, — попеняла бабушка, — не наводи на грех. Кто мне такие документы даст вывезти? Дела проходят по закрытой категории, их даже в базе данных нет, и запросы на совпадения по ним не проходят.
— Хорошо, — согласилась я, в конце концов, столько уже изъездили, что пять сотен километров погоды не сделают, да и слишком серьёзным получится этот разговор, лучше уж нам, действительно, встретиться, чем говорить по телефону, — мы приедем.
— Сделай одолжение, — по-старчески пробрюзжала Нирра. — И передай парню, чтоб не болтался, где попало, он за тебя головой отвечает.
— Хорошо.
— Тогда всё. К вечеру жду.
— До свида… — договаривать в монотонно пикающую трубку я не стала, убрала телефон и снова огляделась.
Куда исчез Демон? Пожалуй, слово "исчез" неудачное. В голову полезли неприятные мысли, успокаивало то, что уж псионник за себя постоять в состоянии.
На обратном пути к палате родителей я забежала в туалет. Мельком оглядела себя в зеркале, отметив осунувшуюся физиономию и мятую одежду. Плеснула в лицо водой и чуть пригладила точащие волосы, когда кое-что странное, висевшее прямо за правым плечом, заставило меня резко развернуться и прижаться поясницей к раковине. Беловатая клякса воды без всякой опоры повисла в воздухе. Так изображают воду в состоянии невесомости, с тем различием, что здесь капли не разлетались по всему помещению, а образовывали единое тягуче подвижное пятно. Я уже видела подобное. Блуждающий перед материализацией, призрак, готовящийся принять человеческий облик.
За спиной журчала вода, вытекая из потемневшего местами крана, несколько сантиметров свободного падения — струя разбивалась о фаянс раковины, холодные очертания которой чувствовались даже сквозь одежду.
Дмитрия нет, и если на этот раз призрак одолеет камень, помочь мне будет некому, в лучшем случае останусь в больнице в качестве пациентки. Не так уж плохо, всегда буду вместе с родителями, только бабушку жалко, да и Демону достанется.
Но блуждающий медлил, не зная, на что потратить энергию: принять облик или пойти в атаку.
— Кто ты?
Звук голоса поколебал кляксу. Вместо ответа пятно приблизилось. Я вцепилась руками в края раковины и отступила вбок.
— Что тебе нужно?
Второй вопрос без ответа и с теми же последствиями. Призрак медленно приближался. Внутри субстанции, как в водовороте, закружились мелкие пузырьки воздуха. Близко, очень близко.
Прежде, чем коснуться, блуждающий всё-таки принял решение: я поняла это, когда волна липкой студенистой жидкости окатила меня с головы до ног. Он материализовался, и физический контакт произошёл сразу же, слишком близко мы были друг от друга.
Мгновение, долю секунды я могла видеть её. Псионник был прав, в монастыре меня узнали. Невысокая, худенькая, с белёсыми, какими-то прозрачными волосами девушка грустно смотрела на мир моими же глазами и улыбнулась моей же улыбкой. Всего миг, глаза в глаза, а потом видение разлетелось тысячью мелких брызг. Мы давно уже по разные стороны реальности.
Я вытерла лицо рукой и склонилась к раковине. Если честно, было нехорошо. Тошно. Зеркало, вот как это называется. Искажённое зеркало времени. Я — убийца. Убийца собственной матери, вернувшейся через столько лет и решившей взыскать долги с живых. Ключевое тут местоимение "я", не будь меня, не было бы и всего остального.
Ни разу с момента, как стало известно о моем происхождении, я не подумала, каково было ей. Марината. Молодая девушка, запертая в монастыре и, на свою беду, влюбившаяся в отца. Во мне не было ни жалости, ни сожаления. Всего лишь незнакомка, давшая мне жизнь.
Ни разу с момента, как стало известно о моем происхождении, я не подумала, каково было ей. Марината. Молодая девушка, запертая в монастыре и, на свою беду, влюбившаяся в отца. Во мне не было ни жалости, ни сожаления. Всего лишь незнакомка, давшая мне жизнь.
Первым, кого я увидела, когда вышла, был Дмитрий. Он подбежал ко мне, схватил в охапку и заорал:
— Где здесь душ?
— Демон, я в… — псионник, не дав договорить, зажал рот ладонью и потащил куда-то.
Сестры, врачи, больные, посетители и ещё бог знает кто — все оглядывались на нас.
— Молчи. Всё будет в порядке. Не бойся, — скороговоркой бормотал он, продолжая периодически спрашивать у кого-то, где душ. — Внештатная ситуация! Служба контроля!
В итоге кто-то из персонала указал на нужную комнату. Станин опустил меня на эмалированный металл старой ванной. Прямо так, в одежде, ботинках, и повернул вентиль. Струя холодной воды ударила в макушку, я взвизгнула. Псионник толкнул меня обратно, не дав выскочить, и стал вертеть под ледяными струями.
— Потерпи, сейчас всё будет в порядке, — увещевал он.
Я чувствовала себя куклой в руках неумелого ребёнка, решившего, что игрушке не повредит купание и не потрудившегося снять одежду.
— Тихо, тихо. Яд смоется.
В какой-то момент я увидела в комнате молоденькую девушку в белом халате с расширенными от ужаса глазами. Кто из нас: кричащая на всё отделение девушка, или мужчина, производивший впечатление безумного, — напугал её больше, непонятно. Но когда я сморгнула влагу с глаз, она исчезла. Демон ожесточённо вытирал меня прямо сквозь одежду тоненьким вафельным полотенцем, не обращая внимания на стоны и всхлипывания. Ничего ласкового или интимного в его действиях не было.
— Зззааачем? — еле справившись с дрожью, прошептала я.
Странно, но он услышал, душераздирающие крики пропускал мимо ушей, а на тихий вопрос отреагировал.
— Материя блуждающего — яд для человека.
— Ззнаааю, — воспользовавшись передышкой, я подалась вперёд и прижалась к нему.
Даже сквозь одежду Станин показался обжигающе горячим.
Глава 9. Жизнь после смерти
Кто бы знал, как Дмитрий устал от своей любимой некогда машины. Который день он проводит за рулём, десяток часов в замкнутом пространстве салона, и даже постоянно меняющийся пейзаж перестаёт радовать. Неужели он начал скучать по своей пустой квартире и обычной кровати? Похоже, что так. Сейчас бы вытянуться во весь рост и проспать сутки, забыв обо всем на свете.
Лена бросила озабоченный взгляд с соседнего сиденья. При воспоминании о последнем происшествии руки сами собой сжимались на кожаной оплётке руля.
Все, у кого есть хвосты, знали: призраки ядовиты. Служба контроля не афишировала эту информацию, но и не охраняла на уровне имперской тайны. Этот факт из разряда условно опасных. К примеру, все знали, что газом дышать нельзя, но пользоваться плитами от этого не перестали. Призраки редко принимали физический облик перед живыми, да и для летального исхода нужно принять внутрь (проглотить или вдохнуть) не менее пяти — десяти кубиков материи блуждающих, в зависимости от веса и возраста человека. Случайно не получится. А специально? Какому ненормальному такое в голову придёт?
Но когда дело коснулось псионника лично, он едва не спятил. Стоило отлучиться в местную службу контроля, чтобы отдать распоряжения насчёт останков из монастыря и эксгумации тех, что похоронены в Ворошках, как девушка встретилась с блуждающим. Снова.
Они же нашли тела. Младенец привязан к могиле, то, что осталось от монашки, находилось в окружении пси-специалистов. Их призраки должны быть парализованы нулевым полем. Но, несмотря на это, блуждающий материализуется здесь, словно не замечая тех ограничений, которыми его опутывали.
Что происходит? Жизнь после смерти подчинена строгим законам, так до конца и не понятым живыми. Многоуровневые ходы не из их числа. Псионник допускал мысль, что это стечение обстоятельств, помноженное на невероятную силу призрака. Или всё-таки призраков? Злость, накопленная за двадцать пять лет, выплёскивалась, бросая блуждающих из крайности в крайность.
Сведения, которые добыла Нирра, помогут им если не расследовать преступление, то хотя бы объяснить странности. Впервые за длительное время появилось что-то стоящее, реальное, в противовес догадкам и гипотезам. То, что источником послужила бабка Лены, оставляло в душе Дмитрия неприятный осадок, но он сумеет с ним справиться, ради дела, ради той, что сидит так близко. К черту! Ради Алленарии он примет помощь хоть от самого дьявола, невзирая на последствия, широко пропагандируемые священниками.
В Заславле, столице империи, он не был уже более года, с тех пор, как последний раз навещал мать, и не испытывал особых сожалений по этому поводу. Обоим поводам. Хорошо ещё, что Галилианна (в последние годы родительница настаивала, чтобы он называл её только по имени) уехала отдыхать. Она всегда старалась по максимуму продлить лето. Так что в этот, сугубо деловой, приезд Демон мог обойтись без лишних объяснений и расшаркиваний в собственном доме.
Изменения в жизни большого города зачастую не так заметны, как в маленьком, они теряются на улицах, пропадают в суете, заглушаются в шуме и грохоте. Но человеку, не очарованному возможностями столицы, её фальшивыми огнями и вычурной роскошью, не попавшемуся в сети никогда не замирающей жизни, трудно не заметить преображение. Пусть это не всегда к лучшему, но оно есть. Серые свечки новостроек, загораживающие свет, уродливые торговые центры с яркими противоречивыми вывесками, увеличивающееся год от года количество машин, новые дороги, старые дороги, большие экраны, фирмы, кочующие из одного офиса в другой, отреставрированные и разрушенные храмы. Год от года облик города меняется, плавно перетекает из одного состояния в другое, но живущие в нем никогда ничего не замечают, так как они сами часть этих перемен.
Куда? — спросил Демон, как только машина пересекла городскую черту.
— Островная набережная, десять, — Лена посмотрела на загорающийся в полумраке город.
Заславль был построен на озере более тысячи лет назад и являлся постоянной резиденцией императорской семьи уже три века. На озере Тиррен, сравнимом по площади с небольшим морем, был искусственно насыпан остров, не получивший никакого официального названия, в народе его окрестили островом Императора. Дворец, парки, сады, фонтаны, частная посадочная полоса — всё на этом клочке суши было приспособлено для жизни и комфорта правящей семьи, а также для их защиты. "Империя в империи", — недовольно бурчали министры, но неизменно повышали сумму на содержание венценосной династии по первому же требованию.
Северные кварталы города, выросшие на берегу озера, считались очень престижными. Во-первых, людей привлекали как старинные особнячки, так и новостройки, в которых соблюдался псевдоисторический стиль. Во-вторых, чем ближе к острову, тем чище улицы, тем больше на них порядка, обеспечиваемого многочисленными патрулями корпуса. И, в-третьих, в сознании народа чётко сформировался образ доброго правителя, радеющего о своём народе, и, соответственно, он (народ) старался быть как можно ближе к императору, причём иногда в буквальном смысле.
Интересно, почему Нирра не перетащила сюда родных? Возможностей что для адвоката Сергия, что для Алленарии хоть отбавляй. Зачем девушке прозябать в глуши? Неужели в многолюдной столице не найдётся места для ещё одной школы танцев?
— Сюда, — Лена махнула рукой в сторону серой шестиэтажки, раньше, чем он успел заметить номер.
Тёмный, какой-то сумрачный дом с белыми колоннами. Вполне в стиле карги. В таком бы службу контроля разместить, чтобы одним своим видом внушать посетителям трепет.
Охраняемая стоянка, въезд перегораживал шлагбаум, поднявшийся, при появлении машины.
— Девятое место, — крикнул, не выходя из будки, охранник.
Нас ждали.
Девушка вышла из машины вслед за Демоном и уверенно направилась к массивным двустворчатым дверям.
Просторный вестибюль, отделанный современными пластиковыми панелями, мраморный пол, яркие конусообразные светильники, пост охраны. Двое молодых людей в мундирах корпуса отвлеклись от безусловно интересного кроссворда.
— Лена, — расплылся в улыбке парень с трёхдневной отливающей синевой щетиной.
— Привет, Андрос. Мы к бабушке, — девушка остановилась перед железной вертушкой, перегородившей коридор, как в проходной на заводе.